А. М. Буровский, 36 страница

И в этом кроется опасность для людей – жителей Российской Федерации. Тех, кто называет себя русскими и кого правильнее было бы называть великороссами.

Трудно отрицать, что бытие в недрах огромной империи, в прочных тисках государства и «коллектива» страшно уродует людей. Мало того, что человек отвыкает (точнее – смолоду не приучивается) жить сам, без подпорок государства и общины, – об этом уже сказано немало. В самом обществе утверждаются самые примитивные формы общежития, даже «вспоминаются», казалось бы, давно умершие. Защищая себя и свой образ жизни, люди придумывают самые несусветные способы идеализировать эту архаику, показать всем (и самим себе), до чего же им хорошо без свободы.

Бывший советский, нынче российский человек так привык быть несвободным, что вообще плохо понимает эту потребность и еще хуже понимает, до какой степени несвободен.

Один невозвращенец рассказывает историю, после которой сбежал из СССР. Сотрудник Внешторга, он долго жил в Дании и завел там роман с местной дамой. От лишних глаз они часто уезжали за город. Как-то рассказчик во время свидания приметил подозрительную машину, решил, что его выследили, и страшно занервничал. К его удивлению, женщина ударилась в слезы.

– Я знала, что вы рабы, – плакала она, – но чтобы до такой степени… Чтобы тебя могли так перепугать этой проверкой…

И предлагала все, что угодно, любые усилия, любые деньги: только, мол, беги, пока не поздно, пока еще можешь, беги изо всех сил, чтобы никто не смел выяснять, с кем проводит время взрослый человек.

А до русского впервые, в общем-то, дошло, как выглядит он сам и его поведение для западного человека. И бежал.

И сейчас чиновники не понимают – как это кто-то что-то произведет, продаст, купит, зарегистрирует сам, без команды. Как это кто-то получит много денег… Благие желания, искреннее стремление к реформам упираются в непонимание самой их сути – свободы и права.[146]

В системе «московско-советско-российского» мировоззрения (как сейчас модно говорить – «ментальности») так же сильна и непривычка к дисциплине.

Всякий запрет, всякая рекомендация вызывает сильнейшее отторжение: а вдруг это начальство придумало, чтобы нас в очередной раз притеснить? В российской действительности подозрение, прямо скажем, далеко не беспочвенное.

Но если мыть машину – это не необходимость, а блажь инспектора ГАИ, то ведь и соблюдение скоростного режима, и правил обгона – это тоже его вредная выдумка. Что водку вредно пить, придумали врачи, чтобы им больше досталось. А уж что надо вовремя приходить на работу, так это вовсе черное измышление начальства. И «всякий порядочный человек» просто обязан гнать по улицам города под 100 километров, напиваться до бесчувствия, опаздывать на работу и вообще быть максимально расхлюстанным.

Об этом блестяще пишет Марина Влади,[147] а Карен Хьюит так объясняет одно из коренных отличий британца от россиянина:

Когда британец обнаруживает знак, запрещающий ему въехать в улочку, он рассуждает примерно так: «Я вместе с другими запретил себе въезд». Русский же исходит из того, что это «кто-то запретил мне сюда въезжать».[148]

Но точно так же рассуждает русский, когда ему «запрещают» курить, обжираться, пить крепкие напитки или «заставляют» заниматься своим здоровьем и не употреблять экологически вредных дезодорантов. А! Это какой-то иностранный гад придумал, что я не должен использовать это вещество, когда я его-то и хочу использовать! Так я же ему назло буду делать так, как привык!

Так же и с соблюдением любых правил и законов, правил общежития в любой стране.

Поведение туристов из СССР или Российской Федерации в аэропортах или в гостиницах, конечно, можно и пережить.

Это же не советская оккупация, в конце концов! Самое большее, чем чревата проблема, это просто приступ раздражения… Делов! Но людям, которые не могут управиться с самими собой в элементарной житейской ситуации, особенно-то не доверишься и на борту терпящего аварию самолета или во время наводнения. Если они так пихаются только для того, чтобы попасть к стойке первыми, что будет, если от попадания к стойке будут зависеть и правда серьезные вещи?

Отсутствие дисциплины в поведении взрослых мужчин и женщин не вызывает уважения. А современные русские выпестованы Московией и недисциплинированы, что поделать.

И агрессивны. Невероятно, неприлично агрессивны.

Много раз мне доводилось наблюдать, как иностранцы удивляются этой агрессии российских коллег.

Как он любит, холит, пестует свою агрессивность, средний россиянин! И в малом, и в большом он инстинктивно стремится разделить мир на «их» и «нас». Отделиться, спрятаться от «них», отдалившись на северо-восток или закрывшись за колючей проволокой закрытых городов – комфортабельных и добровольных концлагерей для победителей. А если удастся, то напасть на «них», стукнуть, обидеть, уничтожить!

Очень часто россиянин даже не понимает, что он агрессивен, что его поведение прочитывается, как угроза.

– Эти французы какие-то странные! Рявкнешь на них – они улыбаются и отступают! – со смехом рассказывала мне одна дама.

Помнится, я спросил эту даму: а что, по ее мнению, думают французы при этом? И оказалось, что моя собеседница, в ее почти тридцатилетнем возрасте, об этом просто не задумывалась. Ах, эта прелестнейшая незамутненность совкового сознания! С чем сравнить? Разве что с такой же незамутненностью сознания московита времен Иванушки… Плюнешь в общую миску – эти дураки-шляхтичи из нее перестают есть! Смех с ними, да и только!

Россиянин привык решать все вопросы самым примитивным способом. Он вообще не любит ничего сложного, требующего усилий. Все, для чего нужно учение, квалификация, затраты интеллекта, ему несколько подозрительно.

«Простой» – это у нас до сих пор положительная характеристика человека. «Простейшее решение проблемы!» – радуются люди.

А все, над чем надо еще потрудиться, люди не любят, что поделать…

Интенсивный подход к решению любой проблемы многим россиянам чужд органически, утробно. Ну просто душа не приемлет. И это обеспечивает легчайшую замену разумных, эффективных, но сложных технологий вредными, но зато очень простыми в применении.

Это прекрасно описывает Лев Толстой в «Анне Карениной», когда мужики ломают сложную машину, потому что им не хочется сосредотачиваться, думать во время работы.

Они готовы трудиться, они вовсе не бездельники, но им нужен веселый артельный труд, а не сосредоточенность на том, что они делают.[149]

А в политике эта же черта позволяет очень неплохо существовать всем, кто предлагает упрощенные решения разного уровня, от ловли «жидов» под кроватью до омовения сапог в водах Индийского океана. В 1996 году Жириновский имел серьезные шансы стать президентом, и на 90% – усилиями этих любителей простоты.

Столетиями природорасточительная технология отбирала тех, кто работает на рывок, снимает сливки, не задумываясь о последствиях. Веками община и государство отбирали «простых» – тех, кто меньше склонен к размышлению, анализу, сравнению, рефлексии.

А «шибко умные», умеющие и любящие думать, склонные вычленять себя из любой общности и добиваться успеха, истреблялись поколениями, веками.

На государственном уровне господство «московской» культуры уже привело к нескольким катастрофам разного масштаба – от экологических до политических. Назову самую страшную из них: разрушение природной среды.

Разрушение природной среды – прямое следствие культа расточительности.

Веками никто особенно не заботился о том, чтобы одна и та же земля сохраняла, а тем более преумножала свое плодородие. Для многих в наше время стало своего рода идеалом крестьянское хозяйство. Мол, там заботились о природе, вели себя хорошо, плодородие почв не падало. Эти представления странным образом расходятся со сведениями, полученными основоположником российского (и мирового) почвоведения Василием Васильевичем Докучаевым.

В. В. Докучаев как раз доказал, что плодородие почв при ведении традиционного хозяйства падало, да еще как!

Но никого это особенно не волновало: ни крестьян, ни правительство страны. Подумаешь, истощение почв! Перейти на другое место – и все… Еще при Столыпине идея переселения или идея раздела помещичьей земли была несравненно сильнее идеи рационального использования того, что есть. А тем более идеи интенсификации.

Вроде бы советская власть даже начала с природоохранных мероприятий. В лесах опять появился лось, а в заповедниках – и соболь. Но вот проведение такой масштабнейшей акции, как освоение целины, дает знакомые примеры.

Если хотите: то же переселение избыточного населения на новые территории, на своего рода Новое Заволжье или Казахстанскую Сибирь.

От более ранних актов переселения это отличалось, во-первых, огромной ролью государства, намного большей, чем даже в пору Столыпина. Государство организовывало, везло, отводило, поставляло технику, скупало продукцию, обеспечивало и заставляло. Во-вторых, большая часть целинных и залежных земель просто не подлежала земледельческому освоению. Как правило, это территории, где ураганные ветры мгновенно могут унести плодородный слой. Не случайно русские никогда не селились тут и не заводили своего хозяйства.

Последствия понятны: огромные массивы земель, которые могли использоваться века и тысячелетия, оказались загублены в считанные годы. Масштаб разрушения явился мне во время работы нашей экспедиции в Хакасии. Мы стремились комплексно изучать интересующие нас территории, и среди прочего выяснилось, что хакасской степи, строго говоря, больше не существует. Там, где произрастали ковыльные и разнотравные степи, завели хлебные поля. Два года ходили по уши в зерне, не успевали вывозить. На третий год хлеб не вырос и не вырастал уже никогда, потому что плодородный слой исчез.

Пытались вернуться к скотоводству, но безнадежно: там, где росли степные травы, стал вырастать бурьян и прочие сорняки. На месте прежних степей сейчас лежат так называемые «бэдлэнды» – «дурные земли». Характерно, что в русском языке это явление и не осмысливается никак, приходится переводить с английского. Американцы столкнулись с таким же явлением на Среднем Западе, отследили его и описали. Русские сталкивались с ним множество раз, но не объясняли его, не описывали и не осмысливали. Они просто переселялись на еще пока нетронутые земли.

Впрочем, за последние десятилетия погибло и много «старых» земель, которым как будто ничто и не угрожало. Оказывается – очень даже угрожало: использование земель не по назначению. Когда пахотные земли зарастают лесом, кочкарники приходится распахивать. Заливные луга ушли на дно очередного рукотворного моря, а скот приходится пасти то в лесу, то на бывших пахотных землях. Рано или поздно начинается деградация и гибель земель, что поделаешь.

Сельскохозяйственные земли СССР погубили старые стереотипы Московии: неаккуратность, расточительность, привычка к изобилию земли и упорная вера в то, что обязательно должны быть территории для расселения и для ведения привычного хозяйства. Ну никак не может быть так, чтобы таких земель не было…

Точно так же, как пахотные земли, экстенсивно использовались леса и недра. Леса повырублены так, что давно уже нет никакого такого «зеленого моря тайги». В песнях есть, а в реальности – нет. Есть огромные площади старых и новых вырубок, заваленных гниющими деревьями. Площади, по которым можно бродить целый день, не встретив ничего живого.

Мало кто знает, что в Сибири сегодня охотничьи угодья куда более скверные, чем в Германии, Польше или тем более в Канаде. Плотность расселения косули, благородного оленя, лося или медведя несравненно меньше, и дело не в суровом климате (в Канаде он примерно такой же), а в бедности выхлестанных, истребленных, обнищавших угодий.

Почему же «от них» охотники едут к «нам»? А они и не едут, успокойтесь. В одних США зарегистрировано 15 миллионов охотников и охотниц. Ну и многие ли хлынули в Россию, как только представилась возможность? Единицы, верно? Остальным вполне хватает дичи там, у себя. И даже в Германии и чудовищно перенаселенной Чехии охотничье хозяйство поставлено лучше, а дичи на единицу площади больше в 20, в 30 раз.

Так же вычерпаны недра. Никто ведь не думал, что не все можно сразу же хапнуть, что завтра может понадобиться то, что берем сегодня. Все было просто: наши недра неисчерпаемы, только знаем мы еще не все! Будет надо, пойдем и найдем! А когда к 1980-м годам вдруг оказалось: найти ничего нового уже не удается, совки-московиты развели руками. Даже к прилету марсиан они были готовы больше.

Добавим к этому, что многие культурные ландшафты разрушались совершенно сознательно, из высоких идейных соображений. Например, царящие над Русской равниной белокаменные храмы превращались в склады или в магазины. Другие культурные ландшафты – например, Москва – переделывались до неузнаваемости, а третьи (большая часть Петербурга) превращались в натуральные помойки.

Добавим, что все в чудовищной степени загажено: завалено отходами, в том числе токсичными и радиоактивными, загазовано и залито бензином, мазутом, прочей гадостью.

Никто ведь никогда не соблюдал хоть какого-то порядка.

Наивные люди часто не понимают – охранять в России природу, естественные ландшафты поздно. Больше попросту нечего охранять. Те ландшафты, в которых выросли предки, которые были для них родными, исчезли. Не существует ни целинных степей, ни девственных лесов, в которых водились можжевеловые рябчики.

Природная составляющая России погибла, и тут ничего не поделаешь.

Опасность для мира

Жизнь огромной страны по законам экстенсивного развития и заставила европейцев играть с сочетаниями звуков «Татария-Тартария», а Рейгана говорить об «Империи зла». Страшно сознавать, что огромная страна вдруг может непредсказуемо, нежданно навалиться на соседей, как огромная Запорожская Сечь, только с ракетами и бомбами.

Многие в России до сих пор не в состоянии понять, как много людей в разных странах отерли холодный пот, когда в 1989 году ЦК КПСС все-таки снял тезис о неизбежности мировой революции (то есть, называя вещи своими именами, тезис о мировой войне).

И Российская империя, и СССР были невероятно агрессивны на государственном уровне. Развивать и интенсивно использовать то, что было в империи (а было-то невероятно многое), считалось несравненно менее важным, чем завоевание чего-то. СССР задуман и осуществлен был как страна-колония собственного ВПК. А ВПК задумывалось как орудие мирового господства.

Остается только удивляться, как много людей, особенно старшего поколения, готовы буквально на любые жертвы, чтобы «принести им, не ведающим, как надо жить, счастливую жизнь».

И как много людей страдают первобытной нерасчлененностью сознания, мгновенно обнаруживая «нелюбовь к Отечеству», «русофобию» и прочие ужасы там, где развращенные цивилизацией европейцы увидят всего-навсего экологические или социальные лозунги.

Коварно, как видим, устроен механизм государственного мифа. Апология тирании искусно переплетена в нем с патриотизмом. Оправдание террора – с национальным чувством. И потому, поднимая руку на тиранию, протестуя против террора, можете оскорбить национальное чувство, борясь за ограничение власти – превращаетесь в изменника Родины.[150]

Глава 29

ИСТОРИЧЕСКАЯ ВИРТУАЛЬНОСТЬ

Когда на суд безмолвных, тайных дум

Я вызываю голоса былого –

Утраты все приходят мне на ум,

И старой болью я болею снова.

Шекспир

Очень может быть, обсуждая лучшие варианты, которые могли бы сбыться и не сбылись, мы просто не замечаем возможности каких-то других и очень скверных вариантов. Ну, например…

Одна плохая виртуальность

…Бату-хан делает своей ставкой, своим Сарай-Бату не город в Поволжье, а Севастополь или Бахчисарай. Вся степная и лесостепная зона славянских земель, от Волыни до Рязани, находится в непосредственной зоне досягаемости от Сарая-Бату. Большая часть населения в этой зоне исчезает, убежав на север и на запад или уведенная людокрадами. Дикое поле, ненаселенные пространства начинаются не к югу от Полтавы, а к югу от Ярославля.

Киев – мертвый город, вроде столицы тангутов Хара-Хото или Сарай-Балык – столицы енисейских кыргызов. Веке в XV русин из Львова, торговец Ян Кобыла, случайно натыкается на развалины города и очень удивляется. Он никогда не слышал ни о чем подобном!

Все, конец. Могут сохраниться Польша, Волынь как ее периферия-пограничье, где идут вечные войны. Может сохраниться Новгород со своим своеобразным вариантом православия – в таких условиях по неизбежности еще более самобытным. Но большая часть Руси исчезает совершенно безнадежно и уже навсегда. Не сбывшись вообще никак.

Между прочим, несколько цивилизаций Центральной Азии и Южной Сибири действительно исчезли полностью.

Совсем. Нашествие монголов смело с лица земли уже упомянутые цивилизации тангутов со столицей в Хара-Хото и енисейских кыргызов. У кыргызов были города, земледелие, своя письменность, государство. Численность населения в XI–XII веках достигала порядка 500 тысяч человек. И все исчезло в прекрасно датируемом по данным археологии, известном по ряду письменных источников нашествии монголов (еще один привет Фоменке и Носовскому!).

Так же печально завершилась в XII веке история цивилизации чжурчженей – небольшого народа, жившего на юге современного Приморья.

Почему, собственно говоря, Русь никак не могла разделить судьбу кыргызов и чжурчженей?

Вторая страшная виртуальность

Есть и другой, и тоже жутковатый вариант. Бату-хан полюбил причерноморские степи, поселился именно там и сделал своей столицей Сарай-на-Днепре, на Днепровских порогах. До всей Руси отсюда близко, и до Северо-Восточной даже дальше, чем до Киева, Чернигова и Галича. Названными сыновьями Бату-хана становятся не только Александр Невский, но и его современники, князья Западной Руси. Князья тверские, рязанские, московские и владимирские, пинские, киевские, черниговские, волынские и переяславльские – вся Русь кишит в Сарае-на-Днепре гадит друг дружке, укрепляет самого Бату-хана… и постепенно сама отатаривается, конечно. Разве что Польша и Господин Великий Новгород имеют шансы отбиться, не войти в Татарию.

Правда, тогда становится неясным, смогли ли эти два государства отбиться от ордена без помощи Великого княжества Литовского? В нашей-то реально сбывшейся истории именно Литва остановила немцев… Если Западная Русь состоялась так же, как Восточная, в роли татарской периферии, более чем вероятно, что орден будет иметь дело непосредственно с татарами и их вассалами, так называемыми русскими. А границу Европы придется проводить в районе Львова и дальше – круто на север, к Новгороду.

После восстания в Киеве в 1280 году вечевые колокола снимают уже во всей Руси руками князь-хана Алексея Полтавского, любимца и любителя татар, вернейшего собутыльника всех ханов. Весь XIV век, начиная с Василия Калиты Полтавского, идет сбор налогов для крымского хана, но самими великими князьями полтавскими и Всея Руси. Рождается татарско-славянская держава, охватывающая действительно почти всю Русь.

В 1480 году под кривыми саблями подданных великого князя и кагана падет Волынь, и ее включат в Великое княжество Полтавское. В 1500 возьмут Краков. К 1520 почти доберутся до Новгорода, да он уйдет под Швецию, и начнется новая война: скандинавы будут воевать с Великим княжеством Полтавским и Всея Руси…

Зачем я здесь пишу все эти ужасы? Чтобы показать: действительно все сбылось не самым чудовищным образом.

Были у нас перспективы и пострашнее Московии.

Но и оптимального варианта своей истории Русь не смогла разыграть: и Западная, и Восточная.

Самая хорошая виртуальность

Наверное, пора попробовать заглянуть и в положительную вероятность. В то настоящее, которое смогло бы возникнуть и быть нашей сегодняшней реальностью, реализуйся Великое княжество Русское или стань Великое княжество Литовское княжеством православным и католическим одновременно. Словом, какое общество могло бы возникнуть, стань не Восточная, а Западная Русь центром собирания всех русских земель? А почему бы нет?

Ведь Белоруссия – самый прямой потомок Великого княжества Литовского. В ней история Великого княжества продолжалась и в XVII, и в XVIII веке. Это в отторгнутых от Литвы районах Украины шла война православных с католиками. В Великом княжестве Литовском с 1563 года православная шляхта имела те же права, и кто не хотел католицизироваться – тот этого и не делал. Это в коронных землях Польши православным и русским приходилось биться за свои права. А здесь никто на них не посягал, и, поистине, «Русь ассимилировала Литву».

Конечно, в Речи Посполитой Великое княжество не было ведущей частью государства. Первый удар ему был нанесен еще в 1569 году, нет слов. Но до 1791 года здесь, в провинции Речи Посполитой, защищенной своими законами, продолжалась история Великого княжества Литовского. Уже не имеющая международного значения, местная история, провинциальная, – но продолжалась.

Польские «прогрессивные люди» успели отменить «пережитки Средневековья» в виде особого статуса и особых законов Литвы, но не успели уничтожить их на практике, не успели поставить в Минске и Вильно по гильотине для сторонников «Средневековья». Это не их вина, конечно: «прогрессивные люди» сделали все, что успели; но на практике статуты Великого княжества Литовского действовали в Белоруссии до 40-х годов XIX века.

К этому можно относиться по-разному (никто ведь не обязан, в конце концов, любить ни белорусов, ни их историю), но, по-видимому, победи Западная Русь свою жуткую восточную сестрицу, мы сегодня были бы примерно такими же.

Это не значит, что мы этнографически были бы похожи на белорусов. Что во всех концах Руси говорили бы с таким же акцентом, носили бы такие же юбки и кунтуши и отпускали бы такие же усы. Конечно, нет. Победа Западной Руси означала бы совсем другую русскую историю, появление и государства, и народа с совсем иными параметрами. Да, и народа тоже!

В исторической реальности украинцы сложились в той части Руси, которая оказалась под Польшей. Значит, в нашей виртуальности украинцами станут только жители Галиции и еще Подолии, если Ягелло ее захватит, а Свидригайло не сможет и не захочет отстоять. Белорусы тоже возникли в особом государстве – Великом княжестве Литовском. Если государство у русских единое, эти три народа, скорее всего, просто не сложатся. Возникнут только украинцы Галиции, современные западные украинцы, и, скорее всего, с более «положительным» названием. Скажем, «галичане»…

На остальной же территории Великого княжества Русского складывается единый народ, пусть со множеством этнографических групп и группочек. С большой степенью вероятности в разных землях начинают жить свои диалекты.

С этими диалектами никто не борется, как с символами отсталости и «мужиковства», они существуют наряду с литературным русским языком. Так в Германии помимо литературного немецкого, Hochdeutsch в каждой земле есть свой местный немецкий, Pladeutsch. И национальной целостности Германии это ничуть не угрожает.

И расселение русских происходит совсем иначе. На востоке, в Предуралье и Сибири их колонизация, наверное, напоминает немецкую. В нашей реальности русские очень легко осваивали «местные» формы хозяйства, легко разрушали природу, «снимая сливки». Им нужно было много территории. А немцы стремились к более «точечному» освоению части территории, но зато осваивали более плотно. Примерно так осваивали старообрядцы Алтай, создавая «пятна» густо населенных, освоенных земледельцами территорий, вокруг которых местные жители продолжали вести свое хозяйство.

Возможно, в этой виртуальности заселена была бы не вся территория Сибири, а русское расселение дошло бы только до Енисея, максимум до Байкала. Ведь в реальности Сибирь часто заселяли или ссыльные, или люди, вынужденные бежать от своего обезумевшего государства. А государство использовало Сибирь как огромный сырьевой придаток. Из нормального государства никакой дурак не побежит; сам факт бегства людей из страны показывает, что государство больно.

Нормальному государству меньше нужна разработка сырья. Зачем нужно мчаться на Северный полюс за соболями, если переработка своей же пеньки и льна в средней полосе даст в несколько раз больше?!

То есть ватаги русских людей в XVII–XVIII веках, скорее всего, проникают за Енисей и на северо-восток Азии, за Лену, но сплошное русское расселение кончается на Енисее.

До XIX века Восточная Сибирь, Дальний Восток – ничьи.

Не возникает ни Русской Америки, ни Русской Маньчжурии.

Но виртуальность, которую мы изучаем, – это общество, которое так и не задавлено государством. Это общество далеко не свободное от противоречий и проблем, но несравненно более открытое, более свободное, более самостоятельное, чем сложившееся в нашей реальности.

Это общество русской православной шляхты, живущей по законам, а не служилых людей тяглового государства.

Общество немногочисленных, но реально существующих и осознающих себя горожан. Общество крестьян, по отношению к которым не все возможно и которые обретают свободу рано и без фактического выкупа своей свободы (как при Александре II).

Это общества, где науки и искусства не таятся в неведомой дали времен, а присутствуют в жизни общества и в XV, и в XVI веках. Здесь психов, сжигающих светские картины, сажают в сумасшедшие дома, а галерея портретов предков – нормальная часть богатого знатного дома.

Общество, в котором сельские девицы пляшут с парнями и водят хороводы, а шляхетские дамы из городов и фольварков в приталенных платьях разных цветов и покроев танцуют сложные танцы под музыку. В этом обществе для парня не получить хоть какого-то образования и не знать истории и географии, а для девушки – не уметь хотя бы читать попросту стыдно. Это как бы и не стать взрослым человеком.

В долгие осенние вечера, под свист зимних вьюг молодежь знакомится, выбирая друг друга под одобрительные покачивания головой «старых хрычей и хрычовок», а девицы будут зачитываться любовными романами и (уже тайком) Апулеем и Катуллом.

Первый университет в Великом княжестве Русском откроют в 1500 году; Полоцк, Киев и Новгород – наиболее реальные кандидаты на место такого университета. Вполне может быть, что откроется одновременно католический, униатский и православный университеты, профессура которых безобразно переругается между собой. Скажем, в Киеве – ортодоксальный православный университет, в Полоцке – униатский, в Вильно – католический, а в Новгороде возникает университет стригольнический. Профессура этого университета отстаивает местную, новгородскую ересь, а во всех остальных столпах науки и саму ересь, и Новгородский университет имени Садко поносят самыми последними словами.

В этом обществе совершенно невозможны ни один из «героев» четвертой части этой книги. Появление в этой виртуальности царя Ивана, Малюты Скуратова и прочих кромешников вызовет действия однозначные и односмысленные: посполито рушенье, объявление вне закона, двести злотых лично от царя за голову каждого… Такого рода веселое оживление охватывало, вероятно, двор князя Владимира, когда проходил слух о появлении вблизи Соловья-разбойника, Змея-Тугарина или другого чудища поганого.

Если в этом обществе появится протопоп Аввакум и начнет колотить посохом танцующих, пугая их геенной огненной; если тут бледной поганкой взрастет какой-нибудь Сильвестр и станет поучать людей, как именно надо бить жену, ими займутся даже не ретивые полицейские, а скорее добродушные немецкие доктора и их русские ученики. Прозвучат мудреные термины на латыни и немецком, доктора станут переглядываться с озабоченным видом, скорбно качать головами, а потом на возмутителей спокойствия навалятся дюжие санитары, и они как-то исчезнут надолго, а может быть, и насовсем.

Печальна будет здесь судьба Ивана Вишенского. Православные, озабоченные просвещением, в лучшем случае просто его не услышат. А князь Острожский или перековавшиеся Воротынские могут его попросту зашибить, чтоб не хулиганил и не мешал. Тот – бежать в католические области, да и там православным не до идейных параноиков, а отцы-иезуиты пригласят Ивана в уютное, хотя и несколько прохладное подземелье, где одни люди разложат инструменты, а другие с доброй, ласковой улыбкой поинтересуются, откуда он так хорошо знает, какой именно язык любит дьявол? И где именно познакомился Иван с этой особой? При каких обстоятельствах? Кто его познакомил? Что дьявол еще ему рассказывал? А кого он, Иван, успел лично познакомить с дьяволом?

И в Новгород не очень убежишь – карпианцы таких даже не допрашивают, а попросту сразу кастрируют. Так сказать, насильственно «убеляют» для обретения девства и тем самым – для спасения души.

Но вот что самое-самое главное в Великом княжестве Русском – это общество и государство, за которое никогда не придется краснеть потомкам. В истории каждого народа есть страницы, заставляющие морщиться потомков. Такие страницы есть и в истории Польши, и Великого княжества Литовского, и вообще любых народов, государств и стран.

Недавно, например, Испания принесла Израилю официальные извинения за инквизицию XVI века, и эти государства примирились. Но вот в исторической реальности, в сбывшейся истории Московии-Российской империи-СССР, слишком много такого, за что приходится краснеть.

⇐ Предыдущая 68 69 70 71 72 737475 76 77 Следующая ⇒