А. М. Буровский, 35 страница

И в «Путилине» были свои градации, потому что для публики чуть более чистой эта пакость выходила в мягких, но обложках и с неразборчивым портретом самого Ивана Путилина. А для публики еще более непритязательной текст начинался на обороте первого листа и не был обременен ни выходными данными, ни именами автора и издателя.

Ох, Путилин, Путилин… В одном творении из этой серии (которое в обложке и с портретом) повествуется о том, как некая идеальная девушка дает себя увлечь, несчастная, гаду по имени Феликс. А потом понимает, что он гад, и предается беззаветно ангелу по имени Ванечка. И исчезает, несчастная! И если бы не Иван Путилин, так бы и померла бедная Машенька, замурованная в скале в тайном подземелье католического монастыря. Этот Путилин! Как он принялся за Феликса!

А в серии, где автора и выходных данных нет, среди прочих своих приключений Иван Путилин изобличает иезуитов, рассыпающих в Петербурге отраву. Ездят, гады, на извозчиках, и сыплют белый порошок на мостовую. Утром ветер подымется, разносит яд! Болеют люди! Хорошо хоть патриотические извозчики во всем покаялись Путилину.

Национальности иезуитов не названа, но одного зовут пан Юзуф (так в тексте), другого – патер Ян.

Так что мерзкие поляки из «Юрия Милославского», Гришка Отрепьев на троне, Сусанин, спасающий династию Романовых, и прочая антиисторическая мура – это для кончивших гимназии. Так сказать, для образованных. А вот для «простецов» – белый порошок иезуитов.

Смешно, конечно, смешно, как «протоколы сионских мудрецов» и «Завещание Петра Великого». Совсем было бы смешно, если бы не человеческая кровь, в том числе и кровь поляков.

Дело в том, что во время холерных бунтов 1830–1831 годов народ, случалось, убивал не только докторов, «разносящих» холеру, и не только царских администраторов, пытавшихся запретить, скажем, передвижение людей из охваченных холерой районов в неохваченные («всех выморить хотят!»). Холера стала предлогом не только для «антифеодальных движений» (как показывал на следствии один неглупый крестьянский парень: «Кому мор да холера, а нам надо, чтоб вашего дворянского козьего племени не было»).

А был в холерных бунтах еще и такой аспект – народ, случалось, ловил и убивал поляков – тоже, разумеется, как разносящих холеру. А царская администрация Российской империи то спасала поляков от бездны народного гнева, то сама же объясняла, кто это тут разносит холеру. Что поделать – время евреев еще не пришло.

Но поляки хотя бы вообще продолжают существовать в народном представлении. Они – есть. А Великое княжество Литовское для огромного большинства народа все больше и больше исчезает. Оно как бы сливается с Польшей, и становится непонятно, где одно явление, а где второе. Западной же Руси как самостоятельного явления попросту не существует.

Что изменилось при советской власти? Принципиально – ничего, а если и изменилось, то к худшему. В СССР число людей с хорошим гуманитарным образованием было значительно меньше, чем в Российской империи. Значит, меньше было и тех, кто хотя бы теоретически мог противостоять Большому московскому мифу и основанной на нем пропаганде.

В результате абсолютное большинство населения в СССР если и слышало о Великом княжестве Литовском, то искренне считает, что современная Литва и историческая – одно и то же. Большинству людей и невдомек, что та жемайтийско-аукшайтская (и все-таки в первую очередь жемайтийская) Литовская республика, которая возникла в 1918 году при развале Российской империи, имеет весьма косвенное отношение к Великому княжеству Литовскому. Попытки современных политиков делать исторические экскурсы – особая тема для анализа; замечу только: ни Рагозин, ни Жириновский, ни «демократы» всех возможных розливов, судя по всему, просто не знают, что Литва, Белоруссия и Украина еще в XV–XVI веках составляли единое государство. Что это государство вело летописные своды и имело литературу на русском языке.

Что ее правители называли себя русским словом «великий князь» и считали себя владыками Руси. Что русские православные люди составляли 90% населения этого государства и называли его Русью. Что очень многие литовцы-аукшайты перенимали русский язык и русскую культуру и растворялись в Руси. Что династия Ягеллонов была, по сути дела, русской.

Весь XIX век и весь XX Великое княжество Литовское погружается в воды истории. В конце XVI века было первое извержение вулканов и первые катаклизмы. Там, где стоял великий Западный Русский материк, образовалась цепочка крупных, но отдельных островов. На рубеже XVIII–XIX веков рванула новая катастрофа. В реве извержения, под грохот набегающих цунами остатки Русской Атлантиды погружаются в океан. И продолжают погружаться. В начале-середине XIX века их можно разглядеть еще без особенного труда, слой воды еще не очень толстый. Тогда еще живы были те, кто своими глазами видел Великое княжество Литовское и жил в нем. Кто знал, как же оно было устроено. В конце XIX века поколение свидетелей повымерло. Уже нельзя нырнуть туда, где затонула Русская Атлантида, и ходить по ее дорогам, между развалинами ее городов и статуй. Уже нужно очень напрягать зрение, чтобы хоть что-то разглядеть.

В середине-конце XX века Русская Атлантида практически неразличима. Так, смутные образы на большой глубине.

Встречная мифология

Наивно думать, что забыть Западную Русь и извратить ее историю пытались и пытаются только в России. Поляки делали и делают то же самое изо всех своих сил.

Позиция поляков, справедливости ради, как-то понятнее и симпатичнее: разделенный между тремя державами, лишенный права на дальнейшую историю народ весь XIX век, до провозглашения независимости в 1917, отчаянно борется за свое право на собственное государство и на историческое бытие. И он не может позволить себе широты взглядов или великодушия. Ему не нужна память о русской шляхте или о русинах, отстоявших общее государство и общую историю славян на поле Грюнвальда.

Этому народу нужна память, пусть даже и наведенная, ложная память, но о своих великих предках. Своих! То есть о чистокровнейших поляках по обеим линиям и чтоб без единого изъяна.

На создании образов истории и становится великим писателем Генрик Сенкевич. Мне, честно говоря, просто страшно думать: а что, не набреди он на историческую тематику?!

Ведь до своих знаменитых романов был Сенкевич очень заурядным «деревенщиком». Ну очень, очень заурядным.

А на исторических романах стал по-настоящему велик.

Сенкевич смог сказать польскому обществу то, что оно хотело услышать о себе и своих предках, нет слов. В этом отношении он очень напоминает Гоголя. Даже не так важно, что сказал, гораздо важнее, как поняли. Но тем интереснее понять его интерпретацию событий.

Очень характерно его видение отношений Польши и Великого княжества Литовского в «Крестоносцах». Роман поздний, написан в 1897–1900 гг. В числе «польских хоругвей» называет «львовскую» и «галицкую». С точки зрения Сенкевича, там живут поляки. А как думают сами галичане, для него не так уж важно, в точности, как и для русской интеллигенции. Бедная Галиция! Всякий объявляет ее тем, чем хочет видеть.

Вроде бы Сенкевич нимало не отрицает многонациональный характер битвы под Грюнвальдом:

Витовт… был военачальником литвинов, жмудинов, русинов, бессарабов, валахов и татар.

Но вот вам фраза:

Двадцать два народа участвовали в этой битве ордена против поляков.

Так против кого?! Против двадцати двух народов, включая валахов и татар, или против поляков?! В обозе орденцев нашли много

…повозок, груженных цепями для поляков.

Опять – исключительно «для поляков». Вероятно, заковывать и порабощать жмудинов, русинов, валахов, бессарабов и других «диких воинов Витовта» в планы орденских немцев не входило.

«Ser gut!» – сказал бы магистр ордена, похлопывая их по плечу и отпуская на свободу.

Впрочем, со всеми, кроме поляков, как будто и воевать не стоило. На слова тех, кто предупреждает о силе союзного войска, магистр Ульрих якобы заявлял:

Только с поляками придется повозиться, а все прочие, будь их хоть тьма тем – просто сброд, который не оружием ловко орудует, а ложкой.

Это – после Юрьева, Вильно, Шауляя, Ледового побоища, Велюоны? С трудом верится… И уж, простите, но во всех этих сражениях поляков-то как раз и не было.

Литвины предстают у Сенкевича дикарями в звериных шкурах. Чего стоит сцена гибели магистра Ульриха, когда он падает, пораженный рогатиной в шею, и

…целая орда воинов в звериных шкурах ринулась на него.

По поводу разгрома крыла Витовта:

Да и как могло быть иначе, если с одной стороны сражались рыцари, закованные в броню, на защищенных бронею конях, а на другой – крепкий и рослый народ, но на маленьких лошадках и покрытый одними звериными шкурами.

Книга Сенкевича великолепна с художественной стороны и очень точна исторически. Это прекрасный роман, и колорит времени выдержан в нем так замечательно, что остается только удивляться мастерству рассказчика и радоваться его таланту. И тем заметнее гниловатая националистическая жилка, очень мешающая восприятию. Роман написан так, словно только поляки остановили орден, а остальные народы, которым он угрожает, – только некий фон для событий или пассивные жертвы завоевания. Конечно же, никакой такой Западной Руси в романе вообще нет. И уж, конечно, никак не показано русское происхождение расхваленного на сто рядов Владислава Ягелло. Ягеллонов поляки чтут не меньше, чем Пястов, и, конечно же, вспоминать о полурусском происхождении династии непопулярно. Интересно, а современные поляки поумнели хоть немного? Вроде, воевать уже ни с кем не надо…

Произведение, которое могло стать памятником истории и Польши, и Руси, написано исключительно о поляках.

Но знаменитым сделала Сенкевича трилогия про польский XVII век. «Огнем и мечом» – польско-казацкая война (1883–1884). «Потоп» – польско-шведская война (1884–1886). «Пан Володыевский» – польско-турецкая (1887–1888). Меньше чем за шесть лет – три монументальных полотна. Огромная работа «на рывок».

В Польше эти книги мгновенно стали знамениты и так известны до сих пор, что их называют попросту «трилогия» – и все понимают, что бы это значило.

Трилогия написана польским националистом, написана с откровенно националистических и с имперских позиций.

Ее герои – польские рыцари, противопоставленные казакам. Уже в момент выхода романа ни для кого не была секретом его исключительная политическая актуальность.

Для поляков романы стали своего рода литературным символом самостийности и права на национальное бытие.

Действительно – но мыслимо ли разделить на три чужие империи страну, имеющую такую историю, и народ, имеющий таких предков?! Одно категорически исключает другое: или то, о чем пишет Сенкевич, или пресловутые разделы. Или героизм защитников Ченстохова, или запрещение издавать газеты, вести преподавание в школах и печатать книги на польском языке.

И вызов не остался незамеченным! Романы Г. Сенкевича были запрещены на территории Австро-Венгрии. – то есть поляки, подданные австрийского императора, не имели права эту книгу читать ни на каком языке. Читали, разумеется, читали. Но – тайком, как бы творя государственное преступление. Как в СССР еще недавно читали Солженицына и журнал «Посев».

Так, пятнадцатью годами позже в Пруссии роман Г. Сенкевича «Крестоносцы» вызвал такое возбуждение общества, что полиция принимала меры: разъясняла жителям, что нельзя бросить в тюрьму Сенкевича только за книжку. Это – в традиционно законопослушной, не склонной к эксцессам Германии!

У образованной части русского общества трилогия вызывала чувства почти агрессивные. Подростки и молодежь зачитывались Сенкевичем, и, конечно же, не в силу его национализма, а высоко оценив авантюрные сюжеты и динамизм повествования. Да и написано ведь очень хорошо!

Но вместе с тем считалось, что Сенкевич «все наврал» и что все его оценки неверны. Не были подданные польского короля так отважны, так рыцарственны, так достойны. Не производили они такого сильного впечатления! Не были они такими… такими привлекательными для молодежи! Русское общество отнеслось к романам не только как к литературному произведению, но и как к акту пропаганды.

Уже в советской тюрьме такой интеллигентный писатель, как Олег Волков, только из вежливости не говорит поляку, католическому священнику отцу Феликсу, «что он думает о романах Сенкевича». А думает он о них, конечно же, плохо.

Парадоксально, но факт – русские фактически отказываются и от своей истории, и от части собственных предков!

Отрекались тогда, в момент выхода в свет романов, продолжают это делать и сейчас. В романах Сенкевича, по мнению много раз цитированного мною справочника,

…тенденциозно идеализируется борьба шляхетской Речи Посполитой с Украиной…[145]

– оценка советского времени.

Но ведь в трилогии Генрика Сенкевича действует, строго говоря, только один поляк – пан Заглоба. Все остальные герои всех трех романов – это русская шляхта или как Кетлер, прижившийся в Речи Посполитой иноземец. Конечно же, в романах нет ни малейшего упоминания, никакого намека, что это именно русская шляхта. Но стоит посмотреть, откуда они происходят, их имена, многие детали биографий…

И что характерно – ни одна из сторон, спорящих вокруг романов Сенкевича, совершенно этого не замечает.

– Вот какие у нас предки! – кичливо говорит Сенкевич. И за его кичливостью ясно звучит: а вот восстанут из гроба Кмитиц и Володыевский, они вам всем еще покажут…

– А они вовсе и не такие были, ваши предки! Ты все про них наврал! – голосят русские в ответ. И им совершенно не приходит в голову, что несравненно более сильным пропагандистским ходом стало бы тихое недоуменное замечание:

– Позвольте! Но ведь это же вовсе не ваши! Это вовсе даже и наши предки!

Точно так же легко выбить полемическую шпагу из рук Н. В. Гоголя. Не сомневаюсь, что его «Тарас Бульба» должен вызывать у поляков примерно такие же эмоции, какие трилогия – у старой русской интеллигенции. А парировать – элементарно:

– Позвольте! Какие поляки?! Откуда поляки в Дубно?!

В повести же нет ни одного поляка!

При наличии некоторой природной пакостливости можно даже высказаться в духе: мол, почему русских Гоголь назвал поляками – это у него и спросите, но только на страницах повести русские воюют с украинцами… Читайте – там все написано! Украинцы нападают, русские осаждены в Дубно… Вы что, не знаете? В XV веке там жили русские!

Между прочим – вполне серьезно дарю эту идею для полемики. Не исключаю, что и пригодится.

Но у Генрика Сенкевича, конечно же, русская шляхта попросту никак не обозначена. Ему нужны предки-поляки (интересно, современным Огинским и Чарторыйским – тоже?).

И в одном, причем в главном, позиции русских москалей и поляков трогательно совпадают: ни тем, ни другими не нужно никаких «не своих» предков.

А Западная Русь отодвигается все дальше и дальше и от русских, и от польских потомков. И в Польше над Русской Атлантидой, Западной Русью, смыкаются воды истории, и Западная Русь погружается все глубже, и ее видно все хуже.

С каждым десятилетием – все больше толща вод над огромной частью нашей общей Родины.

Глава 27

ПОЧЕМУ?!

Петр I Борису Петровичу Шереметеву:

– Ну как, Петрович, возьмем Нарву?

– Возьмем, Государь… Людишков хватит.

Подлинный диалог

Наверняка у многих читателей уже возникли вопросы. У заинтересованных и доброжелательных они могут прозвучать примерно так:

– Грубо говоря, почему же Московия смогла завоевать Великое княжество Литовское? Почему Восточная Русь одолела, – завоевала, подчинила себе Западную Русь, а потом и Польшу? Если она была грубее, примитивнее, первобытное, тогда тем более все непонятно. Почему же?

Читатель агрессивный задаст те же самые вопросы, но, конечно же, совсем в другой форме, обвиняя автора в преувеличениях, вранье, подтасовках и вообще в русофобии.

Объясняться в любви к собственному народу не стану, и попробую сразу перейти к вопросам содержательным.

Увы, это не единственный пример в истории, когда более высокая цивилизация терпит поражение от более примитивной. Более высокая может развалиться, переживать период ослабления и пасть жертвой внешнего нашествия. Так Китай завоевали монголы, Древний Египет гиксосы, а Римскую империю – вандалы и готы.

В какой-то степени это верно и для Западной Руси, расколотой борьбой католицизма и православия. А польские короли и большая часть польского общества не только не остановили этого раскола, не только не постарались достигнуть примирения, но с какой-то шизофренической, полубезумной горячностью раздували проблему, ставили во главу угла принадлежность к католицизму. Религиозная упертость поляков дорого им обошлась. Немалая доля их собственных стараний привела к тому, что их собственная страна стала частью Российской империи, а посреди Варшавы построили православный храм.

Мне рассказывали поляки, что взрыв этого храма стал едва ли не первым мероприятием польского национального правительства в 1918 году. И что не только варшавяне и варшавянки, но и жители окрестных деревень приходили, чтобы унести и выбросить хотя бы кусочек стены этого православного храма и тем самым избавиться от этого наглого вызова. В литературе я этой истории не нашел, а мои информаторы могли и ошибаться. Но даже если это только легенда, характерно, что такая легенда родилась и живет поколения.

Но замечу: поляки сами сделали все необходимое, чтобы стал возможен этот храм, построенный владыками Российской империи им назло; этот каменный плевок во все польские физиономии.

И правители Великого княжества Литовского вели себя нисколько не умнее. Глупейшая дискриминация православных (которая ничем решительно не лучше дискриминации евреев или любого другого этнического, культурного или религиозного меньшинства) заставила многих отъехать в Московию.

Великие князья литовские сами своей идиотской политикой усиливали Московию… Впрочем, все это я уже говорил.

Итак, с конца XIV века Великое княжество Литовское оказывается расколотым. И в перспективе одна его часть окажется в составе католической Польши, другая – в составе православной Российской империи.

Есть и другая, еще более значимая причина. Эту причину я лично считаю основной, и, думаю, многие читатели уже и сами начали догадываться, в чем тут дело.

В конце концов, если воюют две страны или две цивилизации, что может быть причиной победы одной из них?

Причин может быть всего несколько:

1. Более высокое боевое искусство.

2. Более высокий дух войск.

3. Более высокий уровень развития науки и техники.

4. Наличие большего ресурса.

Чем дольше воюют страны и государства, тем менее важны первые два фактора. Боевому искусству всегда можно научиться, было бы желание. Патриотический дух зависит от ситуации; если он возникает постоянно на протяжении веков, как у славян и балтов в противостоянии ордену, тут дело уже не в охватившем войска порыве, тут все гораздо серьезнее.

Если речь идет о долговременных событиях, о том, что длится века и поколения, исход борьбы решают два фактора:

1. Более высокий уровень развития.

2. Больший объем материальных ресурсов.

Уровень развития славянских земель однозначно повышается в направлении с востока на запад: и экономический, и социальный, и культурный. Казалось бы, тем более странно, что восток одолевает запад…

Но у востока всегда больше материальный ресурс. И не просто больше на сколько-то процентов, а в несколько раз как минимум. А то и в несколько десятков, сотен раз. Природные ресурсы и Польши, и Великого княжества Литовского всегда конечны. У Московии, которая все время движется на восток, природный ресурс не только не рискует иссякнуть, а все прирастает – Заволжьем, Предуральем, Западной Сибирью, Восточной Сибирью, Дальним Востоком, Русской Америкой, Крымом, Новороссией, Кубанью, Северным Кавказом, Закавказьем, Средней Азией. Московии-Российской империи всегда есть чем прирастать, тогда как вся история Польши и Великого княжества Литовского протекает в одном и том же географическом контуре, на одной и той же, не очень большой территории.

Стало общим местом обвинять польскую шляхту в хищном движении на восток, в стремлении считать земли Руси фондом, из которого они могут пополнять свои богатства.

Но если это и так, то шляхта не достигла своей цели. Присоединение к Польше Киевщины, Подолии и Волыни не дало никаких новых земель, свободных от прежних хозяев. Скорее уж русская шляхта тех богатых краев оттеснила и поставила на второй план коренную польскую шляхту. Земли Московии Польше так и не достались, а отвоевать богатое Причерноморье тоже удалось Московии, а не Речи Посполитой. Так что же она получила, шляхта, от своего Drang nach Osten?

А вот Московия увеличилась в 20 раз за XIV–XV столетия… Ну это, допустим, в основном за счет присоединения других, уже заселенных и освоенных территорий. Но в XVI–XVII веках территория Московии вырастает еще в 12 раз, и теперь по преимуществу за счет новых земель, ранее не освоенных славянами. Российские и советские историки плаксиво повествуют, что земли это плохие, холодные и неуютные, не то что в теплой, благодатной Европе. Но позвольте! Как раз в XVI–XVII веках Московская Русь обрела тридцать процентов всего мирового чернозема! Еще почти столько же она приобретет в XVIII веке, став обладателем ни много ни мало – 55% всего мирового чернозема – 130 миллионов гектаров из 240 миллионов на всем земном шаре… А земли Севера и Сибири если и холодны, то, во-первых, не больше, чем земли Норвегии и Швеции, а во-вторых, уж очень их много.

Не говоря о том, что овладение Уралом и Сибирью сделало невозможным никакой сырьевой голод. Ни в СССР, ни в Российской Федерации, судя по всему, и не очень понимают, что такое металлический голод или дефицит нефти.

Не говоря о том, что вывоз соболей в XVII веке, железа и золота в XVIII, разнообразнейшего сырья, включая лес, в XIX и XX давало государству огромнейшие валютные запасы. И если даже Европа воевала с Российской империей, даже если ей не нравилась политика Российской империи и СССР, даже если по поводу миролюбивых деклараций СССР возникало множество сомнений, Европа вынуждена была, при любой конфронтации, интересоваться и получением этого сырья. Выигрывал из европейцев тот, кто получал такую возможность, и с этим ничего нельзя поделать.

Московская Русь поразительно быстро поднималась после всех разорений, бедствий и войн. Девлет-Гирей сжег Москву.

В 1571 году на месте Москвы было только пепелище – сгорел практически весь деревянный город. Но через год город отстроили на 70%. Через два года город стоял весь. Потому что в верховьях Москвы-реки рубили и ладили срубы, ставили их на плоты, и река сама несла вниз, к Москве, почти готовые дома.

Ни Варшава, ни Берлин, ни Лондон, ни Краков, ни Львов никогда бы не смогли подняться с такой скоростью. Доберись Девлет-Гирей до любого из этих городов, подниматься им гораздо дольше, и не только потому, что они – каменные. Но и потому что в XVI веке в верховьях Вислы, Шпрее, Темзы, Буга давно уже нет таких лесов. То, что московитам дано практически даром, придется покупать за серьезные деньги, везти за тридевять земель и полякам, и немцам, и англичанам, и западным русским.

После погрома крестоносцами Константинополь – город не правдоподобно богатый – поднимался больше двадцати лет. Москва же после пожара 1812 года отстроится уже к 1816. Еще были леса и были неограниченные средства в громадном, до Тихого океана, тылу. Имея в тылу Урал с Сибирью, не так уж страшно потерять Москву.

Иван IV разорил страну, превратил Московию в руины.

А через 15–20 лет почти все уже восстановилось. Население разбежалось из центра – есть ведь куда разбежаться.

Везде, куда разбегались люди, были свободные земли, которые можно было распахать, и места, где удобно поселиться.

Пока ресурсов было много, выживал чуть больший процент крестьянских детишек, чем обычно. Как правило, взрослая женщина рожала раз 15–20, и 12–15 детишек умирало до 5 лет. А теперь, в особо благоприятных условиях, выживало не 2–4 ребенка на семью, а 3–6. Повзрослевших сыновей было на ком женить, были земли, куда отселять…

В любой стране Европы или Азии страна, потеряв треть населения, была обречена веками восстанавливать потенциал: и демографический, и экономический. А в Московии проходит не так много лет – жизнь всего лишь одного поколения, и следы катастрофы заживляются.

Так будет и после Смутного времени, и после страшных лет Петра Великого.

То же будет и во время войн.

…Произойдет огромное расточение богатств, труда, даже человеческих жизней. Однако сила России и тайна ее судьбы в большей своей части заключаются в том, что она всегда имела волю и располагала властью не обращать внимания на траты, когда дело шло о достижении раз поставленной цели…

– свидетельствует Конрад Валишевский.

Как бы ни вел себя противник, какое бы сокрушительное поражение ни потерпели московиты, а у Московии всегда больше ресурс. Так Тевтонский орден был особенно страшен тем, что подпитывался силами всей Европы, и разбить его в одном сражении и даже в нескольких не означало почти ничего.

Великое княжество Литовское выигрывает многие сражения войн XV–XVI веков. Ну и что? На смену истребленным подходят новые враги.

Четыре раза Иван IV пытался взять Казань, и каждый раз армия, приготовленная для вторжения, гибла. Ну и что?

Всякий раз собиралась новая армия, а казанские татары такой возможности были лишены и проиграли войну.

Если бы Стефан Баторий потерпел такое же поражение, которое он сам нанес Ивану IV, это был бы конец не успевшей начаться Речи Посполитой. А Иван IV, и теряя армии, получает полную возможность их восстановить. Останься король Речи Посполитой жив и начни он новую войну с Московией, ему пришлось бы не развивать победу, а начинать сначала.

Под Азовом Петр I теряет армию, а через год приводит новую. Под Нарвой Петр опять теряет армию. Через два года его армия восстановлена.

При этом ни один московитский царь или военачальник никогда не будет осужден за потери своих людей или за то, что вымотал их сверх всякого предела. Организация любых действий «на рывок», невероятное напряжение всех сил в краткий момент, расточение материальных ценностей, жизней и судеб – вполне в традициях московитского общества.

Скорее вызывает удивление военачальник или царь, который станет поступать иначе.

Пруссия славянского мира

Тут возникает одна навязчивая ассоциация, от которой просто невозможно отделаться. В германском мире тоже есть страна, возникшая на восточных землях, за пределами первоначального расселения германских племен.

В этой стране тоже оказались ослаблены традиции общественного самоуправления, а сильные епископства не успели укрепиться. Ничто не препятствовало укреплению необычайно прочной власти герцогов Бранденбургских, потом – королей Пруссии.

Пруссия – это большая площадь земель, чем площадь всей остальной, исторической Германии. Это больше ресурсов, чем во всей остальной Германии. Это особенно сильная власть монарха. Это слабость общества и сила государства.

Это бесконтрольность и безответственность государства. Это архаика во всем: в экономике, в отношениях людей, в культуре. Это крепостное право в те века, когда в старых германских землях по Рейну о нем и думать забыли. Это стремление решать возникающие проблемы чисто экстенсивными средствами: завоеваниями и грабежами.

Именно эта страна, бледной поганкой выросшая на крайнем востоке германского мира, в конечном счете подмяла под себя все остальные германские княжества, железом и кровью сколотила германскую империю, вторую империю после Священной Римской империи германской нации. И, между прочим, без особенной благодарности от всех остальных немцев.

Пруссия – это примитивизм. Пруссия – это тупое… чуть не сказал – пруссачество. Слово стало нарицательным, прямо как «прусская военщина» – тоже символ своего рода.

Пруссия – это отсутствие гибкости. Пруссия – это неумение договариваться. Пруссия – это привычка решать проблемы кулаком, а не языком. Пруссак – это почти ругательство.

В дневниках В. И. Вернадского есть прелестное описание, как в Геттингене некий юноша из земли Пфальц облил его всяческим презрением и вел себя крайне задиристо и нагло.

«Неужели это потому, что я русский?» – не мог не подумать Владимир Иванович. Назавтра обидчик пришел извиняться и вел себя крайне смущенно: «Простите, ради Бога. Меня ввели в заблуждение… Мне сказали, что Вы из Пруссии…».

Быть пруссаком в Германии – не комплимент. Ассоциации уже возникли, да, читатель? Вы правы. Московия – это Пруссия славянского мира.

Глава 28

ГРОЗЯЩАЯ ОПАСНОСТЬ

Дешева кровь на червонных полях, и никто выкупать ее не будет. Никто.

М. А. Булгаков

Опасность для России

Победа Московии над всей Русью-Россией – не только достояние истории. Московия – это образ жизни, система ценностей, представления о должном и о правильном. Одним словом – это культура. Культура, которую Московия положила в основу Российской империи, та – в основу СССР.

⇐ Предыдущая 68 69 70 71 727374 75 76 77 Следующая ⇒