Гонения конца 19 в. 24 страница

Вышеизложенное всеподданнейшее прошение старообрядцев, покрытое десятками тысяч подписей, ярче всего свидетельствует об умилительно детской покорности старообрядцев своей грустной судьбе. Еще ярче об этом говорит прошение московских старообрядцев, поданное государю через год после первого, нижегородского, вернее, всероссийского. Москвичи с большим запозданием тоже начали хлопотать о старообрядчестве, когда уже их архиепископа выслали из Москвы, выслали и других епископов из мест их кафедр - такая участь грозила и всем остальным. Прошение их, за подписью 25 наиболее видных московских попечителей, было представлено царю 6 декабря 1901 г. На нем собственноручно начертано было государем: "К докладу". Московское прошение было до унизительности убогим. Изложив историю отобрания подписки от старообрядческого архиепископа Иоанна не именоваться московским архиепископом, упомянув и о других епископах, которым предъявлены такие же требования, причем в прошении они именуются "наставниками" и "старцами", москвичи-просители заявляют, что они уже ходатайствовали перед министром внутренних дел, чтобы старообрядческим духовным лицам "дозволено было дать подписку в том смысле, что они не будут совершать действий, воспрещенных лакомом Я мая 1883 г., и даже не будут именоваться священным знанием, если не будут опрошены об их личности". Это было явно антиканоническое обещание, на которое никто не уполномочивал москвичей и которое ни один епископ не мог выполнить, не подвергая себя низложению с кафедры - по соборному суду на основании церковных канонов. Московское ходатайство перед царем заканчивалось лишь одной просьбой дать высланным епископам возможность жить на основании упомянутого закона. Министром внутренних дел Синягиным был представлен государю по поводу сего прошения доклад, на котором император Николай Александрович Высочайше повелел: "Прошение оставить без последствий"^{^[428]}.

Всероссийские же уполномоченные от старообрядцев, во главе с Д.В. Сироткиным, с того момента, как подали свое "всеподданнейшее прошение", настойчиво добивались от правительства, чтобы их просьбы воплотились в жизнь, чтобы воздвигнутое на старообрядчество гонение, в особенности на старообрядческое священство, было прекращено. Под покровом того же Сироткина начали в Нижнем Новгороде ежегодно собираться всероссийские старообрядческие съезды, на которых обсуждались многочисленные нужды и потребности всероссийского старообрядчества, всесторонне освещалось его внешнее положение и внутреннее состояние, собирались и обсуждались факты всяких притеснений и гонений на старообрядцев, рассматривались и обсуждались всякие предложения и проекты, об улучшении положения старообрядчества, о том, как избыть и удовлетворить многочисленные его нужды, запросы, требования времени и т.п. Были поставлены на съездах все те вопросы, которые мы изложили выше, в этой главе. Уполномоченные от съездов для всяких ходатайств перед правительством расширили свои просьбы. Они заговорили, наконец, и о правах старообрядцев как русских граждан, как созидателей и строителей этой великой России, в которой они так неразумно и так предательски преследуются, очевидно, врагами этой России. Представители съездов неустанно посещали почти все министерства с своими ходатайствами, просьбами, разъяснениями; представляли им доклады и прошения, сообщали факты новых и старых преследований и стеснений на местах. Посещали с этой же целью и других важных лиц: членов Государственного Совета, сенаторов, придворных высоких персон и даже Высочайших особ. К этим ходатайствам примкнули, наконец, и московские представители старообрядцев. Пятый Всероссийский Съезд, созванный в Москве в декабре 1904 г., проходил при дружном участии и москвичей. Многочисленная, депутация от этого съезда представила тогдашнему председателю Совета министров, С.Ю. Витте, обширный доклад по старообрядчеству, который и был положен в основу последовавшего 17 апреля 1905 года Высочайшего Указа о религиозной веротерпимости, а затем и законопроекта о старообрядческих общинах.

Религиозная веротерпимость.

В то время, как правительство в полном своем составе - и гражданское, и духовное, в особенности последнее - вело упорную, неумолимую и безрассудную борьбу со старообрядчеством, с его храмами, богослужением, иконами и крестами, особенно же со старообрядческой иерархией, пугаясь и страшась каких-нибудь полутора-двух десятков епископов-старцев, главным образом, их иерархических титулов, - в это время по всей стране нарастало и крепло революционное настроение, готовились повсеместно восстания против самого этого правительства. В то время, когда архиереи во главе с самим Синодом, руководимым обер-прокурором Победоносцевым, господа министры, генерал-губернаторы, губернаторы, наказные атаманы и даже военные генералы вели между собою многочисленную переписку о кафтанах, поддевках, шляпах и длинных волосах старообрядческих священнослужителей и принимали всевозможнейшие меры к искоренению этих страшных признаков и призраков в православной России - в это же время почти вся русская интеллигенция перекрашивалась в красный революционный цвет, готовила красные флаги, знамена, красную литературу, рядилась во все красное, революционное, противоправительственное и противорелигиозное. Когда полчища православных миссионеров, жандармов, полицейских ловили старообрядческих священников, закрывали святые храмы, разрушали алтари, отбирали облачения и богослужебные книги, снимали святые кресты со старообрядческих храмов, запрещали петь на улице за покойниками "Святыи Боже" - в это же самое время быстро росли и развивались по всей России революционные объединения, всякого рода подпольные организации и гнезда, всюду распевались революционные песни. Ни Синод, ни архиереи, ни консистории не заметили, что даже в самой господствующей церкви, даже среди духовенства и в особенности среди семинаристов взращивался красный "зверь из бездны": вскоре все семинарии взбунтовались, зараженные революционным духом. Это было страшным знамением времени. Время действительно было критическим: шла неудачная война России с Японией и закончилась она для великой страны конфузно; в ней самой повсюду было неспокойно: революционеры убивали разных чинов жандармерии и полиции, включительно до губернаторов и министров, убили и самого великого князя Сергия Александровича, с такой легкостью выславшего из Москвы старообрядческого архиепископа Иоанна. Очень не лишне отметить здесь, что после сего, спустя десять лет, супруга Сергия Александровича, великая княгиня Елизавета Феодоровна, посетила Рогожское Кладбище и получила благословение от этого же архиепископа Иоанна. Ни сам великий князь, ни синодский обер-прокурор Победоносцев, так коварно замышлявшие уничтожить старообрядческую иерархию, не могли в то время даже подумать, что может быть таков конец их замыслам и заговорам. Чудны дела Твои, Господи!

В такое тревожное и жуткое время правительство решило как-то обратить, наконец, внимание, на вопли и стоны старообрядцев и удовлетворить хоть кое-какие их вопиющие нужды и потребности. 17 апреля 1905 г. последовал "Высочайший указ об укреплении начал веротерпимости".

Указ этот, состоящий из 17 пунктов, не предназначался для удовлетворения только старообрядческих нужд, он устанавливал права и других вероисповедных групп: сектантов, магометан и даже язычников (ламаитов). Исключительно о старообрядцах говорил только один пункт, 7-ой: "Присвоить наименование старообрядцев, взамен ныне употребляемого названия раскольников, всем последователям толков и согласий, которые приемлют основные догматы церкви православной, но не признают некоторых принятых ею обрядов и отправляют свое богослужение по старопечатным книгам". Но даже этот пункт выражен менее категорично, чем соответствующий о ламаитах, называть которых "идолопоклонниками" и "язычниками" "возбраняется", тогда как старообрядцам лишь "присваивается наименование старообрядцев", а ругательная кличка "раскольники" не возбранена. Она, действительно, и после этого указа часто употреблялась.

Новый закон мало чем отличается от майского закона Александра III: он признал, что "отпадение от православной веры в другое христианское вероисповедание или вероучение не подлежит преследованию и не должно влечь за собою каких-либо невыгодных последствий в отношении личных или гражданских прав", чего не было установлено майским законом. Указ николаевский признал духовных лиц, старообрядческих и сектантских, "подлежащими исключению из мещан или сельских обывателей и освобождению от призыва на действительную военную службу". Закон александровский, напротив, устанавливал, чтобы они оставались в тех сословиях, в которых состояли, и несли все повинности этих сословий. Что же касается иерархических титулов этих лиц, то указ 17 апреля повторил требование майского закона, чтобы не было допущено "употребление православных иерархических наименований", причем это требование относилось в равной степени как к старообрядцам, признающим и имеющим священную иерархию, так и к сектантам, совершенно отвергающим священную иерархию со всеми ее титулами. Таким образом, оказалось, что сектанты получили этим пунктом Высочайшего указа право не титуловать своих духовных лиц ненавистными и презираемыми ими наименованиями, а старообрядцы получили унижение и оскорбление от этого воспрещения титуловать их священноиерархических лиц присущими им наименованиями. Сектантским духом веяло от этого указа. Он вообще сектантам, как и другим исповеданиям, дал больше прав, чем старообрядцам. Уже одно уравнение последних с сектантами западного происхождения, главным образом, немецкого, было для старообрядцев, таких строгих церковников и столь ярких националистов, намеренным со стороны правительства принижением. В этом отношении закон 3 мая 1883 г. выгодно отличался от николаевского указа: тот не смешивал старообрядцев с сектантами, тот был исключительно "раскольническим" законом. Есть еще одно унижение старообрядцев в указе в сравнении уже со "всеми другими христианскими исповеданиями": старообрядческие храмы молитвенные, церкви нигде не названы этими наименованиями, они именуются лишь "молитвенными домами" и "молельнями", тогда как других исповеданий молитвенные дома именуются и "церквами". В сравнении даже с нехристианскими исповеданиями, старообрядцы, по Высочайшему указу 17 апреля, получили меньше прав: третий пункт его законополагает "установить, что лица, числящиеся православными, но в действительности исповедующие ту нехристианскую веру, к которой до присоединения к православию принадлежали сами они или их предки, подлежат, по желанию их, исключению из числа православных". В таком именно праве крайне нуждались прежде всего старообрядцы, так как среди них были сотни тысяч, если не миллионы, таких лиц, которые числились по документам "православными", а в действительности не только они, но и отцы их и деды, и прадеды, включительно до самого князя Владимира, были старообрядцами, т.е. не никонианами, а древлеправославными христианами. Мы уже не раз отмечали выше, какие мытарства и тиранства переживали эти старообрядцы из-за насильственного причисления их самих и далеких их предков к "православию". Их и нужно было освободить от такого мучительного положения. Однако, указ о них ничего не сказал, а о "нехристианах" весьма сочувственно позаботился.

По 14 пункту указа, всем инославным исповеданиям разрешалось "во всякого рода учебных заведениях" преподавать своим учащимся свой Закон Божий и даже на своем "природном языке", причем должны его преподавать обязательно духовные лица "надлежащего исповедания", чем, конечно, укреплялся авторитет их как в глазах учащихся, так и вообще в стране и, кроме того, преподавание велось в духе этого исповедания. О

старообрядческом же праве преподавать Закон Божий указ совсем ничего не говорил, тогда как именно старообрядцы более других нуждались в этом праве, так как их детей унижали и оскорбляли в школах на уроках по Закону Божию. Православные преподаватели не смели трогать детей ни католиков, ни протестантов, ни других инославных и иноверных исповеданий. Указ промолчал о многих старообрядческих нуждах, притом самых вопиющих, неотложных. Так, он ничего не сказал о положении старообрядческих общин-приходов, об их имуществе, закрепленном, no-необходимости, за частными лицами. Ничего не законоположил о старообрядческих браках, впрочем, наградил старообрядцев таким брачным правом, которое им не нужно и которое противно церковным канонам: "...уравнять в правах старообрядцев и сектантов с лицами инославных исповеданий в отношении заключения ими с православными смешанных браков" (пункт 11). Сектанты действительно получили новое право, старообрядцев же оно вводило лишь в беззаконие. Ничего указ не давал старообрядцам и по школьному делу. Промолчал он о постройке старообрядческих церквей с соответствующим наружным видом, о крестных ходах, о церковном пении за покойниками; о священных облачениях, однако, оговорился, что оно "воспрещено" при богослужениях, "когда сие будет возбранено законом". Очевидно, предполагалось издать какой-то специальный закон, воспрещающий старообрядческим священнослужителям пользоваться священными облачениями. Все пугало правительство в старообрядческой иерархии. Любопытно, что и сектантам "воспрещает" указ "надевать

священнослужительское облачение". Сектанты были бы очень довольны, если бы и все православные священнослужители, равно всех других исповеданий, были лишены права носить какие бы то ни было священные облачения. И в этом пункте указ имел печать сектантства, в которое его загоняла все та же страшная боязнь старообрядческой иерархии. Ничего не говорится о правах старообрядцев поступать на государственные и городские должности и получать по заслугам военные чины. О праве старообрядцев издавать свои книги, хотя бы богослужебные, тоже ничего не сказано. Вообще в указе 17 апреля много пробелов, недоговоренности, неясности и спутанности. Но ясен и категоричен был 12 пункт указа: "Распечатать все молитвенные дома, закрытые как в административном порядке, не исключая случаев, восходивших чрез комитет министров до Высочайшего рассмотрения, так и по определениям судебных мест". Нет сомнения, что этим пунктом имелись в виду и св. храмы Рогожского Кладбища, алтари которых находились под полувековым запретом^{^[429]}.

17 апреля 1905 г. был первым днем св. Пасхи, и указ о веротерпимости был "красным яичком" к красному дню. Накануне этого дня, именно 16 апреля, последовала еще Высочайшая телеграмма государя на имя московского генерал-губернатора: "Повелеваю в сегодняшний день наступающего светлого праздника распечатать алтари старообрядческих часовен московского Рогожского Кладбища и предоставить впредь состоящим при них настоятелям совершать в них церковные службы. Да послужит это столь желанное старообрядческим миром снятие долговременного запрета новым выражением моего доверия и сердечного благоволения к старообрядцам, искони известным своею непоколебимою преданностью Престолу". Пасхальная заутреня была совершена в обоих храмах уже с распечатанными алтарями. На это необычайное торжество собралась вся старообрядческая Москва. Радости и восторгам старообрядцев не было границ. Они неописуемы.

Ликовала вся старообрядческая Россия. Это было великим торжеством всей святой Руси. Подумать только: сколько слез было пролито за эти пятьдесят лет^{^[430]} над этими печатями запрета служить божественную литургию в Рогожских храмах; сколько горя и обиды перенесло все российское старообрядчество из-за этой черной несправедливости за полувековую ее историю^{^[431]}. А сколько было за это время разного рода просьб, ходатайств, всяких посольств к правительству о снятии печатей - и все они кончались отказом. Даже временно поставленные алтари приказано было убрать. И каждый раз такие акты были великим горем для старообрядцев и великой радостью для их врагов^{^[432]}. И вот в светлый день, воистину пасхальный, 17 апреля 1905 г., когда весь мир христианский праздновал Воскресение Христово, враги Господа были в печали и в отчаянии, а старообрядцы сугубо ликовали, ибо с Воскресением Христовым совершилось и воскресение святых алтарей Христовых храмов Рогожского Кладбища: разрушились "печати гробные".

За этим усугубленным торжеством старообрядцы не сразу и заметили все пробелы Указа о веротерпимости и приняли его с неменьшим восторгом, как и распечатание алтарей Рогожских церквей. Но вскоре же сама жизнь того времени и новые события в стране сделали соответствующие дополнения и поправки к указу 17 апреля. 17 октября того же, 1905 г., последовал Высочайший манифест, устанавливавший в России "незыблемые основы гражданской свободы на началах действительной неприкосновенности личности, свободы совести, слова, собраний и союзов". В осуществление этих основ ровно через год, именно 17 октября 1906 г., последовал и Высочайший указ правительствующему Сенату о порядке образования и действия старообрядческих общин. Правительством же был разработан, при участии старообрядческих представителей, законопроект о старообрядческих общинах и в свое время представлен, согласно установленной тогда Конституции, Государственной Думе на рассмотрение. Но еще до внесения в это законодательное учреждение, он стал действовать в жизни уже как закон. По нему старообрядцам предоставляется свободное исповедание их веры и публичное отправление богослужения; для целей религиозных, просветительных и благотворительных им предоставляется [право] образовывать общины как самоуправляющиеся единицы с правом юридического лица, то есть имеющие право на приобретение и отчуждение собственности, на иск и ответ на суде, на образование капиталов и т.д. Община, кроме ведения всех дел хозяйственных и имущественных, избирает и духовных лиц для отправления богослужения и церковных треб. Общине законом предоставлено не только как право, но и как обязанность ведение всех актов гражданского состояния своих членов (метрики рождений, бракосочетаний и смертей). Избранные общиной духовные лица регистрируются губернским правлением.

Необходимо отметить, что и в этом законе правительство старательно избегало даже одного упоминания о существовании старообрядческой иерархии: не было введено в него ни одного иерархического наименования. Не было также установлено, что все старообрядчество, даже разделенное на поповство и беспоповство, объединяется и управляется, каждое в себе, соборным началом - принцип церковности не был введен в этот закон. И в этом отношении старообрядцы получали даже теперь меньше прав и признания, чем существующие в России исповедания инославные и даже иноверные: римско-католическое, протестантское, лютеранское, магометанское, иудейское и другие.

Еще до издания Высочайшего указа Сенату об образовании старообрядческих общин многочисленная старообрядческая депутация, объединившая в себе 120 человек представителей всего старообрядчества, поповского и беспоповского, именно 21 февраля 1906 г., представилась государю для выражения Его Величеству чувства глубокой благодарности от имени российского старообрядчества за дарованные указом от 17 апреля 1905 г. и манифестом от 17 октября того же года свободы. От имени старообрядцев Белокриницкой иерархии был поднесен благодарственный адрес, покрытый подписями 76447 лиц, и сказана речь государю вышеупоминавшимся кочуевцем Д.В. Сироткиным, уполномоченным на это всей депутацией. Беспоповцы, кроме того, поднесли государю и свой благодарственный адрес. Государь, в свою очередь, тепло поблагодарил старообрядцев за их верность и преданность. Депутации был предложен чай в царском дворце.

Впервые за 250 лет вернейшие сыны России, в себе самих носившие обаятельный образ святой Руси, древлеправославной и истинно благочестивой, наконец были признаны законными гражданами своей великой Родины, ими же созданной.

Часть третья. Золотой век старообрядчества. (после 1905 года).

Золотой период

В истории старообрядческой церкви был свой "золотой" век. Весьма кратким он был - каких-нибудь 10-12 лет (1905-1917 гг.) ^{^[433]} , но по своему весьма богатому содержанию, необычайной широте деятельности и напряженности всех сторон церковно-общественной и соборно-иерархической жизни этот период стоит целого столетия и действительно заслуживает названия "золотого", ибо он был на самом деле славным, ярко-блестящим, внутренне насыщенным и глубоко жизненным. Это была целая историческая эпоха - творческая, своеобразно стильная, торжествующая. О ней одной можно написать целые тома ^{^[434]}. Но мы вынуждены ограничиться лишь кратким наброском, затронув в нем, однако, почти все существенные стороны этого периода.

Соборно-иерархическая деятельность.

Весь строй и уклад приходской и епархиальной жизни старообрядческой Церкви и соборно-иерархическое управление ее покоятся на церковных канонах: общесоборные начала пронизывают ее насквозь, снизу доверху. Приходы управляются общинно-хоровым порядком: все дела в них решаются общим согласием законных и равноправных членов общины - прихода. Церковные попечители, старосты и все служащие в храме Божием и сам священник избираются общим советом и решением всего прихода. Кандидаты в священники или в диаконы рукополагаются или переводятся из одного прихода в другой епископом, по избранию и решению прихода. Сам епископ избирается всей епархией и утверждается Освященным Собором, созываемым ежегодно. Такова краткая схема общинно-иерархического строя Церкви, установленного с апостольского времени^{^[435]}.

В гонительные времена этот строй не мог полностью осуществляться, но общее состояние его все же оставалось незыблемым. Собирались на общую молитву по избам, где-нибудь на задворках, в заброшенных амбарах, в хлевах и в другом подполье, даже в лесах и за болотами - старообрядцы и в таком положении решали свои церковные дела и нужды сообща, соборне, с общего совета, вот в таких стеснительных обстоятельствах даже еще объединеннее, единодушнее, как будто единым сердцем и единым духом. Даже в мрачное царствование Николая I епископы избирались народом и соборне утверждались. Но, разумеется, вся епархия не имела возможности принимать участие в выборах епископа, они и происходили в глубокой тайне, как и самое поставление. Не могли и Соборы быть в полном составе - при участии правильно избранных уполномоченных от приходов или епархий, священников и мирян. Соборы созывались преимущественно из одних епископов, которые всегда находились под страхом быть захваченными, арестованными и сосланными; созывались на короткое время и под нелегальной защитой известных лиц... С получением же свободы, именно с 1905 г., Освященные Соборы старообрядческой Церкви стали созываться с разрешения правительства открыто, преимущественно в Москве, на Рогожском Кладбище. Открывались они торжественно, неизменно в праздничный или воскресный день, когда служилась Божественная литургия московским архиепископом в сослужении всех съехавшихся архиепископов и многих десятков священников, прибывших на Собор из самых отдаленных мест необъятной России. Молящихся за таким богослужением бывало тысячами, не только епископы и священники, но и множество уполномоченных мирян от епархий и от приходов; присутствовать же могли и все желающие члены Церкви. Соборные дела решались пред лицом всей Церкви. Только в 1911 г. архиепископ Иоанн созвал Собор без участия уполномоченных от мирян, что вызвало бурю возмущения и негодования во всей Церкви. "Какой же был тогда исход всего дела? Какой другой, - отметим словами преподобного Викентия Лиринского, - кроме общепринятого и обыкновенного. Именно: древность была удержана, а новизна отвергнута" ^{^[436]} . Тот же Собор постановил: на следующие Соборы избирать от каждой епархии по два священника и по два мирянина, а от Москвы и от Московской епархии - по пять священников и по пять мирян, имея в виду многонаселенность этой епархии, а также и самой столицы с многочисленными в ней

старообрядческими приходами. Кроме того, на соборах участвовали и представители старообрядческих братств.

Соборные заседания тянулись довольно долго: обычно созываемые на десять дней, Соборы иногда и дольше этого времени заседали. Их обсуждению и решению подлежали разнообразные вопросы: об избрании новых епископов, о замещении ими вдовствующих епархий, об учреждении новых епархий; рассмотрение дел по жалобам на епископов и суд над последними, а также суд и над остальными священнослужителями - иереями, диаконами; вопросы пастырские, брачные, богослужебные, требные, уставные и общего церковного благочиния; вопросы воспитания и обучения детей, подготовки учителей, законоучителей и пастырей; вопросы воссоединения и примирения с Церковью старообрядцев других согласий, защиты и укрепления церковной веры и ее основ, вопросы миссионерские, начетнические и многие другие. Вообще все вопросы духовного содержания подлежали Собору. Заседания Соборов разделялись на две категории: закрытые и открытые. На закрытых заседаниях решались вопросы лишь судные, по обвинению духовных лиц в каких-либо проступках и грехах. В этих судебных заседаниях миряне не участвовали, допускались лишь миряне-обвинители и свидетели по делу. Все же остальные вопросы обсуждались и решались публично и при участии всех уполномоченных от епархий. Постановления и решения Освященных Соборов были обязательны для всех епархий и приходов. Соборы иногда обращались к пастырям и ко всей всероссийской пастве с особыми Посланиями, Наставлениями, Увещеваниями и тому подобными грамотами. Нельзя не отметить наиболее яркие из них, до сих пор не потерявшие своего жизненного значения и силы. Так, Собор 1913 г. обратился ко всем священнослужителям и всем древлеправославным христианам с "Архипастырским наставлением" о взаимоотношениях между мирянами и духовными лицами. В некоторых приходах миряне, председатели общин, руководствуясь лишь правительственными правилами о старообрядческих общинах, не считались с властью священника и даже епископа. Собор разъяснил им, что каноны церковные для Церкви важнее, сильнее и преимущественнее всех гражданских законов и что поэтому и их необходимо соблюдать. Собор приводил ряд канонов, устанавливающих власть епископов во всех церковных делах и вещах. В церкви все должно твориться с благословения епископа или священника: приход - это не гражданское учреждение, не акционерное или торговое общество: здесь все должно быть творимо с молитвою и благословением Божиим, и все должно быть подчинено воле Божией; взаимоотношения должны быть не формальные и бездушные, а сердечные, смиренно уступчивые, любовно-братские, воистину христианские. "Хранящия бо священные каноны, - цитирует Собор книгу Кормчую, - Владыки и Бога помощи сподобляются; сия же преступающий в конечное осуждение себя влагают. Божественным канонам не сохраняемых, различна преступления бывают, оттого же Божий гнев на нас сходит и многия казни и последний суд"⁴³⁷. Собор призывает как архипастырей и пастырей, так и всех христиан к неуклонному хранению и соблюдению церковных канонов, ясно и определенно установивших взаимоотношения между пастырями и паствой.

Тот же Освященный Собор издал "Архипастырское увещание возлюбленным о Христе чадам: священнослужителям, мужам и женам". Как некоторые священнослужители, так, в особенности, миряне начали носить одежду, несвойственную христианам, и в таковой приходить даже в церковь на богослужение. "Вместо обыкновенного, носимого ранее скромного покроя одежды, - замечает Собор о некоторых старообрядческих священниках, - они стали носить одежду с широкими рукавами, разного цвета, выражающую, скорее, вид щегольства, несвойственного скромности лиц духовных". Собор напоминает, что к прекращению сего недуга еще в 1907 г. последовало соборное определение: "Ношение ряс с широкими рукавами как одежды, усвоенной священниками господствующей церкви после Никона, бывшего патриарха, и не имеющей за себя данных ни

в канонах, ни в истории древней Церкви, воспретить". Еще более неприличную одежду носят мужчины и женщины. Собор рядом выдержек из святых отцов древней Церкви: Иоанна Златоустого, Григория Богослова, блаженного Иеронима - сильно изобличает как позорность и бесстыдность для истинных христиан носить таковую одежду, так, тем более, и преступность приходить в ней в церковь на молитву перед Богом. Всем пастырям, всем отцам и матерям Собор напомнил слова Господа, сказанные через пророка Софония: "Будет в день жертвы Господня, и отмщу на князя и на вся облаченныя в одеяния чуждыя, и отмщу на вся превратная в день той, исполняющия храм Господа Бога своего нечестием и лестию" (Софонии, 1:5, 8 и 9).

Неоднократно Освященные Соборы издавали разного рода определения и увещания и против другого очень распространенного обычая - брадобрития. По определению собора 1911 г., была издана особая брошюра "во врачевание сего недуга". В ней осуждается не только брадобритие, но и ношение мужчинами, в особенности духовными лицами, длинных волос на голове, как у женщин. "Что же хуже и противнее этого, - приводятся слова св. Епифания Кипрского в этой брошюре, - бороду, образ мужа, остригать, а волосы на голове отращивать" ⁴³⁸ . "Если же это воспрещено мирянам вообще, - приводится далее толкование на 96-е правило Шестого Вселенского Собора по греческой Кормчей, - тем более - клирикам и священным лицам, которые должны поучать народ и словом, и делом, и внешним благочестием"⁴³⁹. Еще Апостол Павел писал: "Не сама ли природа учит нас, что если муж растит волосы, то это бесчестие для него" (1 Коринф., 11:14; зачало 148-е). Означенную брошюру подтвердил и Собор 1916 г., однако вынужден был в своем новом "Увещании" признать, что "грех брадобрития" в такой степени распространяется, что им заражены старообрядцы всех согласий - и беглопоповцы и беспоповцы⁴⁴⁰. Последние, по словам Собора, применяют ко своим брадобрийцам мудрый совет св. Иоанна Златоустого: "И псов в церкви претерпим покоя ради церковного" (Толковой Апостол. Л. 686)^{^[441]}.

⇐ Предыдущая 19 20 21 22 232425 26 27 28 Следующая ⇒