Глава 1, часть 1

Глава 1, часть 1

Всё, что делалось мной, делалось с перспективой на будущее, ради того, чтобы прогрессировать, поэтому о прошлом я задумываюсь не так уж и часто. И для меня это вполне естественно. Детали сыгранных мною матчей гораздо лучше рассказаны теми, кто писал о них до меня, поэтому меня гораздо больше интересует сама идея футбола. Постоянно смотреть вперёд означает концентрироваться на том, как стать лучше во всём, что ты делаешь, и я оглядываюсь назад, только чтобы оценить, чему можно научиться на старых ошибках. Эти уроки можно извлекать из различных жизненных ситуаций, и порой вы только со временем начинаете осознавать, как тесно они связаны друг с другом. Допустим, как игрок я чётко уяснил, что на самом деле важны лишь четыре вещи: хороший газон, чистая раздевалка, игроки, которые могут сами почистить себе бутсы, и плотные сетки на воротах.

Всё остальное – навыки и скорость, техника и голы – придёт позже. Схожей философии я придерживался во всём, начиная с тотального футбола на поле и заканчивая отношениями в семье и деятельностью фонда Cruyff Foundation. Ключевым всегда было стремление развиваться и не терять времени даром.

Футбол стал моей жизнью с самого начала. Это было неизбежно, так как овощной магазин в районе Бетондорп, который держали родители, находился в нескольких сотнях метров от стадиона «Аякса» под названием «Де Мер». Отец не пропускал ни одной игры «Аякса», и, даже если я не унаследовал его талантов, он передал мне эту страстную любовь к клубу. А вот что остаётся загадкой, так это откуда берёт начало мой собственный талант к игре. Я точно научился этому не от папы и не от дедушки, потому что никогда не видел, чтоб они играли сами. Мой дядя, Геррит Драйер, мамин брат, провёл за «Аякс» несколько матчей на позиции левого вингера, но это было в пятидесятых, когда клуб ещё не был особо известен в Европе.

Отец рассказывал об игроках вроде Альфредо Ди Стефано, который прекрасно знал, как использовать пространство на поле, и Фаса Вилкеса, феноменального голландского дриблёра, подхватывавшего мяч в центре поля и обводившего по четыре-пять человек. Вилкес выступал за амстердамский «Ксеркес», а потом поиграл за «Интер», «Торино» и «Валенсию», прежде чем снова вернуться в Нидерланды. Именно тогда я осознал, чего может добиться на поле простой голландский парёнёк. Но так как у нас не было телевизора и матчей большинства зарубежных команд я никогда не видел, мне доводилось наблюдать за его игрой лишь от случая к случаю. Да и Ди Стефано я не видел своими глазами вплоть до 1962 года, когда он приехал с «Реалом» в Амстердам на финал Кубка чемпионов.

Всё начиналось с улицы. Район, где я жил, называли «бетонной деревней»: здесь в качестве эксперимента после Первой мировой войны всё начали застраивать дешёвым жильём. В основном тут проживал рабочий люд, и дети почти всё время проводили на улице. Сколько себя помню, где только можно и нельзя мы играли в футбол. Здесь я научился превращать недостатки в преимущества: бордюрный камень – это на самом деле не препятствие, его можно превратить в партнёра и сыграть с ним в «стеночку». С его помощью и отрабатывал технику. Когда мяч отскакивает от разных поверхностей под непредсказуемыми углами, ты должен моментально под него подстраиваться.

Во время моей профессиональной карьеры зрители часто удивлялись, как я умудрялся пасовать или бить под невообразимыми углами – это всё благодаря тем местам, где я рос. Им же надо отдать должное за умение держать баланс. На бетон, знаете ли, падать больновато, и чтобы избежать этого, ты параллельно и играешь, и думаешь о том, как не упасть. Именно такой футбол, когда нужно было постоянно реагировать на меняющуюся ситуацию, обеспечил меня футбольными навыками. И я ратую за то, чтобы дети начинали играть без шипов – иначе они теряют те часы, которые я проводил на улице, часы, когда они учатся, как оставаться на ногах. Дайте им обувь с плоской подошвой и помогите им научиться держать баланс.

Жизнь дома была простой, без изысков, но меня это мало заботило. Я вырос в тёплой семейной атмосфере. Спал в одной комнате с братом Хенни, который старше на два с половиной года. В юном возрасте это довольно большая разница, но я постоянно носился на улицах и играл в футбол, поэтому он в основном жил своей жизнью, а я – своей.

Во мне смешались характеры обоих родителей. Благодаря маме я вырос общительным, а от папы досталась хитрость. Да, я определённо хитёр по жизни, потому из всего стараюсь извлечь выгоду. Манус, мой отец, был таким же, он любил подшучивать над людьми. У него один глаз был стеклянным, и он постоянно спорил с кем-нибудь на 5 центов, кто сможет дольше смотреть на солнце. Он заслонял здоровый глаз рукой и преспокойно глядел на него минуту, а затем забирал деньги. Нел, моя мама, была крайне общительной, всю себя посвящала семье. У неё было девять братьев и сестёр, так что в придачу к куче дядюшек и тётушек у меня ещё десятки кузенов. Это здорово, потому что всегда есть к кому обратиться за помощью, если случается что-то плохое. Кто-то поможет наладить кухонную плиту, другой хорошо рисует, так что если какие-то проблемы, ты знаешь, в какую дверь постучаться. Но по части футбола я мог рассчитывать лишь на себя, всех остальных это увлечение миновало.

Я учился в амстердамской школе Груна ван Принстерера, она была христианская, хотя меня никогда не принуждали верить, а поблизости располагались светские школы. Сам я бывал в церкви только по поручению отца, чтобы забирать заказы для его магазина, а когда я спросил, зачем нужно приходить в школу с Библией в сумке, он ответил: «Йохан, в ней рассказаны хорошие истории. Моя задача – дать тебе как можно больше, а уж ты сам потом решишь, что тебе с этим делать».

Даже в школе меня постоянно тянуло играть в футбол, и с ранних лет все знали меня как паренька, который вечно таскает с собой мяч. Я брал его каждый день, клал под парту и перекатывал между ногами во время занятия. Иногда это досаждало учителям, меня выгоняли за дверь. Я делал это инстинктивно, даже не осознавая, что нужно прикладывать усилия и концентрироваться на том, чтобы перекатывать мяч от левой ноги к правой. За исключением этого я мало чему научился в школьных стенах, хотя ясно помню, что никогда не прогуливал занятий. Да, учёба меня особо не увлекала, однако я понимал, что должен заниматься, и не позволял себе отлынивать вплоть до того возраста, когда мог со всей ответственностью для себя решить, что больше не хочу этого делать.

А вот первый день в «Аяксе» помню очень чётко, словно это было вчера. 1952 год, мне пять лет. Отец предложил сходить с ним, он возил туда корзины с фруктами для травмированных и больных игроков, и я с удовольствием проехал всю дорогу до клуба на велосипеде, радостный, что наконец могу пройти внутрь через двери, а не просто сидеть на трибунах. Тогда же я встретил Хенка Ангела, друга отца, работавшего там завхозом. Он спросил, не хочу ли я помочь ему, и со следующего дня «Аякс» вошёл в мою жизнь, благодаря чему я до сих пор вспоминаю детство с трепетом. Меня всегда окружали любовью и заботой – что дома, что в «Аяксе». Я был чертовски признателен дяде Хенку за то, что он давал мне выполнять всякую мелкую работу на стадионе, когда поле перекладывали или оно было непригодным для игры из-за зимы, и я проводил в клубе много времени. В качестве награды мне разрешали играть в зале или даже на главном поле.

Во время летних каникул я бывал в доме форварда «Аякса» Аренда ван дер Вела, ставшего другом нашей семьи. К тому моменту он только перешёл в «Энсхеде» и наслаждался жизнью за городом. Тогда у меня были первые уроки вождения: лет в семь или восемь Аренд сажал меня на колени, и я сидел перед рулём. Потом я познакомился с Абе Ленстрой, ещё одним нападающим «Энсхеде», перешедшего туда их «Херенвена». Он был звездой в те годы, и мне однажды посчастливилось попинать с ним мяч на одной из тренировок – то воспоминание остаётся особенным для меня. Но больше всего запомнилось, что у Абе всегда с собой был мяч.

Дядю Хенка я в детстве видел очень часто, особенно после смерти его жены, когда он стал чаще обедать в нашем доме. Во время еды я, затаив дыхание, жадно вслушивался во всё, что он рассказывал о происходящем в «Аяксе». Аренд ван дер Вел тоже стал к нам приходить. Он тогда ещё был молодым игроком, регулярно попадал в стартовый состав, а жил на севере Амстердама, и ему было далеко добираться с работы и ещё успевать к вечерней тренировке, так что он заходил поесть в наш дом. И получается, что я самого детства не просто жил на стадионе «Аякса», но и «Аякс» в лице дяди Хенка (мы продолжали его так называть, даже когда отец умер и он женился на нашей матери) и Аренда жил в нашем доме. С пятилетнего возраста я знал обо всём, что творится в клубе, начиная с разговоров в раздевалке и заканчивая стартовым составом. Я сидел и слушал их день за днём, впитывая всё как губка.

Чуть повзрослев и став самостоятельней, я стал играть в футбол с друзьями повсюду, на всех ближайших улицах, а стадион «Аякса» окончательно стал вторым домом. Я проводил там каждую свободную минуту и никогда не выходил из дома без мяча. Также с пяти лет я всегда брал с собой сумку с футбольную обувью – никогда ведь не знаешь, вдруг команде не хватит одного человека для тренировки или двустороннего матча. И мне не раз везло, хотя чаще всего это случалось, потому что им было жаль меня. Я был мешком с костями, маленьким, как сморчок, и из жалости основной состав «Аякса» брал меня поиграть, невзирая на то, что я даже не числился ни в одной из юношеских команд. Ещё один пример моего вечного убеждения, что любой недостаток – например, мой тощий вид – можно обратить в преимущество.

Часто спрашивают, какой момент был лучшим для меня как футболиста. Честно, я многих деталей уже и не помню, даже забыл первый гол на домашней арене за «Аякс» на профессиональном уровне. Зато чётко помню, как впервые оказался на поле при полных трибунах. Не как футболист, разумеется: я должен был вилами выравнивать газон во вратарской площадке. Мне было около восьми, папа ещё был жив, меня никто не знал, но я уже на поле на переполненном стадионе и ухаживаю за газоном, где будет играть взрослая команда. Такое не забудешь.

Тыкая вилами в траву, я чувствовал ответственность за то, чтобы сделать игровую поверхность идеальной для моих героев. Теперь как человек, который всю жизнь играл, тренировал, смотрел футбол и думал о нём, я понимаю, что такой опыт, когда ты ухаживаешь за полем и амуницией в раннем возрасте, оказал большое влияние на меня как на личность. После окончания тренерской карьеры мы создали фонд Кройффа, цель которого – давать детям возможность играть в футбол, и мы заодно составили список из четырнадцати правил, которые полагается соблюдать. Второе правило касается уважения и ответственности за поле и за людей, и я смог сформулировать его благодаря этому периоду моей жизни. Я уже говорил, что все жизненные уроки усвоил в «Аяксе».

Несмотря на то что я был посредственным учеником, меня всегда манили числа. Допустим, мы с Денни сыграли свадьбу на второй день двенадцатого месяца. Два плюс двенадцать – это номер на моей футболке: 14. Это был 1968 год, а шесть плюс восемь – тоже четырнадцать. Неудивительно, что мы до сих пор вместе, спустя 48 лет совместной жизни. Наша свадьба была удачной в обоих смыслах. То же самое можно сказать о моём сыне Йорди. Он родился в 74-ом, а я – в 47-ом. В сумме обе цифры в обоих случаях дают одиннадцать. Его день рождения – 9 февраля, мой – 25 апреля. Девять плюс два у него; у меня – два плюс пять да плюс четыре. И опять везде одиннадцать.

Ещё я хорошо запоминаю номера телефонов: друзьям достаточно сказать свой всего один раз – и я никогда не забуду. Может, поэтому я всегда был хорош в устном счёте. Я не учился ему целенаправленно в школе, а постигал его в родительской овощной лавке. Когда отец уезжал развозить заказы, а мама дома готовила есть, мне приходилось обслуживать покупателей. Я был слишком мал, чтобы дотянуться до кассы, поэтому пришлось самому научиться считать, и благодаря тому, что это увлечение появилось в раннем возрасте, я, наверное, и полюбил цифры. А ещё – полюбил цифры в футболе: как можно переиграть оппонента, как лучше действовать в пространстве подобно тому, как это делал Ди Стефано. Да, родители не привили мне футбольных навыков, зато они дали возможность смотреть на футбол иначе, не так, как остальные.

Что касается физической работы, которую требуется выполнять футболистам, то ко всем кроссам и медицинболам, используемым в спортивных залах, я всегда испытывал стойкое отвращение. Попав в основную команду «Аякса», каждый раз, когда Ринус Михелс отправлял нас бегать по лесу, я отрывался от остальных как можно дальше, прятался за деревом до того момента, пока вся команда не возвращалась обратно, и надеялся, что по пути никто не будет считать нас по головам. Какое-то время трюк срабатывал, но потом Михелс обо всём узнал. В наказание я должен был приходить на дополнительную тренировку на лесной дорожке в выходной день в 8 утра. Михелс подъезжал ровно к назначенному времени, сидя за рулём в пижаме, опускал стекло и говорил: «Ой, слишком холодно для меня. Поеду дальше спать». Мне оставалось только мириться в одиночестве с чувством стыда.

Официально я присоединился к юношеской команде «Аякса» в 1957-ом в десятилетнем возрасте. Я был костлявым, и сегодня, если бы меня взяли, то сразу прогнали бы через кучу физических упражнений. Тогда, к счастью, такого не было, да я бы и не вытерпел. Единственное, я попросил маму чаще готовить зелёную фасоль и шпинат, потому что в них много железа. В остальном ничего не изменилось: я всё так же сутками играл в футбол с друзьями – на тренировках и на улице. Важно было не только играть, но и получать от этого удовольствие.

Позднее что-то похожее было с Франком Райкардом, которого я тренировал в «Аяксе». Он вечно во время круговых пробежек по пересечённой местности изображал кашель. Мы разбивали игроков на две группы, одна бежала за другой. Он присоединялся ко второй, давал им оторваться и присоединялся на следующем кругу к первой, чтобы бежать на круг меньше. Другие тренеры не замечали, но я его раскусил и сам с этого посмеялся. Разумеется, позднее я всё ему высказал, однако в то же время это представлялось мне забавным. Такие хитрости я всегда любил благодаря отцу, хотя во мне и немало от матери.

Когда мы с Денни начали встречаться, мне порой хотелось побыть у неё дольше, чем позволял Михелс. По вечерам он всегда проезжал по Амстердаму и проверял, чтобы возле дома каждого игрока была припаркована его машина. Однажды я одолжил автомобиль отчима, а свой оставил на месте. У Михелса были подозрения на мой счёт, и он на следующий день угрожал оштрафовать меня. Я по-прежнему жил с родителями и предложил ему позвонить маме – мол, пусть она подтвердит, что я был дома. Она прекрасно сыграла свою роль, Михелс от меня отстал, а мы с мамой потом хохотали, вспоминая этот случай.

⇐ Предыдущая 123 4 5 6 7 8 9 10 Следующая ⇒