Перетти Фрэнк 3 страница

«Да, действительно, сегодня я был не на высоте. Я знавал и лучшие дни. Сегодня было трудно. Слишком много отвлекающих моментов. Собственно, всего один, но серьезный. Это просто нереально. Устраивайте скандалы, устраивайте митинги, добывайте потрясающие кадры... только не надо делать его центральным персонажем всей этой истории, а потом подкидывать мне эту профессионально состряпанную «утку» подвидом объективного освещения событий».

Он выпрямился и уставился на пустой телеэкран. Ну и дела. На мгновение Джон попытался быть честным с самим собой и признать, что на месте Раша или Пита, отвечающих за содержание выпуска, или Тины Льюис, отвечающей за все программы новостей... да, он пустил бы этот материал. Зрителям это понравилось бы. А даже если бы и не понравилось, даже если бы они начали строчить жалобы в редакцию, они все равно прилипали бы к экранам телевизоров, каковое обстоятельство осчастливило бы отдел рекламы. «Да, если быть честным и смотреть на дело с практической точки зрения, от материала такого рода не отказываются».

А репортаж с митинга представляет собой пикантный материал, вне всяких сомнений: неистовствующая толпа, вопли, потасовки, мелькающие руки и ноги, полицейские, которые разнимают одних и тащат прочь других, в том числе и старика.

Старик. Да, теперь он станет знаменитостью. Его будут узнавать на улицах. Джон не знал, как это отразится на торговле в магазине старика. Покупатели будут узнавать его. Ну и способ делать рекламу!

До Джона донесся какой-то звук снаружи. Плач ребенка или что-то похожее. Вроде поздновато для того, чтобы ребенку болтаться на улице. «Давай, малыш, отправляйся домой. Мне нужно все как следует обдумать».

Джон был в тренировочных брюках и футболке. Он пообедал, выпил бокал хорошего вина, а потом рассчитывал по обыкновению расслабиться, просмотреть запись своего рабочего дня, не принимать ничего близко к сердцу. Но сегодня расслабиться не получалось. Просмотр видеозаписи рабочего дня тоже не доставил обычного удовольствия. Наоборот, расстроил, привел в бешенство, вызвал скверное чувство, застрявшее в сердце занозой, которую было не вытащить.

Джон решительно ударил ладонью по дивану.

– Отец... нам нужно поговорить. Да. С глазу на глаз. Мы должны... да, мы действительно должны во всем разобраться!

Он поднялся с дивана и прошел к телефону, но потом заколебался. Это не лучший способ выяснить отношения. «Может, мне стоит позвонить ему завтра. Может, нам стоит просто позавтракать вместе. Мне нужно время, чтобы остыть, справиться с чувствами».

Телефон находился на столе в кухне, рядом с дверью балкона. Джон снова услышал

плач ребенка. Нет... Теперь, похоже, плакали сразу два ребенка. Возможно, даже три.

Но, похоже, плакал и взрослый. Или двое взрослых? Или трое? Да что там, собственно..

Джон отодвинул дверь и шагнул на балкон с железным ограждением.

Стоял чудесный вечер; теплый ветер приходил с холмов и струился сквозь каменный лес центра города, который сейчас лежал внизу праздничным морем янтарных, золотых и серебряных огней. На западе, часто расчерченная силуэтами небоскребов, тянулась розовая полоса закатного неба, на которой четко вырисовывалась зубчатая гряда отдаленных гор.

Джон напряженно прислушался. Шум транспорта здесь практически никогда не стихал. Хотя окна дома выходили на небольшой жилой квартал, с одной и другой стороны его тянулись оживленные транспортные магистрали, а всего в нескольких кварталах ниже по склону холма проходила междугородная трасса. «Странно, подумал Джон, – что в таком шуме я слышу так ясно и отчетливо детский плач. Может, это завывания какой-то сирены или громко включенное радио. Может, у котов настал брачный сезон...»

Нет, подожди-ка минутку. Вот снова. Чей-то плач. Бесконечно горестные стоны. Один голос. Теперь два. Исполненные муки стенания. Три голоса?

Может, семейный скандал у кого-то из жильцов? Черт. Почему они не закрыли окно, если собирались давать этот концерт?

Да, звучало сразу несколько голосов, теперь он различал ясно. Но откуда они доносились? Джон наклонил голову в одну сторону, потом в другую, прислушиваясь. По не понятной причине он не мог определить направление. Казалось, плач доносится со всех сторон сразу.

Новые голоса – некоторые тихо всхлипывают, некоторые жалобно стонут, некоторые произносят какие-то слова. Женские голоса, мужские голоса... высокие и низкие, тихие и громкие...

О черт. Вероятно, это телевизионная передача... Тут в каждой квартире по телевизору, и все они настроены на один канал: идет какой-то фантастический фильм ужасов или что-то вроде. Ну конечно.

Один голос говорил что-то, просто произносил слова, захлебываясь от плача. Джон не мог разобрать слова: слишком много других рыдающих голосов, слишком сильный шум транспорта, слишком громкий свист ветра.

В нем проснулось любопытство. Джон попытался сдержать его вопросом: а мое ли это дело? Но потом прогнал сомнения, напомнив себе, что он все-таки журналист, – или, по крайней мере, был им до того, как стал теле ведущим, – а где-то, возможно, рядом, разворачиваются интересные события. «Так, что же мне делать? – на мгновение задумался он. – Ладно, я в спортивных брюках. Надену кроссовки. Чудесный вечер для прогулки».

Он ушел в глубину квартиры и схватил свитер. Потом, повинуясь внезапному порыву, схватил сотовый телефон. Если там происходит что-то интересное, он должен иметь возможность немедленно связаться с отделом новостей или даже с Оуэном Весселом, режиссером одиннадцатичасового выпуска. В конце концов, он находился прямо здесь, на месте событий.

Джон выскочил из двери, пробежал по коридору и вниз по лестнице, по пути рассчитывая время. «Так, посмотрим. Сейчас около половины десятого... Значит, до следующего выпуска осталось полтора часа. Если съемочная бригада подъедет в течение получаса, мы успеем доставить запись на студию к половине одиннадцатого. Возможно, сюда придется выслать микроавтобус с оборудованием, чтобы сделать прямой репортаж. Да,

точно, не упускай такого случая... если там действительно что-то происходит, это сработает. Но кого же можно вызвонить в такой час?»

Джон выбежал на тротуар. Теперь напрягать слух не приходилось. Голоса звучали ясно

и чисто, словно колокольный звон, неслись со всех сторон, с одного и другого конца улицы. Стоны, плач, жалобные вскрики, рыдания...

»...Помогите... – послышалось Джону. Потом снова слова, едва различимые сквозь другие звуки, сквозь нестройный хор других голосов: – ...помогите...»

Это не телевизор. Боже мой, кто-то попал в беду!

– Эй! – крикнул Джон. – Вы слышите меня?»...Умираю...» Ему показалось, он отчетливо расслышал это слово – произнесенное другим, более низким голосом.

– Где вы? – громко спросил Джон. Потом подумал: «Хороший вопрос». Похоже, они находятся повсюду. И кто они? И что приключилось со столькими людьми в одно и то же время? Здесь явно было что-то неладно.

«Осторожнее, Джон, осторожнее».

Он замер на месте и стал прислушиваться дальше.

Теперь за звуком ближних голосов он различил отдаленные крики, исполненные боли, а за ними... еще крики и плач, которые сливались в длинный, нескончаемый стон, подобный скорбному стону ветра, подобный далекому ропоту океана.

Сердце его застучало учащенно. Он напряг мускулы, готовый броситься в бегство. Он испугался. Страх, настоящий страх вползал в его душу. До этого момента Джон не предполагал, что здесь есть чего бояться, но теперь испугался не на шутку: «Я оказался в самой гуще каких-то событий. Здесь происходит нечто ужасное, и я не понимаю, что именно. И это причиняет боль множеству людей, а значит, может причинить боль и мне».

Он осмотрелся, взглянул в один и другой конец улицы, поднял глаза на электрические провода и ветви деревьев, обвел взглядом освещенные окна квартир, огни вечернего города. Он не заметил ничего необычного, ничего зловещего или таящего угрозу. Но от этого все происходящее показалось только более зловещим, более ужасным.

Голоса не стихали. Джон понял, что может говорить сколь угодно громко, но останется не услышанным.

Довольно. Он принял решение. Он поверил в реальность происходящего. Джон спрятался за телеграфный столб – чтобы здесь ни творилось, позаботиться о безопасности не помешает – и быстро набрал номер отдела новостей на сотовом телефоне.

– Привет. Это Джон Баррет. У меня здесь интересный случай. Дайте мне Оуэна.

Он убедил Оуэна. Новости Шестого канала держали оператора, выезжающего по вызову.

Они пришлют его. Джон сам сделает прямой репортаж.

После звонка на студию Джон позвонил в полицию и сообщил о странных событиях. Потом он осмотрел себя. Боже! Он не может делать прямой репортаж в футболке! Джон

бросился обратно в дом, взлетел по лестнице и ворвался в квартиру, тяжело дыша и обливаясь потом. Он сдернул футболку, вытер мокрое от пота тело влажным полотенцем, потом лихорадочно пошарил в платяном шкафу и наконец остановил свой выбор на обычной рубашке – он оставит верхнюю пуговицу расстегнутой – и красной ветровке.

Надевая рубашку, Джон репетировал.

– Сегодня вечернгя тишина в районе Бейкер-хилл внезапно была нарушена... м-м-м...

покой, царящий в районе Бейкер-хилл, был нарушен сегодня... внезапно нарушен...

Глядя в зеркало, он вытер пот с лица, торопливо причесал волосы, даже проверил, не

застрял ли в зубах кусочек салата. Все в порядке. Это будет сделанный экспромтом прямой репортаж с места событий.

Джон схватил звонящий сотовый телефон с кровати. Тот снова прозвенел, Джон вздрогнул и выронил его,

потом снова взял.

– Да?

– Джон, это Бенни. Я выезжаю из гаража. Уточни, где ты находишься.

На этой неделе Бенни работал оператором по вызову. Он уезжал домой с работы на одном из оборудованных аппаратурой автомобилей новостей Шестого канала, чтобы быть готовым по первому сигналу выехать на незапланированную съемку. Сейчас он уже находился в пути и звонил Джону из машины.

Джон диктовал Бенни адрес и объяснял, как ехать, пока выходил из квартиры, торопливо шагал по коридору, вниз по лестнице – здесь он практически потерял с Бенни связь – и на улицу.

Мимо дома только что проехала полицейская машина и сейчас медленно удалялась вниз по улице – очевидно, патруль. Ну конечно. Вероятно, они так же озадачены, как и Джон. Когда все эти голоса стонут и плачут вокруг, разве поймешь, с чего начать разбираться? Наверняка они связываются с участком.

Джон хотел убедиться, что он снимет этих ребят, узнает их реакцию на происходящее, получит какую-то информацию. Он выскочил на проезжую часть, замахал руками и закричал:

– Эй! Эй, вернитесь! Джон Баррет... Новости Шестого канала!

Красные тормозные сигналы машины зажглись. Она остановилась, потом дала задний ход и двинулась в обратном направлении. Джон метнул взгляд в конец улицы. Черт! Бенни уже был где-то недалеко, но события развивались слишком быстро. Они не попадут в репортаж.

Полицейская машина затормозила прямо напротив Джона, и офицер опустил стекло.

– Привет. Вы вызывали полицию? Джон посмотрел сначала направо, потом налево и бросился через улицу.

– Да. Привет... Джон Баррет, новости Шестого канала. Это все началось... он посмотрев на часы, – ... пятнадцать минут назад. Мне не удалось установить причину происходящего...Возможно, вы лучше разберетесь что к чему...

Офицер взглянул на своего напарника, потом снова перевел взгляд на Джона.

– Вы репортер?

– Точно. Я ведущий программы новостей Шестого канала. Оператор уже в пути, мы собираемся сделать репортаж об этом.

– Так в чем проблема-то?

Джон по-прежнему слышал плач и стоны, разносящиеся по всему кварталу и за его пределами. Он вскинул руки.

– Тут я пас. Я не имею ни малейшего понятия, что все это значит. Я никогда прежде не сталкивался ни с чем подобным. Офицер начинал потихоньку терять терпение.

– Подобным чему?

Бездеятельность полицейского озадачила Джона.

– Ну как... должна же быть какая-то причина всего этого шума.

Второй полицейский обогнул машину, и теперь оба стояли напротив Джона.

– У вас есть при себе какое-нибудь удостоверение личности? Джон мгновенно сообразил, что нет.

– О нет. Я выбежал в тренировочных брюках... У меня при себе нет бумажника. Именно в этот момент подъехал Бенни на теле съемочном автомобиле, быстроходном

микроавтобусе с написанным на борту красными буквами названием телекомпании и программы.

– О, – с облегчением выдохнул Джон. – Это Бенни Хэйк, наш оператор. Может, вы выскажете свое мнение, когда выясните причину происходящего.

Похоже, появление Бенни подтвердило правдивость заявлений Джона. Полицейские на время оставили вопрос об удостоверении личности, но один из них продолжал настаивать:

– Мистер Баррет, нам нужно знать, в чем заключается проблема. В чем дело? Где и что происходит?

Бенни открыл заднюю дверцу микроавтобуса и начал вытаскивать аппаратуру.

Джон не вполне понимал, что хочет знать полицейский. Что еще ему надо знать, когда вокруг стоит такой шум?

– Э-э... ну, все это началось минут пятнадцать назад...

– Что началось? – резко спросил полицейский.

– Ну... все эти голоса... – И в этот миг в уме Джона зародилось подозрение, которое ему очень хотелось

прогнать прочь.

– Какие голоса, мистер Баррет? Подозрение стало сильнее.

Подошел Бенни, неся на плече камеру, треногу и стойку с прожекторами.

– Эй, Джон, где лучше поставить камеру?

Джон огляделся по сторонам, не забывая о присутствии полицейских. «Лучше не блокировать дорогу», – подумал он.

– А что если на тротуаре? Оттуда открывается хороший вид на улицу за мной и полицейскую машину.

Бенни принялся устанавливать камеру. Полицейские осматривались и обменивались взглядами, а также тихими, неразборчивыми репликами.

Один полицейский спросил:

– Вы слышите голоса, мистер Баррет?

Джон заколебался. Вопрос звучал разумно, но внезапно у него возникло такое чувство, будто его спросили, в своем ли он уме. И теперь подозрение, которое он пытался отогнать прочь, безраздельно овладело его умом: «Они не слышат голоса». Этого не может быть. Конечно, слышат.

– Вы шутите...

– До сих пор мы нисколько не шутили, – сказал полицейский.

– Вы не... – Джон посмотрел в один конец улицы, потом в другой. Он заметил, что голоса начали удаляться и стихать. – Вы не... слышите никаких голосов? Полицейские, стоявшие со скрещенными на груди руками, переглянулись, а потом с ледяным выражением лица уставились на Джона.

– Нет, сэр. Мы ничего не слышим.

– Вы не слышите... призывы о помощи? Ничего похожего?

– Нет, сэр.

Джон не мог в это поверить. Это просто не укладывалось в голове. Он повернулся к

Бенни.

– Бенни, ты ведь слышишь голоса плачущих людей? Бенни выглянул из-за камеры.

– Что такое?

– Ты слышишь голоса плачущих людей? Бенни повторил вопрос, словно пытаясь удостовериться, что расслышал его правильно.

– Слышу ли я голоса плачущих людей? Джон находился в отчаянии.

– Да.

– Каких людей?

– Вы принимали сегодня какой-нибудь наркотик, мистер Баррет?

О нет. Этого просто не может быть.

– Ну... нет. Я вообще не употребляю наркотики.

– Вы живете поблизости?

– Ну да. Вон окна моей квартиры. Полицейские повернулись к Бенни.

– Сэр? Подойдите, пожалуйста.

Бенни оставил камеру и подошел к полицейской машине.

– Так... вы знакомы с этим парнем, верно? – спросил полицейский.

– Конечно, – сказал Бенни.

– Он слышит голоса.

Бенни обдумал слова полицейского, а потом спросил Джона:

– Ты слышишь голоса, Джон?

Джон прислушался, просто для уверенности. Голоса пропали. На улице было тихо. Он боялся отвечать.

– Вы слышите голоса, мистер Баррет? – спросил полицейский. Джон помотал головой. Он был слишком смятен, чтобы говорить.

– Вы не слышите голоса?

– Уже нет, – пробормотал он.

– Прошу прощения?

– Я... я слышал их. Слышал даже после вашего появления, но сейчас уже не слышу.

– И вы не принимали никаких наркотиков недавно? Единственное объяснение случившемуся, пришедшее ему в голову, повергло Джона в ужас.

– Я... я употреблял наркотики в колледже. Сидел на ЛСД. Но это было много лет назад

– Его начинало трясти.

– Так, – сказал полицейский. – Похоже, у вас галлюцинации.

Джон был совершенно раздавлен. Он чувствовал себя так, словно стоял перед ними голый.

– С тобой все в порядке, Джон? – спросил Бенни. Джон не мог ответить. Он не желал ничего признавать.

Наконец он ответил:

– В таком случае, полагаю, здесь ничего не происходит. Извините.

– Это окна вашей квартиры? – спросил полицейский.

– Да.

– На вашем месте я бы пошел домой. Ложитесь в постель. Выспитесь хорошенько.

– Но я не принимал никаких наркотиков, – запротестовал Джон, возмущенный намеком.

– Может, это остаточные симптомы действия ЛСД, – сказал Бенни. – Я слышал, такое иногда бывает.

– Но со мной никогда прежде не случалось ничего подобного...

– Ребята, давайте поставим на этом точку, – сказал полицейский. – Бенни, вы можете присмотреть за ним, проводить его в квартиру?

– Да, конечно.

– Хорошо. – Полицейский кивнул напарнику, и они сели в машину.

Полицейские уехали, а Джон и Бенни остались стоять на улице: Бенни пребывал в полном замешательстве, а Джон чувствовал себя идиотом.

Джон поглядел в один конец улицы, потом в другой, обвел взглядом окна во всех окружающих жилых домах. Все было тихо. Откуда бы ни доносились те голоса, сейчас они исчезли. Просто исчезли. Вот и все.

– Это было что-то странное, Бенни, – сказал он. – Понимаешь, голоса были совершенно реальными. Я не сомневался, что здесь что-то происходит. Я бы не позвонил на студию, если бы сомневался.

Бенни взял камеру и направился обратно к микроавтобусу.

– Да, конечно... это довольно странно, верно.

– Извини, что побеспокоил тебя.

– Ну, мне за это платят, так что я не в обиде.

– Хорошо. Хорошо. Э-э... Бенни, ты можешь дать мне время разобраться с этим? Я имею

в виду, я сам расскажу Бену о случившемся. Я пойду к врачу и выясню, что все это значит...

– Ладно, не волнуйся. Если хочешь, можешь сам все рассказать боссу. Это не мое дело.

– Спасибо.

Бенни погрузил оборудование в машину, попрощался и уехал прочь, а Джон остался стоять на тротуаре – одинокая фигура под уличным фонарем. На улице снова стояла тишина. Джон помедлил, еще раз обвел взглядом улицу и немного постоял, не шевелясь, не дыша – просто прислушиваясь.

Никаких звуков, кроме шума вечернего города. Страх не покинул Джона. Он поспешно вернулся в дом, поднялся по лестнице, прошел по коридору и вошел в квартиру, – не замедлГя шаг, не останавливаясь до тех пор, пока не запер на ключ и задвижку дверь и не проверил все комнаты.

Потом Джон сел на диван спиной к стене таким образом, чтобы видеть всю гостиную, и попытался успокоиться. Для этого ему потребуется половина ночи.

Эд Лэйк и Мартин Дэвин встретились с самого утра в просторном кабинете Дэвина – раньше это был кабинет Лэйка – за закрытой дубовой дверью. Встреча длилась недолго, минут пятнадцать. Потом, не попрощавшись ни с кем из сотрудников, большинство которых понятия не имело о происходящих событиях, Лэйк торопливо прошел по длинному коридору

с обшитыми деревянными панелями стенами, мимо хорошо освещенных, тщательно выписанных портретов прежних губернаторов и вышел на свет дня, чтобы никогда больше не вернуться. Никто не обратил на это особого внимания. Дэви ни Лэйк часто уходили из офиса по делам

на целый день. Кроме того, у них часто происходили горячие споры, после которых один из них – как правило, Лэйк покидал комнату.

В скором времени губернатор заглянул в кабинет Дэвина.

– Ну и как все прошло?

Дэвин, сидевший за своим новым большим столом, улыбнулся и слегка пожал плечами.

– Не самый приятный разговор, но я бы сказал, мы достигли полного взаимопонимания. Оптовый магазин Баррета «Все для слесарно-водопроводных работ» располагался в

старом здании склада на южной окраине города; это было обветшавшее строение с облупленными голубыми стенами и трубами вентиляционных шахт, расположенных по всей длине крыши, они гудели и выли на одной ноте в течение всего дня. Иногда над самой крышей пролетал реактивный самолет, совершавший посадку в городском аэропорту, и тогда разговаривавший по телефону продавец просил своего собеседника повторить последнюю фразу. Джон Баррет старший занимался этим бизнесом уже тридцать лет, знал всех до единого подрядчиков, хоть как-то связанных со слесарно-водопроводным делом, и мог на равных говорить об умывальниках, кранах, душевых, унитазах, моечных машинах и компрессорных установках с лучшими из них.

У посетителя магазина возникало впечатление, что здесь можно приобрести практически все на свете, имеющее отношение к слесарно-водопроводному делу. И если Папа Баррет или четверо его служащих не могли найти требуемого среди выстроенных рядами и снабженных ярлыками и табличками стеллажей, полок, ларей и ящиков, они обязательно находили какую-нибудь равноценную, если не лучшую, замену. Чугунные трубы? Нет проблем. Медные? ПВС? СПВС? И в помещении магазина, и на заднем двор трубы на любой вкус лежали ровными штабелями.

«Да, – подумал Джон, заводя свой «мерседесс» на усыпанную гравием парковочную площадку, – Папа умеет торговать и получать прибыль». Но именно это и казалось лишенным всякого смысла. Как может человек, который так много работал и так преуспел в бизнесе, настолько безответственно относиться к своей репутации в обществе? Конечно, нет ничего страшного в том, чтобы с плакатом в руках устраивать на улицах марши протеста против абортов; даже уважаемые люди занимаются этим. Но весь этот бред «сумасшедшего пророка»,все эти громкие публичные проповеди начинали причинять неудобства, особенно Папина вендетта против губернатора Слэйтера. Казалось, Папа появлялся на всех общественных мероприятиях, в которых участвовал Слэйтер. Слэйтер уже начинал узнавать его, и в последний раз Папа умудрился даже выступить на предвыборном митинге губернатора.

Джон выключил двигатель и несколько мгновений сидел в машине, стараясь сохранять спокойствие. Это было не легко. Он мог думать лишь о том, как Папа своим поведением поставил его в ужасное положение, и о том, как стрессовое состояние вызвало у него дикую галлюцинацию накануне вечером – и гнев снова охватил его. Полицейские и Бенни сочли его помешанным. «Большое тебе спасибо, Папа».

Что ж, сейчас у них состоится встреча. Джон позвонил отцу утром и коротко сказал: «Я заеду к тебе в полдень» – и Папа ответил: «Хорошо». И вот уже полдень. Джон вышел из машины и, обогнув ее, направился к главному входу магазина.

Стекло в двери было столь густо залеплено рекламными листками и объявлениями, что заглянуть внутрь не представлялось возможным. Джон распахнул дверь, и дребезжащий звонок старого электронного сторожа известил кого-то о появлении посетителя. Но никто не обратил на это особого внимания. У прилавка в переднем торговом зале всегда толпилось много заказчиков – они опирались на него локтями, словно ковбои на стойку в салоне, и интересовались какими-то загадочными деталями, делали и получали заказы, рассказывали и выслушивали разные истории. Бадди Клеменс, тщедушный, костлявый продавец в очках и подтяжках, как всегда, занимал место за прилавком, а сейчас ему помогал Джимми Лопес, здоровенный подсобный рабочий. Стены и прилавок были заклеены плакатами, рекламирующими продукцию, начиная от оборудования очистных сооружений городской канализации до красивых позолоченных кранов для ванной. Однако никаких девочек. Папа никогда не позволял развешивать плакаты с девочками.

Бадди заметил Джона и приветственно улыбнулся, Джон ответил такой же улыбкой.

Джимми, уткнувшийся носом в толстый каталог, даже не поднял глаза.

Джон, чувствовавший себя здесь как дома, зашел за прилавок.

– Где отец?

Бадди ткнул большим пальцем через плечо.

– В офисе, наверное. – Он снова занялся покупателем. Джон быстро прошел по проходу номер семь, между высокими полками с фасонными частями медных труб.

Бадди украдкой взглянул на Джимми и пошевелил бровями:

– Сейчас начнется фейерверк.

Джимми оглянулся и увидел Джона, стремительно идущего по проходу номер семь. Он сказал покупателю:

– Подождите минуточку, – и сам тоже нырнул в проход номер семь.

– Джон, – негромко позвал он. Джон старался настроить себя на решительный лад ввиду предстоящего разговора, поэтому остановился и повернулся без всякого удовольствия.

Джимми догнал его и мягко сказал:

– Я понимаю, это не мое дело, но если это как-то поможет...Ваш отец страшно расстраивается по поводу случившегося. Он поговорил только с одним продавцом сегодня утром и с тех пор не выходил из офиса. Понимаете, он страдает. Я не знаю, зачем говорю все это... То есть это не мое дело, но... наверное, я просто хочу попросить вас отнестись к нему снисходительно.

Типичная ситуация. Сколь бы безумные номера ни откалывал Папа, знавшие его люди любили его. Может, просьба Джимми и помогла Джону успокоиться... немного. Он вежливо ответил:

– Хорошо, Джимми. Спасибо.

– И вам спасибо. – Джимми заторопился обратно к клиенту.

Джон снова стал настраивать себя на серьезный разговор. Выйдя из прохода, он остановился и подождал, пока Чак Кейтсман проедет мимо на грохочущем автокаре, транспортируя огромную связку оцинкованных труб на погрузочную платформу. Вероятно, эта машина была ровесницей Джона, но все еще работала, все еще наполняла помещение запахом выхлопных газов.

А там, в дальнем углу огромного складского помещения, находился офис, здание в здании, содержащее несколько комнат, со стенами, сложенными методом сухой кладки и покрашенными в неопределенный серовато-белый цвет. Джон направился к главной двери с табличкой «Офис. Закрывайте за собой двери» и вошел, закрыв за собой дверь.

Бухгалтер Джилл – симпатичная, круглощекая, плотная женщина приветствовала его словами: «Привет, Джон. Он в своем кабинете» – а затем с нескрываемым любопытством проследила за тем, как он проходит к двери с табличкой «Директор».

Дверь была приоткрыта. Джон легко постучал.

– Да, входи, сынок.

Джон обернулся, и Джилл поспешно уткнулась в свои бумаги. Он вошел в кабинет. Папа сидел за столом, в привычном голубом комбинезоне с вышитым на груди слева

своим именем. Стол был завален счетами, заказами и каталогами, но поверх этой груды лежал плеер с наушниками. Когда Джон вошел, Папа убрал плеер в ящик стола. Глаза его были красными от слез.

Джон заметил эмоциональное состояние отца, но он подготовился ко всему.

– Я хотел вывезти тебя перекусить куда-нибудь, но, вероятно...

– Сынок, если ты не против, я попросил Джилл заказать нам несколько сандвичей. Думаю, нам лучше поговорить здесь...

Джон быстро согласился:

– Да, я тоже так считаю.

Не повышая голоса, Папа сказал:

– Джилл, сандвичи уже должны быть готовы.

– 0'кей, Джон, – ответила она.

– И еще подай два кафе, хорошо? Один черный, один с сахаром. Будь добра.

– 0'кей.

Папа встал, чтобы закрыть дверь.

– Она очень любознательная женщина. Он вернулся к столу, поудобней устроился в кресле, потер глаза, потом лицо и печально вздохнул.

– Тяжелое выдалось утро. – Он принужденно улыбнулся и посмотрел на Джона, своим видом выказывая готовность выслушать его со всем вниманием. – Но теперь можешь полностью располагать моим временем, сынок.

Джону надо было принять решение: покончить со всем прямо сейчас, простить Папу, забыть все – или все-таки выложить то, что он пришел выложить.

Это надо было сделать. Он скажет все. Все до последнего слова.

– Послушай, Папа, мне нужно сказать тебе кое-что. Я хочу, чтобы ты выслушал меня, потому что тебе нужно услышать это.

Папа поставил локти на стол, подпер сложенными руками подбородок и устремил взгляд на сына. Он приготовился слушать.

Джон мог бы отступить. Отец, и так глубоко подавленный, едва ли нуждался в новых упреках, но Джона переполнял гнев, которому он хотел дать выход, гнев, который он долго

копил в душе. Этот гнев придал ему сил и побудил к действию.

– Вчера вечером я видел тебя по телевизору. Несколько раз. События получили очень подробное освещение. Папа кивнул.

– Я видел тебя даже во время моей собственной программы: ты стоял над толпой и громко поносил губернатора, словно какой-то подстрекатель толпы. Потом я видел, как ты ввязался в драку – настоящее бесчинство, угрожавшее здоровью нашего репортера, – и драка продолжалась до тех пор, пока не приехали полицейские и не утащили тебя и твоих друзей с площади. А я должен был сидеть перед тысячами телезрителей и рассказывать...

рассказывать о том, каким полным идиотом выставляет себя мой отец. Мой собственный отец!

Папа снова кивнул, опуская глаза.

⇐ Предыдущая 1 2 345 6 7 8 9 10 Следующая ⇒