|
|||
Кабан Джим 4 страница
Некоторую сумятицу в общую обстановку внес и аэропортовский врач, явившийся осмотреть больное плечо Фернанды. Бодрый мужчина в белом халате с ходу заявил, что аэропортовский Котёл Ершова на ремонте, поэтому он осмотрит пациентку по-старинке. Потом немного помял ключицу стюардессы, сказал «ну-с» и сообщил, что пациентка не нуждается в немедленной госпитализации, однако ей следует отдохнуть в комфортной обстановке, дабы успокоить нервы. Фернанда после этих слов зарыдала и запросилась домой, но ее никто не отпустил. Врача попросили остаться на случай, если при сканировании в организме бортпроводницы обнаружат упаковки с наркотиками. Доктор остался, показывая большой интерес к происходящему.
Тем временем, получив заветный автограф, амазонка Ирина сосредоточилась на деле. Приказав Фернанде зайти в большой сканер, она уставилась на экран.
— Всё чисто, ребятушки, — констатировала Ирина спустя несколько томительных минут. — Стюардесса ваша в полном порядке. Никаких следов наркотиков.
— Я так и знал, — хором сказали Ангел с Платоном. Макс понурил голову.
— Си! — воскликнула Фернанда, выходя из сканера и нервно поправляя алую шляпку. — Отпустите меня наконец! Куэро а каса!
Доктор сказал: «Ну-с, я тут больше не нужен», — и ушел. — Ну уж нет, папаверин вас всех раздери! — крикнула Лиза. — У вас аппаратура сломалась.
Это было жалкий выпад, и таможенница немедленно размазала Лизу по стенке, разъяснив ей доступным языком, что лезут тут всякие со своими глупостями, аппаратура в полном порядке, и почему бы некоторым выскочкам не перестать отвлекать Таможенную службу Российской империи от оформления ежегодного отчета и не заняться своими делами, например, ловить настоящих преступников, а не воображаемых наркокурьеров.
Лиза поплелась вслед за всеми к выходу из помещения. Впереди ее ждал позор, выговор от Платона, чувство вины перед Максом, но что еще хуже — подписание смертного приговора Джиму. «Может, кабан взбесился из-за алого цвета формы стюардессы? Ну как бык на корриде», — вяло подумала она, глядя на шляпку Фернанды, подпрыгивающую на темных кудрях хозяйки. «Интересно, в Ламе есть такая модель шляпки? Надо будет полистать каталог в нашем уличном киоске на остановке…»
И вдруг ее осенило. — А шляпу? Шляпу-то отдельно не проверили! — воскликнула она, обернувшись к таможеннице Ирине.
— И снова-здорово! — Амазонка раздраженно отмахнулась. Она была полностью поглощена разглядыванием автографа Ангела на плакате. — Если бы в подкладке шляпы были наркотики, сканер бы их распознал. Всё, барышня, хватит тут безобразничать, покиньте моё таможенное царство наконец.
— Нет, послушайте! Сканер распознал бы наркотики, если б они были зашиты в подкладку шляпы. А если бы сама шляпа была напечатана из наркотиков? На трехмерном принтере! Понимаете? Если бы внутрь этого принтера загрузили тюбик не с жидкой тканью, или фетром, или что там должно быть, не знаю. А тюбик с жидким, вязким, густым наркотиком!
Все замерли в дверях. Все, кроме Фернанды, которая попыталась выскочить из комнаты, однако Макс перекрыл проем рукой, ожидая ответа от начальницы таможни.
По непроницаемому лицу амазонки было сложно понять, о чем она думает.
— С таким воображением, барышня, вам не в Личной Канцелярии служить, а вон, на телевидении! — Таможенница кивнула на плакат с поющим Ангелом. — У нас ничего подобного никогда не было, а мы тут перевидали даже мини-обезьянок в консервных банках! Швейцарские контрабандисты живых мартышок перевозили в жестяных ёмкостях, дырочки им просверливали, чтоб свежий воздух поступал… Как же эти обезьянки назывались… Мармеладки… Нет, мадмуазельки… Или мамзельки?.. Мы их еще потом в зоопарк отправили… — Швейцарские лиллипуты-мармозетки, — предположила Лиза. — И сейчас они решением суда, вероятнее всего, отправлены обратно на природу. Но давайте ближе к делу. Есть способ проверить, из какого материала изготовлена шляпка?
— Только один. Под микроскопом. — Таможенница указала в сторону электронного увеличителя. — Но занятие это кропотливое и долгое, да к тому же я сильно сомневаюсь, что оно даст результат.
— Требую прекратить посторонние фантазии, — включился в беседу Платон. — Елизавета, немедленно возвращаемся в «Беркут». Ты уже полностью дискредитировала себя. А вам следует вернуться к работе, — сообщил он амазонке.
— А вы, юноша, не командуйте в моем хозяйстве! Будет мне тут еще руководить. Если я и откажусь от возни с микроскопом, то не из-за ваших указок, дорогой мой, а только потому, что у меня и без того дел полным-полно.
— Давайте всё же попробуем! — взмолилась Лиза. — Во имя благополучия всех мини-обезьянок и макси-кабанов всех миров… Нет, не так. Во имя нашей с вами Общей Любви!
И она воздела руку с полустертой росписью Ангела, которая к этому моменту приобрела вид давнишней татуировки.
— Позвольте, милочка, а это откуда у вас? — встрял Ангел уже из коридора. — И почему ваше лицо кажется мне знакомым? Ах, минутку! Не вас ли я встретил на своей лестничной площадке, озорница вы эдакая? Поглядите-ка на нее, повсюду следует за своим любимцем!
— О, так вы тоже из наших, барышня! — обрадовалась Ирина, а грудь
ее заколыхалась от восторга. — Так бы сразу и сказали! Только истинные поклонники караулят своих кумиров возле квартиры. Да еще и с татуировкой, это уже высший пилотаж! Ладно, — решилась она. — Погляжу на эту шляпку в микроскоп, так и быть.
Вся компания вновь оккупировала таможенную комнату. Фернанда рыдала навзрыд, лишившись шляпки и остатков самообладания. Платон вернулся к прожиганию Лизы взглядом. При этом он суфлировал губами одно только страшное слово: «Ренненкампф». Макс воспрял и легонько даже подтанцовывал на месте от нетерпения. Все таможенники бросили свои скучные отчетные дела и сгруппировались вокруг начальницы, колдовавшей над микроскопом. Телевизионщики боролись с клерками за лучшие места в партере. Ангел пролез вперед всех со словами: «Я нужен ей сейчас, друзьяшки, не видите, что ли? Па-а-асторонись!». Причудливая шляпка беспомощно алела на подсвеченном стекле микроскопа, как экзотическая птица кардинал с подрезанными крыльями. Рядом белела фуражка амазонки.
— Ребятушки, — не поворачивая коротко стриженной головы, сказала начальница таможни, — я вам сейчас один снимочек скину на сервер. Давайте-ка поживее, прогоните его через нашу базу запрещенных веществ.
Один из клерков выпорхнул из толпы и бросился к ближайшему компьютеру.
Компьютер пискнул, на экране возникла фотография хаотичного нагромождения разноцветных молекул в самых разнообразных комбинациях. Больше всего происходящее на картинке напоминало разбросанные по полу детские игрушки: тут вам и мячики, и шарики всех размеров, и детали конструктора, и ленточки, и веревочки, и какие-то колючие монстрики, и колеса от машинок, и огрызок яблока.
Снимок замигал, уменьшился в размерах и прыгнул в левую часть экрана, а в правой началось мелькание других картинок. Вероятно, компьютер искал нечто похожее в той самой базе, о которой говорила Ирина. Всё это очень напоминало вращание барабана «однорукового бандита» в казино. Только ставкой в этой игре были не деньги, а жизнь одного толстого симпатичного хряка.
Внезапно мелькание закончилось. Компьютер исполнил припев из «Триумфальной частушки», классического хита певицы Беты.
На экране сияли две абсолютно идентичные картинки с молекулами. Это было лучше, чем три семерки. Это был джекпот свинского масштаба.
— Поросячий визг… — прошептали все таможенники одновременно. Будто порыв ветра с Финского залива пронесся по помещению. Платон скрипнул зубами на всю комнату, но никто даже не обернулся
— все смотрели на монитор компьютера с двумя одинаковыми картинками. Фернанда вскрикнула и попыталась вырваться в коридор. Макс ухватил ее за руку и защелкнул на тонких запястьях наручники. — Именем Императрицы и во имя международной Конвенции об обороте наркотиков и психотропных веществ, госпожа Фернанда Дельгадо, вы арестованы за незаконный провоз "Поросячьего визга" через границу Российской империи, — провозгласил Макс. Фернанда разрыдалась.
— Что? Что такое поросячий визг? Какой еще поросячий визг? Что происходит? — дико взволновалась Лиза.
— Героин двадцать первого века. «Поросячий визг». Один грамм стоит как новый Русско-Балт. Спрячу-ка его от греха подальше, — сказала начальница таможни, накрывая алую шляпку своей просторной фуражкой. — Ребятушки, подготовьте мне герметичный контейнер, акты обнаружения и изъятия наркотического вещества, ну сами знаете… И сразу садитесь переделывать годовой отчет — это крупнейшая удача Таможенной службы с тех пор, как мы нашли девятьсот тысяч рублей в пирожках! Помните? Недоумки сворачивали купюры в трубочки, обматывали их фольгой и запекали в тесте. Ну кто в здравом уме потащит пирожки на родину сказки про Колобка и "Омелы"? Я сразу почуяла неладное. Но тут
— ведь даже мысли не закралась. Впервые вижу наркотик в таком виде. А ведь как просто! Просто гениально, батюшки-светы! — Она растолкала телевизионщиков и пробилась поближе к Лизе. — Что, барышня, может, к нам в таможню переведетесь из своего нудного Отделения? Головка-то у вас варит, как хороший котелок! А? У нас интересно. Будем раз в неделю устраивать заседания клуба фанатов Ангела. Ну, соглашайтесь! — Спасибки, конечно, но, пожалуй, откажусь, — замотала головой Лиза. — У меня есть неоконченные дела в нашей Семёрочке.
— Преданность делу — похвально! — загремела амазонка. — А вы и правда ценный сотрудник. Имейте в виду, барышня, мы тут всегда вас ждем. Верно, ребятушки?
Бледные клерки зашелестели нечто утвердительное. — Поверить не могу, друзьяшки мои дорогие, что настолько миленький аксессуарчик оказался слеплен из смертоносного пластилина, — сказал Ангел в камеру. — Учитесь, дамочки: вот что такое «убить всех наповал своей шляпкой». Эх, не зря говорят: красота — страшная сила!
— О Диос мио, — обессиленно выдохнула Фернанда, глядя в потолок
и молитвенно складывая ладони. На ее тонких запястьях наручники смотрелись элегантно и изысканно, как браслеты в стиле модерн. — Ми побре херманито… Мой бедный братик, ты остался без подарка… И без сестры. Теперь мы точно никогда не помиримся. Как же так? Этого просто не может быть! — Она невидящим взглядом посмотрела на Макса. В прекрасных карих глазах плескались слезы и отчаяние.
— Да ладно вам, знаете какой в тюрьме роскошный синематограф? — утешил ее Макс. — Каждую субботу там крутят последние шепсинские блокбастеры. Я вам даже немного завидую, если честно. И свиней в тюрьме нет — я так понял, вы их не особо любите. Радоваться надо, а не реветь в три ручья, мадам.
Не похоже было, чтобы Фернанду эти аргументы хоть немного успокоили, однако Макс счел свою психотерапевтическую миссию выполненной и повернулся к Лизе:
— Категорически прощаюсь, богиня ты наша поросячья, — ухмыльнулся он ей напоследок. — Знатно ты тут всех приложила. Прямо в лужу усадила. Блеск! До новых встреч в эфире.
И он увел рыдающую стюардессу прочь. — Аста ла виста, бейби! — не удержалась Лиза.
* * *
— Приятно провернуть дельце-другое еще до обеда, — лениво сказала Лиза, развалившись на мягком диванчике возле фонтана в «Омеле». Спиной к окну, чтобы лишний раз не видеть остановку вакуумки на месте родного дома. — Найти ценный наркотик, спасти свинтуса от усыпления, получить предложение о работе… А вы как провели сегодняшнее утро, граф?
— Стыдно признаться, Елизавета Андреевна, в безделье… Не мог оторваться от телеэкрана. Смотрел, как вы виртуозно расследуете дело. Мы все так привыкли к высоким технологиям, поклоняемся им, почитаем их за величайшее благо двадцать первого века и часто забываем, что тот же трёхмерный принтер может стать величайшим злом, если попадет в руки злоумышленников… А у вас совершенно свежий, незашоренный взгляд, Елизавета Андреевна. Браво, сударыня, браво! Граф Александр и правда был в приподнятом настроении. Можно сказать — в эйфории. Лиза его даже не сразу узнала, когда случайно столкнулась с ним в «Омеле». Ну, то есть это она сначала думала, что столкнулась с ним случайно, однако тут же выяснилось, что граф догадался, куда она помчится сразу после аэропорта, опередил коллегу и ждал Лизу в кафе, чтобы угостить обедом.
Да, после всех этих разговоров о пирожках с деньгами Лизе жутко захотелось перекусить. Поэтому она действительно кинулась в любимую ресторашку. И как фон Миних мог это предугадать? Не иначе как применил свои экстрасверхспособности опытного следователя. Бледные щеки графа раскраснелись, глаза светились довольством. Кажется, он даже что-то напевал, пока Лиза жадно заглатывала пирожки с лесными ягодами, совершенно позабыв о том, что ей нужно худеть для благополучного возвращения домой.
— Я в восхищении, Елизавета Андреевна, от вашей совместной работы с господином Шварцем. А точнее — от того, как вы изящно поставили его на место. Он ведь полностью уверился в том, что всему причиной был Джим, но вы сумели, несмотря ни на что, найти доказательства обратному. Ваша настойчивость в Таможенной службе… Я просто обязан был немедленно угостить вас чем-нибудь вкусным. Прекрасная работа, сударыня!
— Ну, княгиня Юсупова с вами вряд ли бы согласилась, — невнятно отозвалась Лиза, наслаждаясь воздушным тестом с малиново-сливочной начинкой и чудным горьковатым эспрессо. — Мы потом вернулись на борт «Беркута», где она нас ждала в полной уверенности, что сейчас ее избавят от надоевшей свиньи, которую она всем сердцем ненавидит. И тут я ей сообщаю, что свинья будет жить, а вот ее лучшую стюардессу в данный момент увозят в кутузку. В общем, Платон ее еле откачал, хотя, по моему личному мнению, можно было обойтись и без расшнуровки корсета. Устроил там ноотроп знает что. Но потом пришла нежданная-негаданная помощь: Юсуповой позвонил глава рекламного отдела «Гаккелевских авиалиний». Он ей доступно объяснил, что общественности сильно не понравилось бы, если бы милую свинку пришлось усыпить. И если уж выбирать, кого кинуть на алтарь, так лучше Фернанду, которая явно проигрывает кабанчику в народной популярности. После этого княгиня пришла в себя и даже разрешила Платону увести ее в аэропортовское кафе. Ну а я к ним набиваться в компанию не стала и бросилась сюда. Хотите пирожок с брусникой? — Нет-нет, благодарю, Елизавета Андреевна, мне достаточно и чая…
Я так понял из репортажа господина Головастикова, что Джиму нашли новую работу?
— Ага. Начальница таможни Ирина — ух, какая грозная тетя! — решила взять его к себе в штат, раз кабанчик может учуять наркотик в любом виде. Но основная причина его трудоустройства не в этом. А в том, что Джим протащит ее в сияющую обитель шоу-бизнеса. Ангел собирается регулярно освещать таможенную деятельность кабанчика в своей программе. Крестный отец Джима, так он себя называет. Не знаю почему.
— Наверное, потому, что Ангел был первым, кто представил Джима публике — в своей программе «Великая княжна точка лайв», — рассеянно предположил граф, прихлебывая светлый чай. — Он тогда еще был бессмысленным поросенком. «Он» — я имею в виду «Джим». Ангел так и остался бессмысленным поросенком… Вы говорите, сударыня, Платон увлекся княгиней? Что ж, я ей сочувствую. Она не подозревает, что ее ждет. Лучше бы она пошла на свидание с бортовым компьютером «Беркута». Хотя, конечно, противостоять напору Платона непросто. Фактически — невозможно. Даже мне за все годы знакомства с ним не удалось этому научиться. А вот у вас — у вас врожденный дар, сударыня! Как же я рад, что вы проучили его сегодня, да еще и перед камерой «Всемогущего». Очень надеюсь, что Ренненкампф в прямом эфире наблюдал за сокрушительным фиаско его любимого агента! — Ого, граф! Не думала, что вам свойственна банальная мстительность, — сказала Лиза, отдуваясь после пирожков и готовясь к гранд-десерту, заказанному ей просто от жадности.
Торт "Ореховый взрыв", состоявший из пятнадцати коржей и семи видов орехов, имел в высоту сантиметров тридцать и являлся самой дорогой позицией в меню «Омелы». Лиза просто не могла упустить шанса попробовать его бесплатно. Граф же угощает! Нужно пользоваться.
— Слушайте, а что у вас там была за история в Швейцарии? — спросила она, варварски закапываясь в самую середину "Взрыва". — Платон говорил, что вы провалили какое-то секретное задание.
Граф сразу помрачнел. От жизнерадостности, брызжущей пузырьками шампанского, не осталось и следа.
— Задание было секретным. — Ой, да бросьте, граф! — махнула рукой Лиза. — Уж мне-то вы можете рассказать. Я же сама из Швейцарии!
— Раз уж вы об этом заговорили, Елизавета Андреевна… Это не мое дело, поэтому сам я не собирался поднимать эту тему… — Граф пожал плечами, отставил чашку с недопитым зеленым чаем в сторону и посмотрел Лизе прямо в глаза. — Вы уж простите, но я жил в этой стране много месяцев и готов поручиться, что вы не из Швейцарии. Вы можете ввести в заблуждение человека, который никогда не бывал в Альпах, но не меня.
Лиза взяла в руки деревянную вилочку и с новой энергией набросилась на многоярусный торт. Пусть она лопнет прямо здесь и сейчас, пусть ее вытошнит прямо на изысканный плащ графа, но она уничтожит этот трицикликовый «Ореховый взрыв». Ни грамма вкуснятины на помойку!
— Забавно, — пробубнила она, набив рот восхитительным тающим кремом. — Забавно, как вы все-таки похожи с вашим приятелем Платоном. Он тоже не поверил, что я из Швейцарии. Прямо не мог на нашей свинье сосредоточиться, только и талдачил, что моя история вызывает у него сомнения.
— Он мне не приятель, сударыня. — Лицо графа совсем заледенело. — «Но двуногих свиней в нашем мире не счесть: эти жрут без горчицы и перца всё, что в нас благородного, лучшего есть, что исходит из
уст и из сердца…»18 Нет, он хуже, гораздо хуже любой свиньи, я должен просить прощения у свиньи, что сравнил его с нею. Нет — это амарок в кожаных штанах, это бездушная машина из антиутопии, это… — Амарок? — Чудовищный волк из эскимосских сказаний, способный замораживать своим дыханием… Если Платон взял ваш след, Елизавета Андреевна, поберегитесь. Не знаю, что с вашей биографией не так, но мой вам совет, сударыня: отшлифуйте легенду до полного совершенства, в противном случае ваша жизнь превратится в такие вот развалины. — Изящная рука графа указала на жалкое месиво, бывшее когда-то великолепным «Ореховым взрывом». Картонная коробка с остатками торта могла бы выиграть первый приз на конкурсе художественных инсталляций «Что может сделать с вашим городом одна маленькая злая ядерная бомбочка». — Ммм, к вашему сведению, правила «Омелы» позволяют забрать с собой любое блюдо, которое вы заказали. Простите, что вмешиваюсь не в свое дело, но вам совсем необязательно истязать себя.
— Что ж вы раньше-то молчали, граф? — всплеснула руками Лиза. — Ваша дурацкая псевдоинтеллигентская сдержанность чуть до инсульта меня не довела. Фух, значит, можно дома доесть эту роскошь. Охх. Ладусики. Теперь — что вы имели в виду, когда сказали, что я должна отшлифовать легенду?
— Географические названия, имена, даты, — пожал плечами фон Миних. — Всё, за что цепляются следователи.
Сигаретку бы сейчас, подумала Лиза, а вслух сказала: — Слушайте, я понятия не имею, за что цепляются следователи. А вы, само собой, в этом вопросе как рыба в воде. Или я должна сказать — как квадрокоптер в небе?
— Лучше всего — как корова породы «ленинская пятнистая» на альпийском лугу, — посоветовал граф. — Швейцарское выражение. Это весьма примерный перевод на русский, разумеется.
— Вот! Вот видите! — воскликнула Лиза. — В общем, давайте так. Хотите с моей помощью утереть Платону нос, как сопливому трехлетке? Тогда я вам дарю шанс поднатаскать меня по различным аспектам швейцарской жизни. Раз уж вы такой знаток альпийских лугов, ловушек следователей и вообще всего в этом странном мире. Тогда Платошка сможет приставать ко мне со своими мерзкими вопросиками до посинения,
а толку всё равно не добьется. Я, со своей стороны, обещаю вам пересказывать наши с ним беседы подробно, выразительно и с употреблением эпитетов вроде «стоеросовый Шварц», «дурилка платонная» и так далее. Гарантирую, что будет веселее, чем ток-шоу «Всемогущего». В моем скромном лице вы получите уникальную программу «Платон отшит», или «Платон умыт», или «Олух из Трёшки», над названием еще можно подумать… А за потрясающую возможность проучить вашего злейшего врага я попрошу совсем немного: «Ореховый взрыв» каждое воскресенье, плюс вы мне рассказываете, что там за секретное задание вы выполняли в Швейцарии. А то мне любопытно, что вы там могли такого натворить, что вас понизили до нашего убогого Отделения.
Граф неожиданно рассмеялся. Жаль, что делал он это так редко, поскольку смех у него был приятный, а лицо в этот момент казалось юным и словно бы освещенным изнутри.
— А вас, Елизавета Андреевна, голыми руками не возьмешь! Теперь я начинаю думать, что даже Платону будет трудновато к вам подступиться.
— Правильно, не надо вообще меня брать, а тем более голыми руками. Ну что, Александр — я ведь могу вас так называть, вы мне разрешили, — договорились? А? Скажите «да». Ну, скажете? «Да» — это всего две буквы, гораздо легче выговорить, чем «нет» — там целых три. — Сударыня. — Граф наклонился к ней через стол. На лбу появилась вертикальная морщинка. — Елизавета. Давайте так. Я согласен. Я говорю «да», и неважно, сколько в этом слове букв. Вы нужны Седьмому отделению. Вы свежим ветром ворвались в нашу унылую жизнь, как бы ни банально это звучало. — Светло-голубые глаза были внимательными и серьезными. — Конечно, я помогу вам выкрутиться. Но я должен знать — из чего. Лиза быстренько прикинула круг посвященных в ее истинную историю: Филипп Петрович — раз, Аврора — два. Ну, еще Пуся. Пока не так уж много. Очевидно, что без графа Александра, эксперта по швейцарским нюансам, ей будет архисложно удержаться в Личной Канцелярии, переполненной следователями и спецагентами всех мастей. Даже если речь идет о каких-то неделях до телепортации. Вот обидно будет, если ее арестуют за пару минут до возвращения домой!
— Ладусики, граф, — решилась она, — пристегните ремни покрепче, потому что вас ждут серьезные эмоциональные перегрузки.
Далее Лиза в красках описала свое внезапное путешествие между мирами, в лицах показывая Пусю, себя, чугунных львов, Филиппа Петровича и прохожих на гироскутерах. Она подпрыгивала на диванчике, подбегала к фонтану, чтобы намочить шарф для пущего эффекта, и рычала, как собака Мяурисио.
Граф Александр сосредоточенно слушал, закутавшись в плащ. Время от времени он прерывал ее будто бы случайными вопросами вроде: «Так во сколько вы вышли из дома? Вы говорите, в тот день с самого утра шел дождь со снегом? Простите, я не расслышал, как называлась клиника, в которой вы работали на родине? Просто ради интереса — и сколько соседей у вас было по коммунальной квартире?» Наконец Лиза охрипла, а фон Миних глубоко задумался. — Вы мне не верите, граф? Он откинул со лба вольные пряди.
— Не должен бы верить, сударыня, но… Сейчас во мне говорит романтик. «Ночь, тайн созданья не тая, бессчетных звезд лучи струя, гласит, что с нами рядом — смежность других миров, что там — края, где тоже есть любовь и нежность, и смерть и жизнь, — кто знает, чья?..19»
— Вот и ладусики, — обрадовалась Лиза. — Тогда я закажу еще кофе
— вы ведь всё еще угощаете меня? — а вы расскажите, как докатились до нашей Семёрочки.
Граф рассказывал сухо и без своих обычных лирических отступлений. Видно было, что повествование дается ему тяжело. Суть же была такова: два года назад грозный Ренненкампф выбрал Шварца и фон Миниха для спецзадания в Швейцарии — как лучших агентов Третьего отделения, да к тому же имеющих предков-европейцев. Платон и граф Александр должны были слиться с окружением, а затем эвакуировать из «обители коммунизма» местного писателя-диссидента по фамилии Лустенбергер. Парни долго планировали спасение своего подопечного, однако в конце концов операция закончилась полным провалом. Агентов раскрыли и выслали из страны (еще легко отделались), а беднягу-диссидента посадили.
— Великие антибиотики… Ну и дела… А почему Платон так настойчиво выпытывал у меня координаты подкопа?
— Да, где-то в Швейцарии существует тайный тоннель, ведущий на территорию свободной Германии. Мы были так близко к разгадке его местонахождения! — Граф стукнул кулаком по столу. Чашки жалобно зазвенели, очередной лимончик оторвался от мини-деревца и покатился по столу. — Сейчас про него знают единицы, но он мог бы спасти тысячи жизней. Тогда не только Лустенбергер, но и все его единомышленники сумели бы выбраться из швейцарской клетки! Я поставил всё на этот тоннель… И проиграл.
— Да бросьте, граф, уверена, вы тут ни при чём. — О, сударыня, как бы я хотел, чтобы вы были правы… И как вы ошибаетесь. Дело было вечером первого августа, в день Трудового Подвига Жана Поля Готье, национального героя…
— Жан Поль Готье? — поразилась Лиза знакомому имени. — И что за трудовой подвиг он совершил? Скроил за один день двадцать платьев? Сочинил за один час шестьдесят видов парфюмерных ароматов? На частной вечеринке знаменитостей выпил залпом восемь коктейлей на основе кампари и мартини россо?
— Готье был шахтером, перевыполнившим план по добыче угля в пятнадцать раз, — сообщил граф. — Так что никаких кампари и платьев. Только грязная тяжелая работа под землей. В честь праздника швейцарцы зажигают огромные костры на холмах, потом углями мажут себе лица — «в стиле Готье», всё это выглядит до крайности дико… Операция по спасению Лустенбергера была запланирована на следующее утро, в шесть ноль семь второго августа. Расчет был в том, что швейцарские пограничники после большого праздника пребывают в похмельном тумане, досмотр в первые утренние часы производят поверхностно и невнимательно. Мы собирались вывезти писателя внутри пассажирского сиденья нашего автомобиля — долго работали над пустотелой конструкцией спинки, усиливали ее, сверлили дырочки для дыхания… Однако за несколько часов до старта один наш хороший знакомый дал нам понять, что следующим вечером он сможет отвести нас к тоннелю. Я помню его восторженное лицо в отблесках средневекового костра… Вы понимаете, перед какой дилеммой мы оказались? Либо мы, как и планировали, уезжаем утром второго августа
и спасаем одного человека. Либо остаемся до вечера и тогда получаем возможность спасти всех диссидентов страны… Или никого, если тоннель мы не найдем. При этом с каждым часом бдительность пограничников возрастала, а это значит, что и шансы на успешную эвакуацию Лустенбергера в той же прогрессии уменьшались…
— А разделиться вы не могли? Один бы вывез этого деятеля с непроизносимой фамилией, второй бы остался и разведал, где находится пресловутый тоннель.
— Невозможно. Устав Личной Канцелярии, да и обыкновенная порядочность, в конце концов, запрещают оставлять партнера в опасной ситуации. Как бы я ни относился к Платону, но ни он, ни я не смогли бы бросить напарника одного в швейцарском аду.
— Лично я ничего такого в этом не вижу, но меня, конечно, никто не спрашивает… И что вы в итоге решили?
— Я предложил рискнуть и остаться еще на один день. Но Платон отказался менять план Ренненкампфа. Он сказал, это грубое нарушение должностных инструкций и если я стану настаивать, ему придется телеграфировать Ренненкампфу об изменениях в программе. Я сказал, что не стоит давать телеграмму именно сейчас, это слишком опасно, отчитаемся потом, по факту. Мы поссорились. Он всё же сделал по-своему. Отправил Рененнкампфу зашифрованную телеграмму. Её перехватили швейцарские спецслужбы. Разгадали шифр… Нас всех задержали той же ночью. Самого Платона, меня и Лустенбергера. К счастью, наш знакомый, который должен был отвести нас к тоннелю, сумел скрыться от погони. Наверное, в том самом тоннеле он и спрятался. Остальное вы знаете.
|
|||
|