|
|||
ОлигархияОлигархия – Следующим после этого государственным строем была бы, я так думаю, олигархия. – Как же она устанавливается? – Это строй, основывающийся на имущественном цензе; у власти стоят там богатые, а бедняки не участвуют в правлении. – Понимаю. – Надо ли сперва остановиться на том, как тимократия переходит в олигархию? – Да, конечно. – Но ведь и слепому ясно, как совершается этот переход. – Как? – Скопление золота в кладовых у частных лиц губит тимократию; они прежде всего выискивают, на что бы его употребить, и для этого перетолковывают законы, мало считаясь с ними: так поступают и сами богачи, и их жены. – Естественно. – Затем, наблюдая, в чем кто преуспевает, и соревнуясь друг с другом, они уподобляют себе и все население. – Это также естественно. – Чем больше они ценят дальнейшее продвижение по пути наживы, тем меньше почитают они добродетель. Разве не в таком соотношении находятся богатство и добродетель, что положи их на разные чаши весов, и одно всегда будет перевешивать другое? – Конечно. – Раз в государстве почитают богатство и богачей, значит, там меньше ценятся добродетель и ее обладатели. – Очевидно. – А люди всегда предаются тому, что считают ценным, и пренебрегают тем, что не ценится. – Это так. – Кончается это тем, что вместо стремления выдвинуться и удостоиться почестей развивается наклонность к стяжательству и наживе и получают одобрение богачи – ими восхищаются, их назначают на государственные должности, а бедняк там не пользуется почетом. – Конечно. – Установление имущественного ценза становится законом и нормой олигархического строя: чем более этот строй олигархичен, тем выше ценз; чем менее олигархичен, тем ценз ниже. Заранее объявляется, что к власти не допускаются те, у кого нет установленного имущественного ценза. Такого рода государственный строй держится применением вооруженной силы или же был еще прежде установлен путем запугивания. Разве это не верно? – Да, верно. – Короче говоря, так он и устанавливается. c– Да. Но какова его направленность и в чем состоит та порочность, которая, как мы сказали, ему свойственна? – Главный порок – это норма, на которой он основан. Посуди сам: если кормчих на кораблях назначать согласно имущественному цензу, а бедняка, будь он и больше способен к управлению кораблем, не допускать... – Никуда бы не годилось такое кораблевождение! – Так разве не то же самое и в любом деле, где требуется управление? – Я думаю, то же самое. – За исключением государства? Или в государстве так же? – Еще гораздо больше, поскольку управлять им крайне трудно, а значение этого дела огромно. – Так вот уже это было бы первым крупным недостатком олигархии. – По-видимому. – А разве не так важно следующее... – Что именно? – Да то, что подобного рода государство неизбежно не будет единым, а в нем как бы будут два государства: одно – государство бедняков, другое – богачей. Хотя они и будут населять одну и ту же местность, однако станут вечно злоумышлять друг против друга. – Клянусь Зевсом, этот порок не менее важен. – Но нехорошо еще и то, что они, пожалуй, не смогут вести какую бы то ни было войну, так как неизбежно получилось бы, что олигархи, дав оружие в руки толпы, боялись бы ее больше, чем неприятеля, либо, отказавшись от вооружения толпы, выказали бы себя подлинными олигархами даже в самом деле сражения. Вдобавок они не пожелали бы тратиться на войну, так как держатся за деньги. – Это нехорошо. – Так как же? Ведь мы уже и раньше не одобрили, что при таком государственном строе одни и те же лица будут и землю обрабатывать, и деньги наживать, и нести военную службу, то есть заниматься всем сразу. Или, по-твоему, это правильно? – Ни в коем случае. – Посмотри, ни при таком ли именно строе разовьется величайшее из всех этих зол? – Какое именно? – Возможность продать все свое имущество – оно станет собственностью другого, – а продавши, продолжать жить в этом же государстве, не принадлежа ни к одному из его сословий, то есть не будучи ни дельцом, ни ремесленником, ни всадником, ни гоплитом, но тем, кого называют бедняками и неимущими. b– Такой строй словно создан для этого! – При олигархиях ничто не препятствует такому положению, иначе не были бы в них одни черезмерно богатыми, а другие совсем бедными. – Верно. – Взгляни еще вот на что: когда богатый человек расходует свои средства, приносит ли это хоть какую-нибудь пользу подобному государству в том смысле, как мы только что говорили? Или это лишь видимость, будто он принадлежит к тем, кто правит, а по правде говоря, он в государстве и не правитель, и не подданный, а попросту растратчик готового? – Да, это лишь видимость, а на деле он не что иное, как расточитель. – Если ты не возражаешь, мы скажем, что как появившийся в сотах трутень – болезнь для роя, так и подобный человек в своем доме – болезнь для государства. – Конечно, Сократ. – И не правда ли, Адимант, всех летающих трутней бог сотворил без жала, а вот из тех, что ходят пешком, он одним не дал жала, зато других наделил ужаснейшим. Те, у кого жала нет, весь свой век – бедняки, а из наделенных жалом выходят те, кого кличут преступниками. – Сущая правда. – Значит, ясно, что, где бы ты ни увидел бедняков в государстве, там укрываются и те, что воруют, срезают кошельки, оскверняют храмы и творят много других злых дел. – Это ясно. – Так что же? Разве ты не замечаешь бедняков в олигархических государствах? – Да там чуть ли не все бедны, за исключением правителей. – Так не вправе ли мы думать, что там, с другой стороны, много и преступников, снабженных жалом и лишь насильственно сдерживаемых стараниями властей? – Конечно, мы можем так думать. – Не признать ли нам, что такими люди становятся там по необразованности, вызванной дурным воспитанием и скверным государственным строем? – Да, будем считать именно так. – Вот каково олигархическое государство и сколько в нем зол (а возможно, что и еще больше). – Да, все это примерно так. – Пусть же этим завершится наш разбор того строя, который называют олигархией: власть в нем основана на имущественном цензе.
|
|||
|