|
|||
Через ТаймырЧерез Таймыр Неприступная земля Таймыр - самая северная на Евразиатском континенте. Сколько раз о нее разбивался замысел мореплавателей проложить путь вдоль берегов Сибири. Только в 1878-1879 годах экспедиции, возглавляемой Э. Норденшельдом, удалось пройти эту трассу, да и то за два года с зимовкой. А первый сквозной рейс в одну навигацию совершил в 1932 году легендарный "Сибиряков". Таймыр с уходящей за восьмидесятую параллель Северной Землей будто глухой стеной отделял западную сторону арктического бассейна от восточной, разрезая его судоходную часть почти пополам. В советское время этот колосс был зажат, как говорится, в клещи. В 20-30-х годах началось планомерное освоение арктических морей. С запада наступали карские экспедиции, а так называемые колымские и ленские рейсы - тоже регулярные и крупные транспортные экспедиции - пробивались со стороны Берингова пролива, осваивая Колымо-Индигирский край. Вдоль этих трасс на берегах и по островам создавались гидрометеорологические станции, базы, фактории, порты. Морские ветки постепенно удлинялись, приближаясь с двух сторон к Таймыру. Наконец их сомкнул исторический рейс "Сибирякова". Северный морской путь отныне превращался в постоянно действующую водную магистраль. Уже в навигацию 1933 года мыс Челюскин обогнули одиннадцать кораблей. К этому времени в советской Арктике было открыто более двух десятков полярных станций. Начали осваиваться и сухопутные пространства полуострова, на два века забытого наукой после выдающегося штурма Великой северной экспедицией 1733-1743 годов. Настолько забытого, что в середине XIX века всерьез обсуждался вопрос о возможности отдать в аренду всю территорию, прилегающую к среднему и нижнему течению Енисея, как совершенно бесполезную и лишь обременяющую казну... ...Сентябрьский утренник наложил серебряную чеканку изморози на уходящее вдаль полотно тундры. На северо-востоке висели голубые снежники отрогов хребта Бырранга. Рядом звонко плескались о гальку волны Енисея, раскинувшегося в этих местах километров на шестьдесят в ширину. Все было залито лучами яркого солнца. Лишь иногда по земле пробегали косые тени, отбрасываемые улетавшими на юг стаями гусей, уток, куликов и других крылатых кочевников. И вот удача: неподалеку от места высадки, на крутом берегу, пара рубленых избушек - по северному уже селение, станок. Русские на Енисее живут по три-четыре семьи. Дома и хозяйственные постройки сложены из плавника: ниже Дудинки строевого леса нет. А из кривой, потрескавшейся от мороза лиственницы дом не построишь. Плавник - это главным образом бревна-кругляки. Где-то выше по реке разбило плот, а то и целую запань прорвало, и побежали бревна к Студеному морю. Или Енисей в половодье подмыл берег, и кусок земли обвалился с целой рощей. И все это плывет вниз, частью оседает в протоках, на мелях, но основная масса выносится течением в океан. Деревья трутся Друг о друга, теряют кору на камнях и в песке, костенеют от морской соли и вновь штормами и приливами выбрасываются на берег. Так появляется плавник в устьях тундровых рек, где вообще никакого леса не растет. Из такого плавника и была сложена избушка, к которой подошел Глеб. Возле нее стояла запряженная тремя оленями нарта. Хозяин - кряжистый промышленник - развешивал на пряслах сети. Узкие глаза, полуприкрытые складками век, изучающе щупали путника и его машину. Тут же стоял и владелец упряжки - старичок нганасан, направившийся из своего стойбища, расположенного неподалеку от Игарки, к месту выпаса оленей, в Пясинский раздол. Он оказался председателем кочевого Совета. По просьбе велосипедиста председатель поставил ему в паспорте печать и роспись - каракулю, напоминающую вилы. После продолжительного чаепития договорились, что путешественнику лучше всего отправляться вместе с оленеводом до реки Пуры, правого притока Пясины, а затем - в Авамскую тундру. - А там до Хатанги зимняя тропа, - объяснил хозяин станка. - Не заплутаешь. - Только бежать придется, паря,- предупредил старик. - Снега еще мало, оленчикам худо. ...Позади остался Енисейский залив. Тундра с каждым днем менялась. Северные стороны падей покрылись снегом. Двигались не торопясь, не больше тридцати километров в день. На остановках пили чай. Чаевка в тундре - это этап пути. По количеству чаевок можно без верст сказать, сколько проехал. К Пуре добрались на пятый день. Отсюда дороги спутников расходились. Председатель сворачивал на север, к стадам, а Глеб - на юго-восток, в Авамскую тундру. Нганасан внимательно следил за движением циркуля - Глеб прокладывал на карте полуострова дальнейший маршрут. - Тут гора со скалой, похожей на гусиный нос, - вмешался старик, превосходно разбиравшийся в карте. - А тут озеро. Круглое, как птичий глаз, священное озеро... Через две чаевки юрта - долган Никита охотится... Все эти приметы Глеб помечал значками. - У нас в Дудинке жил Никифор Бегичев. Он тоже с картой ездил, и в Аваме бывал, и на Хатанге. Смелый человек и добрый, его вся тундра знала. - А где же он теперь? - поинтересовался Глеб. - Умер. Два года назад. Зацинговал в низовьях Пясины. Там и могила, - старик задумался. - Только мы не больно этому верим. Ушел Никифор, видно, на свой Сиз-остров, а может, и дальше. Он удачливый. Глеб слышал кое-что о полярном следопыте Никифоре Бегичеве. В 20-х годах в газетах публиковалось сообщение о русско-норвежской экспедиции по розыску спутников Амундсена Кнудсена и Тессема, которую фактически возглавлял Бегичев. Известный полярный исследователь Амундсен предполагал на судне "Мод" по примеру знаменитого "Фрама" пройти через полярный бассейн. Судно вышло в 1918 году из Норвегии, но уже в начале плавания вынуждено было дважды зимовать. Во время стоянки у мыса Челюскина Амундсен решил отправить отчеты о плавании на родину, в Норвегию. Матросы Тессем и Кнудсен взялись доставить почту до Диксона. Направились они по берегу Таймырского полуострова на запад и исчезли. По поручению Советского правительства поисками норвежцев занялся Бегичев. Труп Тессема был обнаружен на берегу бухты Омулевой, в четырех километрах от острова Диксон. Там и сейчас среди камней возвышается изъеденный ветрами деревянный крест с надписью на норвежском языке. Позже диксоновцы поставили каменный памятник... Погибнуть у самой цели?! По окончании розысков правительство Норвегии наградило Н. Бегичева именными золотыми часами. И вот теперь Глеб случайно узнал, что отважного следопыта постигла судьба тех норвежцев. Но многие на Таймыре не поверили, что Бегичев умер от цинги. Возникли легенды. По одной из них выходило, что его убил член охотничьей артели. Версия о насильственной смерти не только разносилась устно, но и печаталась. И продолжалось это до 1955 года, когда газета "Водный транспорт" поставила вопрос о том, что надо наконец решить вопрос о смерти Бегичева. Так что же, цинга или злодейское убийство? Генеральный прокурор СССР направил на Таймыр комиссию во главе с опытным юристом А. Бабенко. В нее входили и медицинские эксперты, следователи из Москвы и Красноярска. Участвовали в расследовании и сибирский поэт К. Лисовский, писавший о Бегичеве, и местный житель Ананьин, знавший следопыта лично. Самолет высадил комиссию у мыса Входного, в устье Пясины. Еще десять километров по берегу, и увидели холм со старым деревянным крестом. У могилы собрались люди, которые должны установить истину. Предварительно были опрошены многие коренные таймырские жители, среди них жена Бегичева Анастасия Георгиевна и участник зимовки Василий Натальченко. Ходили слухи, что он и убил Бегичева, ударив по голове железным пестиком от ступы. Прочитали еще раз дневник следопыта и его товарищей... Могила вскрыта. С помощью самых современных и объективных методов проведено обследование и составлен акт. Вывод: смерть наступила от авитаминоза, то есть от цинги. ...28 июня 1964 года в поселке Диксон было необычайно оживленно. Люди шли к возвышенности, на которой виднелся скульптурный монумент. Когда сдернули покрывало, перед взором собравшихся оказался Никифор Бегичев. На отважном следопыте унты, меховая куртка, малахай. Он встал лицом к Ледовитому океану, будто готовый опять шагнуть в полярную даль... Переправившись через Пуру на ветке - небольшом челноке, который был припрятан на берегу оленеводами, Травин проехал вдоль берега реки на юг. Он намеревался по притокам Пясины быстро добраться и до Авама. Но погода внесла в план поправку: повалил мокрый снег, сменившийся проливным дождем. Тундра разбухла, раскисла, растеклась. Речки поднялись. Глеб, меся сапогами бескрайнее болото, мокрый до нитки, мечтал о морозе, как о лучшем друге. Сбоку, по-собачьи верно, катился велосипед. С кочки на кочку с ним не попрыгаешь, надо тянуть напрямую. И ругнет его Глеб, и погладит холодный металл - ведь столько вместе пройдено... А тучи слились с туманом, навалились сырой липкой ватой. Бесцветный тяжелый воздух просто физически хотелось раздвинуть руками, вылезти из-под него на свежий ветер, на простор. Идти трудно, но и остановишься - отдыха не жди. Сразу начинают донимать "союзники" - сырость с холодом. Мучил и голод. Ничего не подстрелишь: все живое скрылось. Как бы не закружить. Речки, озера при такой обстановке уже не приметы. Их стало бесчисленное множество, все соединены протоками. И ждать - не переждешь: затопит или с голоду помрешь. А может быть, тут, за этой рекой, становище долгана Никиты... Глеб, опершись на велосипед, внимательно разглядывал противоположный берег. Туман скрадывал расстояние. Будь плавник, сделал бы плот, но нигде ни палки. Единственный "валежник" - сброшенные оленьи рога. Попробовать переплыть? Но есть ли смысл? Возможно, лучше двигаться по берегу на юг... "Слишком много рассуждений, - тряхнул головой Глеб. - Это признак усталости, неуверенности... А глубина, наверное, порядочная. Любопытно, что за черные точки на воде? Уж не утки ли?" Глеб, опершись на велосипед, вгляделся. "Постой, да ведь это же олени! - Он ясно различает ветвистые рога над водой. Основная масса плывет в стороне, а десяток животных - прямо на него. - Что делать? Можно, конечно, распаковать ружье, но малейший звук вспугнет оленей, да и стрелять в воде без толку - унесет". Животные почти рядом, пахни ветерок - учуют человека. Один четвероногий пловец уже выскочил на берег и отряхивался в каком-то метре от Глеба, под ним. Помотав головой, олень оглянулся на реку. И в эту минуту человек с непостижимой для самого себя быстротой, словно пружина, метнулся вниз. Животное взвилось. Глеб слетел с него и, увидев над собой вытянутую морду с ветвистыми рогами, машинально ухватился за них. Надо сказать, что дикий олень, о котором много написано как о робком и миролюбивом животном, когда надо, умеет защищаться и даже нападать. И не только рога в таких случаях служат ему оружием, но и острые, очень крепкие копыта передних ног. Ведь этими копытами олень зимой разбивает твердый, как лед, наст, добывая ягель. И все же подбросить вверх человека, весящего восемьдесят килограммов, не в состоянии. Он волочил охотника по земле, по воде, пытался проткнуть его рогами, но Глеб каждый раз изворачивался, и наиболее опасные центральные отростки проходили мимо... Олень слабел. Он хрипел, широко раскрывал рот, глаза налились кровью. И думал, видно, уже не о нападении, а о том, как бы унести ноги. У Глеба задача добраться до ножа. Как высвободить руку? Резко повернувшись, он всей тяжестью налег на рога, стремясь завалить животное. Олень сделал попытку вырваться, но, увы, человек оказался более ловким. Он прижал к земле рогастую голову. Новое усилие - и олень упал. Понадобилась доля минуты, чтобы нож довершил дело. Стадо, напуганное шумом борьбы, форсировало новую протоку. Теперь у Травина есть пища. И погода стала проясняться. Тучи из серых сделались темными с синеватым оттенком и поднялись. Ветер сменился на северный. Резко похолодало, а в ночь пошел сухой колючий снег. Настоящий, зимний. ...Миновал Глеб и скалу Гусиный нос, и круглое озерцо, и еще одно очень длинное и узкое озеро. Добрался до становища Никиты. Хозяин оказался в отъезде. Встретила жена. Травин с любопытством оглядывал жилище. Такого он еще не видел. Дом сооружен на санях: два полоза, а на них каркас из тальника. Сверху он покрыт нюком - чехлом, сшитым из оленьих шкур, шерстью наружу. Внутри - ситцевый полог, в углу - небольшая железная печь. Тут же на полу, в колыбельке, сплетенной из прутьев, сидел ребенок. Женщина по облику и по бойкости походила на якутку, а возможно, и была ей. Говорила по-русски. Глеб узнал, что Никита тоже скоро откочует в Авам. Хозяйка предлагала подождать мужа и ехать вместе. Глеб подумал и решил все же не задерживаться.
|
|||
|