|
|||
ГЛАВА ВТОРАЯ. Названный тихимГЛАВА ВТОРАЯ Названный тихим Пассажиры, ехавшие на пароходе "Астрахань", который шел в последнюю неделю ноября 1927 года из Владивостока на Камчатку, удивлялись шумной компании, устроившейся в крайней кормовой каюте. Оттуда неслись то песни, сменявшиеся громкими спорами, то дробь каблуков. Гуляки! - решили соседи. Но когда один из любителей выпивки сунулся "поддержать компанию", то на глазах у всех из двери вылетели по очереди сначала визжащий гость, затем его фуражка и в заключение жестяная банка японского спирта, купленная им тайком во время стоянки в японском порту Хакодате. Прошли деньки тяжелые, прошли года, Да эх! Через широко распахнутую дверь в каюте можно было видеть группу молодых военных. Дирижировал плотный командир с кубиками в петлицах. Он в такт мелодии рубил рукой воздух и вел хор баритоном: Вперед же, восковцы, вперед! В середине дня, когда началась порядочная качка, военный с кубиками вышел на палубу. Тяжелые волны, усыпанные стружкой пены, громыхали по бортам корабля, злобно заглядывали зелеными глазами в иллюминаторы, запрыгивали на палубу. ...Океан, океан! Названный Тихим, ты бережно нес каравеллы Фернандо Магеллана, обманув на века своим полугодовым смирением мореплавателей. Это ты Тихий - с ураганами, смерчами, с извергающимися огнем и пеплом вулканами, движущимися водяными горами - цунами?! Вырыл ли твое ложе гигантский звездный метеорит, то ли Луна, оторвавшись от матери-Земли, оставила на ее лике вечно дрожащую, магмой кровоточащую рану, не знают пока люди, как ты, Тихий и Великий, лег между двумя материками. Лег и скрыл под собой третью часть планеты... Опершись на поручни, военный подставил лицо штормовому ветру. "...Великий океан. Любопытно, в нашем Пскове тоже Великая, но река. И улица, на которой жил. Петропавловская. Почти дома. Только теперь придется добавлять "на Камчатке"... Да, Псков, город родимый!" Палуба то вздымается, заслоняя горизонт, то проваливается. И как волны, наплывают воспоминания. ...Побитые шины старой телеги, на которой сидят отец с матерью и пятилетний Глеб, тарахтят по булыжной мостовой. Красив Псков. Золотом горят маковки сорока его церквей. Весело смотрят большими окнами сложенные из красного кирпича дома, над белеными оградами - весенняя кипень садов. - Это что, тятя? - Глеб показывает на длинные громоздкие здания. - Солдатские казармы, сынок. Тут и я служил. - Царю служил - костыль нажил, - хмуро замечает мать. К семье в деревню Косьево, затерявшуюся в псковских лесах, солдат Леонтий Травин заявился неожиданно - демобилизовался "по чистой". На царском смотре ротному не понравилась его выправка - носки по-уставному не развернул. Офицер вырвал винтовку и ударил прикладом по ступне. С плаца Леонтия с размозженной ногой отнесли прямо в госпиталь. "Калека какой в крестьянстве работник, - решил отставник. - Один выход - в город подаваться". Так семья Травиных попала в Псков. Отец нанялся дворником и сторожем на квасном складе. Склад возле самой реки Великой. Правда, она не столь уже велика, но несет баржи, пароходы - пузатые, голосистые, с колесами до бортов. Из-за этих красных с шумом шлепающих по воде "мельниц" пароходики кажутся очень сильными. Глеб пропадал на реке с утра до ночи. В дельте Великой, перед ее впадением в Псковское озеро, в тростниковых зарослях водится всякая живность: крякают утки, кричат выпи, порхают маленькие перевозчики, бьются по песчаным отмелям самцы-турухтаны, грозно распустив цветные воротники; прыгают длинноносые кроншнепы, носятся с криком чайки; по мелким илистым заводям важно разгуливают на ногах-ходулях цапли и журавли, высматривая зазевавшихся лягушек. В зарослях гнездятся на мелких разливах мириады жуков, головастиков. Дельта - богатейшее место для жировки птицы. А вверх по реке, по левому берегу, в каменоломнях ужи. Можно наблюдать, как они спят, едят, охотятся, плавают вблизи берега. Тут же рядом поселились ежи. Соседство, по правде говоря, для безобидных пресмыкающихся неприятное. Глеб однажды видел, как колючий коротконожка ухитрился расправиться с целым семейством ужей... - Что за бродяга растет, - сетовала мать, выкидывая из комнаты то птенцов, то щенят, то тритонов в банке. Все что хочешь можно было найти в углу за печкой, облюбованном Глебом для своих важных дел. Сегодня выкинет, а завтра там снова плавают в тазу щурята, лежит груда ракушек, бьется под склянкой большая стрекоза. В низовьях Великой Глеб познакомился с учителем из села Листовки Яковом Никандровичем Никандровым. Тот знал природу Псковщины, как свой огород. Впрочем, огород хуже. Так говаривала его жена - тоже учительница, выпускница известных Бестужевских курсов. Путешествуя, Глеб изучил оба берега Великой так же хорошо, как двор квасного склада, который помогал убирать отцу. Они собирали с учителем гербарий, набивали чучела, ловили бабочек, жуков... Яков Никандрович объяснял, что на пользу, что во вред. Глеб узнал, что у всей этой живой мелочи есть точные названия. То, что в учебниках звучало сухо и отвлеченно, здесь в низовьях реки обретало жизненную суть. ...Палуба то вздымается, то проваливается. Глеб глядит на бегущие волны, и глаза его ищут в океанской зыби иные холмы, иной край. Но ветер не позволяет задержаться хоть на минуту созданному воображением.
|
|||
|