Тайные фрегаты 27 страница

Андрей Артамонович встретил Ивана в низкой комнатке, тесно заставленной грубо сколоченными столами и стульями, заваленной книгами. Украшал ее только огромный дубовый буфет с массивной доской черного мрамора, фигурами львов и резными гирляндами из битой дичи и фруктов. Хозяин, заметно постаревший, с сединой на висках, приветливо улыбнулся, спросил о здоровье. Вспомнил прошлое и на какую-то минуту расчувствовался, но потом поспешил вновь принять строгий вид.

Понимая, что на родной земле следует отказаться от многих чужеземных привычек и самому не напоминать начальству о былом, Иван низко поклонился. Но за дворянство и офицерский чин поблагодарил от всей души.

— Ты удостоен монаршей милости за верную службу Отечеству, — торжественно произнес сенатор. Он еще раз пристально взглянул на Ивана и добавил. — Если не возгордишься и дальше проявишь старание и служебное рвение, то заслужишь новые награды.

— Не пощажу своего живота, исполню долг верноподданного. Если по незнанию что сделаю или скажу не так, прошу ваше превосходительство не гневаться. Окажите милость, дайте правильные наставления. Буду благодарен от всей души. Нижайше кланяюсь вам за добрые слова, что сказали моей матушке в Новгороде.

— Ты доверие заслужил, — лицо сенатора смягчилось. — Помнишь, когда-то в Лондоне я напомнил тебе слова нашего государя Петра Алексеевича — «Небываемое — бывает!» Теперь ты в офицерском чине, будешь служить под моим началом в Морской академии. В ней три сотни недорослей из дворян и других сословий обучаются математике, географии, артиллерийскому и корабельному делу и другим наукам. Некоторые переведены из Навигационной школы, которая размещается в Москве в Сухаревой башне. Все они числятся гардемаринами, летом проходят практику на кораблях Балтийского флота, зимой учатся в классах. Дисциплина у нас строгая — за прогулы занятий каторга, за побег — смертная казнь!

— Море незнаек не терпит и порядок на корабле святое дело. Это молодые должны запомнить с первых же дней.

— Через пять лет гардемарины держат экзамены на офицерский чин. Самых способных посылаем на стажировку в Англию или Голландию.

— Они языки знают?

— Учат. Ты, Иван Петрович, встретишься с теми молодцами, которых посылаем за границу. Расскажешь, что их ожидает, дашь дельный совет.

— Понял, ваше превосходительство!

— Хорошо, лейтенант. Так меня величай на людях, при своих же обращайся по-старому. Ну, а сейчас отметим твое возвращение на родную землю.

Андрей Артамонович звякнул в колокольчик, и быстроглазый служитель расставил необходимое на мраморной доске буфета.

— Богатая вещь, Андрей Артамонович, — промолвил Иван, понявший, что теперь можно поговорить и не о служебных делах. — Резной дуб. Англичане такую мебель очень уважают.

— Мой домишко еще строится на набережной, пока живем по-походному. А буфет взяли из дома бургомистра Ниеншанца.

— Еще цел городок?

— Эта крепостица мала, для российской столицы непригодна. Все полезное оттуда забрали, валы взорвали, когда испытывали новые мины. Государь выбрал место для новой крепости на Заячьем острове. С него все протоки Невы просматриваются и простреливаются. Место для торгового порта в полной безопасности. Ну ты и сам скоро все увидишь. Господин Иван Леонов все тебе покажет. Помнишь этого тверского дворянина?

— Так точно. Последний раз виделись в Копенгагене. Он сопровождал голландского мастера Шмидта с женой.

— А знаешь, как отличился наш синеглазый красавец? — Андрей Артамонович весело подмигнул. — Упрямый старик из нас всю душу вымотал, ни за что не хотел раскрыть все секреты изготовления новых порохов. Да еще часто болел и не мог работать. Но выручала жена, мадам Валентина. Он только ее одну допускал к своей химии. Вот к ней-то наш Ваня и подступился с учтивой галантностью.

— Видел ее. Дама интересная, — усмехнулся Иван.

— Тут Шмитдт и помер, а наш красавец начал всячески обхаживать молодую вдову. Так что она согласилась продолжать работу за годовое жалование в 780 рублей.

— Ого, хорошее жалование!

— Мадам Валентина получила чин «пороховой мастерицы», кормовые и все права, положенные на государственной службе. А потом Ваня уговорил ее принять на обучение российских мастеров. Та упираться не стала, и теперь они самостоятельно действуют на Охтенском пороховом заводе. А подмастерье Афанасий Иванов своим умом голландский способ улучшил и стал не только молоть небывалые по силе пороха, но и переделывать старые. Государь был очень доволен, когда узнал об этом.

— Молодец, Ваня! Не зря комплименты говорил.

— Ты, Иван, по Санкт-Петербургу гуляй, но помни, что сегодня вечером в доме адмирала Апраксина ассамблея. На ней будет государь. Полагаю, он захочет на тебя взглянуть. Говорил о тебе, так что не подведи. Будут там разные достойные люди, но также мои завистники и добровольные наушники и осведомители. Поэтому о деле царевиче Алексея не забывай [72 - Царевич Алексей, сын Петра I от первой жены. Недовольный реформами отца, тайно покинул Россию в 1716 году. Возвращен в 1718 году, после допросов в Петропавловской крепости Санкт-Петербурга скончался. Его сторонники понесли наказания] . Из-за него некоторые болтуны пострадали. Будет много хмельного, так что пей, но дело разумей.

— Все понял, Андрей Артамонович. Не подведу.

— Да оденься поскромнее. Лучше всего явись в этом мундире. Государь сам одевается просто, пышных нарядов не любит. Ты-то, небось, привез заграничные?

— Есть кафтан английского сукна и другое кое-что по мелочи.

— Это оденешь, когда поскачешь к матушке в Новгород. Тебе положен отпуск. Да не забудь взять подорожную. Без такой бумаги покидать наш город никому не велено.

Глава 75

На пристани Ивана уже поджидал старый знакомый — синеглазый тверской дворянин Иван Леонов. Обнялись, расцеловались и отправились на прогулку по новой российской столице.

Шли под парусом на небольшом юрком ботике вверх по Неве. Обходили стоявшие на якоре суда, расходились со встречными баржами, лодками и другими мелкими посудинками. Правил ботиком матрос в форменном кафтане серого сукна, широкополой шляпе, синих чулках и башмаках. Все почти такое же, какое носят в голландском военном флоте.

— Приказано показать тебе город, объяснить, что полагается, а потом доставить в Морскую слободу, — услышал Иван. — После Полтавской победы столица строится быстро, сразу на всех островах. Можешь заблудиться на новых улицах и слободках.

— Зачем гонять казенный бот вместе с матросом? Я бы и пешком дошел.

— Бот мне положен для служебных надобностей, как секретарю Адмиралтейства. А город показываю тебе по приказу сенатора Матвеева, — ответил Ваня. — Пешком по Питеру далеко не уйдешь. Наш город строится на островах, а мостов пока еще нет. Осенью, когда с Финского залива дуют сильные ветры, вода в Неве поднимается высоко и многие места заливает. Совеем плохо бывает весной, с Ладоги стеной идет лед, все протоки между островами бурлят, болотистые берега превращаются в топи. По городу ни пройти, ни проехать.

— Как же вы здесь живете?

— Строим дома и набережные, мостим улицы, копаем каналы. А для удобства сообщения государь повелел учредить Особый Невский флот под командой Дмитрия Потемкина. На речке Фонтанке расчистили место, основали верфь, где строят мелкие суда.

— Всех возить матросов не напасешься.

— У каждого видного чиновника свой баркас или бот. Простой народ нанимает лодочников. Вице-канцлер ходит на десятивесельном буере, если надо возит с собой всю канцелярию. У других вельмож и чиновников суда будут поменьше. Но для всех один закон — при попутном ветре следует идти под парусом. Иначе штраф, по пяти рублей с каждого весла! За этим строго следят особые дозорные. Не дай Бог перед ними провиниться. Государь приказал всем обучаться морскому делу!

— Обычай хороший, — ответил Иван. — В Голландии многие по служебным делам ходят под парусом. Каналы соединяют города и кварталы. Иные жители по воскресениям всей семьей выезжают за город на собственных яхтах и буерах. А в Англии устраиваются лодочные гонки на Темзе.

— Взгляни-ка налево. Вон как застраивается Петроградская сторона, — Ваня указал на многочисленные строения, протянувшиеся по правому берегу за низкими земляными бастионами Петропавловской крепости. — Здесь, на Березовом острове, к именинам государя поднесли ему знатный подарок — срубили из тесанных сосновых бревен Первоначальный дворец. Он и стал первым домом в городе [73 - Ныне музей «Домик Петра I»] . Теперь за этой избушкой стоят Троицкий собор, Гостиный двор, дома вельмож и солдатские слободы. В берега забиты сваи, площади и улицы замощены. За лето к нам приходит до сотни иностранных торговых судов, а ведь война-то еще продолжается. Только представь себе, сколько купцов к нам пожалует, когда наступит мир!

Еще немного прошли вверх по реке, и Иван увидел закопченные строения Пушечного литейного двора. Услышал лязг железа и перестук молотов. Узнал, что здесь российские мастера изготовляют самые различные виды вооружения — от ружей до солдатских котелков. Отливают небольшие пушки, а недавно установили удивительные станки на конной тяге и начали сверлить пушечные стволы, которые доставляют с Урала. Теперь весь Балтийский флот снабжается артиллерией с этого завода.

Дальше по правому берегу увидел Иван красивый трехэтажный дворец, стоявший в окружении сада. О его владельце красноречивый спутник пробурчал что-то неразборчивое [74 - Дворец приближенного царя, первого советника Адмиралтейства А. Кикина, казненного по делу царевича Алексея]. Но тут же начал с восторгом рассказывать об удивительных коллекциях редких минералов, раковин, древних монет, чучел зверей и птиц из далеких стран, привезенных по указу государя со всех концов мира. Добавил, что здесь же размещаются более пяти тысяч книг его библиотеки. Дворец уже не может вместить все эти сокровища, и решено строить особое здание для хранения редкостей на Васильевском острове. Оно будет называться Кунсткамера, и место для него выбрали примечательное — там, где необычным образом срослись две сосны. А когда закончится война, то рядом возведут здания для Российского Университета и Академии наук.

Обратно возвращались по извилистой протоке Мье, которую Ваня то и дело называл на русский манер Мойкой. Может быть потому, что на ее северном берегу протянулись мостки, на которых женщины стирали белье. За ними поднимались крыши домов и складов Морской слободы, населенной флотскими офицерами, мастеровыми и иностранцами, работавшими на верфях Адмиралтейства.

— Мойка южная граница города, — объяснил Ваня. — Как видишь, за ней тянутся луга и болота. Здесь раньше шведский комендант Ниеншанца любил охотиться на уток и зайцев.

— Да, широко раскинулась новая российская столица, — заметил Иван. — Сколько же в ней жителей?

— Знакомый из канцелярии генерал-полицмейстера говорил мне, что наберется до сорока тысяч постоянных обывателей. Раньше людей присылали сюда по указу, они работали два-три месяца, а потом возвращались в свои города и села. Но в последние годы этот порядок изменили, потому что все больше людей едет в Питер, как часто называют нашу новую столицу, по своей воле. Здесь есть, где можно быстро получить чины и награды, сколотить капитал. Дворяне и купцы везут свои семьи, получают от казны землю, начинают строиться.

— А простой народ?

— Теперь работы всем хватает. Не только в Адмиралтействе, на Пушечном литейном дворе и стройках. Уже действуют десятки мануфактур, кирпичных заводов — их уже двадцать пять! — лесопилок, торговых складов. Мастеровой человек тут не пропадет. Кроме оклада, а он выше, чем в Москве и других городах, казна платит кормовые, бесплатно дает землю под огороды. В торговых рядах чего только нет — чай, сахар, медная и другая посуда, яркие ситцы, кожевенный товар. Армяне везут изюм, пряности, даже индийские шелка! Про европейские товары я уж и не говорю.

— Одним словом — благодать? — спросил Иван.

— Конечно, на Неве ветры сырые, а зимние ночи тянутся долго. Такая погода, как сегодня, бывает не всегда. Да и не каждый способен круглый год выкладываться за столом в канцелярии или у станка в мануфактуре. Мужик на пашне тоже жилы рвет, но хоть зимой на печи может отоспаться. В столице надо уметь жить.

— Хорош город Питер, да все бока вытер, — негромко произнес все время молчавший матрос.

Глава 76

Освещенные закатным солнцем здания отражались в речной воде, и багровые блики их высоких окон плясали на волнах. По левому берегу они стояли, как писалось в столичных «Ведомостях», «сплошной фасадой» и протянулись от скромного Зимнего дворца и казарм Преображенского полка почти до самого Царицына луга и «огорода». Там, над вершинами молодых деревьев, поднимался нарядный домик, в котором государь Петр Алексеевич любил отдыхать в теплое время года. Поэтому петербуржцы все чаще стали называть это место Летним садом.

Пока шли на ботике, Ваня объяснил зачем и как в российской столице устраиваются ассамблеи.

— Согласно повелению государя и распоряжению генерал-полицмейстера, для свободного общения и узнавания новостей на такие собрания должны являться все особы, начиная от высших чинов до знатных купцов и старших мастеровых. Жен и дочерей приводить обязательно. Хозяину дома, где будет проходить ассамблея, положено предоставить гостям залу для танцев, комнаты для курения, игр в шахматы и карты и, особую, для дамских бесед. Свечи, легкие закуски и напитки — все за его счет. Полицейские чины заранее проверяют, все ли готово, и записывают имена гостей.

— Часто устраиваются такие собрания?

— Сановники и богатые купцы должны проводить их не реже одного раза в год. Генерал-полицмейстер объявляет, когда и где состоится следующая ассамблея… Да, ты держись просто, поклонов бить не надо. Теперь, не как в прежние времена, хозяева не обязаны встречать гостей на крыльце, занимать их беседой и потчевать.

Тем не менее, не оказать почтения такому хозяину, как генерал-адмирал и президент Адмиралтейской коллегии, было нельзя. Раскланиваясь на все стороны, синеглазый Ваня провел Ивана через комнаты, уставленные шкафами с дорогой посудой и увешенные картинами с морскими видами. По пути знакомил со своими друзьями и полезными людьми. Апраксина нашли в курительной комнате возле высокой печи, облицованной голландскими сине-белыми изразцами. Хозяина дома окружали важные персоны, среди которых находился и сенатор Матвеев.

На вежливое приветствие генерал-адмирал ответил легким кивком. Покровительственно улыбнулся, показал, что узнал Ивана и помнит об их встрече в Ревеле.

Рассматривать собравшихся было интересно. В комнатах собрались столичные сановники в расшитых позументами кафтанах и длинных париках, гвардейские офицеры в зеленых с красными отворотами мундирах, более скромно одетые иностранцы, капитаны торговых судов, непрерывно дымившие своими длинными трубками. Отдельно стояли российские купцы, все в добротном иноземном сукне, некоторые из них с коротко подстриженными бородами, а иные и совсем без бород. Чинно держались дамы и девицы. Все как одна, румяные и улыбающиеся. Привлекали внимание гостей белизной рук и плеч, замысловатыми прическами, тонким ароматом духов. На взгляд Ивана, не слишком искушенного в вопросах моды, их наряды мало чем отличались от заграничных. Разве что было на них побольше кружев, пестрых лент и блестящих украшений.

В комнатах стоял негромкий гул голосов, и можно было различить отдельные фразы гостей.

… — Ты, батюшка, Пантелей Дормидонтович, не тужи. К лету цена на сало поднимется. Будут большие заказы из Амстердама.

— То так, уважаемый, но не забывай, что голландцы пошли в Архангельск за тюленьим жиром. Как бы нам не остаться с носом!

… — Послушай, Николай! Скажи своему майору, что вчера в Гостином дворе я купил очень полезную книгу — «Наука статистическая или механика». Перевод той, что мы с тобой видели в Лейпциге.

— Молодец, Захарович, знает, что предложить покупателям. Говорят в прошлом году в его лавке продано книг и печатных картин натри тысячи рублей!

… — Этим летом царевна Наталья Алексеевна ожидает приезда российских и иностранных «оперистов» и «комедеистов». В ее театре они покажут любовную трагедию в двенадцати действиях.

— Такое представление с пением и танцами я видел в Париже. Пора и нам заводить изящную культуру. А то все скоморохи с медведями и кулачные бои.

— Ты скоморохов не хули, они забавные. Бывало притащатся, так наш боярин приказывал: «Которые ломаться способные, тем водки залейся и деньгами по рублю. Остальных выдрать на конюшне!»

— Какое невежество!..

— Слышал, как вернувшийся из России датский посол Юст Юль жаловался на то, что при царском дворе сильно пьют. Не замечаю такого, все весьма пристойно,— негромко произнес Иван.

— Тс-с-с! — Ваня ухватил его за рукав и потащил к стоявшему в углу глобусу. Сделал вид, что показывает нечто интересное, быстро зашептал. — На ассамблеях приличия соблюдают, а вот на праздничных обедах пьют без меры. Всех превзошел светлейший князь Меншиков. В своем доме в каждой комнате поставил по бочке водки или пива. Вот когда Ивашка Хмельницкий всех одолел!

— Так не пьют и в портовых кабаках.

— Бывает за столом сидят до утра, и хозяева заранее устилают полы сеном. Так что гости могут тут же и поспать. Да и паркет меньше страдает от мочи и блевотины. Сам государь употребляет умеренно, но гостей велит упаивать так, что некоторые теряют рассудок.

— Зачем?

— Пьяные начинают хвастаться или ругаться друг с другом, выбалтывают свои и чужие секреты… Уверяю тебя, слоны водятся и в Индии, — громко добавил синеглазый хитрец. Для убедительности ткнул пальцем в глобус.

— О чем вы тут секретничаете, господин Леонов? — к друзьям с умильной улыбкой приблизился один из гостей.

— Да вот беседуем с лейтенантом о животных, что водятся в жарких странах.

— Не уединяйтесь, господа. Это неприлично. Пожалуйте в большую залу. Там один из секретарей государева Кабинета рассказывает удивительные вещи.

— Уважаемые господа! Извольте выпить за здоровье хозяина дома, его превосходительства генерал-адмирала Апраксина! — объявил другой гость, который также решил взглянуть на глобус. Следом за ним появился лакей с подносом, уставленным бокалами.

В зале у огромного круглого стола, на котором выстроились блюда со сладостями и графины, сидели дамы. Из соседних комнат подходили мужчины. Все слушали плотного красноносого господина, с жаром рассказывавшего о обитателях зверинца, устроенного в Летней саду.

— Белых медведей, которых прислал архангельский губернатор, продовольствуем рыбой, а льва — кониной, — увлеченно вещал он, то и дело прихлебывая из бокала. — Вот с подарками его величества шаха персидского забот не оберешься. Попугаям нужны сахар, изюм и заморские орехи. Но больше всего расходуемся на слона. Ему в день положено отпускать 50 фунтов риса, патоки и коровьего масла. Да еще в придачу 60 калачей. И целое ведро вина!

При последних словах некоторые слушатели не смогли скрыть улыбок, но секретарь поправил съехавший парик и продолжал:

— Без такого пайка этот зверь не может жить в наших холодах. Выпивку требует перед каждым обедом, ушами хлопает, сердито ворчит.

Иван слушал рассеянно. Африканские воспоминания ушли в далекое прошлое. Сейчас он с огромным интересом рассматривал сидевших за столом дам и девиц… Хороши, одна милее другой! Рассказчика слушают внимательно, дружно ахают от удивления.

Но не забывают, прикрываясь веерами и кружевными платочками, бойко поглядывать на мужчин. Эх, зелье! А не пора ли и свой дом завести? Чтобы такая красавица, своя, русская, понимающая твою душу, вечерами ждала, встречала добрым словом, поставила на стол миску со щами… Только сейчас до конца почувствовал, как устал скитаться по чужим краям под чужим именем.

Внезапная суета отвлекла Ивана от таких мыслей. Хозяин дома и его окружение дружно двинулись к дверям. Все остальные гости потянулись за ними. По комнатам пронеслось:

— Государь изволит прибыть!

Царь Петр на голову возвышался над толпой гостей. На нем был кафтан зеленого сукна, который носят, находясь на службе, простые моряки. Он громко смеялся и шутил, но порой дергал головой и кривил щеку. Все уже знали, что это верный признак плохого настроения. Поэтому, радостно улыбались, старались выглядеть беззаботными и счастливыми.

Государю поднесли бокал венгерского, и все гости выпили за его здоровье. Затем последовали новые тосты, и заиграла музыка. Менуэт сменился польским, за котором последовали другие танцы, названия которых еще непривычно звучали для русского уха. В первой паре выступал сам царь и ловко вертел свою даму, одно за другим проделывал танцевальные па. Его примеру пытались следовать генерал-адмирал, несколько сенаторов и других важных лиц. Но они часто путали фигуры, и танец приходилось каждый раз начинать с самого начала. Такие ошибки пожилых сановников вызывали смех, и государь лично учил их, как правильно танцевать. Он весело хохотал, и его щека перестала дергаться. Затем последовал приказ — наполнить флином [75 - Флин — теплое пиво с коньяком и лимонным соком] «орла» — большой кубок с изображением государственного герба. А за ним предупреждение, что любой из невнимательных учеников должен будет осушить такую посудину.

Вдруг, в самый разгар веселья, прозвучало:

— Теперь в Европе менуэт совершают в другом такте.

Царь Петр быстро взглянул на говорившего. Увидел молодого человека в шелковых чулках, башмаках с красными каблуками и серебряными пряжками, атласном камзоле, усыпанном блестящей пудрой. Да еще державшего в руках отделанный перламутром лорнет, в который он рассматривал собравшихся.

— Кто таков? — грозно спросил государь. Его щеку вновь свела судорога.

— Дворянский сын Пахом Докукин-Протасьев, прибыл из Венеции.

— Государь, это сын моего свояка. Учился за границей галерному делу, — поспешил сообщить один из вельмож.

— Судовые мастера нам нужны. Скампавеи и галеры строим непрерывно. Только я что-то не встречал этого молодца на Галерном дворе. Где он служит?

Выяснилось, что Пахом числится писцом при Коммерц-коллегии, а на вопросы по устройству кораблей и другим морским наукам не может дать вразумительных ответов. Лицо Петра потемнело, все замерли.

— Род твой небогат, жалование писца небольшое. Так на какие деньги ты так вырядился? — тихо спросил государь. — Разжился в чужих краях или на службе подарки берешь? Ну с этим разберемся, а завтра пойдешь на Галерный двор, будешь сваи бить и доски пилить. А ты, генерал-адмирал, куда смотришь? Есть еще волонтеры, которые укрываются от службы Отечеству?

Еще не отдышавшийся после танцев, Апраксин не успел ответить, когда Матвеев ухватил Ивана за рукав и выставил перед царем.

— Государь, я говорил об этом офицере. Он годен для известного дела.

— Истинно так, Петр Алексеевич, — поспешил добавить Апраксин. — Это человек надежный, его старание я видел еще в Ревеле.

Ростом Ивана Бог не обидел, на государя смотрел почти глаза в глаза. Выдержал гневный взгляд, не дрогнул.

—Дубовый брус от соснового отличишь? — неожиданно спросил царь.

— Отличу, государь.

— Хорошо, пусть народ веселиться. А мы пойдем в Зимний дворец, потолкуем об известном деле.

В этот вечерний час было еще довольно светло, но масляные фонари перед дворцом уже горели. Царь широко шагал, гулко стуча башмаками по досчатым мосткам набережной, и немногочисленные спутники едва за ним поспевали.

Идти было недалеко. Скоро все оказались в одной из боковых комнат дворца, обставленной самой простой мебелью. Лакеи поспешно подали ужин, и за столом остались лишь доверенные лица.

— Не робей, лейтенант, перекуси, — предложил хозяин Зимнего дворца. — Сам видишь, царская еда незатейливая — студень, каша, жаркое, ветчина с соленым огурцом. Выпей анисовой. Я про тебя слышал от Андрюшки Матвеева. Долго обретался в Лондоне?

Царь выслушал ответ Ивана. Усмехнулся и рассказал о том, как когда-то сам жил в Дептфорде и, к возмущению хозяина дома, проламывал лазы в ограде, чтобы напрямик пройти на королевскую верфь.

— Да еще в Лондоне была у меня одна комедиантка, мисс Кросс… Ох, грехи наши тяжкие, молодость беззаботная, — государь покачал головой. Его щека не дергалась, на губах заиграла улыбка. — Тебе, Иван Плотников, за верную службу Отечеству, спасибо. Но сейчас надо сделать срочное дело. Новгородский фискал [76 - Фискал — правительственный чиновник, назначенный для тайного наблюдения за работой местных властей и настроением населения] донес, что плоты отборных дубовых бревен застряли где-то в пути. Весенний сплав идет полным ходом, они могут затеряться среди других плотов. Растащат добро. Иное дубовое бревно ценитсяв сто рублей.

— Понял, государь. Все исполню.

— Служить будешь при Адмиралтействе. А где собираешься строиться? В Морской слободе или на Васильевском острове?

— Государь, он размещается в казарме, — ответил за Ивана Андрей Артамонович. — Да и не на что ему построить дом в Санкт-Петербурге. Холост, живет на одно жалование. Деревенек нет [77 - Особым указом дворяне, имевшие менее ста крестьянских дворов, были «уволены» от строительства собственных домов в новой столице] .

— Будут. Пусть завтра явится в мою Канцелярию, — распорядился царь.

Глава 77

Под заливистый звон бубенцов тройка неслась мимо лесов, болотистых полян, небольших деревенек. Встречались идущие в столицу обозы и стада скота. В иных местах партии заключенных под охраной солдат валили лес и строили мосты, прокладывали новый путь. По старой дороге, даже в сухую погоду, до Москвы приходилось добираться за три, а то и четыре недели.

На почтовых станциях лошадей меняли без промедления. Решительный вид Ивана и суровые лица двух сопровождавших его усатых преображенцев безотказно действовали на станционных смотрителей. Некоторым из них даже не нужно было предъявлять подорожную. В сумке, с ней Иван не расставался ни на минуту, хранились именной указ из Канцелярии, украшенный массивной печатью, и жалованная грамота на гербовой бумаге. Она освидетельствовала о том, что он стал владельцем 300 крестьянских дворов в деревеньках под Рязанью и Тверью.

Сердце замерло от восторга, когда над перелесками блеснули золотые купола и кресты древнего Софийского собора. Колеса прогремели по бревенчатой мостовой, и тройка встала у ворот родного дома. Кажется, за прошедшие годы здесь ничего не изменилось, лишь улица стала поуже да крыльцо пониже.

Матушка Елена Степановна только руками всплеснула, когда увидела дюжего мужика, заросшего сивой щетиной, в пропыленном мундире и скрипучих ремнях, со шпагой на боку. Реветь не стала, плотно сжала дрожащие губы. Словно не веря своим глазам, трясущимися руками гладила лицо сына и тихо улыбалась.

С соседних дворов сбегался народ. Мужики снимали шапки, крестились, низко кланялись, говорили приветливые слова. Бабы гомонили разом, утирали слезы, махали руками. При виде такой встречи спутники преображенцы молча переминались с ноги на ногу, сопели носами, подкручивали усы. Надо думать, вспоминали свои родные места и близких.

Иван взглянул на постаревшую мать, уткнулся, как в далеком детстве, в теплое плечо и сам чуть не пустил слезу. Но справился, негромко сказал:

— Здравствуй, матушка! Прости, родная, не смел подать тебе весточку, не мог нарушить приказ. Потерпи еще немного, дело казенное, промедления не терпит. Сейчас покажусь на губернаторском дворе и вернусь к тебе.

В губернаторской канцелярии появление Ивана с именным указом вызвало переполох. В сопровождении усатых преображенцев он протопал через заваленные бумагами комнатушки прямо в кабинет его превосходительства. Сразу же начались беготня, требование отчетов, выписок, справок. Быстро явился и фискал — невысокий круглолицый господин. Его шея была замотана пуховым платком, а вся канцелярия наполнилась едким больничным запахом. Сиплым голосом он пожаловался, что простыл, потому что все последние дни провел на Волхове у речных пристаней. Следил за отправкой караванов хлебных барж в столицу. О том, что плоты дубового леса застряли где-то в пути, узнал слишком поздно. Сразу же послал донос на Высочайшее имя!

Все чиновники почтительно смолкли, слушая эти объяснения. Молча разводили руками, тяжело вздыхали. Его превосходительство понял, что на подчиненных надежды нет, и придется действовать самому. Тут же сообразил, что проводкой плотов для Адмиралтейства ведает канцелярист Семка. Вызвался лично найти и представить на расправу высокому гостю этого бездельника!

Однако губернатору на пришлось показать свое служебное рвение. В соседних комнатах поднялся страшный шум, раздались крики. Дверь распахнулась, и в кабинет ворвался рослый бородач, на котором висело трое канцелярских. Он упал на колени перед Иваном и прогрохотал:

— Ваше благородие! Я знаю, где стоят дубовые плоты!

— Откуда ты, Алферий, прослышал о важном государевом деле? — ласково просипел фискал. Его круглое лицо расплылось в улыбке, при виде которой канцелярских как ветром сдуло.

Но бородатый мужик не испугался и пробасил, что на кухне, где закусывали преображенцы, он узнал, какая забота привела их в Новгород Великий. Третьего дня он рыбачил в устье Меты и сам видел плоты. А не выпускает их уездный комиссар Мохначев, который считает себя на реке полным хозяином. Из-за отвального сбора он повздорил со старшиной плотогонов из Боровичей. А на самом-то деле, требует с него мзду, хотя положенное уже заплачено.

⇐ Предыдущая 22 23 24 25 262728 29 30 31 Следующая ⇒