Сцена первая.

Стр 1 из 7Следующая ⇒

"Источник вдохновения"

Драматическая поэма в 2-х действиях

Действующие лица:

Гай Валерий Катулл, поэт.

Лициний и Гельвий, поэты, друзья Катулла.

Цицерон, оратор, поэт, друг Катулла.

Трое простолюдинов.

Лукреция, мать Катулла.

Раб Лукреции.

Пифия, жрица храма Аполлона, прорицательница.

Эрато, она же Лесбия, муза любовной лирики.

Талия, муза комедии.

Мельпомена, муза трагедии.

Вакх, бог плодородия и виноделия.

Тит, поэт.

Старшая и младшая девушка, призраки

У многих Квинтия красавицей слывет.

По мне – она бела, пряма, большого роста;

Отдельных этих в ней красот

Не отрицаю я; но выразить так просто

Словцом красавица ей общий приговор

Я не могу; напрасно ищет взор

Во всем её обширном теле

Хоть капли грации, хоть искры огонька.

Вот Лесбия – она на самом деле

Красавица: из одного куска

Как бы изваян весь сей образ несравненный,

И, вся изящества полна,

Она все прелести красавиц о вселенной

Себе усвоила одна.

Действие первое.

Сцена первая.

Комната в древнеримском стиле, свод поддерживают белые колонны. Жаркий летний вечер. В левой ее части стоит круглый белый стол, за которым сидят четыре поэта. Первым слева за столом сидит Цицерон, почтенный старец небольшого роста, рядом с ним – Катулл, молодой, темноволосый юноша. Все живо о чем-то беседуют. Рядом со столом, справа, стоят две женщины и мужчина, одетые в нищенские робы. Цицерон встает из-за стола и обращается к присутствующим.

Цицерон

О, братья поэты, я к вам обращаюсь,

Вы слово мое не сочтите за лесть,

Я, право, считаю, и честно признаюсь,

Открыть этот вечер огромная честь.

Вы – голос народа, и Рима богатство,

Республики гордость и слава страны,

На вас будут дети и внуки равняться,

А вашим твореньям не будет цены!

За творчество с жизнью не жалко расстаться…

Катулл

А, может быть, хватит впустую трепаться?

Из всех пустословов, каких миллион,

По праву известен их вождь – Цицерон.

Цицерон

Катулл, ты забылся!

Катулл

Нет, нет, я всё помню,

Ты хвалишь поэтов? А где же они?

У этих всё песни да пляски в крови.

Меня лишь Юпитер талантом наполнил.

Цицерон

Уж больно уверен ты, парень, в себе,

Но я, с твоего позволенья, продолжу…

Катулл

Не помню, чтоб я вдруг позволил тебе

Пред нами явить свою мерзкую рожу!

Цицерон

Ну, это уж слишком!

Катулл

Я лишь разминаюсь…

И вот что хочу я сейчас вам сказать:

Мы вот уже час как должны бы начать,

Заткнуть его раньше я должен был, каюсь.

Начнем же, друзья! Цицерон?

Цицерон

(садится за стол, отстраняясь от Катулла, который пытается похлопать его по плечу)

Начинайте!

Лициний

(встает со стула)

Пожалуй, я первый прочту вам поэму,

Назвал я её «Разговор о любви»…

Катулл

Названье есть лучше – «Сердечко, гори

А я, несчастливый, сгорю за тобою»…

Лициний

Поэма лирична по сути, не скрою.

Гельвий

Не слушай его, поскорее начни.

Лициний

Как я уж сказал, «Разговор о любви».

(берет со стола дощечку и начинает с выражением читать)

Ночной тишиной озадачено небо,

И звезд покрывало на Землю легло,

Катулл

(кривляя Лициния)

Я в девушку страшную втрескался слепо,

Но выпил в амбаре, и мне отлегло…

Гельвий

Катулл, не мешай!

Катулл

Будто я так мешаю!

Я просто помочь бедолаге желаю!

Лициний

(с ещё большим вдохновением начинает читать. Катулл в это время зевает, и даже пытается прилечь на плечо Цицерона.)

Ночной тишиной озадачено небо,

И звезд покрывало на Землю легло,

Деревья шевелят листвою нелепо,

А воды в озерах черны, как вино.

И где-то среди темноты поднебесья

С подругой мы за руки крепко взялись

И в страстных объятьях так крепко сплелись…

Катулл

Что нас до утра расцепить не сумели…

Лициний

(глядя исподлобья на Катулла, продолжает)

И в страстных объятьях так крепко сплелись,

А в сердце закралась столь дивная песня…

О, что же влюбленность творит с человеком,

И сколько прекрасного блага таит,

Любовь лишь чревата серьезным успехом,

Любовь лишь невзгоды во тьму заключит.

Всю ночь мы вели разговор о чудесном,

О чувстве высоком, о радостях дня,

О ревности, страхе, сейчас неуместном,

О прошлом, что вместе сожгли мы дотла.

О том, как мы жизни наполним досугом,

О том, как прекрасно нам будет в тот час.

Мы счастливы вместе, мы сыты друг другом…

Катулл

Мы съели друг дружку, окончен рассказ.

Лициний

Коль слушать не хочешь – тогда он окончен,

О, как же ты, друг мой, несдержан и склочен!

Катулл

Я просто устал слушать сладостный бред,

Как кто-то кому-то дал вечный обет,

Как кто-то и с кем-то по небу гулял,

Как жил он красиво, как горя не знал.

Не вижу я смысла в подобном признанье,

В любви ль заключается люда призванье?

На свете случается множество бед,

На жизни реальность пролил бы ты свет!

Тогда бы тебя оценили по праву,

Тогда б ты обрел и богатство, и славу.

А так просто звук, без сознанья и смысла:

О боже, над нами вдруг ночка повисла,

А где-то в лесочке дубок шелестит,

А бедное сердце любовью горит,

За ручки мы взялись, так было нам страшно,

Соловушка вдруг заскулила ужасно,

А мы продолжали трепаться о вечном,

О чувстве великом, таком безупречном…

Пусть боги на веки веков заберут

Ту слабость, что люди любовью зовут!

Цицерон

Ты глупый невежа, и ты это знаешь…

Катулл

Я знаю лишь то, что со мною – талант.

Цицерон

Тогда, может быть, ты нам это покажешь?

Прочти нам стихи, докажи этот факт.

Катулл

Ну что ж, напросились, хочу вам прочесть

Творенье без фальши, такое, как есть.

Назвал я его «Гай Катулл и шалава»,

И ждет меня после огромная слава!

Зрители хлопают Катуллу, поддерживая его.

Лициний

Давай уж, читай!

Гельвий

Покажи свой талант.

Катулл

Секунду дождись-ка, бездарный ты франт!

(берет дощечку и читает)

Я как-то гулял по предместьям Вероны,

И вдруг за углом раздались чьи-то стоны.

Я вмиг оглянулся, ступил в переулок,

И вижу картину: какой-то придурок

За волосы барышню грязную держит,

А та верещит, будто бы её режут.

Я с ней разобраться придурку помог,

Путана навеки усвоит урок!

Немногочисленные зрители обнимаются и хихикают.

Лициний

Никак не назвал бы сей опус талантом.

Гельвий

Лициний не врет.

Катулл

Что же ты говоришь!

Цицерон

Он правду глаголет, ты бездарь, малыш.

Но можешь ты быстро сейчас все исправить,

Тебе нужно просто стих новый составить.

Свой шанс ты получишь, пусть он невелик,

Представь нам сейчас свой талантливый лик!

Зрители тычут на Катулла пальцами и смеются, затем демонстративно делают жест с опущенным большим пальцем.

Катулл

Ну ладно, дождались, держите творенье,

Юпитер мне дарит свое вдохновенье…

Лициний

Пустые слова…

Катулл

Только смысл их не пуст!

Услышьте шедевр из избранных уст.

(Катулл сосредоточенно смотрит в одну точку, и через мгновенье произносит)

Когда-то на свете жил гордый верблюд…

(снова небольшая пауза и такой же сосредоточенный взгляд)

И он, видно, знал: его скоро убьют.

Украл он доспехи, забрался он в них,

На несколько лет во дворце он затих…

(опять пауза)

Он лгал и лукавил, в глаза пускал дым,

Вот так Юлий Цезарь прибрал целый Рим!

Зрители начинают несмело хихикать, поглядывая на Цицерона.

Цицерон

Прости, мой дружок, никакой ты не гений,

С таким мастерством не видать озарений.

С Лицинием вряд ли ты можешь тягаться,

Сейчас ты не можешь поэтом назваться.

Катулл

(рывком встает из-за стола в отчаянии)

Да знаю я, знаю, мой друг Цицерон,

Прости меня, брат, и прими мой поклон.

Скажи, что мне делать, куда мне идти,

И как же судьбу мне свою обрести?

С младенческих лет я мечтал стать поэтом,

Я жил в этих грезах зимою и летом,

Был грешен мой путь, был он также суров,

Но так и не смог я найти нужных слов.

Поэтом рождаются только, не так ли?

И я понимаю, смогу быть им вряд ли.

Но если достанется шанс мне один,

Я вмиг, будь уверен, воспользуюсь им.

Лициний

Ты правду сказал, с этим нужно родиться,

И грезам твоим никогда уж не сбыться.

Катулл отходит от стола. Немногочисленные зрители наблюдают с интересом за развитием событий, тычут пальцами на Катулла и смеются.

Катулл

Тогда я пойду, и прошу, извините,

Заблудшую душу извольте понять.

И сильно меня в шутовстве не корите,

Мне, правда, душевную боль не унять.

Цицерон

Постой, это славно, что ты нам открылся,

И зря ты заранее взял и смирился.

Смотрю я, что искренны помыслы те,

Которые ты в своей кроешь душе.

Есть несколько правил, присущих поэту,

О них расскажу я тебе по секрету.

Во-первых, любовь: коли хочешь писать

Любви искушенья ты должен познать.

Обязан ты быть целиком в её власти,

Поддаться духовной, физической страсти.

Второй, но не менее важный секрет:

Ты должен страдать до конца своих лет,

Ты должен упасть, чтоб на время подняться,

Ты должен со сладостной жизнью расстаться.

В страдании рифма, в унынии строки,

В катарсисе только поймешь все уроки.

И третий совет: есть легенда одна,

Есть в Греции, в Дельфах, святая гора,

А там, на Парнасе, источник Кастальский,

Воды изопьешь – и поэт уж заправский,

Сходи-ка туда, и надейся на чудо,

Ты станешь поэтом, вернувшись оттуда.

Гельвий

Не станешь поэтом, испивши водицы,

Сейчас Цицерон говорит небылицы.

Катулл

(обращаясь к Цицерону)

Я сделаю все, что прикажешь ты мне,

Коль нужно, я враз утоплюсь в той воде!

Гельвий

Тебя Цицерон утопиться заставит,

Горбатого только могила исправит!

Цицерон

Не слушай его, становись на свой путь,

Он будет тернист, и с него не свернуть.

Но если найдешь ты дорогу к мечте

То лишь на Парнасе, и больше нигде.

Катулл

Спасибо вам, братья, я буду велик…

Гельвий

Болван ты великий…

Лициний

Ты царь средь болванов…

Катулл

Я буду царем, без малейших изъянов!

Уходит. За столом оживленная дискуссия, в которой каждый пытается доказать свою точку зрения. Трое зрителей, также обсуждая происшедшее, уходят.

12 3 4 5 6 7 Следующая ⇒