1917-1920 ГГ. 6 страница

⇐ ПредыдущаяСтр 32 из 53Следующая ⇒

{73} Кляцкин С. М. Указ. соч. С. 138.

{74} Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 37. С. 295.

{75} Декреты Советской власти. Т. 1. С 21

{76} Красный арх. 1928. Т. 8. С. 41.

{77} Декреты Советской власти. Т. 1. С. 22.

{78} Там же. С. 39 (в подлиннике — «смещаемыми»).

{79} Там же. С. 63—65.

{80} Городецкий Е. Н. Указ. соч. С. 370.

{81} Газета Временного Рабочего и Крестьянского правительства. 1917. 8(21) нояб.

{82} ЦГВИА. Научно-справочная библиотека. Здесь же приводится текст положения.

{83} Там же.

{84} В телеграмме Н. В. Крыленко № 5550 от 9(22) января 1918 г. было подтверждено: «Ввиду моего приказа № 976 о демократизации армии освидетельствование б. офицеров... на предмет увольнения по болезни, в отпуск и вовсе от службы и эвакуации надлежит производить на общих основаниях с солдатами» (ЦГВИА. Ф. 2123. Оп. 1. Д. 88. Л. 658).

{85} Декреты Советской власти. Т. 1. С 71—72.

{86} Там же. С. 212—213. Для того чтобы представить себе размер пенсии в 3600 руб. в год, приведем пример расчета пенсии на основании Устава о пенсиях 1912 г. Например, полковник по должности помощника командира получал жалованье 1200 руб., столовых — 1560 руб., итого — 2760 руб.; пожизненная пенсия составляла 2208 руб. в год, т. е. 80% содержания (к этому добавлялись [54] льготы за участие в воине, службу в отдаленной местности и т. д.).

{87} Эмеритальная касса военного ведомства была учреждена для «производства пенсий ее участникам и для производства пенсий и выдачи единовременных пособий их семействам». У членов этой кассы ежемесячно удерживали 6—5% от получаемого содержания, или они вносили сами соответствующие взносы в кассу. За счет эмеритальной кассы пенсия увеличивалась примерно на 15—20%. См.: Положение об эмеритальной кассе военно-сухопутного ведомства // Новый устав о пенсиях и единовременных пособиях чинам военного ведомства и их семействам: Закон 23 июня 1912 года. СПб., 1912. С. 77—119.

{88} Инвалидный капитал — особый капитал для назначения пенсий и пособий раненым офицерам и офицерам-инвалидам и их семьям, а также солдатам. Состоял при Александровском комитете о раненых, который в 1909 г. был включен в состав Военного министерства.

{89} ЦГАСА. Ф. 1. Оп. 1. Д. 66. Л. 9, 9 об.

{90} За невыполнение декретов и постановлений Советского правительства, приказов и приказаний верховного главнокомандующего Н. В. Крыленко, постановлений местных армейских и окружных Советов солдатских депутатов, а также солдатских комитетов и т. д.

{91} Декреты Советской власти. Т. 1. С. 242—243, 244—245. Эти декреты «для сведения и руководства» были объявлены в приказах верховного главнокомандующего № 999 и 1000 от 22 декабря 1977 г. (4 января 1918 г.) (ЦГВИА. Научно-справочная библиотека).

{92} Уничтожение всех отдельных офицерских организаций пресекало попытки их использования в контрреволюционных целях. Что касается вестовых (до Февральской революции их именовали денщиками), то они были оставлены лишь в канцеляриях, управлениях, полковых комитетах и т. п. (ЦГАСА. Ф. 1. Он. 1. Д. 60, Л. 49).

{93} Согласно разъяснению коллегии при штабе верховного главнокомандующего, «все лица, окончившие Военную академию, называющуюся ранее Академией Генерального штаба, являются специалистами» (ЦГАСА. Ф. 11. Оп. 5. Д. 997. Л. 69).

{94} Приказ верховного главнокомандующего № 1006 от 29 декабря 1917 г. (11 января 1918 г.) с приложением ведомости специальных должностей Генерального» штаба Действующей армии (ЦГВИА. Ф. 2333. Оп. 1. Д. 28. Л. 4).

{95} Городецкий Е. Н. Указ. соч. С. 375.

{96} Еремеев К. С. Начало Красной Армии // Пролетарская революция, 1928. № 4. С. 156.

{97} Приказ верховного главнокомандующего № 998 от 21 декабря 1917 г.

{98} ЦГВИА. Ф. 2123. Оп. 1. Д. 88. Л. 443.

{99} Там же. Ф. 2003. Оп. 1. Д. 68. Л. 20.

{100} ЦГАСА. Ф. 11. Оп. 5. Д. 998, Л. 79, 44.

{101} Там же. Оп. 4. Д. 124. Л. 427, 428.

{102} Телеграмма № 163 от 29 января 1918 г. была адресована управляющему делами Совнаркома (Смольный), наркомвоену и начальнику Генерального штаба (Там же. Л. 425, 426).

{103} Там же. Л. 425.

{104} Там же. Ф. 1. Оп. 1. Д. 466. Л. 4.

{105} Известия армейского комитета 1-й армии. 1917. 25 нояб.

{106} ЦГАСА. Ф. 1. Оп. 1. Д. 60. Л. 55, 55 об.

{107} Известия армейского Совета 3-й армии. 1918. 4 янв.

{108} Городецкий Е. И. Указ. соч. С. 372.

{109} ЦГВИА. Ф. 2003. Оп. 1. Д. 1803: Л. 151—155. Телеграмма от 1(14} декабря 1917 г.

{110} Бонч-Бруевич М. Д. Вся власть. Советам. М., 1964. С. 227—228.

{111} Городецкий Е. Н. Указ. соч. С. 377.

{112} ЦГАСА. Ф. 11. Оп. 8. Д. 1343. Л. 28 об. Отчет о докладе А. А. Свечина «О демобилизации в истории» на заседании Исторической комиссии 11 февраля 1921г.

{113} Залесский П. И. Возмездие: Причины русской катастрофы. Берлин. 1925. С. 223.

{114} ЦГАСА. Ф. 33988. Оп. 2. Д. 361. Л. 12.

[55]

ГЛАВА ВТОРАЯ

Ленинский курс на привлечение командного состава старой армии к военному строительству и защите Советского государства

ПРИВЛЕЧЕНИЕ БЫВШИХ ГЕНЕРАЛОВ И ОФИЦЕРОВ НА СЛУЖБУ СОВЕТСКОЙ ВЛАСТИ В ПЕРВЫЕ МЕСЯЦЫ ПОСЛЕ ПОБЕДЫ ОКТЯБРЯ

Наряду со сломом старой армии, в том числе ее офицерского корпуса, первым звеном ленинского плана организации защиты завоеваний Октябрьской революции было подавление антисоветских мятежей и очагов вооруженного сопротивления внутренней контрреволюции{1}.

В выполнении этой задачи участвовали многие видные руководители Красной гвардии, среди которых были и представители командного состава старой армии, преимущественно бывшие офицеры военного времени. Так, например, командирами трех крупных отрядов, принимавших участие в борьбе с калединщиной, ликвидацию которой В. И. Ленин расценивал как первую победу над контрреволюцией в гражданской войне{2}, были офицеры военного времени прапорщики Ю. В. Саблин, Р. Ф. Сиверс и Г. К . Петров; революционными войсками, наступавшими в это время с юга на Ростов и взявшими город 23 февраля 1918 г., командовал прапорщик А. И. Автономов. Во главе советских войск, нанесших поражение Добровольческой армии под Екатеринодаром, наряду с Автономовым находился прапорщик И. Л. Сорокин. Крупную роль в ликвидации первых очагов контрреволюции сыграли офицеры военного времени Р. И. Берлин, Е. М. Венедиктов, А. Ф. Ильин-Женевский, Н. В. Крыленко, И. П. Павлуновский, С. И. Петриковский (Петренко), М. К. Тер-Арутюнянц и др. Служили в Красной гвардии и бывшие кадровые офицеры (И. И. Вацетис, В. В. Каменщиков, Н. Д. Каширин, П. Г. Крапивянский и др.).

Важно отметить, что уже в период организации разгрома первых очагов контрреволюции В. И. Ленин советовал В. А. Антонову-Овсеенко, назначенному командующим советскими войсками внутреннего фронта для борьбы с контрреволюцией, смелее привлекать военных специалистов в качестве инструкторов, особенно для организации штабов{3}.

Сотрудничество части командного состава старой армии с Советской властью как для непосредственного руководства боевыми действиями против внутренних сил контрреволюции, также и в [56] качестве военных консультантов, экспертов, инструкторов и т. д. началось буквально с первых дней существования Советской власти: уже 25 октября (7 ноября) в 12 часов 50 минут исполняющий должность начальника 106-й пехотной дивизии Генштаба полковник М. С. Свечников, член партии большевиков с мая 1917 г., телеграфировал в Петроград из Финляндии, где дислоцировалась дивизия, о готовности дивизии выступить на защиту Октябрьской революции{4}.

ЦК РСДРП(б), Совнарком и Военно-революционный комитет создали 27 октября (9 ноября) комиссию во главе с В. И. Лениным для руководства обороной Петрограда от наступавших на столицу контрреволюционных войск Керенского-Краснова{5}. В ночь с 27 на 28 октября (с 9 на 10 ноября) В. И. Ленин заслушал в штабе Петроградского военного округа (Дворцовая площадь, 4) В. А. Антонова-Овсеенко, К. А. Мехоношина и Н. И. Подвойского о положении под Петроградом. Поставив задачу штабу ВРК по организации защиты города, он назначил начальником обороны Петрограда и Петроградского района подполковника М. А. Муравьева{6}. 28 октября (10 ноября) Муравьев был назначен командующим войсками Петроградского военного округа; комиссаром к нему был направлен член: ВРК большевик К. С. Еремеев, помощником Муравьева стал Антонов-Овсеенко, а должность начальника штаба дал согласие занять полковник П. Б. Вальден, выборный командир гвардиирезервного 2-го Царскосельского полка.

Муравьев был левым эсером и вместе с другими членами этой: партии предложил ЦК партии большевиков свои услуги для борьбы с контрреволюцией еще накануне Октября. Он обладал организаторскими способностями, имел боевой опыт и, следовательно, как военный специалист был полезен для организации обороны Петрограда. «Талантливый бесспорно, но ненадежный»,— отозвался о нем В. И. Ленин{7}. Политический авантюризм и диктаторские замашки Муравьева выявились очень скоро{8}, в результате чего постановлением Совнаркома от 7(20) ноября 1917 г. он был освобожден от исполнения обязанностей командующего по обороне Петрограда и войсками Петроградского военного округа, на эту должность был назначен B. А. Антонов-Овсеенко{9}.

События, связанные с ликвидацией контрреволюционной Ставки в Могилеве, в советской исторической литературе изложены достаточно подробно{10}. Поэтому остановимся лишь на вопросе, имеющем непосредственное отношение к рассматриваемой проблеме, а именно привлечении к сотрудничеству с Советской властью офицеров одного из самых важных управлений Ставки — Управления генерал-квартирмейстера.

19 ноября (2 декабря) 1917 г. в 4 часа утра в Ставку прибыла делегация от Н. В. Крыленко (который в это время находился в Орше) во главе с состоявшим при нем генералом C. И. Одинцовым, который сразу же после Октябрьской револю-[57]ции являлся как бы посредником между Наркомвоеном и управляющим Военным министерством генералом А. А. Маниковским. В ходе переговоров со сторонниками подчинения Ставки Советской власти и сдачи ее без боя (в частности, комендантом Могилева генералом М. Д. Бонч-Бруевичем, старшим среди начальников управлений Ставки генерал-инспектором инженерной части генералом К. И. Величко, состоявшим при Ставке бывшим главнокомандующим армиями Юго-Западного фронта генералом Алексеем Е. Гутором) Одинцов сориентировал их в отношении подготовки и проведения мирных переговоров, а также реорганизации Ставки и дальнейшего ее использования в интересах Советской власти.

После того как в ходе переговоров выяснилось, что революционным войскам никакого сопротивления со стороны частей, составлявших гарнизон Могилева, в том числе со стороны охранившего Ставку Георгиевского батальона, оказано не будет, на следующий день утром в Могилев прибыл во главе революционных войск верховный главнокомандующий Крыленко. Таким образом, в том, что контрреволюционная Ставка была ликвидирована так легко и при этом удалось избежать кровопролития, большая заслуга принадлежала генералам и офицерам, в частности Одинцову. В связи с этим вызывает недоумение утверждение автора одной из статей о ликвидации контрреволюционной Ставки, который отнес Одинцова к изменникам{11}.

В советской исторической литературе существует мнение, что уже с началом Октябрьской революции из Могилева началось повальное бегство чинов Ставки, а сама Ставка при вступлении в нее революционных войск 20 ноября (3 декабря) была разгромлена. Так, в литературе и даже в архивных документах указывается: «Ставка разбегается. Офицеры разъезжаются... солдаты в Ставке арестовывают офицеров и отбирают автомобили»{12}, офицерство и сочувствовавшие им из Ставки бегут»{13}, «Ставка таяла...»{14} и так далее. А в статье М. С. Лазарева сказано, что переговоры в Ставке 20 ноября (3 декабря) проходили тогда, когда уже «основные чины контрреволюционной Ставки бежали из Могилева и Быхова. 19 ноября покинули Могилев генерал-квартирмейстер Дитерихс… почти все офицеры оперативного отдела Верховного главнокомандующего»{15}. В этих двух фразах Лазарев допускает ряд ошибок: во-первых, в Быхове никаких чинов контрреволюционной Ставки не было: там находились отстраненные от должности и арестованные Временным правительством генерал Л. Г. Корнилов и его единомышленники; во-вторых, генерал М. К. Дитерихс, впоследствии активный сотрудник адмирала А. В. Колчака, передал должность генерал-квартирмейстера генералу В. Е. Скалону еще 8(21) ноября{16}, после чего находился в Ставке без должности, но в качестве главного советника Духонина. С приближением к Могилеву революционных войск Дитерихс укрылся во французской военной миссии, переоделся в форму французского солдата и 18 ноября (1 декабря) в [58] составе этой миссии выехал в Киев; в-третьих, фраза о том, что «почти все офицеры оперативного отдела» (кстати сказать, такого органа в Ставке не было — было Управление генерал-квартирмейстера) бежали из Могилева, также не соответствует действительности: находившиеся с 19 ноября (2 декабря) под домашним арестом по месту проживания в гостинице «Бристоль» чины Ставки уже вечером 20 ноября (3 декабря) были освобождены и вернулись к исполнению своих обязанностей, что можно проследить и на примере Управления генерал-квартирмейстера.

В этом управлении на 19 октября (1 ноября) 1917 г. состояли 17 офицеров Генерального штаба, в том числе два генерала (М. К. Дитерихс и В. Е. Скалон), шесть полковников (П. А. Базаров, Н. Я. Капустин, Г. Т. Киященко, П. А. Кусонский, М. С. Михалькович, Б. Н. Сергеевский), шесть подполковников (К. Б. Болецкий, А. В. Румянцев, Д. Н. Тихобразов, П. А. Чебыкин, К. Г. Язвин, Я. А. Яковлев) и три капитана (А. В. Кожевников, А. А. Колчинский, А. М. Шкеленко). В период с 19 октября (1 ноября) по 19 ноября (2 декабря) в управление прибыли два полковника — Л. К. Александров и Г. К. Гук; подполковнику Болецкому был предоставлен отпуск с 1(13) ноября на пять недель. Таким образом, в управлении на 19 ноября (2 декабря) было 18 офицеров{17}. Из этого числа из Ставки бежали два человека: Дитерихс и начальник 1-го отдела Кусонский, который убыл якобы в отпуск по 24 декабря 1917 г. (6 января 1918 г.) «с сохранением содержания»{18}, а в действительности был направлен Духониным в Старый Быхов с предписанием об освобождении из-под стражи Корнилова и его единомышленников. Как мы видим, из 18 офицеров Управления генерал-квартирмейстера покинули Ставку только два человека. Где же здесь бегство из Могилева «почти всех офицеров оперативного отдела»?

20 ноября (3 декабря) в должность начальника штаба верховного главнокомандующего вступил М. Д. Бонч-Бруевич, а на следующий день «начальники отделов Ставки и весь ее состав был представлен новому главковерху (Н. В. Крыленко.— А. К.); они единодушно обещали работать на пользу армии»{19}. С образованием Революционного Полевого штаба при Ставке полковник И. И. Вацетис и подполковник В. В. Каменщиков вошли в его состав.

Бывшие генералы и офицеры принимали активное участие в качестве военных консультантов и в мирных переговорах в Брест-Литовске. Так, С. И. Одинцов в первой половине ноября 1917 г. обратился с письмом в Наркоминдел с предложением создать из генералов и офицеров группу военных экспертов для оказания помощи в разработке военно-технических вопросов перемирия с Германией. В. И. Ленин, придавая большое значение обеспечению военной стороны этих переговоров, в письме Одинцову от 15(28) ноября дал указание собрать 16(29) ноября утром согласных сотрудничать с Советской властью штабных офицеров [59] и генералов и прислать к вечеру краткий конспект вопросов о перемирии (определение линии фронта, условие о неотводе войск на другие фронты, меры контроля и т. п.), а также порекомендовать военных экспертов для непосредственного участия в переговорах{20}.

Переговоры об общем перемирии между Советской Россией и странами Четверного союза должны были происходить в Брест-Литовске, где находился штаб главнокомандующего германским Восточным фронтом. В. И. Ленин считал целесообразным включить в состав советской делегации по одному офицеру Генерального штаба от фронтов и представителей Балтийского и Черноморского флотов. Эти представители должны были прибыть в Петроград для «составления редакции проекта договора»{21}. В состав группы военных экспертов входили: генерал-квартирмейстер при Верховном главнокомандую-щем Генштаба генерал В. E. Скалон{22}, состоящий при начальнике Генштаба генерал Ю. Н. Данилов, помощник начальника Морского Генерального штаба контр-адмирал В. М. Альтфатер, начальник Николаевской военной академии Генштаба генерал А. И. Андогский, генерал-квартирмейстеры штаба 10-й армии Генштаба генерал А. А. Самойло, штаба 2-й армии Генштаба полковник И. И. Шишкин, штаб-офицер для поручений по авиации отдела генерал-квартирмейстера штаба 1-й армии Генштаба подполковник Д. Г. Фокке, старшие адъютанты отдела генерал-квартирмейстера штаба 1-й и 5-й армий Генштаба подполковники К. Ю. Берендс и В. Г. Сухов, начальник отделения управления генерал-квартирмейстера штаба главнокомандующего армиями Северного фронта Генштаба подполковник Ф. А. Мороз, помощник начальника контрразведывательного отделения управления генерал-квартирмейстера штаба главнокомандующего армиями Юго-Западного фронта Генштаба подполковник И. Я. Цеплит и помощник старшего адъютанта отдела генерал-квартирмейстера штаба 10-й армии Генштаба капитан В. А. Липский{23}.

Таким образом, участие военных специалистов обеспечило бескровную ликвидацию контрреволюционной Ставки и помогло советской делегации в решении военно-технических вопросов во время переговоров в Брест-Литовске.

Рассмотрим сотрудничество бывших генералов и офицеров старой армии с Советской властью в период слома Военного министерства, которое накануне Октября 1917 г. состояло из Главного штаба, восемнадцати управлений, в том числе девяти главных и пяти управлений генерал-инспекторов, а также других учреждений. Общая численность офицерских и классных чинов в министерстве достигла 3 тыс. человек, а с учетом солдат, проходивших службу писарями, шоферами, вахтерами, дворниками и т. д., она была в полтора раза больше{24}.

Почти во всех работах советских историков, посвященных советскому военному строительству, в какой-то степени освещается проблема слома военного аппарата Временного правительства, [60] и в частности Военного министерства. Для того чтобы не повторяться, остановимся лишь на одном вопросе, имеющем непосредственное отношение к рассматриваемой теме: как умелое использование предложивших свои услуги Советской власти генералов и офицеров Военного министерства позволило сделать его органом, в котором, по авторитетному свидетельству Н. В. Крыленко, «ни на один день не было саботажа в тех острых формах, в каких он проявился в министерствах финансов, просвещения и др.»{25}. Это свидетельство для нас особенно важно, ибо В. И. Ленин ценил Крыленко как «одного из самых... близких к армии представителей большевиков»{26}.

25 октября (7 ноября) 1917 г. временно управляющий Военным министерством генерал А. А. Маниковский был арестован в Зимнем дворце вместе с министрами Временного правительства. В связи с этим на общих собраниях некоторых категорий служащих Военного министерства были приняты резолюции «протеста против новой власти с приглашением остановить всякую работу»{27}. Учитывая, что Маниковский был общепризнанным знатоком в деле снабжения армии всеми видами довольствия и пользовался «всеобщей любовью и уважением не только среди чинов Военного министерства, но и среди рабочих и служащих заводов, обслуживающих оборону»{28}, он был выпущен из Петропавловской крепости и 30 октября (12 ноября) вернулся к исполнению своих обязанностей. После этого уже через четыре дня учреждения Военного министерства «заработали»{29}.

По вступлении в должность Маниковский направил телеграмму всем командующим войсками и главным начальникам военных округов, а также «войсковому наказному атаману Всевеликого войска Донского» (т. е. выступившему в числе первых против Советской власти генералу А. М. Каледину.— А. К.). В ней говорилось, что он, Маниковский, согласился по-прежнему руководить делом снабжения армии на условиях (и ему обещано их соблюдение), что работа Военного министерства будет осуществляться «вне всякой политики, совершенно независимо от какой бы то ни было партийности и без всякой помехи кого бы то ни было»; телеграмма заканчивалась словами: «Никто не может быть отстранен от должности без моего ведома и согласия, в случав наличия подобных явлений прошу срочно мне донести»{30}.

Содержание телеграммы Маниковского показало, что Наркомвоену нужно было «как можно быстрее взять в свои руки бывшее Военное министерство» для того, чтобы подобно Ставке Верховного главнокомандующего в Могилеве оно не превратилось в еще один «очаг контрреволюции» уже в Петрограде{31}.

В течение 3-5(16-18) ноября 1917 г. в Наркомвоене был праведен ряд заседаний, на которых ставился вопрос «о реорганизации управления бывшего Военного министерства»{32}; во все главные управления, в частности, были направлены комиссары, без подписи которых не мог выйти ни один документ, в противном случае его следовало считать недействительным. [61]

В результате к 10(23) ноября выяснилось, что «подавляющее большинство служащих главных управлений совершенно ясно» отдает себе отчет в том, что, пока на фронте существует 10-миллионная армия, до тех пор не может быть и речи о прекращении центральным аппаратом обслуживания ее насущнейших жизненных потребностей и что забастовка главных управлений Военного министерства могла бы повести к неисчислимым бедствиям не только всей многомиллионной армии, но и связанного с нею населения»{33}. В этом плане и была вынесена общая резолюция служащих Военного министерства, выработанная избранной особой комиссией; решение этой комиссии было объявлено с согласия Н. И. Подвойского и Н. В. Крыленко в приказе Маниковского от 10(23) ноября 1917 г. С этого момента ответственным за работу Военного министерства стал Подвойский, а непосредственная связь между Наркомвоеном, с одной стороны, и Маниковским — с другой, осуществлялась через Генштаба генерала С. И. Одинцова. Однако Маниковский в своей деятельности пытался игнорировать проведение демократизации в армии, в частности препятствовал замене командного состава выбранными лицами. В то же время начальник Генерального штаба В. В. Марушевский вел переговоры с Духониным, направленные против Советской власти, и пытался саботировать подготовку военных экспертов для включения в состав делегации, направленной Советским правительством на фронт с задачей ведения переговоров о перемирии с государствами Четверного союза.

В связи с этим 19 ноября (2 декабря) 1917 г. Совнарком, обсудив положение в бывшем Военном министерстве, постановил арестовать А. А. Маниковского и В. В. Марушевского, а также немедленно начать энергичную чистку Военного министерства с удалением ненадежных элементов высшего командного состава{34}. На следующее утро Маниковский и Марушевский были арестованы. Как писал Н. В. Крыленко, «при первой же попытке самостоятельной и независимой работы Маниковский вторично сел в тюрьму и вся сеть армии служащих была принуждена сложить оружие»{35}.

23 ноября (6 декабря) 1917 г. в кабинете начальника Генерального штаба состоялось совещание начальников главных управлений Военного министерства. Присутствовали: Генштаба генерал Н. М. Потапов, начальник Главного штаба Генштаба генерал А. П. Архангельский, начальники главных управлений: артиллерийского (генерал В. А. Ляхович), интендантского (Генштаба генерал Н. И. Богатко), военно-технического (генерал А. В. Шварц), военно-судного (генерал В. А. Апушкин), по заграничному снабжению (Генштаба генерал А. А. Михельсон), по квартирному довольствию войск (генерал И. К. Гаусман), военно-учебных заведений (Генштаба генерал Н. А. Хамин); кроме того, на совещании были начальник канцелярии Военного министерства Генштаба генерал В. И. Сурин, начальник управления Военного воздушного флота генерал Д. В. Яковлев и др. [62]

Охарактеризовав обстановку, сложившуюся в Военном министерстве в связи с арестом его управляющего А. А. Маниковского и начальника Генштаба В. В. Марушевского, Потапов сообщил, что он назначен начальником Генштаба{36}, а управление Военным министерством переходит к коллегии: наркомвоену Н. И. Подвойскому и товарищам наркомвоена — К. А. Мехоношину, Э. М. Склянскому и Б. В. Леграну; при этой коллегии Потапов дал согласие состоять на правах помощника управляющего Военным министерством{37}.

Подобное решение Потапова имело исключительно важное значение для реорганизации этого министерства и его дальнейшей деятельности. В самом деле, при отказе Потапова должность управляющего Военным министерством должен был бы занять Н. И. Подвойский или кто-либо из Наркомвоена; в этом случае все начальники главных управлений обязаны были бы являться лично к нему с докладами, что могло вызвать нежелательные конфликты и повлечь за собой разрушение всего аппарата Военного министерства{38}. В случае же принятия Потаповым обязанностей по управлению Военным министерством начальники его главных управлений получили бы возможность личного доклада и контактов только с Потаповым, человеком, которого они знали по прежней службе. Со своей стороны Потапов имел бы непосредственный контакт с Н. И. Подвойским как с представителем Наркомвоена, ответственным за работу бывшего Военного министерства.

Таким образом, благодаря твердой и вместе с тем гибкой политике по отношению к служащим бывшего Военного министерства и умелому использованию бывших генералов и офицеров удалось сравнительно безболезненно реорганизовать этот важный орган военного управления и использовать его в интересах Советского государства.

Рассмотрим вопрос о привлечении командного состава старой армии на службу в Главное управление военно-учебных заведений, бывшее «первым военным учреждением, которое стало на точку зрения использования военных специалистов»{39}.

Приказом Наркомвоена № 104 от 28 января (10 февраля) 1918 г.{40} было объявлено положение «Об ускоренных курсах по подготовке комсостава Рабоче-Крестьянской Красной Армии» с целью подготовки инструкторов военного дела, стоящих на платформе Советской власти, а приказом Наркомвоена № 130 от 14 февраля 1918 г.— открыты первые тринадцать советских военно-учебных заведений — курсов по подготовке командного состава РККА. Открытие указанных курсов возлагалось на окружные комиссариаты под наблюдением местных Советов и руководством Главного комиссариата всех военно-учебных заведений. При каждом из этих курсов создавалась организационная комиссия в составе пяти человек: заведующего курсами, представителя от местного Совета рабочих и солдатских депутатов, бывшего училищного комиссара и двух курсовых комиссаров. Кроме того, [63] анимационные комиссии имели право привлекать к работе заведующего учебной частью курсов и преподавательский состав, Окружным комиссариатом было предложено принять «немедленные меры к очищению в недельный срок помещений... бывших военных училищ, предназначенных для курсов по подготовке командного состава для Рабоче-Крестьянской Красной Армии, от войсковых частей, общественных и других организаций, занимающих таковые в настоящее время»{41}.

При открытии курсов возник вопрос о привлечении к делу создания новых военно-учебных заведений кадрового командного состава старой армии, так как сколько-нибудь планомерная постановка военного обучения не могла, естественно, быть организована без участия в этом деле квалифицированных кадров бывшего Главного управления военно-учебных заведений. Эта задача «была не из легких: правительственные сферы (в лице руководителей Наркомвоена.— А. К.) были тогда еще далеки от мысли привлечения» бывших офицеров, а последние «недоверчиво относились к создаваемой Красной Армии»{42}. Большую роль в привлечении к военно-педагогической работе командного состава старой армии сыграли руководящие работники Главного управления военно-учебных заведений. Они провели многочисленные собрания с участием бывших офицеров, «убеждали их идти на службу Советской России», разъясняя им вопрос о реформе военно-учебного дела в «духе новых общественно-политических соотношений»{43}.

В результате проведенной работы многие бывшие генералы и офицеры, имевшие богатый опыт службы в военно-учебных заведениях, дали согласие работать на новых курсах. Так, в частности, заведующим 2-ми советскими артиллерийскими курсами по подготовке командного состава РККА приказом Наркомвоена был назначен С. Н. Бутыркин (бывший генерал, с февраля 1915 г.— начальник Константиновского артиллерийского училища){44}. Заведующие учебной частью курсов и их помощники должны были избираться «педагогическим советом курсов из числа лиц с соответствующим военным образованием, имеющих педагогический опыт (на артиллерийские и инженерные курсы — из лиц, окончивших соответствующие академии)»{45}.

В ноябре 1919 г. должность главного комиссара военно-учебных заведений была упразднена и объединена с должностью начальника Главного управления военно-учебных заведений, при котором состояли три помощника (по политической, учебной и административной части){46}. Если в 1918 г. численность управления военно-учебных заведений (с 6 декабря 1918 г. оно было переименовано в Главное управление — ГУВУЗ) составляла 163 человека, то в 1919 г. — 249 человек{47}.

Порядок приема на службу в ГУВУЗ был установлен следующий: лица, изъявившие желание служить в ГУВУЗ, подавали заявление с приложением анкетных карточек и аттестаций; окончательное решение вопроса о приеме на службу зависело от [64] комиссара и начальника ГУВУЗ. Кандидат принимался по приказу с испытательным 2-недельным (для начальников отделений — 2-месячным) сроком, после чего следовало или утверждение в занимаемой должности, или отчисление в распоряжении Военного комиссариата г. Москвы. По образовательному уровню сотрудники ГУВУЗ к сентябрю 1918 г. разделялись следующим образом: с высшим образованием — 34 человека, средним — 99, низшим — 71, причем наибольший процент лиц с высшим образованием (15,4) приходился на занимавших в Главном управлении высшие должности; коммунистов было 9 (4,1%), сочувствующих — 27 (12,3%), принадлежавших к другим партиям — 3 (1,3%), беспартийных – 181 (82,3%){48}.

⇐ Предыдущая 27 28 29 30 313233 34 35 36 Следующая ⇒