Книга третья 10 страница

74 . После этого союзники разошлись по своим городам, а сам Брасид возвратился в Коринф для приготовлений к задуманному ранее походу во Фракию¹. После отступления афинян наиболее рьяные их сторонники в Мегарах поняли, что их замыслы открыты, и тотчас же тайком бежали из города. Остальные граждане, после совещания с друзьями изгнанников, вызвали их из Пег. При этом они связали возвращенных торжественной клятвой соблюдать общее благо города и забыть старые обиды. Однако лишь только возвращенные олигархи добились власти, они велели произвести смотр вооруженным силам, приказав отрядам построиться отдельно в разных частях города. Затем они отобрали человек сто из известных им врагов и тех, кого считали главными сторонниками афинян. Народ они вынудили вынести решение об этих людях открытым голосованием, присудили их к смерти и казнили. В городе же была установлена, в сущности, самая крайняя олигархия. Этот переворот, совершенный кучкой восставших граждан, создал новое государственное устройство, сохранявшееся очень долгое время².

1 См. IV, 1 и 78.

2 Олигархия в Мегарах просуществовала до 421 г., так что этот пассаж написан много лет спустя после 424 г.

75. В это же лето митиленские изгнанники задумали укрепить Антандр¹. Именно в это же время Демодок и Аристид, два стратега афинской эскадры², собиравшей дань с союзников, находились близ Геллеспонта (третий стратег, Ламах³, отплыл во главе эскадры из 10 кораблей в Понт). Узнав о планах изгнанников, стратеги встревожились, как бы с Лесбосом не случилось того, что с враждебными Самосу Анеями⁴: там обосновались самосские изгнанники, которые не только помогали пелопоннесцам, посылая им кормчих для кораблей, но и подстрекали к волнениям горожан на Самосе и принимали прочих изгнанников из города. Поэтому афинские стратеги набрали войско среди союзников и отплыли к Антандру. Одержав победу над вышедшим против них из Антандра отрядом митиленцев, они вновь захватили этот пункт. Вскоре за тем Ламах, который отплыл в Понт и бросил якорь в устье реки Калета⁵, потерял свои корабли из-за внезапного ливня в верхнем течении реки, вызвавшего сильное наводнение. Самому Ламаху с его отрядом удалось по суше возвратиться в Калхедон⁶, колонию мегарцев в устье Понта, через землю вифинских фракийцев (живущих на азиатском берегу).

1 См. IV 52,3.

2 Ср. IV 50,1; III19. Аристид упомянут еще в IV 50,1. Демодок — только здесь и у Псевдоплатона в диалоге «Феаг».

3 Аристофан выставляет Ламаха в «Ахарнянах» как тип «хвастливого воина» (miles gloriosus).

4 Ср. Ill 32,2.

5 Река на границе Гераклеотиды (на Понте).

6 Калхедон — город на малоазийском берегу против Византия.

76 . Тем же летом, тотчас после отступления афинян из Мегариды, афинский стратег Демосфен с 40 кораблями прибыл в Навпакт. С ним и с Гиппократом вступили в переговоры некоторые граждане беотийских городов: они желали заменить свой олигархический строй демократическими порядками¹ по образцу афинских. Главным образом по предложению фиванского изгнанника Птэодора был составлен следующий план действий. Сторонники демократической партии должны были предать Сифы² (это морская гавань в Крисейском заливе в Фессалийской области), а орхоменцы— выдать афинянам Херонею (принадлежавшую ранее так называемому минийскому Орхомену³, а теперь — к Беотийской синтелии)⁴. При этом особенно хлопотали и вербовали наемников из Пелопоннеса орхоменские изгнанники (Херонея⁵ — пограничный город Беотии вблизи Фанотейской⁶ области в Фокиде). Участвовали в заговоре также и некоторые фокийцы. Тем временем по уговору афиняне должны были занять Делий⁷ — святилище Аполлона в Танагрской области напротив Евбеи. Все это должно было произойти в заранее определенный день, для того чтобы беотийцы, занятые своими внутренними распрями, не могли с объединенными силами оказать помощь Делию. В случае успеха этой попытки, когда Делий был бы укреплен, заговорщики надеялись (даже если сразу и не произойдет восстания в бео-тийских городах) удержать занятые ими пункты и оттуда разорять страну. Сторонники демократии в отдельных городах нашли бы убежище поблизости, чтобы отступить туда в случае неудачи, и тогда можно было ожидать, что прежний порядок в Беотии недолго продержится. Со временем же, когда афиняне придут на помощь повстанцам, враги уже будут не в состоянии встретить их объединенными силами, и они с легкостью устроят дела в Беотии в своих интересах.

1 Некоторые города (как, например, Феспии и Орхомен) хотели независимости от центрального союзного правительства в Фивах.

2 Сифы — городок в восточной части Крисейского залива (Paus. IX 32, 4).

3 См.: Horn. Iliad. II511. Орхомен пользовался большей независимостью, чем другие беотийские города.

4 См. III87,4. Федерация беотийских городов называлась «синтелией».

5 О Херонее см. ШЗ,1.

6 Фанотейская область — территория г. Фанотея близ Давлиды (II29,3) в 20 стадиях от Херонеи.

7 Делим — беотийский город на границе с Аттикой со святилищем Аполлона.

77 . Такой план был задуман заговорщиками. Сам Гиппократ был готов в подходящий момент выступить из города в поход на Беотию. Демосфена же он послал вперед с эскадрой из 40 кораблей в Навпакт. Набрав там войско из акарнанов и прочих союзников, Демосфен должен был затем плыть в Сифы, на сдачу которых путем измены рассчитывали афиняне. Уже был назначен день для одновременного проведения всех этих операций вторжения в Беотию и похода на Сифы. Прибыв к месту назначения, Демосфен узнал, что все акарнаны заставили эниадов¹ вступить в афинский союз. Со своей стороны, Демосфен призвал к оружию всех союзников в этой стране и прежде всего обратился против Салинфия и агреев². После подчинения агреев он принял все необходимые меры, чтобы прибыть к назначенному сроку на встречу с беотийскими сторонниками афинян.

1 Прежде эииады были во вражде с афинянами (см. 1111,3; II82; 102,2; 111114,2).

2 См. III106,2; 111,4.

78. Этим же летом, приблизительно в то же время, Брасид с 1700 гоплитов¹ выступил в поход на фракийское побережье. По прибытии в Трахинийскую Гераклею² он отправил вестника в Фарсал³ (где у него были друзья) с требованием пропустить его войско через фессалийскую землю. В Мелитию Ахейскую⁴, что во Фтиотиде, к нему прибыли Панер, Дор, Гипполохид, Торилай и Строфак (который был проксеном халкидян). С этими людьми Брасид продолжал свой путь. Из других фессалийцев его сопровождал также Никонид из Ларисы, друг Пердикки. Впрочем, без провожатых пройти через Фессалию было нелегко (и вообще проход с войском через соседнюю страну без согласия местных властей был бы поступком одинаково подозрительным в глазах всех эллинов). Кроме того, народ в Фессалии с давних пор был расположен к афинянам. Поэтому если бы фессалийцы не находились под властью крайней олигархии, а скорее по древнему обычаю придерживались «исономии»⁵, то Брасид никогда бы не прошел через их страну. Между тем противники его друзей олигархов даже и при этих условиях преградили ему путь на реке Энипей⁶, объявив, что он поступает незаконно и без разрешения высших властей Фессалийского союза не может продолжать путь. Провожатые Брасида, однако, возразили, что не стали бы его провожать через страну против воли властей; они-де поступили так лишь потому, что Брасид явился столь неожиданно, и они в качестве его гостеприимцев вынуждены это сделать. Сам Брасид добавил к этому, что пришел как друг Фессалии и ее народа и войну ведет против своих врагов афинян, а не против них. Впрочем, ему ничего не известно о какой-либо вражде фессалийцев к лакедемонянам, которая могла бы помешать взаимному проходу через их земли. И теперь он, Брасид, даже и не помышляет идти дальше против их воли (да это было бы и невозможно), но все же надеется, что пройти ему не запретят. После этих слов фессалийцы удалились. Брасид же по совету провожатых форсированным маршем без задержки продолжал путь, пока фессалийцы не успели собрать более значительной силы, чтобы помешать ему. Итак, Брасид прибыл в Фарсал еще в самый день выступления из Мелитии (там он и разбил лагерь у реки Апидана)⁷, а оттуда — в Факий, а затем дальше — в Перребию⁸. Здесь его фессалийские спутники возвратились домой, и перребы, подвластные фессалийцам, привели его в Дий⁹ (маленький городок у подошвы Олимпа близ македонской границы, уже во владениях Пердикки).

1 См. IV 80,5; 70,1.

2 См. III 92,3.

3 См. 1111,3 и примеч.

4 На полпути между Гераклеей и Фарсалом, на расстоянии дневного марша от Фарсала.

5 Т. е. если бы у фессалийцев была демократия, основанная на равенстве всех перед законом.

6 Зимней — правый приток р. Пенея.

7 Апидан — приток р. Пенея,

8 Перребия — часть Фессалии.

9 Дий — город на границе Македонии и Фессалии.

79 . Таким образом, Брасиду удалось столь быстро пройти через Фессалию (пока фессалийцы еще не успели преградить ему путь) и прибыть к Пердикке¹ и в Халкидику. Ведь именно опасаясь успехов афинян, Пердикка и восставшие против афинян фракийские города² вызвали его с войском из Пелопоннеса. Халкидяне ожидали скорого нападения афинян. И соседние с ними города хотя еще не восстали, но втайне также присоединились к мысли пригласить Брасида. Пердикка не был открытым врагом Афин, но опасался афинян из-за своих старых распрей с ними. К тому же Пердикка страстно желал подчинить себе Аррабея, царя линкестов³. При этом последняя неудача лакедемонян пришлась халкидянам весьма кстати, так как теперь им было гораздо легче вызвать войско из Пелопоннеса.

1 В 431 г. Пердикка был союзником Афин (II29,6).

2 Халкидяне и боттиеи (см. V 18,5).

3 См. II99,2.

80 . Действительно, лакедемоняне надеялись скорее всего избавиться от набегов афинян на Пелопоннес и особенно на их собственную Лаконскую область, если они отплатят афинянам, послав, в свою очередь, войско к афинским союзникам (тем более что последние изъявили готовность содержать их войско и просили помощи для восстания). Вместе с тем спартанцы получали желанный предлог удалить из страны часть илотов, чтобы те не вздумали поднять восстание теперь, когда Пилос был в руках врагов. Ведь большинство лакедемонских мероприятий искони было, в сущности, рассчитано на то, чтобы держать илотов в узде. Устрашенные дерзостью многочисленной молодежи илотов, лакедемоняне прибегли и к такой мере. Они предложили отобрать некоторое число илотов, считающих себя наиболее способными в военном деле, обещая им свободу (на самом же деде лакедемоняне хотели только испытать илотов, полагая, что как раз самые свободолюбивые скорее всего способны в сознании собственного достоинства напасть на своих господ). Таким образом, было отобрано около 2000 илотов, которые с венками на головах (как бы уже получившие свободу) обходили храмы. Немного спустя, однако, лакедемоняне перебили этих илотов, причем никто не знал, где и как они погибли¹. Поэтому лакедемоняне и теперь охотно воспользовались случаем послать с Брасидом 700 илотов в качестве гоплитов² (остальное войско состояло из завербованных в Пелопоннесе наемников).

1 По Диодору (XII68), их перебили каждого в своем доме.

2 См. IV 70,1.

81 . Правда, лакедемоняне послали Брасида главным образом по его собственному желанию, хотя и халкидяне просили их об этом, так как он слыл в Спарте за человека весьма энергичного и предприимчивого¹. И в этом походе Брасид также оказал лакедемонянам неоценимые услуги². В настоящий момент его политика по отношению к союзным с Афинами городам казалась справедливой и умеренной. Большинство городов он склонил к отпадению от Афин, а другими овладел при помощи измены. Поэтому лакедемоняне находились в благоприятном положении и могли бы теперь (если бы пожелали) заключить мир (как они затем и сделали)³, предложив обменять эти города на другие пункты, захваченные афинянами, и избавить Пелопоннес от тягот войны. Так же и в следующий период войны, после событий в Сицилии, тогда присущие Брасиду гуманность и благоразумие⁴ (с чем афинские союзники познакомились из опыта и по слухам) главным образом и привлекли их на сторону лакедемонян. Ведь Брасид был первым лакедемонянином, который в зарубежном походе приобрел славу совершенно честного человека. Он внушил афинским союзникам твердое убеждение, что и другие военачальники лакедемонян подобны ему.

1 Платон в «Пире» (221C) сравнивает Брасида с Ахиллесом.

2 Ср. Н65,4(оПерикле).

3 См. V 17,2.

4 Контраст к II8,4–5.

82 . Лишь только афиняне узнали о прибытии Брасида на фракийское побережье, то объявили Пердикку врагом: они считали македонского царя виновником похода Брасида во Фракию и с тех пор установили более строгое наблюдение за союзниками в этой области.

83 . Соединившись с отрядом Брасида, Пердикка тотчас же выступил в поход на своего соседа Аррабея, сына Бромера, царя македонских линкестов (Пердикка был в ссоре с царем и желал подчинить его своей власти). Однако после прибытия войска Пердикки и Брасида к горному проходу у Линка¹ Брасид заявил, что желает сначала сам до начала военных действий, прибыв к Аррабею, путем переговоров сделать все возможное, чтобы привлечь царя к союзу с лакедемонянами. Действительно, Аррабей уже посылал глашатая к Брасиду с согласием подчиниться в споре с Пердиккой его решению как третейского судьи. Бывшие при этом послы халкидян также рекомендовали постоянно держать Пердикку в страхе, для того чтобы тот внимательнее относился к халкидским интересам. Кроме того, и послы Пердикки в Лакедемоне высказывались в том же смысле, именно, что Пердикка может доставить лакедемонянам много союзников из соседних с его царством племен. Поэтому Брасид считал своим долгом совместно с Пердиккой решить дело Аррабея. Пердикка, однако, заявил, что пригласил Брасида вовсе не в качестве третейского судьи в его спорах с Аррабеем, но для того, чтобы Брасид помог ему подчинить тех врагов, которых он сам укажет. Поэтому Брасид нанесет ему обиду, вступив в переговоры с Аррабеем (а ведь он, Пердикка, содержит половину войска лакедемонян). Несмотря на противодействие Пердикки, Брасид все же начал переговоры с Аррабеем. Убежденный доводами последнего, Брасид отошел со своим войском и так и не вторгся в земли Аррабея. Пердикка же, обиженный таким поступком Брасида, стал оплачивать вместо половины лишь треть расходов на содержание лакедемонского войска.

1 См. IV124—132.

84 . В то же лето незадолго до поры сбора винограда Брасид вместе с халкидянами выступил в поход на Аканф¹, колонию Андроса. У жителей Аканфа начались споры между народом и партией, призвавшей Брасида и халкидян, о том, следует ли впускать Брасида в город. Все же, опасаясь за несобранный еще с полей урожай, народ согласился принять в город только одного Брасида и выслушать его доводы, прежде чем принять решение. Тогда Брасид выступил в народном собрании (он был неплохой оратор для лакедемонянина) с такой речью.

1 На северо-восточном берегу Халкидики. Город был членом афинского союза.

85 . «Аканфяне! Лакедемоняне отправили меня с войском, чтобы подтвердить наше заявление¹, сделанное в начале войны, что мы будем сражаться против афинян за свободу Эллады. Пусть нас никто не упрекает за то, что мы явились к вам впервые, спустя так много времени. Мы ошиблись в наших расчетах, когда предполагали один на один и весьма быстро покончить с афинянами в Аттике, не подвергая вас опасности. Ведь только теперь нам представилась возможность прибыть сюда, чтобы с вашей помощью попытаться одолеть их. Меня удивляет, однако, что вы закрыли передо мной ворота вашего города, вместо того чтобы радоваться моему приходу. Действительно, мы, лакедемоняне, думали найти здесь людей, видящих в нас союзников. Мы надеялись, что еще до нашего появления здесь вы, считая нас настроенными таким образом, будете рады нашему прибытию. Ради этого мы пренебрегли опасностью многодневного перехода по чужой земле, терпеливо перенося всевозможные тяготы. Если же у вас теперь на уме совсем иное и вы не желаете помыслить ни о вашей собственной свободе, ни о свободе остальной Эллады, то это действительно ужасно! И не только потому, что вы сами мне воспротивились, но и потому, что многие другие из тех, к кому я приду после, будут менее решительны в намерении присоединиться ко мне. Они сочтут это опасным, зная, что даже вы, к кому я прежде всего обратился, граждане столь значительного города, слывущие за людей здравомыслящих, не решились принять меня. И я не смогу привести никакого убедительного объяснения этого, и им останется только думать, что свобода, которую я сулю, сомнительна или что я пришел со слабыми силами и не в состоянии защитить кого-либо от нападения афинян. Ио когда я с этим войском явился в Нисею, афиняне, при своем численном превосходстве, все-таки не осмелились сразиться со мной, и невероятно, чтобы теперь они послали против вас на кораблях войско, равное по численности их силам при Нисее².

1 См. II8,4!

2 70–73.

86 . Я сам прибыл сюда не со злым умыслом, но лишь после того как связал лакедемонские власти торжественной клятвой уважать независимость любого города, который я смогу привлечь как союзника. Я не намерен насильно или хитростью привлекать вас к союзу с нами: я здесь только для того, чтобы помочь вам, порабощенным афинянами. Итак, у вас, по-моему, нет причин подозревать во мне дурные намерения (тем более после данных вам столь торжественных заверений) или считать меня слишком слабым защитником, и поэтому вы можете смело присоединиться ко мне. Если же кто-либо по личным мотивам опасается, что я передам власть в городе в руки той или иной партии, и поэтому не склонен к союзу со мной, то он может всецело довериться мне. Ведь я пришел не для участия в ваших внутренних дрязгах и думаю, что принес бы вам сомнительную свободу, если бы, вопреки вашим исконным обычаям, стремился подчинить большинство народа немногим гражданам или меньшинство всему народу. Действительно, такая свобода, основанная на господстве одной партии, была бы хуже чужеземного владычества, и мы, лакедемоняне, в награду за наши труды не получили бы благодарности и вместо славы и почестей заслужили бы лишь одни упреки. И те обвинения, выдвигаемые против афинян (из-за чего мы и воюем с ними), были бы еще более отвратительными, если бы их обратили против нас, чем для тех, кто никогда и не являлся образцом доблести. Ведь для человека уважаемого позорнее посягать на чужое обманным путем и тайно, чем действовать насилием, но открыто. В последнем случае он опирается на право сильного, дарованное судьбой, а в первом — на злокозненные измышления низкой души.

87 . Поэтому мы действуем с величайшей осмотрительностью, когда дело связано с нашими существенными интересами, а помимо клятв, вы не могли бы получить ни от кого более верной гарантии, чем от людей, чьи поступки в сравнении с их речами дают убедительное доказательство того, что сдержать свое слово действительно в их интересах. Но если вы скажете, что вы не в состоянии принять мои предложения, но не отказываетесь от дружественных взаимоотношений с нами; что свобода представляется вам делом небезопасным и что следует давать ее лишь тем, кто может ее принять, и никому не должно ее навязывать против воли, то я призову богов и героев вашей земли в свидетели, что пришел к вам с добрыми намерениями, но не смог вас убедить. Тогда мне придется разорить вашу землю и силой заставить присоединиться ко мне. При этом я не буду сознавать за собой никакой вины, напротив, по двум убедительным соображениям у меня есть некое разумное основание так поступать; во-первых, в отношении лакедемонян: не следует допускать, чтобы они при вашем дружественном расположении страдали из-за того, что вы выплачиваете деньги афинянам в виде дани; во-вторых, в отношении эллинов: ваше поведение не должно препятствовать им свергнуть афинское иго. Только во имя некоего всеобщего блага мы, лакедемоняне, обязаны нести свободу иным даже против воли, иначе у нас не было бы никакого права освобождать эллинов. Мы сами не стремимся к господству над эллинами, но стараемся покончить с господством других. И поэтому мы поступили бы несправедливо по отношению ко всем остальным эллинам, если бы, явившись сюда в качестве их освободителей, позволили бы вам чинить в этом препятствия. Итак, вынесите правильное решение и постарайтесь, освободившись первыми из эллинов, стяжать себе этим вечную славу. В этом случае вы сохраните от разорения и самих себя, и свое достояние и всему вашему городу оставите славное имя».

88 . Такую речь произнес Брасид. Аканфяне же после длительного обсуждения, отчасти убежденные его речью, а отчасти в страхе за урожай, при тайном голосовании решили подавляющим большинством отложиться от афинян. Поэтому они приняли Брасида с войском, связав торжественными клятвами (которые он перед походом принес и лакедемонским властям), на тех условиях, что все союзники, которых Брасид приобретет, останутся независимыми. Немного спустя отпал от афинян также Стагир¹, колония Андроса. Таковы были события этого лета.

1 Стагир — город на восточном берегу Халкидики. Состоял членом афинского союза и платил ежегодно 1000 драхм дани (до 429 г.).

89 . В начале следующей зимы¹ по касающимся Беотии планам афинских стратегов Гиппократа и Демосфена Демосфен во главе эскадры должен был прибыть в Сифы, а Гиппократ одновременно — в Делий². Однако произошла ошибка в расчете дня выступления обоих военачальников, и Демосфен с акарнанами и множеством других союзников³, набранных по соседству, ничего не добился, так как прибыл в Сифы слишком рано. Между тем заговор был раскрыт Никомахом⁴, фокийцем из Фанотея⁵, который сообщил о нем лакедемонянам, а те — беотийцам. После этого все беотийское ополчение собралось на помощь (Гиппократ не успел прибыть, чтобы отвлечь их) и своевременно заняло Сифы и Херонею⁶. Заговорщики же в беотийских городах, узнав о неудаче, отказались от своих планов восстания.

1 Т. е. в начале ноября.

2 76–77.

3 См. IV 77,1; 101, 3.

4 Фукидид находился в это время во Фракии и не возвратился в Афины после падения Амфиполя. Он собирал сведения о событиях в Беотии от обеих воюющих сторон (ср. IV 90, 3; 96,1).

5 Фанотей — город на границе Фокиды и Беотии (ср. IV 76,3).

6 См. IV 76,3.

90 . Между тем Гиппократ, созвав всенародное ополчение из самих афинских граждан, метеков и даже всех бывших тогда в городе чужеземцев, прибыл в Делий, однако слишком поздно, уже после того как беотийцы покинули Сифы. Разбив лагерь, Гиппократ приказал следующим образом укрепить Делий. Воины выкопали ров вокруг святилища и храмового участка. Вырытая земля образовывала насыпь. Вдоль насыпи они вбивали колья и переплетали их лозами из виноградника святилища, на верх насыпи наваливали камни и кирпичи из развалин близлежащих домов, всячески стараясь поднять насыпь как можно выше. В необходимых местах и там, где не было храмовых строений (стоявший там прежде портик обвалился), они поставили деревянные башни¹. Афиняне начали работы на третий день после выступления из города и продолжали их весь этот день, и четвертый, и пятый до обеда. Когда затем работы были уже почти закончены, войско отошло из Делия, пройдя назад около 10 стадий. Большая часть легковооруженных воинов продолжала отступление, гоплиты же, сложив доспехи и оружие, расположились на отдых. Гиппократ оставался еще в Делии: расставлял посты и распоряжался фортификационными работами, наблюдая за окончанием незаконченных еще укреплений.

1 Ср. III21,3.

91 . Беотийцы же в эти дни начали собираться в Танагру. После прибытия туда отрядов из всех городов пришло известие, что афиняне уже возвращаются домой. Тогда почти все беотархи (а их было одиннадцать)¹ высказались против битвы с афинянами, так как неприятель уже покинул беотийскую землю (действительно, афиняне уже были на границе Оропии, разбив там лагерь). Однако Пагонд², сын Эолада, один из двух фиванских беотархов (другим был Арианфид³, сын Лисимахида), в то время главнокомандующий, считал, что лучше рискнуть и дать сражение. Он приказал воинам поочередно подходить к нему отдельными отрядами, чтобы не все одновременно покидали строй и в таких словах стал убеждать беотийцев идти на афинян и дать сражение.

1 Ср.: Herod. IX 15,1; см. II2,1.

2 Быть может, этого Пагонда (или его родственников) прославляет Пиндар (Find. Parth. 2,30; A. Puech).

3 Или: Арианф.

92 . «Беотийцы! Никто из нас, военачальников, не должен допустить и мысли, что нам не следует сразиться с афинянами, даже если мы и не застанем их уже на беотийской земле. Ведь они проникли через границу в нашу землю и построили укрепление с целью опустошать Беотию. Из этого следует, что они наши враги, где бы мы их ни нашли и откуда бы они ни явились для враждебных действий. Если бы кто раньше и считал, что для нас безопаснее не идти на врага, то теперь пусть переменит свое мнение. Ведь предусмотрительность и осторожность сами по себе — похвальные качества¹, но когда враг у ворот и родная земля в опасности, долго не приходится раздумывать, как может раздумывать алчный сосед, сидя дома и спокойно готовя какой-нибудь разбойничий набег. Ведь у вас еще со времен предков всегда было в обычае отражать нападение чужеземцев как на собственной земле, так и на соседской. С афинянами же у нас тем более оснований сразиться, поскольку они — наши соседи. Ведь способность противостоять соседям — всегда залог свободы. Как же против тех людей, которые жаждут поработить не только соседей, но и жителей отдаленных стран, нам не биться до последней возможности? Предостерегающим примером служит нам положение жителей лежащей здесь через пролив Евбеи и почти всей остальной Эллады. Как же у них обстоит дело? Если другие войной решают споры о границах с соседями, то мы должны понять, что в случае поражения для всей нашей страны будет установлена только одна-единственная бесспорная граница. Ведь если они вторгнутся в нашу землю, то силой захватят все наше достояние. Вот насколько афиняне опаснее обычных соседей! Обыкновенно враги, уверенные в своей силе (как теперь афиняне), не колеблясь нападают на соседей, если те бездействуют и лишь в крайнем случае дают отпор на своей земле. Напротив, если врага встречают заранее, еще за пределами своей страны, и даже в подходящий момент сами нападают, то он скорее уступает. Впрочем, мы сами убедились в этом на опыте, имея дело с ними. Ведь однажды афиняне, воспользовавшись нашими внутренними раздорами, овладели нашей страной, но мы одолели их при Коронее2 и обеспечили Беотии полную безопасность до сего дня. Не забывая об этом, нам, старшим³, надлежит следовать прежним подвигам, а молодым, как верным сынам доблестных отцов, не посрамить древней беотийской доблести. Уповая на помощь бога, святилище которого афиняне захватили и столь нечестиво превратили в крепость, и на выпавшие нам благоприятные жертвенные знамения, пойдем на врага! Покажем афинянам, что для достижения своей цели им лучше нападать на людей, не способных обороняться, но что им не уйти без борьбы от тех, которые не привыкли порабощать чужие земли, но сумеют защитить с оружием в руках свободу родной земли».

1 Ср. IV 62,4.

2 См. 1113.

3 Со времени Коронейской битвы прошло 33 г. Пагонду в это время было около 60 лет.

4 Ср. 90.

93 . Такой воодушевляющей речью Пагонд убедил беотийцев напасть на афинян. Призвав воинов к оружию, он поспешно повел их на врага (ведь час дня был уже поздний). Приблизившись к неприятелю, Пагонд занял позицию, откуда противникам не было видно друг друга из-за разделявшего их холма. Затем он построил войско в боевой порядок и стал готовиться к битве. Между тем Гиппократ еще в Де-лии¹ получил известие о выступлении беотийцев и отправил войску приказ построиться в боевой порядок, а немного спустя прибыл и сам. У Делия Гиппократ оставил около 300 всадников для защиты от возможного нападения, с тем чтобы в подходящий момент ударить на беотийцев с тыла. Беотийцы же выставили против них отдельный отряд, который должен был держать неприятеля под угрозой. Когда все было готово, беотийцы показались на вершине холма и затем остановились в определенном заранее боевом порядке. Силы беотийцев насчитывали около 700 гоплитов, более 10 000 легковооруженных, 100 всадников и 500 пелтастов². На правом крыле стояли фиванцы и жители зависимых городов, в центре — отряды из Галиарта³, Коронеи и Коп⁴ и из прочих приозерных селений. Левое крыло занимали феспийцы, танагрейцы и орхоменцы. Фиванцы стояли, образуя шеренгу глубиной в 25 человек, остальные — как пришлось. Таковы были численность и боевой порядок беотийцев.

⇐ Предыдущая 39 40 41 42 434445 46 47 48 Следующая ⇒