Хелпикс

Главная

Контакты

Случайная статья





Предисловие 19 страница



46 Последний обязателен во всем,

Пока не выполнен, как изъяснялось

Уже и выше точным языком.

 

49 Вот почему евреям полагалось, –

Ты помнишь, – жертвовать из своего,

Хоть жертва иногда и заменялась.

 

52 Зато второе, то есть существо,

Бывает и таким, что есть пределы,

В которых можно изменить его.

 

55 Но бремя плеч своих и самый смелый

Менять не смеет и обязан несть,

Пока недвижны желтый ключ и белый.[1214]

 

58 Да и обмен нелепым надо счесть,

Когда предмет, имевшийся доселе,

Не входит в новый, как четыре в шесть.[1215]

 

61 А если ценность – всех других тяжело

И всякой чаши книзу тянет край,

Ее ничем не возместить на деле.

 

64 Своим обетом, смертный, не играй!

Будь стоек, но не обещайся слепо,

Как первый дар принесший Иеффай;[1216]

 

67 Он не сказал: «Я поступил нелепо!»,

А согрешил, свершая. В тот же ряд

Вождь греков[1217] стал, безумный столь свирепо,

 

70 Что вместе с Ифигенией скорбят

Глупец и мудрый, все, кому случится

Услышать про чудовищный обряд.

 

73 О христиане, полно торопиться,

Лететь, как перья, всем ветрам вослед!

Не думайте любой водой омыться!

 

76 У вас есть Ветхий, Новый есть завет,

И пастырь церкви вас всегда наставит;

Вот путь спасенья, и другого нет.

 

79 А если вами злая алчность правит,[1218]

Так вы же люди, а не скот тупой,

И вас меж вас еврей да не бесславит!

 

82 Не будьте, как ягненок молодой,

Который, бросив мать, беды не чуя,

По простоте играет сам с собой!»

 

85 Так Беатриче мне, как здесь пишу я;

Потом туда, где мир всего живей,[1219]

Вновь обратила взоры, вся взыскуя.

 

88 Ее безмолвье, чудный блеск очей

Лишили слов мой жадный ум, где зрели

Опять вопросы к госпоже моей.

 

91 И как стрела спешит коснуться цели

Скорее, чем затихнет тетива,

Так ко второму царству[1220] мы летели.

 

94 Такая радость в ней зажглась, едва

Тот светоч[1221] нас объял, что озарилась

Сама планета светом торжества.

 

97 И раз звезда, смеясь, преобразилась,

То как же – я, чье естество[1222] всегда

Легко переменяющимся мнилось?

 

100 Как из глубин прозрачного пруда

К тому, что тонет, стая рыб стремится,

Когда им в этом чудится еда,

 

103 Так видел я – несчетность блесков мчится

Навстречу нам, и в каждом клич звучал:

«Вот кем любовь для нас обогатится!»

 

106 И чуть один к нам ближе подступал,

То виделось, как все в нем ликовало,

По зареву, которым он сиял.

 

109 Суди, читатель: оборвись начало

На этом, как бы тягостно тебе

Дальнейшей повести недоставало;

 

112 И ты поймешь, как мне об их судьбе

Хотелось внять правдивые глаголы,

Едва мой взгляд воспринял их в себе.

 

115 «Благорожденный, ты, кому престолы

Всевечной славы видеть предстоит,

Пока не кончен труд войны[1223] тяжелый, –

 

118 Тот свет, который в небесах разлит,

Пылает в нас; поэтому, желая

Про нас узнать, ты будешь вволю сыт».

 

121 Так молвила одна мне тень благая,

А Беатриче: «Смело говори

И слушай с верой, как богам внимая!»

 

124 «Я вижу, как гнездишься ты внутри

Своих лучей и как их льешь глазами,

Ликующими пламенней зари.

 

127 Но кто ты, дух достойный, и пред нами

Зачем предстал в той сфере, чье чело

От смертных скрыто чуждыми лучами?»[1224]

 

130 Так я сказал сиявшему светло,

Тому, кто речь держал мне; и сиянье

Его еще лучистей облекло.

 

133 Как солнце, чье чрезмерное сверканье

Его же застит, если жар пробил

Смягчающих паров напластованье,

 

136 Так он, ликуя, от меня укрыл

Священный лик среди его же света

И, замкнут в нем, со мной заговорил,

 

139 Как будет в следующей песни спето.

 

Песнь шестая[1225]

 

1 С пор как взмыл, послушный Константину,[1226]

Орел противу звезд, которым вслед

И Он встарь парил за тем, кто взял Лавину,

 

4 Господня птица двести с лишним лет

На рубеже Европы пребывала,

Близ гор, с которых облетела свет;

 

7 И тень священных крыл распростирала

На мир, который был во власть ей дан,

И там, из длани в длань, к моей ниспала.

 

10 Был кесарь я, теперь – Юстиниан;[1227]

Я, Первою Любовью[1228] вдохновленный,

В законах всякий устранил изъян.

 

13 Я верил, в труд еще не погруженный,

Что естество в Христе одно, не два,

Такою верой удовлетворенный.

 

16 Но Агапит[1229], всех пастырей глава,

Мне свой урок преподал благодатный

В той вере, что единственно права.

 

19 Я внял ему; теперь мне так понятны

Его слова, как твоему уму

В противоречье ложь и правда внятны.

 

22 Я стал ступать, как церковь; потому

И бог меня отметил, мне внушая

Высокий труд;[1230] я предался ему,

 

25 Оружье Велисарию[1231] вверяя,

Которого господь в боях вознес,

От ратных дел меня освобождая.

 

28 Таков ответ на первый твой вопрос;

Но надо, чтоб, об этом повествуя,

Еще немного слов я произнес,

 

31 Всю правоту[1232] тебе живописуя

Тех, кто подвигся на священный стяг,[1233]

Его присвоив[1234] или с ним враждуя.

 

34 Взгляни, каким величьем всякий шаг

Его сиял; чтоб он владел державой,

Паллант[1235] всех прежде кровию иссяк.

 

37 Ты знаешь, как он в Альбе[1236] величавой

Три века ждал, чтоб на ее полях

Три против трех[1237] вступили в бой кровавый;

 

40 И что он сделал при семи царях,

От скорби жен сабинских[1238] до печали

Лукреции, в соседях сея страх;

 

43 Что сделал он, когда его вздымали

На Бренна[1239] и на Пирра и подряд

Властителей и веча покоряли, –

 

46 За что косматый Квинций,[1240] и Торкват[1241],

И Деции[1242], и Фабии доныне

Прославлены, и я почтить их рад.

 

49 Он ниспроверг арабов[1243] в их гордыне,

Вслед Ганнибалу миновавших склон,

Откуда, По, ты держишь путь к равнине.

 

52 Он видел, как Помпей и Сципион[1244]

Повиты юной славой[1245] и крушима

Вершина, под которой ты рожден.[1246]

 

55 Пока то время близилось незримо,[1247]

Когда свой облик твердь земле дала,

Им Цезарь овладел, по воле Рима.

 

58 От Вара к Рейну[1248] про его дела

Спроси волну Изары, Эры, Сенны[1249]

И всех долин, что Рона приняла.

 

61 А что он сделал, выйдя из Равенны

И минув Рубикон[1250], – то был полет,

Ни словом, ни пером неизреченный.

 

64 Он двинул на Испанию поход;[1251]

Затем к Дураццо; и в Фарсал вонзился,

Исторгнув стон у жарких Нильских вод;

 

67 Антандр и Симоэнт, где встарь гнездился,[1252]

Увидел вновь, и Гекторов курган,

И вновь, на горе Птолемею,[1253] взвился.

 

70 На Юбу[1254] пал, как грозовой таран,

И вновь пошел на запад ваш,[1255] где к брани

Опять взывали трубы помпеян.

 

73 О том, чем был он в следующей длани,[1256]

Брут лает с Кассием в Аду,[1257] скорбят

Перузий с Мутиной,[1258] полны стенаний.

 

76 И до сих пор отчаяньем объят

Дух Клеопатры,[1259] спасшейся напрасно,

Чтоб смерть ей дал змеиный черный яд.

 

79 Он долетел туда, где море красно;[1260]

Он подарил земле такой покой,

Что Янов храм[1261] был заперт повсечасно.

 

82 Но все, что стяг, превозносимый мной,

Свершил дотоле и свершил в грядущем

Для подданной ему страны земной, –

 

85 Мрак и ничто, когда умом нелгущим

И ясным оком взглянем на него

При третьем кесаре,[1262] его несущем.

 

88 Живая Правда,[1263] в длани у того,

Ему внушила славный долг – сурово

Исполнить мщенье гнева своего.

 

91 Теперь дивись, мое услышав слово:

Он с Титом вновь пошел и отомстил

За отомщение греха былого.

 

94 Когда же лангобардский зуб язвил

Святую церковь, под его крылами

Великий Карл,[1264] разя, ее укрыл.

 

97 Суди же сам о тех, кто с их грехами

Помянут мной,[1265] суди об их делах,

Первопричине всех несчастий с вами.

 

100 Тот – всенародный стяг втоптал во прах

Для желтых лилий,[1266] тот – себе присвоил;

Чей хуже грех – не взвесишь на весах.

 

103 Уж пусть бы гибеллин себе устроил и

Особый стяг! А этот – не для тех,

Кто справедливость и его – раздвоил!

 

106 И гвельфам нет надежды на успех

С их новым Карлом;[1267] львы крупней ходили,

А эти когти с них сдирали мех!

 

109 Уже нередко дети слезы лили

За грех отца; и люди пусть не ждут,

Что бог покинет герб свой ради лилий!

 

112 А эта малая звезда – приют

Тех душ, которые, стяжать желая

Хвалу и честь, несли усердный труд.

 

115 И если цель желаний – лишь такая

И верная дорога им чужда,

То к небу луч любви восходит, тая.

 

118 Но в том – часть нашей радости, что мзда

Нам по заслугам нашим воздается,

Не меньше и не больше никогда.

 

121 И в этом так отрадно познается

Живая Правда, что вовеки взор

К какому‑либо злу не обернется.

 

124 Различьем звуков гармоничен хор;

Различье высей в нашей жизни ясной –

Гармонией наполнило простор.

 

127 И здесь внутри жемчужины[1268] прекрасной

Сияет свет Ромео,[1269] чьи труды

Награждены неправдой столь ужасной.

 

130 Но провансальцам горестны плоды

Их происков; и тот вкусит мытарства,

Кому чужая доблесть злей беды.

 

1 83 Рамондо Берингьер четыре царства

Дал дочерям; а ведал этим всем

Ромео, скромный странник, враг коварства.

 

136 И все же, наущенный кое‑кем,

О нем, безвинном, он повел дознанье;

Тот на десять представил пять и семь.[1270]

 

139 И, нищ и древен, сам ушел в изгнанье;

Знай только мир, что в сердце он таил,

За кусом кус прося на пропитанье, –

 

142 Его хваля, он громче бы хвалил!»

 

Песнь седьмая[1271]

 

1 «Osanna, sanctus Deus sabaoth,

Superillustrans claritate tua

Felices ignes horum malacoth!»[1272]

 

4 Так видел я поющей сущность[1273] ту

И как она под свой напев поплыла,

Двойного света движа красоту.

 

7 Она себя с другими в пляске слила,

И, словно стаю мчащихся огней,

Внезапное пространство их укрыло.

 

10 Колеблясь, я: «Скажи, скажи же ей, –

Твердил себе. – Ты, жаждой опаленный,

Скажи об этом госпоже твоей!»

 

13 Но даже в БЕ и в ИЧЕ[1274] приученный

Святыню чтить, я, голову клоня,

Поник, как человек в истоме сонной.

 

16 Она, таким не потерпев меня,

Сказала, улыбнувшись мне так чудно,

Что счастлив будешь посреди огня:

 

19 «Как я сужу, – а мне понять нетрудно, –

Ты тем смущен, что праведная месть

Быть может отомщенной правосудно.[1275]

 

22 Твои сомненья мне легко расплесть;

А ты внимай, и то, чего не ведал,

В моих словах ты будешь рад обресть.

 

25 За то, что тот, кто не рождался,[1276] не дал

Связать свой произвол, себе на зло, –

Прокляв себя, он всех проклятью предал;

 

28 И человечество больным слегло

На долгие века во тьме растленной,

Пока господне Слово[1277] не сошло

 

31 В мир, где природу, от творца вселенной

Отпавшую, оно слило с собой

Могуществом Любви неизреченной.

 

34 На то, что я скажу, глаза открой!

Была природа эта, с ним слитая,

Как в миг созданья, чистой и благой;

 

37 Но все же – тою, что обитель Рая

Утратила, в преступной слепоте

Путь истины и жизни презирая.

 

40 Поэтому и кара на кресте,

Свершаясь над природой восприятой,

Была превыше всех по правоте;

 

43 Но также и неправеднейшей платой,

Когда мы взглянем, с чьим лицом слилась

Природа эта и кто был распятый.

 

46 Так эта смерть, в последствиях делясь,

И бога, и евреев утолила:

Раскрылось небо, и земля встряслась.

 

49 И я тебе отныне разъяснила,

Как справедливость праведным судом[1278]

За праведное мщенье отомстила.

 

52 Но только вновь твой ум таким узлом,

За мыслью мысль, обвился многократно,

Что ждет свободы и томится в нем.

 

55 Ты говоришь: «Мне это все понятно;

Но почему господь для нас избрал

Лишь этот путь спасенья, мне невнятно».

 

58 Никто из тех, мой брат, не проникал

Очами в тайну этого решенья,

Чей дух в огне любви не возмужал.

 

61 Здесь многие пытают силу зренья,

Но различают мало; потому

Скажу, чем вызван этот путь спасенья.

 

64 Господня благость, отметая тьму,

Горит в самой себе и так искрится,

Что вечные красоты льет всему.

 

67 Все то, что прямо от нее струится,[1279]

Пребудет вечно, ибо не прейдет

Ее печать, когда она ложится.

 

70 Все то, что прямо от нее течет,

Всецело вольно, ибо то свободно,

Что новых сил[1280] не ощущает гнет.

 

73 Что ей сродней, то больше ей угодно;

Священный жар, повсюду излучен,

Живее в том, что более с ним сходно.

 

76 И человек всем этим наделен;[1281]

Но при утрате хоть единой доли

Он благородства своего лишен.

 

79 Один лишь грех его лишает воли,

Лишая сходства с Истинным Добром,

Которым он не озаряем боле.

 

82 Низверженный в достоинстве своем,

Он встать не может, не восполнив счета

Возмездием за наслажденье злом.

 

85 Природа ваша, согрешая tota[1282]

В своем зерне,[1283] утратила, упав,

Свои дары и райские ворота;

 

88 И не могла вернуть старинных прав,

Как строгое покажет рассужденье,

Тот или этот брод не миновав:

 

91 Иль чтоб господь ей даровал прощенье

Из милости; иль чтобы смертный сам

Мог искупить свое грехопаденье.

 

94 Теперь направь глаза ко глубинам

Предвечного совета и вниманьем

Усиленно прильни к мои словам!

 

97 Сам человек достойным воздаяньем

Спасти себя не мог, лишенный сил

Принизиться настолько послушаньем,

 

100 Насколько вознестись, ослушный, мнил;

Вот почему своими он делами

Себя бы никогда не искупил.

 

103 Был должен бог, раз не могли вы сами,

К всецелой жизни возвратить людей,

Будь то одним, будь то двумя путями.[1284]

 

106 Но делателю дело тем милей,

Чем более, из сердца источая,

В него вложил он благости своей;

 

109 И благость божья, в мире разлитая,

Тем и другим направилась путем,

Вас к прежним высям вознести желая.

 

112 Между последней тьмой и первым днем

Величественней не было деянья

И не свершится впредь ни на одном.[1285]

 

115 Бог, снизошедший до самоотданья,

Щедрее вам помог себя спасти,

Чем милостью простого оправданья;

 

118 И были бы закрыты все пути

Для правосудья, если б сын господень

Не принял униженья во плоти.

 

121 Чтоб ты от всех сомнений был свободен,

Добавлю поясненье,[1286] и тогда

Ты зоркостью со мною станешь сходен.

 

124 Ты говоришь: «И пламя, и вода,

И воздух, и земля, и их смешенья,

Придя в истленье, гибнут без следа.

 

127 А это ведь, однако же, творенья!

И если речь твоя была верна,

Им надо быть избавленным от тленья».

 

130 Брат! Ангелы и чистая страна,

Где ты сейчас, – я так бы изложила, –

В их совершенстве созданы сполна.[1287]

 

133 И те стихии, что ты назвал было,

И сложенное ими естество

Образовала созданная сила.

 

136 Сотворены[1288] само их вещество

И сила тех творящих излучений,

Что льют светила, движась вкруг него.

 

139 Душа животных и душа растений

Из свойственной среды извлечены

Лучами и движеньем звездной сени.

 

142 А ваши жизни в вас вдохновлены

Всевышней благостью и к ней всецело,

В нее влюбленные, устремлены.

 

145 На этом основать ты можешь смело

И ваше воскресенье, если ты

Припомнишь, как творилось ваше тело

 

148 И творенье прародительской четы».

 

Песнь восьмая[1289]

 

1 В погибшем[1290] мире веровать привыкли,

Что излученья буйной страсти льет –

Киприда[1291], движась в третьем эпицикле;

 

4 И воздавал не только ей почет

Обетов, жертв и песенного звона

В былом неведенье былой народ,

 

7 Но чтились вместе с ней, как мать – Диона,

И Купидон – как сын; и басня шла,

Что на руки его брала Дидона.[1292]

 

10 Той, кем я начал, названа была

Звезда, которая взирает страстно

На солнце то вдогонку, то с чела.[1293]

 

13 Как мы туда взлетели, мне неясно;

Но что мы – в ней, уверило меня

Лицо вожатой, став вдвойне прекрасно.

 

16 Как различимы искры средь огня

Иль голос в голосе, когда в движенье

Придет второй, а первый ждет, звеня,

 

19 Так в этом свете[1294] видел я круженье

Других светил, и разный бег их мчал,

Как, верно, разно вечное их зренье.

 

22 От мерзлой тучи ветер не слетал

Настолько быстрый, зримый иль незримый,

Чтоб он не показался тих и вял

 

25 В сравненье с тем, как были к нам стремимы

Святые светы, покидая пляс,

Возникший там, где реют серафимы.[1295]

 

28 Из глуби тех, кто был вблизи от нас,

«Осанна» так звучала, что томился

По этим звукам я с тех пор не раз.

 

31 Потом один от прочих отделился

И начал так: «Мы все служить тебе

Спешим, чтоб ты о нас возвеселился.

 

34 В одном кругу, круженье и алчбе

Наш сонм с чредой Начал[1296] небесных мчится,

Которым ты сказал, в земной судьбе:

 

37 «Вы, чьей заботой третья твердь кружится»;[1297]

Мы так полны любви, что для тебя

Нам будет сладко и остановиться».

 

40 Мои глаза доверили себя

Глазам владычицы и, их ответом

Сомнение и робость истребя,

 

43 Вновь утолились этим щедрым светом,

И я: «Скажи мне, кто вы», – произнес,

Замкнув большое чувство в слове этом.

 

46 Как в мощи и в объеме он возрос

От радости, – чья сила умножала

Былую радость, – слыша мой вопрос!

 

49 И, став таким, он мне сказал: «Я мало

Жил[1298] в дельном мире; будь мой век продлен,

То многих бы грядущих зол не стало.

 

52 Я от тебя весельем утаен,

В лучах его сиянья незаметный,

Как червячок средь шелковых пелен.

 

55 Меня любил ты, с нежностью не тщетной:

Будь я в том мире, ты бы увидал

Не только лишь листву любви ответной.

 

58 Тот левый берег,[1299] где свой быстрый вал

Проносит, смешанная с Соргой, Рона,

Господства моего в грядущем ждал;

 

61 Ждал рог авзонский,[1300] где стоят Катона,

Гаэта, Бари, замкнуты в предел

От Верде к Тронто до морского лона.

 

64 И на челе моем уже блестел

Венец земли, где льется ток Дуная,[1301]

Когда в немецких долах отшумел;

 

67 Прекрасная Тринакрия,[1302] – вдоль края,

Где от Пахина уперся в Пелор

Залив, под Эвром стонущий, мгляная

 

70 Не от Тифея, а от серных гор, –

Ждала бы государей,[1303] мной рожденных

От Карла и Рудольфа, до сих пор,

 

73 Когда бы произвол, для угнетенных

Мучительный, Палермо не увлек

Вскричать: «Бей, бей!» – восстав на беззаконных.

 

76 И если бы мой брат предвидеть мог,[1304]

Он с каталонской жадной нищетою

Расстался бы, чтоб избежать тревог;

 

79 Ему пора бы, к своему покою,

Иль хоть другим, его груженый струг

Не загружать поклажею двойною:

 

82 Раз он, сын щедрого, на щедрость туг,

Ему хоть слуг иметь бы надлежало,

Которые не жадны класть в сундук».

 

85 «То ликованье, что во мне взыграло

От слов твоих, о господин мой, там,

Где всяких благ скончанье и начало,

 

88 Ты видишь, верю, как я вижу сам;

Оно мне тем милей; и тем дороже,

Что зримо вникшим в божество глазам.

 

91 Ты дал мне радость, дай мне ясность тоже;

Я тем смущен, услышав отзыв твой,

Что сладкое зерно столь горьким всхоже».[1305]

 

94 Так я; и он: «Вняв истине одной,

К тому, чем вызвано твое сомненье,

Ты станешь грудью, как стоишь спиной.

 

97 Тот, кто приводит в счастье и вращенье

Мир, где ты всходишь, в недрах этих тел

Преображает в силу провиденье.

 

100 Не только бытие предусмотрел

Для всех природ всесовершенный Разум,

Но вместе с ним и лучший их удел.

 

103 И этот лук,[1306] стреляя раз за разом,

Бьет точно, как предвидено стрельцом,

И как бы направляем метким глазом.

 

106 Будь иначе, твердь на пути твоем

Такие действия произвела бы,

Что был бы вместо творчества – разгром;

 

109 А это означало бы, что слабы

Умы, вращающие сонм светил,

И тот, чья мудрость их питать должна бы.

 

112 Ты хочешь, чтоб я ближе разъяснил?»

И я: «Не надо. Мыслить безрассудно,

Что б нужный труд природу утомил».

 

115 И он опять: «Скажи, мир жил бы скудно,

Не будь согражданином человек?»

«Да, – молвил я, – что доказать нетрудно».

 

118 «А им он был бы, если б не прибег

Для разных дел к многоразличью званий?

Нет, если правду ваш мудрец[1307] изрек».

 

121 И, в выводах дойдя до этой грани,

Он заключил: «Отсюда – испокон

Различны корни ваших содеяний:[1308]

 

124 В одном родится Ксеркс, в другом – Солон,

В ином – Мельхиседек, в ином – родитель

Того, кто пал, на крыльях вознесен.[1309]

 

127 Круговорот природы, впечатлитель

Мирского воска, свой блюдет устав,

Но он не поглядит, где чья обитель.[1310]

 

130 Вот почему еще в зерне[1311] Исав

Несходен с Яковом, отец Квирина[1312]

Так низок, что у Марса больше прав.

 

133 Рожденная природа заедино

С рождающими шла бы их путем,

Когда б не сила божьего почина.[1313]

 

136 Теперь ты к истине стоишь лицом.

Но чтоб ты знал, как мне с тобой отрадно,

Хочу, чтоб вывод был тебе плащом.[1314]

 

139 Природа, если к ней судьба нещадна,

Всегда, как и любой другой посев

На чуждой почве, смотрит неприглядно;

 

142 И если б мир, основы обозрев,

Внедренные природой, шел за нею,

Он стал бы лучше, в людях преуспев.

 

145 Вы тащите к церковному елею

Такого, кто родился меч нести,[1315]

А царство отдаете казнодею;[1316]

 

148 И так ваш след сбивается с пути».

 

Песнь девятая[1317]

 

1 Когда твой Карл, прекрасная Клеменца[1318],

Мне пролил свет, он, вскрыв мне, как вражда

Обманет некогда его младенца,[1319]

 

4 Сказал: «Молчи, и пусть кружат года!»

И я могу сказать лишь, что рыданья

Ждут тех, кто пожелает вам вреда.

 

7 И жизнь святого этого сиянья

Опять вернулась к Солнцу,[1320] им полна,

Как, в мере, им доступной, все созданья.

 

10 Вы, чья душа греховна и темна,

Как от него вас сердце отвратило,

И голова к тщете обращена?

 

13 И вот ко мне еще одно светило[1321]

Приблизилось и, озарясь вовне,

Являло волю сделать, что мне мило.

 

16 Взор Беатриче, устремлен ко мне,

В том, что она с просимым согласилась,

Меня, как прежде, убедил вполне.

 

19 «Дай, чтобы то, чего хочу, свершилось,

Блаженный дух, – сказал я, – мне явив,

Что мысль моя в тебе отобразилась».

 

22 Свет, новый для меня, на мой призыв,

Из недр своих, пред тем звучавших славой,

Сказал, как тот, кто щедрым быть счастлив:

 

25 «В Италии, растленной и лукавой,

Есть область[1322] от Риальто до вершин,

Нистекших Брентой и нистекших Пьявой;

 

28 и там есть невысокий холм[1323] один,

Откуда факел[1324] снизошел, грозою

Кругом бушуя по лицу равнин.

 

31 Единого он корня был со мною;

Куниццой я звалась и здесь горю

Как этой побежденная звездою.

 

34 Но, в радости, себя я не корю

Такой моей судьбой, хоть речи эти

Я не для вашей черни говорю.

 

37 Об этом драгоценном самоцвете,[1325]

Всех ближе к нам, везде молва идет;

И прежде чем умолкнуть ей на свете,

 

40 Упятерится этот сотый год:[1326]

Тех, чьи дела величьем пресловуты,

Вторая жизнь[1327] вослед за первой ждет.

 

43 В наш век о ней не думает замкнутый

Меж Адиче и Тальяменто[1328] люд

И, хоть избит, не тужит ни минуты.

 



  

© helpiks.su При использовании или копировании материалов прямая ссылка на сайт обязательна.