Предисловие 19 страница

1 В погибшем[1290] мире веровать привыкли,

Что излученья буйной страсти льет –

Киприда[1291], движась в третьем эпицикле;

4 И воздавал не только ей почет

Обетов, жертв и песенного звона

В былом неведенье былой народ,

7 Но чтились вместе с ней, как мать – Диона,

И Купидон – как сын; и басня шла,

Что на руки его брала Дидона.[1292]

10 Той, кем я начал, названа была

Звезда, которая взирает страстно

На солнце то вдогонку, то с чела.[1293]

13 Как мы туда взлетели, мне неясно;

Но что мы – в ней, уверило меня

Лицо вожатой, став вдвойне прекрасно.

16 Как различимы искры средь огня

Иль голос в голосе, когда в движенье

Придет второй, а первый ждет, звеня,

19 Так в этом свете[1294] видел я круженье

Других светил, и разный бег их мчал,

Как, верно, разно вечное их зренье.

22 От мерзлой тучи ветер не слетал

Настолько быстрый, зримый иль незримый,

Чтоб он не показался тих и вял

25 В сравненье с тем, как были к нам стремимы

Святые светы, покидая пляс,

Возникший там, где реют серафимы.[1295]

28 Из глуби тех, кто был вблизи от нас,

«Осанна» так звучала, что томился

По этим звукам я с тех пор не раз.

31 Потом один от прочих отделился

И начал так: «Мы все служить тебе

Спешим, чтоб ты о нас возвеселился.

34 В одном кругу, круженье и алчбе

Наш сонм с чредой Начал[1296] небесных мчится,

Которым ты сказал, в земной судьбе:

37 «Вы, чьей заботой третья твердь кружится»;[1297]

Мы так полны любви, что для тебя

Нам будет сладко и остановиться».

40 Мои глаза доверили себя

Глазам владычицы и, их ответом

Сомнение и робость истребя,

43 Вновь утолились этим щедрым светом,

И я: «Скажи мне, кто вы», – произнес,

Замкнув большое чувство в слове этом.

46 Как в мощи и в объеме он возрос

От радости, – чья сила умножала

Былую радость, – слыша мой вопрос!

49 И, став таким, он мне сказал: «Я мало

Жил[1298] в дельном мире; будь мой век продлен,

То многих бы грядущих зол не стало.

52 Я от тебя весельем утаен,

В лучах его сиянья незаметный,

Как червячок средь шелковых пелен.

55 Меня любил ты, с нежностью не тщетной:

Будь я в том мире, ты бы увидал

Не только лишь листву любви ответной.

58 Тот левый берег,[1299] где свой быстрый вал

Проносит, смешанная с Соргой, Рона,

Господства моего в грядущем ждал;

61 Ждал рог авзонский,[1300] где стоят Катона,

Гаэта, Бари, замкнуты в предел

От Верде к Тронто до морского лона.

64 И на челе моем уже блестел

Венец земли, где льется ток Дуная,[1301]

Когда в немецких долах отшумел;

67 Прекрасная Тринакрия,[1302] – вдоль края,

Где от Пахина уперся в Пелор

Залив, под Эвром стонущий, мгляная

70 Не от Тифея, а от серных гор, –

Ждала бы государей,[1303] мной рожденных

От Карла и Рудольфа, до сих пор,

73 Когда бы произвол, для угнетенных

Мучительный, Палермо не увлек

Вскричать: «Бей, бей!» – восстав на беззаконных.

76 И если бы мой брат предвидеть мог,[1304]

Он с каталонской жадной нищетою

Расстался бы, чтоб избежать тревог;

79 Ему пора бы, к своему покою,

Иль хоть другим, его груженый струг

Не загружать поклажею двойною:

82 Раз он, сын щедрого, на щедрость туг,

Ему хоть слуг иметь бы надлежало,

Которые не жадны класть в сундук».

85 «То ликованье, что во мне взыграло

От слов твоих, о господин мой, там,

Где всяких благ скончанье и начало,

88 Ты видишь, верю, как я вижу сам;

Оно мне тем милей; и тем дороже,

Что зримо вникшим в божество глазам.

91 Ты дал мне радость, дай мне ясность тоже;

Я тем смущен, услышав отзыв твой,

Что сладкое зерно столь горьким всхоже».[1305]

94 Так я; и он: «Вняв истине одной,

К тому, чем вызвано твое сомненье,

Ты станешь грудью, как стоишь спиной.

97 Тот, кто приводит в счастье и вращенье

Мир, где ты всходишь, в недрах этих тел

Преображает в силу провиденье.

100 Не только бытие предусмотрел

Для всех природ всесовершенный Разум,

Но вместе с ним и лучший их удел.

103 И этот лук,[1306] стреляя раз за разом,

Бьет точно, как предвидено стрельцом,

И как бы направляем метким глазом.

106 Будь иначе, твердь на пути твоем

Такие действия произвела бы,

Что был бы вместо творчества – разгром;

109 А это означало бы, что слабы

Умы, вращающие сонм светил,

И тот, чья мудрость их питать должна бы.

112 Ты хочешь, чтоб я ближе разъяснил?»

И я: «Не надо. Мыслить безрассудно,

Что б нужный труд природу утомил».

115 И он опять: «Скажи, мир жил бы скудно,

Не будь согражданином человек?»

«Да, – молвил я, – что доказать нетрудно».

118 «А им он был бы, если б не прибег

Для разных дел к многоразличью званий?

Нет, если правду ваш мудрец[1307] изрек».

121 И, в выводах дойдя до этой грани,

Он заключил: «Отсюда – испокон

Различны корни ваших содеяний:[1308]

124 В одном родится Ксеркс, в другом – Солон,

В ином – Мельхиседек, в ином – родитель

Того, кто пал, на крыльях вознесен.[1309]

127 Круговорот природы, впечатлитель

Мирского воска, свой блюдет устав,

Но он не поглядит, где чья обитель.[1310]

130 Вот почему еще в зерне[1311] Исав

Несходен с Яковом, отец Квирина[1312]

Так низок, что у Марса больше прав.

133 Рожденная природа заедино

С рождающими шла бы их путем,

Когда б не сила божьего почина.[1313]

136 Теперь ты к истине стоишь лицом.

Но чтоб ты знал, как мне с тобой отрадно,

Хочу, чтоб вывод был тебе плащом.[1314]

139 Природа, если к ней судьба нещадна,

Всегда, как и любой другой посев

На чуждой почве, смотрит неприглядно;

142 И если б мир, основы обозрев,

Внедренные природой, шел за нею,

Он стал бы лучше, в людях преуспев.

145 Вы тащите к церковному елею

Такого, кто родился меч нести,[1315]

А царство отдаете казнодею;[1316]

148 И так ваш след сбивается с пути».

Песнь девятая[1317]