Анализ личности 6 страница

Нетрудно оценить описанное здесь как анализ характера по фрейдовской теории образования и разрешения сопротивления. Мы знаем, что каждое сопротивление состоит из импульса ид (который отражает импульс эго) и отражаемого импульса эго. Оба импульса - бессознательные. В принципе, кажется безразличным, что именно интерпретировать первым - стремления ид или стремления эго. Приведем пример: если с самого начала взяться за гомосексуальное сопротивление, проявляемое через молчание, то можно начать со стремления ид, сказав пациенту, что он сейчас вовлечен в чувствительные интенции к личности аналитика и пройдет много времени, прежде чем он примирится с этой отвратительной мыслью. Следовательно, вначале аналитику нужно заняться другим аспектом сопротивления, более близким к сознательному эго, - защитой эго, для начала объяснив пациенту, что он молчит, потому что отвергает анализ <по той или иной причине>, возможно, считая, что анализ каким-то образом может быть для него опасен. Короче говоря, сопротивление может быть атаковано без вхождения в стремления ид. В первом случае аспект сопротивления, относящийся к ид, был атакован через интерпретацию; во втором случае через интерпретацию была атакована часть сопротивления, относящаяся к эго.

Используя эту процедуру, мы одновременно проникаем в негативный перенос, которым обычно заканчивается каждая защита, и также в характер, в защиту эго. Поверхностный слой каждого сопротивления, т. е. слой, самый близкий к сознанию, обязательно должен быть негативным по отношению к аналитику, тогда как стремления ид основаны на любви или ненависти. Следовательно, аналитик становится врагом и источником опасности, потому что требуя соблюдения утомительного основного правила, он провоцирует стремления ид и нарушает невротический баланс. При этой защите эго использует старые формы защитного поведения. В крайнем случае оно призывает импульсы ненависти от ид для помощи в защите, даже если оно отражает стремление любви.

Итак, если мы придерживаемся правила браться за ту часть сопротивления, которая относится к эго, мы в этом процессе также разрушаем и часть негативного переноса, некое количество аффективно нагруженной ненависти. Таким образом, мы избегаем опасности проглядеть деструктивные тенденции, которые зачастую превосходно замаскированы; и в то же время, позитивный перенос усиливается. Пациент легче понимает интерпретацию эго, потому что оно ближе к его сознательным чувствам; таким образом его удается подготовить к интерпретациям ид, которые последуют позже.

Вне зависимости от того, с каким видом стремлений ид мы имеем дело, защита эго всегда имеет ту форму, которая соответствует характеру пациента; а одно и то же стремление ид отражается по-разному у разных пациентов. Следо-54 Анализ личности

вательно, интерпретируя только стремления ид, мы не касаемся характера; с другой стороны, мы включаем невротический характер в анализ, когда разбираемся с сопротивлениями со стороны эго. В первом случае мы немедленно говорим пациенту, что именно он отражает; во втором случае мы сначала разъясняем ему то, что он <что-то> отражает, потом - как он это делает, что означает это его действие (анализ характера), и только гораздо позже, когда анализ сопротивления существенно продвинется, мы говорим или показываем ему, какую он выдвигал защиту. На этом пути к интерпретации стремлений ид, все подходящие отношения эго не рассматриваются аналитически, что предотвращает смертельную опасность, что пациент поймет что-либо слишком рано или останется безэмоциональным и безразличным.

Анализ, в котором придается большое значение отношениям, проходит более упорядоченно и эффективно, без большого ущерба для теоретической исследовательской работы. В нем намного позже обычного изучаются важнейшие события детства. Впрочем, это с лихвой компенсируется эмоциональной свежестью, с которой инфантильный материал проявляется после аналитической проработки сопротивлений характера.

Однако я должен упомянуть и о нескольких неприятных аспектах последовательного анализа характера. Анализ характера держит пациента в гораздо большем напряжении, чем в том случае, когда характер не рассматривается. В этом есть преимущество: тех, кто не выдерживает, все равно невозможно было бы вылечить, и лучше, если курс потерпит неудачу через четыре или шесть месяцев, чем через два года. Опыт показывает, что если сопротивление характера не преодолено, то достичь успеха невозможно. Это особенно верно для случаев со скрытым сопротивлением характера. Преодоление сопротивления характера не означает, что у пациента изменится характер; это возможно только после анализа материала раннего детства. Пациент просто должен объективизировать сопротивления - в этом и состоит аналитический интерес. Если это достигнуто, вполне возможно благоприятное продолжение анализа.

Разрушение механизма нарциссической защиты

Основное различие между анализом симптома и анализом черты невротического характера заключается в том, что симптом изолируется и объективизи-руется с самого начала, а черта характера должна постоянно выделяться в анализе, чтобы пациент относился к ней так же, как и к симптому. Обычно это довольно трудно осуществить. Есть пациенты, которые совершенно не склонны к объективному взгляду на свой характер. Это понятно, ведь это связано с разрушением нарциссической защиты и проработкой связанной с ней либи-дозной тревожности.

Двадцатипятилетний мужчина обратился ко мне за аналитической помощью из-за нескольких небольших симптомов. Он вел себя свободно и уверенно, но я уловил неопределенное чувство напряженности в его поведении. Было что-то холодное в его манере общения, хотя он разговаривал мягким и слегка ироничным голосом.

Анализ начался с бурного проявления эмоций и, в большой степени, игры пациента. Он плакал, вспоминая о смерти матери, и нервничал, описывая обычный процесс воспитания детей. Он дал лишь очень общую информацию о своем прошлом: брак его родителей был несчастливым; его мать была очень строга к нему; еще до вступления во взрослый возраст у него установились весьма

Психоаналитическая техника 55

поверхностные отношения с братьями и сестрами. Все его коммуникации подкрепляли первоначальное ощущение, что его слезы, клятвы и другие эмоции неискренни и неестественны. Сам он утверждал, что все не так уж плохо, и постоянно улыбался во время своих рассказов. После нескольких сеансов он начал провоцировать меня. Например, когда я говорил, что сеанс окончен, он еще некоторое время демонстративно продолжал лежать на кушетке; или мог начать после этого беседу. Однажды он спросил меня, что я буду делать, если он схватит меня за горло. Через два сеанса он попытался меня напугать, резко выбросив руку к моей голове. Я инстинктивно отшатнулся и сказал ему, что анализ требует от него искренних воспоминаний, а не телодвижений. В другой раз, прощаясь после сеанса, он погладил меня по руке. Более глубоким, но необъяснимым значением его поведения был зарождающийся гомосексуальный перенос с садистским выражением. Когда я поверхностно интерпретировал эти действия как провокации, он улыбнулся и замкнулся еще больше. Всякие действия и коммуникации прекратились; осталась только шаблонная улыбка. Он начал погружаться в молчание. Когда я обратил его внимание на защитный характер его поведения, он лишь улыбнулся и, помолчав, с явной иронией в голосе несколько раз повторил слово <сопротивление>. Таким образом, его улыбка и тенденция на все реагировать в ироническом ключе стали основным пунктом аналитической задачи.

Ситуация сложилась достаточно трудная. Кроме скудной информации о детстве, я ничего о нем не знал. Таким образом, мне пришлось сделать упор на его поведение в анализе. С течением времени я занял пассивную позицию и стал ждать, что будет дальше; но перемен в его поведении не произошло. Так прошли две недели. Потом я понял, что его поведение соответствует моему отражению его агрессии. Тогда, для начала, я попробовал дать ему понять настоящую причину его улыбки. Я сказал, что его улыбка, несомненно, означает множество различных вещей, но в данный момент это реакция на мою трусость, выразившуюся в моем инстинктивном отступлении. Он сказал, что это очень похоже на правду, но все же он будет продолжать улыбаться. Он говорил мало и о второстепенных вопросах, воспринимая анализ иронично, утверждая, что не верит ничему из того, что я ему говорю. Постепенно становилось все понятней, что его улыбка служит защитой от анализа. Я в течение нескольких сеансов указывал ему на это, но прошло еще несколько недель, прежде чем ему приснился сон. Ему снилась машина, распиливающая кирпичный столб на отдельные кирпичи. Трудно было понять значение этого сна, тем более что вначале он не приводил никаких ассоциаций. Наконец он сказал, что сон совершенно ясен - он, очевидно, относится к комплексу кастрации - и улыбнулся. Я сказал ему, что за его иронией кроется попытка дезавуировать тот знак, который он получил во сне от бессознательного. Он вспомнил, что однажды, когда ему было примерно пять лет, он играл <в лошадки> во дворе родительского дома. Он ползал на четвереньках, и его пенис вывалился из штанишек; его мать увидела это и спросила, что он делает, - и он просто улыбнулся. После этого рассказа он опять замолчал. Но определенная ясность уже появилась: его улыбка является частью материнского переноса. Когда я сказал ему, что он ведет себя так, как вел себя тогда с матерью, и что его улыбка должна иметь определенное значение, то он лишь улыбнулся. Все это очень здорово, сказал он, но значение этого ускользает от меня. Еще несколько дней он продолжал молчать и улыбаться, а я, со своей стороны, последовательно интерпретировал его поведение как защиту против анализа, а его улыбку - как победу над затаенным страхом перед этой интерпретацией. Но он со своей обычной улыбкой отверг

и"" :И* h<№-

56 Анализ личности

эту интерпретацию своего поведения. Это также было последовательно интерпретировано как блок против моего влияния, и я сказал ему, что он, наверное, в жизни постоянно улыбается. Он признал, что это единственная возможность не сдавать своих позиций в этом мире. Однако, признав это, он непроизвольно согласился с моей интерпретацией. Однажды он пришел на анализ со своей обычной улыбкой и сказал: <Сегодня вы будете рады, доктор, я нашел кое-что забавное. Моя мать называла кирпичами то, что находится между ног у коня. Это хорошо, правда? Видите, это комплекс кастрации>. Я ответил, что это может быть так или не так, но пока он упорствует в своем защитном поведении, не может быть и речи об анализе его сна. Он будет готов уничтожить любую ассоциацию и интерпретацию своей улыбкой. Нужно добавить, что это была не просто улыбка, в ней чувствовалась еще и издевка. Я сказал, что он без боязни может громко и от всего сердца смеяться над анализом. С этого времени его ирония стала проявляться гораздо явственней. Но вербальная ассоциация, так иронически выраженная, оказалась очень ценным ключом для понимания ситуации. Как это часто бывает, анализ воспринимался им как угроза кастрации и отвергался сначала с агрессией, а потом с улыбкой. Я вернулся к агрессии, которую он проявлял в начале анализа, и дополнил мою прежнюю интерпретацию, сказав, что он использовал провокацию, чтобы проверить, до какой степени он может доверять мне и как далеко он может зайти. Короче говоря, его недоверие, вполне возможно, произрастает из детских страхов. Это объяснение произвело на него очевидное впечатление. Он вдруг задрожал, но быстро оправился и стал вновь осмеивать анализ и аналитика. Исходя из нескольких его реакций на сон, я вполне уверился в том, что мои интерпретации попали в цель и подорвали его защиту эго, и не стал отвлекаться. К сожалению, он так же упорно держался за свою улыбку, как я - за свои объяснения. Много сеансов прошло без всякого продвижения. Я усилил свои интерпретации - не только из упрямства, но и для того, чтобы тесней связать его улыбку с предполагаемым инфантильным страхом. Он сказал, что боялся, что анализ пробудит его детские конфликты, и теперь его пугает возможность вновь проходить через то, с чем. как он надеялся, можно управиться с помощью улыбки. Но он обманывает себя, ведь его волнение, когда он рассказывал о смерти матери, было подлинным. Я также рискнул заметить, что его отношение к матери было неоднозначным; ведь он не только боялся и насмехался над ней, но и любил ее. Несколько серьезней, чем обычно, он рассказал о лишенном любви отношении матери к нему. Однажды, когда он капризничал, она даже поранила его руку ножом. Впрочем, к этому он добавил: <Да, что касается аналитической теории - это опять комплекс кастрации?>. Но казалось, что в глубине его души происходит что-то серьезное. Исходя из аналитической ситуации, я продолжал интерпретировать текущее и скрытое значение его улыбки. В это время он рассказал мне еще несколько сновидений. Их содержание было вполне типично для символических фантазий на тему кастрации. Так, например, он воспроизвел сновидение, в котором появлялись лошади, и другое сновидение, в котором пожарная часть была поднята по тревоге и на пожарной машине поднималась высокая башня, с которой мощная струя воды падала на горящий дом. Тогда же он рассказал мне про случайное недержание мочи. Он сам распознал, по-прежнему с улыбкой, связь между <лошадиным сном> и <игрой в лошадки>. Он вспомнил, что большие гениталии лошадей всегда вызывали его интерес, и внезапно добавил, что несомненно подражал такой лошади в детской игре. Мочеиспускание также доставляло ему удовольствие, хотя он и не помнил, мочился ли он в постель, когда был ребенком.

Психоаналитическая техника 57

В другой раз, когда мы обсуждали инфантильное значение его улыбки, он дал другую интерпретацию улыбки в отношении детской игры <в лошадки>. Вполне возможно, сказал он, что это была не ухмылка, а попытка обезоружить его мать - из-за страха, что она будет ругать его. Так он подходил все ближе и ближе к тому, что я несколько месяцев интерпретировал ему на основе его поведения при анализе. Таким образом, функция и значение улыбки изменились по мере развития эго: вначале это была попытка умилостивить мать, позже улыбка стала компенсацией внутреннего страха, и наконец стала служить чувству собственного превосходства. Сам пациент нашел это объяснение, когда в течение нескольких сеансов восстанавливал путь, которым он старался преодолеть страдания своего детства. Итак, значение усмешки оказалось таким: <Никто не может причинить мне вред; я невосприимчив ко всему>. Во второй части этого смысла улыбка стала сопротивлением против анализа, защитой от возвращения прежних конфликтов. Видимо, инфантильный страх был основным мотивом его сопротивления. Сновидение, приснившееся ему в конце пятого месяца анализа, открыло еще один глубинный слой - страх быть брошенным матерью. Сон был такой: <В сопровождении незнакомца я еду на машине через совершенно пустой мрачный город. Полуразрушенные дома с выбитыми стеклами. Никого не видно, словно этим городом правит смерть. Мы подъезжаем к воротам, и я хочу повернуть обратно. Я говорю своему попутчику, что мы должны осмотреться. В сумерках я вижу мужчину и женщину, стоящих на коленях на тротуаре. Я иду к ним, чтобы что-то спросить. Я трогаю их за плечи, они пугаются, и я в страхе просыпаюсь>. Самая важная ассоциация - город похож на тот, где он жил в четырехлетнем возрасте. Символично, что явственно сближаются смерть матери и инфантильное чувство. Попутчик - аналитик. В первый раз пациент воспринимает сон совершенно серьезно, без улыбки. Сопротивление характера разрушено, и установлена связь с инфантильным материалом. С этого места, если не считать обычных помех, вызванных возвращениями старых сопротивлений характера, анализ проходит без серьезных осложнений. Но появляется глубокая депрессия, которая исчезает только со временем.

Естественно, трудности были гораздо большими, чем я смог отразить в этом кратком конспекте. Фаза сопротивления длилась почти шесть месяцев и была отмечена постоянными насмешками пациента над анализом. Если бы не терпение и уверенность в эффективности последовательной интерпретации сопротивлений характера, можно было бы легко <выйти из игры>.

Давайте теперь попытаемся решить, действительно ли последующий аналитический инсайт в механизм этого случая определяет использование различных технических процедур. Действительно, манере поведения пациента можно было уделить меньше внимания и вместо этого подвергнуть более подробному анализу скудный материал сновидений. Действительно, он мог произвести ассоциации, годные для интерпретации. Давайте опустим то, что до того, как пациент начал анализ, он всегда забывал свои сны или не видел снов вообще. И только когда его поведение стало последовательно интерпретироваться, он стал приводить сновидения определенного содержания и специфического отношения к аналитической ситуации. Я готов услышать возражение, что пациент мог воспроизводить соответствующие сновидения спонтанно. Но не стоит спорить о вопросах, которые не могут быть доказаны. Существует обширный опыт, показывающий, что ситуация, подобно представленной этим пациентом, не может быть разрешена путем пассивного ожидания; так может произойти лишь случайно, если аналитик не контролирует ход анализа.

58 Анализ личности

Предположим, что мы интерпретировали эти ассоциации в отношении комплекса кастрации, т. е. старались помочь ему осознать вытесненное содержание: страх кастрировать или быть кастрированным. В конце концов, такой подход также может привести к успеху. Но сам факт, что мы не можем сказать определенно, в этом ли дело; то, что мы принимаем элемент случайности, вынуждает нас отбросить эту технику как неаналитическую, нарушающую саму сущность психоаналитической работы. Подобная техника означала бы возвращение к тому уровню анализа, когда не беспокоились о сопротивлениях, потому что не распознавали их, - и поэтому интерпретировали значение бессознательного напрямую. Из самой истории данного случая видно, что применение такой техники означало бы пренебрежение защитой эго.

Можно также возразить, что, поскольку техника, примененная в этом случае, была совершенно правильной, моя полемика попросту неуместна. Сказанное мной очевидно и совершенно не ново - так работают все аналитики. Я не отрицаю, что общие принципы не новы, что анализ характера является частным случаем принципов анализа сопротивлений. Однако многолетний опыт проведения семинаров ясно и недвусмысленно показывает, что хотя принципы техники сопротивлений общеизвестны и общепризнанны, но на практике обычно действуют согласно старой технике прямой интерпретации бессознательного. Это несоответствие между теоретическим знанием и практикой служит причиной всех ошибочных возражений по отношению к систематическим попыткам со стороны Венского семинара развивать последовательное применение теории в терапии. Те, кто говорит, что это обшеизвестно, что в этом нет ничего нового, основываются на теоретических знаниях; те, кто утверждает, что <все это ошибочно> и <не относится к фрейдистскому анализу>, исходят из своей практической деятельности, которая, как я уже говорил, существенно отклоняется от теории.

Однажды коллега спросил меня, что бы я делал в следующем случае. В течение четырех недель он работал с молодым человеком, который на сеансах неуклонно молчал, но в остальном был весьма дружелюбен. Аналитик уже испробовал все возможное, угрожал прекратить анализ, и наконец, когда даже интерпретация сновидений не принесла результата, установил срок окончания анализа. Скудный материал сновидений не содержал ничего, кроме садистских убийств; аналитик говорил пациенту, что в его снах отчетливо видно, что в фантазиях он представляет себя убийцей. Но это ни к чему не привело. Коллега не был удовлетворен моим утверждением, что не следует проводить глубокую интерпретацию пациенту с острым сопротивлением, даже когда материал проявляется достаточно ясно. Он считал, что альтернативные действия уже исчерпаны. В ответ на мое предположение, что для начала стоит интерпретировать молчание пациента как сопротивление, он ответил, что это невозможно: для такой интерпретации нет подходящего материала. Но, не говоря о содержании сновидений, разве не является существенным материалом само поведение пациента: противоречие между его молчанием на сеансах анализа и дружелюбностью в остальное время? Разве не понятно из ситуации по меньшей мере одно - что молчание пациента, попросту говоря, выражает негативное отношение или защиту; что оно выражает, если исходить из его сновидений, садистские импульсы, которые он пытается скрыть за дружелюбным поведением? Почему аналитик готов пойти на риск и делать заключения о бессознательном процессе на основании снов пациента, - но боится делать заключения, исходя из поведения пациента, которое имеет отношение к значению аналитической ситуации? Разве поведение пациента предоставляет менее убедительный материал, чем сновидения? Я попытался убедить в этом коллегу, но он придерживался точки

Психоаналитическая техника 59

зрения, что сопротивлением заниматься нельзя из-за <отсутствия материала>. Несомненно, интерпретировать кровожадные желания пациента было бы ошибкой; это могло привести только к тому, что эго пациента стало бы еще более испуганным и менее поддающимся анализу. На семинаре рассматривались подобные сложности. Очень часто поведение пациента как материал для интерпретации недооценивается; постоянно совершаются попытки устранить сопротивление с позиций ид, а не через анализ зашиты эго; и наконец появляется утверждение, служащее индульгенцией, - <пациент просто не хочет выздороветь, потому что он - слишком нарциссический>.

Техника устранения проявлений нарциссизма в других типах не имеет фундаментальных отличий от описанного выше. Если, например, пациент никогда не проявляет эмоциональной вовлеченности в анализ и остается безразличным, какой бы материал он ни производил, то мы имеем дело с опасным эмоциональным блоком, анализ которого должен быть произведен раньше всего остального, если аналитик не хочет погубить весь материал и все интерпретации. Если дело в этом, то пациент может неплохо овладеть знаниями об аналитической теории, но не вылечится. Если, борясь с этим блоком, аналитик не решит отказаться от анализа из-за <сильного нарциссизма>, он может договориться с пациентом. Пациенту нужно дать право прекратить анализ в любое время; взамен он позволит аналитику заниматься своей эмоциональной слабостью до ее полного устранения. Со временем - обычно это занимает много месяцев (в одном случае это длилось полтора года) - пациент начинает постепенно поддаваться анализу от постоянного давления на его эмоциональную слабость и ее причины. Между тем аналитик постепенно подыскивает нужные ключи для подрыва защиты от тревожности, которая и представляет собой эмоциональный блок. Наконец пациент поднимает бунт против аналитической угрозы своему защитному психическому сооружению. При этом пробуждается его агрессивность, и вскоре следует первый эмоциональный взрыв (например, негативный перенос) в форме пароксизма ненависти. Если аналитику удастся до этого дойти, то он выиграл состязание. Когда агрессивные импульсы проявляются открыто, эмоциональный блок пробивается и пациент становится доступным для анализа. С этого момента анализ идет обычным образом. Трудность состоит именно в том, чтобы высвободить агрессивность.

То же самое верно для тех случаев, когда нарциссические пациенты, в силу особенностей своего характера, изливают свое сопротивление вербально. Например, они говорят высокопарно, используют терминологию, обычно пользуясь ей в ригидной манере или неправильно. Эта манера речи создает непроницаемую стену; пока она направлена на анализ, на реальный прогресс можно не рассчитывать. В таком случае последовательная интерпретация поведения пациента также провоцирует нарциссическое восстание: пациенту не нравится слушать, почему он говорит напыщенным, высокопарным языком или использует техническую терминологию, чтобы скрыть свой комплекс неполноценности от самого себя, или что он путано говорит, потому что хочет казаться очень умным, - а на самом деле не способен просто сформулировать свои мысли. Таким образом, жесткая почва невротического характера теряет изрядный участок, и мы приближаемся к инфантильному основанию характера и невроза. Можно не говорить, что этого недостаточно для того, чтобы делать мимолетные намеки на природу сопротивления. Чем упорнее сопротивление, тем более последовательно его нужно интерпретировать. Если негативное отношение к анализу, спровоцированное этой последовательной интерпретацией, будет постоянно анализироваться, то вероятность того, что пациент прервет лечение, невелика.

60 Анализ личности

Немедленный результат аналитического ослабления вооружения характера и разрушения нарциссического защитного аппарата проявляется двояко: 1 ) освобождением аффектов от их реактивных образований и маскировки; 2) появлением доступа к центральной области инфантильного конфликта - эдипову комплексу и страху перед кастрацией. В этой процедуре есть преимущество, которое нельзя недооценивать: достигается не только содержание инфантильных переживаний, но - что более существенно - они прямо предоставляются для анализа в специфическом контексте, в котором были ассимилированы, т. е. в той форме, в которой они были сформированы в это. Вновь и вновь мы видим при анализе, что динамическое значение одного и того же элемента вытесненного материала меняется в зависимости от степени, в которой ослаблена защита эго. Во многих случаях блокирование энергии детских переживаний поглощается характером в виде защитных механизмов, так что с помощью простой интерпретации содержания можно добраться до воспоминаний, но не аффектов. В таких случаях может стать роковой ошибкой преждевременная интерпретация инфантильного материала. Вначале должен быть проведен долгий, и не слишком плодотворный, анализ импульсивности характера. Если первыми высвободить аффекты, связанные с защитой характера, то автоматически будет иметь место новый катексис инфантильных инстинктивных переживаний. Интерпретация сопротивлений в рамках анализа характера почти исключает воспоминание без аффектов из-за нарушений невротического баланса, всегда происходящих в самом начале анализа.

Пусть следующий случай послужит примером того, какую важную роль может сыграть внимание или пренебрежение поведением пациента. Компуль-сивный пациент двенадцать лет ходил на анализ без существенного улучшения; он хорошо знал о своих инфантильных мотивациях, например, о конфликте с отцом. Во время анализа он разговаривал странным монотонным голосом и постоянно заламывал себе руки. Я спросил, подвергалось ли когда-нибудь анализу это его поведение. Оказалось, что не подвергалось. Вначале я не понял этот случай. Но однажды меня поразило, что он разговаривает, словно молится. Я сообщил ему о своем наблюдении, после чего он сказал мне, что в детстве отец заставлял его ходить на молитвенные собрания, что ему очень не нравилось. Он молился, но через силу. Таким же образом он разговаривал с аналитиками все двенадцать лет. Выяснение этой, казалось бы, несущественной детали его поведения продвинуло анализ и открыло дорогу к более глубоко скрытым аффектам.

В других случаях характер формируется как жесткая защитная стена против переживаний инфантильных страхов и в таком виде и существует, несмотря на вытекающую из этого потерю многих <радостей жизни>. Если пациент с таким характером приходит на аналитическое лечение из-за того или иного симптома, эта защитная стена продолжает служить сопротивлением характера и во время анализа; вскоре становится ясно, что ничего нельзя сделать, пока не разрушено сопротивление характера, которое скрывает и поглощает инфантильную тревожность. Это, к примеру, относится к морально нечистоплотным и маниакальным, нарциссически-садистским характерам. В таких случаях аналитик часто сталкивается с трудным вопросом, оправдывает ли наличие симптома применение радикального анализа характера. Пусть на этот счет не останется сомнений: когда анализ характера разрушает защиту, создается временное состояние, примерно соответствующее разрушению эго. В некоторых крайних

Психоаналитическая техника 61

случаях такое разрушение действительно необходимо для последующего развития новой структуры эго, ориентированной на реальность. (Мы должны заметить, однако, что такое разрушение рано или поздно произошло бы и само по себе - формирование симптома является этим сигналом.)

В связи с этим нельзя игнорировать то, что анализ характера всегда провоцирует сильные эмоции, что часто создает опасные ситуации. Поэтому аналитик всегда должен мастерски владеть техникой анализа. Некоторые аналитики могут по этой причине отказаться от процедуры анализа характера. Но в таком случае аналитическое лечение большого количества пациентов обречено на провал. Существуют неврозы, добраться до которых с помощью мягких методов - попросту невозможно. Методы, используемые в технике анализа характера, постоянное давление на сопротивление характера и последовательная интерпретация его форм и мотивов столь же действенны, сколь и неприятны пациенту. Поэтому подготовка пациента к анализу характера является обязательным аналитическим принципом. Желательно с самого начала рассказать пациенту о всех предстоящих ему во время лечения сложностях и неприятностях.

⇐ Предыдущая 1 2 3 4 567 8 9 10 Следующая ⇒