Цю Сяолун 22 страница

Истина в том, что он понятия не имеет, как решить свои проблемы. Не говоря уже о ее проблемах.

Прошло две или три минуты. Тишина. Чэнь отчего-то ждал, что она позвонит еще. Но телефон молчал.

Ван волнуется за него. Она журналистка и сразу чувствует перемены в политической ситуации. Когда Чэнь обращался к Ляо по поводу выездной визы для Ван, тот обещал помочь; но тогда над старшим инспектором еще не сгустились тучи. А сейчас… Чэнь вполне понимал ход мыслей Ляо. Зачем помогать человеку, чью карьеру можно считать конченой?

Он медленно вышел из будки. На улице больше не было невыносимой жары; сквозь густую листву пробивался мягкий лунный свет. Отчего-то ему не хотелось возвращаться домой. Голова лопалась от мыслей. Чэнь побрел по пустынной улице куда глаза глядят. Через некоторое время он огляделся по сторонам и понял, что ноги сами вынесли его к набережной Вайтань.

На пересечении с улицей Сычуаньлу стояло двухэтажное краснокирпичное здание. Когда-то в нем была его школа Яоцзин – он закончил ее во время культурной революции. Сейчас здесь уже не школа, а ресторан под названием «Красный дворец» – отдаленный намек на роскошь «Сна в Красном тереме». Наверное, местоположение здания сочли слишком выгодным с коммерческой точки зрения. Школе здесь явно не место. Чэню вдруг захотелось зайти в бывшую школу и выпить кофе, но он преодолел искушение. Сегодня неподходящая ночь для ностальгии. На фоне яркой неоновой вывески чернели силуэты валютчиков; они обменивали деньги иностранцам. За двумя пожилыми американцами гналась девушка, размахивая пачкой юаней. В годы культурной революции Чэнь, как и остальные пионеры, помогал транспортной полиции. Они выслеживали велосипеды без номерных знаков или с незаконно прикрепленными детскими сиденьями. Да, в те дни они охотились за нарушителями ревностно – и добровольно.

Впереди показалась водная гладь.

От реки тянул ветерок; он нес с собой пряный аромат воды и доков. Так пахнет только в Шанхае. Несмотря на поздний час, на набережной кое-где попадались молодые влюбленные парочки; они гуляли рука об руку или сидели на лавочках неподвижно, как статуи.

До 1949 года Шанхай называли «городом, который никогда не спит», а набережную – «складками яркого свернутого пояса».

Дойдя до моста Вайбайду, Чэнь остановился. От реки тянуло мазутом и мусором, хотя вода была уже и не такая черная; в ней отражались неоновые отблески. Он перегнулся через парапет. К арке моста подходил буксир.

Чэнь попытался разобраться в мыслях, теснящихся у него в мозгу.

Он раздавлен, уничтожен, хотя и не признался в том в разговоре с Ван. Его добило то, что уголовному преступлению приписали политический смысл. Оказывается, он, сам того не желая, принял участие во внутрипартийной борьбе.

Дав старт экономической реформе, Дэн Сяопин способствовал повышению своих более молодых сторонников, так называемых реформистов. Кроме того, был принят закон о выходе на пенсию старых руководящих работников. Руководителей высшего звена закон не касался, однако он весьма чувствительно задевал интересы партработников рангом ниже. У реформы Дэна нашлось много противников. После недоброй памяти событий лета 1989 года Дэн вынужден был умаслить «старую гвардию» – как уже вышедших на пенсию, так и ожидавших отставки партработников. Некоторые их привилегии были восстановлены. С тех пор ситуацию можно было охарактеризовать словами «шаткое равновесие». Новый лозунг – «политическая стабильность» – не сходил со страниц органов партийной печати.

Однако достигнутое равновесие легко было поколебать. «Старые кадры» ревностно относились к каждому новому шагу реформистов. Они расценили расследование в отношении У как атаку на себя. У поехал в Пекин жаловаться своим покровителям. Принимая во внимание его связи, можно было предположить, что он без труда добьется желаемого исхода. И вот результат не заставил себя ждать. Свидетельств тому немало. Вызов из комиссии по проверке дисциплины. Разговор с секретарем парткома Ли. И слежка за ним, организованная сотрудниками МОБ.

Нельзя трогать старого партийца У Бина, который сейчас лежит без сознания с кислородной маской в больнице. Неприкосновенен не только он сам, но и его особняк, его машина и, естественно, его дети.

Если Чэнь будет упорствовать, скорее всего, дело Гуань Хунъин станет его последним делом.

Может, все-таки прекратить расследование?

А может, уже слишком поздно…

Если уж угодил в черный список, обратного пути нет. Интересно, долго ли еще секретарь парткома Ли будет защищать его?

Скорее всего, нет, ведь его падение затронет также и самого Ли. Чэнь был уверен: Ли, опытный политикан, не станет поддерживать заведомого неудачника.

На него уже завели дело – в отместку за то, что он копает против У Сяомина. Что ждет его впереди?

Долгие годы «трудового воспитания» в провинции Цин-хай, тюремная камера или даже пуля в затылок. Возможно, сейчас он слишком драматизирует события, но в одном можно быть уверенным: из управления его выкинут.

Положение безнадежное. Ван попыталась его предостеречь.

Ночью на набережной так хорошо – так мирно дышится!

За его спиной, на той стороне улицы Чжуншаньлу, высится отель «Мир» с черно-красной крышей с башенками. Еще совсем недавно Чэнь мечтал, что обязательно пригласит Ван в тамошний джаз-бар. Они будут слушать импровизации пианиста и саксофониста; наблюдать, как официанты с салфетками, перекинутыми через руку, разносят гостям коктейли – «КровавуюМэри», «Манхэттен», «Черныйрусский»…

Теперь об этом не может быть и речи.

За нее Чэнь почему-то не беспокоился. У молодой, красивой и умной Ван полно «нужных» знакомых. Рано или поздно она сумеет раздобыть и паспорт, и выездную визу, и билет на самолет японской авиалинии. Наверное, она права, что решила уехать. Будущее Китая непредсказуемо.

В Токио она станет прекрасной женой. Будет носить легкое шелковое кимоно, стоять на коленях на циновке и подогревать чашку сакэ для мужа… На фоне заснеженной вершины Фудзиямы розовеют цветки сакуры…

Ночью, услышав случайный пароходный гудок, вспомнит ли она о нем – далеком, на том берегу моря, по ту сторону гор?

Чэнь вспомнил несколько строк Лю Юна, написанных в эпоху Сун:

Завтра похмелье пройдет; Где окажусь я?

Там, у реки, где растут плакучие ивы,

Тонет в воде луна. С утра поднимается ветер…

Годы пройдут – далеко-далеко я буду,

Далеко от тебя.

Я увижу много красот,

Но зачем мне они?

Нет тебя рядом – ничто мне не мило.

Только с ним все наоборот. В стихотворении Лю покинул любимую, а в жизни – Ван покидает его.

Стихи Лю считаются классикой. Однако жизнь поэта не была легкой. Он был богат, но разорился; пил, мечтал, прожигал жизнь в борделях. Говорили даже, будто любовные стихи его губили. При жизни Лю был презираем современниками; истинные конфуцианцы гневно обличали его пороки. Лю умер в нищете; за ним ухаживала лишь бедная проститутка, которой нравились его стихи. Впрочем, возможно, образ спутницы у смертного одра был вымышлен. Кубик сахара в чашке горечи.

Вернется ли Ван когда-нибудь на родину – счастливая, процветающая женщина? Что станется с ним к тому времени? Он больше не будет старшим инспектором. Обнищает, как Лю. В зарождающемся материалистическом обществе кому нужен книжный червь, не способный ни на что, кроме писания сентиментальных стихов?

Чэнь вздрогнул от неожиданности: большие часы на здании шанхайской таможни заиграли новую мелодию. Мелодия была незнакомой, но понравилась ему.

Когда он учился в старших классах, часы отзванивали другую мелодию – «Алеет восток». То была песня, посвященная председателю Мао.

Времена изменились.

Тысячу лет назад Конфуций сказал: «Время утекает, как вода в реке».

Чэнь всей грудью вдохнул летний ночной воздух, словно выбираясь из бурного потока. Он повернулся и направился на Центральный почтамт.

Центральный почтамт Шанхая, расположенный на углу улицы Сычуаньлу и улицы Чапулу, работал круглосуточно. На входе, как положено, сидел привратник – даже в столь поздний час. Чэнь кивнул ему. В просторном зале стояли длинные дубовые столы, за которыми можно было писать, но сейчас старший инспектор увидел лишь нескольких людей, сидящих перед телефонными кабинками – они ждали междугородних и международных звонков.

Чэнь присел за стол и достал бланк с шапкой управления. Как удачно, что у него при себе оказался такой бланк! Он не хочет, чтобы письмо носило личный характер. Дело серьезное. В интересах партии.

Лишь только начав писать, он изумился: слова как будто полились сами собой. Он сделал паузу только однажды, когда поднял голову и посмотрел на висящий на стене плакат. Плакат напомнил ему другой, виденный много лет назад – черный дрозд, парящий над горизонтом и несущий на спинке оранжевое солнце. Под картинкой тогда было написано: «Что будет, то будет».

Время – птица, то присядет, то улетит…

Дописав письмо, он спросил у зевающего служащего за конторкой:

– Сколько стоит отправить заказное в Пекин?

– Восемь юаней.

– Дайте, пожалуйста, конверт, – попросил Чэнь. Дело того стоило. Письмо у него в руках, возможно, его последний козырь. Хоть он и не игрок, попробовать все же нужно. Хотя прошло столько лет… Возможно, он все только придумал… Скорее всего, письмо – последняя соломинка, за которую хватается он, утопающий.

Когда он вышел из здания почтамта, часы пробили два. Он снова кивнул привратнику, неподвижно сидящему у входа. Тот даже не поднял головы.

За углом Чэня бурно приветствовал уличный торговец; в кастрюльке на угольной жаровне кипели яйца в чайных листьях. Запах ему не понравился; он пошел дальше.

На пересечении улиц Тяньтиньлу и Сычуаньлу он заметил башню из стекла и бетона. Ее темный силуэт резко контрастировал с узкими переулками-хутунами, застроенными старыми домами в стиле сыхэюань. Такие дома состоят из четырех флигелей, расположенных по периметру квадратного двора. А совсем рядом кипела стройка. В ярких лучах прожекторов видна была нескончаемая вереница грузовиков и тачек – поток стройматериалов поступал на площадку и днем и ночью. Ради того, чтобы строительство не прерывалось, пришлось даже перекрыть движение на улице Тяньтиньлу. По сути, весь Шанхай превратился в одну огромную стройплощадку. Город изо всех сил стремится соответствовать своему статусу торгового и промышленного центра страны. Чэнь попытался срезать путь, повернув к рынку Ниньхай. Рынок был пустынен, если не считать длинного ряда корзин всех мыслимых форм и размеров – пластмассовых, бамбуковых, ротанговых. Вереница корзин начиналась у бетонного прилавка под деревянной вывеской, на которой мелом было написано: «Желтый горбыль». Самая вкусная рыба, по мнению шанхайских домохозяек. Корзинки оставили добродетельные жены, отошедшие домой на часок-другой. Скоро они вернутся и займут свое место в очереди, протирая заспанные глаза.

Чэнь увидел в конце ряда, у холодильного павильона, только одного рабочего ночной смены; подняв до самых ушей ворот ватника, рабочий разбивал молотом огромную глыбу замороженной рыбы.

Оказалось, что сквозного прохода через рынок нет. Чэню пришлось возвращаться назад. Домой он добрался позже, чем рассчитывал.

Конечно, за свою жизнь он успел сделать немало ошибок – и крупных, и мелких, принять много неверных решений. Однако именно в результате принятых им решений он стал тем, кем стал. Чего же он добился? Сейчас он временно отстранен от следственной работы, хотя официально и не уволен. На политической карьере можно ставить жирный крест. Но по крайней мере, он старался быть честным и судил по совести.

Пока неясно, не стала ли отправка письма в Пекин еще одной, очередной, ошибкой. Чэнь принялся не в лад насвистывать песенку, выученную много лет назад:

Вчерашнюю мечту уносит ветер,

Вчерашний ветер еще мечтает…

Что-то он расчувствовался – совсем как герой стихов Лю Юна.

В пятницу вечером следователь Юй, сидя за письменным столом, просматривал дела особой бригады.

Старшего инспектора Чэня в кабинете не было. Его назначили переводчиком и сопровождающим делегации американских писателей. Накануне это неожиданное поручение дал ему секретарь парткома Ли. Поскольку Чэнь сам был писателем и переводчиком, ему, по словам Ли, доверили представлять Союз китайских писателей.

Чэня откомандировали так неожиданно, что у Юя едва хватило времени перекинуться со старшим инспектором парой слов. Они не виделись со дня возвращения Чэня из Гуанчжоу. А уже на следующий день, утром, не успел Юй войти в общий зал, как Чэня неожиданно отозвали. Чэнь почти сразу же уехал в аэропорт.

Такое поручение – судя по всему, неплохой признак. Возможно, новое назначение даже означает, что партия по-прежнему доверяет старшему инспектору Чэню. И все же на душе у Юя было неспокойно. После «крабового пира» он привык считать Чэня и союзником, и другом. Старый Охотник рассказал ему о том, почему приостановлено расследование, и о том, в какую беду попал Чэнь. К тому же его неожиданно вызвал к себе секретарь парткома Ли. Ли сообщил, что Юй временно командируется в Цзядин – охранять делегатов партконференции.

– А как же убийство? – удивился Юй.

– Какое убийство?

– Убийство Гуань Хунъин.

– Не волнуйтесь, товарищ Юй. Через пару дней вернется старший инспектор Чэнь.

– Кроме того, у нас скопилось много повседневной работы…

– Постарайтесь до отъезда сделать как можно больше. В понедельник вы уже должны быть в Цзядине. О здешних делах позаботятся другие. – Не глядя на него, Ли добавил: – Не забудьте напомнить в бухгалтерии, чтобы вам выписали суточные и талоны на еду. Возможно, вы пробудете там несколько дней.

К пяти часам Юй еще не разобрался с делами. На столе перед ним высились стопки папок. Дело хэнаньской шайки – ее члены похищали девочек и продавали их в жены крестьянам в отдаленные провинции. Хэнаньской шайкой пусть занимается управление полиции провинции Хэнань. Но как же быть с хищениями на 2-м сталеплавильном комбинате? Они стали там постоянным явлением и велись в особо крупных размерах. Вынесенные с завода материалы рабочие продавали, получая таким образом своеобразную «прибавку к зарплате». Несунов, пойманных с поличным, штрафовали или увольняли. Но согласно недавно принятому постановлению ЦК КПК о хищениях на госпредприятиях теперь рабочего, уличенного в краже с завода, можно было осудить на двадцать лет. Еще несколько дел получили гриф «особое» только потому, что правительство города намеревалось провести ряд показательных процессов – пусть они тем или иным способом послужат предупреждением молодежи.

Юй с досадой захлопнул очередную папку, взметнув над столом облачко табачного пепла. Правосудие похоже на связку разноцветных шариков в руках фокусника. Шарики постоянно меняют цвет и размер – в зависимости от политического курса.

Убийца гуляет на свободе, а у них связаны руки!

Впрочем, от него мало что зависит; он должен повиноваться приказам старших по званию.

Без четверти шесть зазвонил телефон.

– Следователь Юй, – сказал он в трубку.

– Почему ты до сих пор на работе? – услышал он раздраженный голос Пэйцинь.

– А что такое?

– Забыл, что сегодня у Циньциня в школе родительское собрание?

– Ой… Забыл. Я был так занят!

– Я не зануда, но мне надоело самой постоянно ходить в школу и воспитывать сына без твоей помощи.

– Извини.

– У меня сегодня тоже трудный день.

– Знаю. Уже еду.

– Тебе не надо приезжать домой только ради меня. Все равно на собрание ты опоздал. Но помни, что вчера говорил твой отец.

– Помню я, помню.

Вчера Старый Охотник рассказал им о неприятностях старшего инспектора Чэня, и Пэйцинь разволновалась не на шутку. Значит, она звонит вовсе не отругать его за то, что он забыл о собрании. Она беспокоится потому, что муж продолжает расследование. Пэйцинь умна и не станет по телефону говорить с ним о деле.

Юй пошел в полицию добровольно – хотя выбор у него был невелик. Начиная службу, он не думал о высоких идеалах, не внушал себе, что закон и порядок – краеугольный камень общества. Просто решил, что служба в полиции не только подходит ему по характеру, но и поможет самореализоваться. Юй искренне верил в то, что способный полицейский может сделать многое. Однако вскоре после того, как он поступил на службу в полицию, он утратил почти все связанные с этой службой иллюзии.

Чем больше Юй размышлял о комиссаре Чжане, тем больше расстраивался. Наверное, старый несгибаемый марксист, на чьем лице навсегда отпечаталась политкорректная улыбка, предупредил кое-кого там, наверху. Предупредил кого-то, в чьей власти защитить У любой ценой. В результате они оба – и старший инспектор Чэнь, и следователь Юй – находятся в подвешенном состоянии.

На улице солнце заволокли тучи. Юй надеялся, что Чэнь все же позвонит ему. Сейчас поздно, и в общем зале уже никого нет. Юй выключил из розетки электрочашку – подарок от директора 1-го универмага. Директор выразил ему благодарность за то, что он расследует убийство Гуань. Но сейчас чашка стала для него лишним грустным напоминанием.

Прошло сорок пять минут, а Юй по-прежнему сидел за столом. Перед ним лежал чистый лист бумаги – отражение его мыслей.

Зазвонил телефон. Юй схватил трубку с несвойственным ему обычно рвением.

– Особая бригада.

– Здравствуйте. Мне нужен следователь Юй Гуанмин. Голос незнакомый, какой-то булькающий.

– Я вас слушаю.

– Меня зовут Ян Шухуэй. Я работаю на бензозаправочной станции номер шестьдесят три в округе Цинпу. Мне кажется, у меня есть для вас сведения.

– Какого рода сведения?

– Те самые, за которые ваш отдел предложил награду. Юй встрепенулся. Они предложили награду за информацию, которая касалась всего одного дела.

– Не вешайте трубку. – На всякий случай он решил уточнить: – Речь идет о трупе, выловленном из канала, так?

– Да, вот именно. Извините, я забыл номер дела.

– Послушайте, товарищ Ян, я уже выхожу с работы, но хочу встретиться с вами сегодня же. Скажите, где вы сейчас находитесь.

– Дома. Я живу на улице Хуанпулу, возле развлекательного центра «Большой мир».

– Отлично. Мне все равно надо кое-что купить на рынке Цзинлин, а он недалеко от вас. На углу улицы Сычуаньлу есть ресторан «Хунань». Кажется, один из залов называется «Беседка Юэян». Пожалуйста, приходите туда минут через сорок пять. Я постараюсь успеть.

– Предложение о награде остается в силе? – спросил Ян. – Объявление-то вы давали давно. Я только сегодня прочел его в старой газете.

– Да, триста юаней, и ни фэнем меньше. Какой ваш номер телефона? – почти механически добавил Юй. – Впрочем, ладно, не волнуйтесь. Я уже выхожу.

У ворот управления старый привратник товарищ Лян протянул ему конверт.

– Это вам, – сказал он.

– Мне?

– Сегодня утром старший инспектор Чэнь получал здесь командировочные. В конверте вместе с программой лежали и билеты. Ему положили несколько лишних билетов – на случай, если в последнюю минуту к группе захочет присоединиться кто-то еще. Но никто так и не присоединился. Вот он и оставил два билета на пекинскую оперу для меня и два билета в караоке для вас.

– Шанхайское бюро по связям с иностранцами не жалеет расходов на прием американцев, – заметил Юй. – Какой он заботливый!

– Да, старший инспектор Чэнь – человек порядочный, – согласился товарищ Лян. – Вы его заместитель, и вам тоже работы хватает.

– Да, знаю. Спасибо, товарищ Лян.

Сунув билеты в карман, Юй поспешил в ресторан. Встреча с товарищем Яном оказалась еще плодотворнее, чем ожидал Юй. Он подробно расспрашивал свидетеля более часа и записал его показания на миниатюрный диктофон. После этого Юй вспомнил одну из любимых пословиц Старого Охотника: «В сетях Господних крупные ячеи, однако они ничего не упускают».

Каков будет следующий шаг? Что бы ни намеревался сделать следователь Юй, необходимо связаться со старшим инспектором Чэнем. Дело становится тем более срочным, что всю следующую неделю ему придется провести вдали от дома, в Цзядине.

Должно быть, в Гуанчжоу Чэнь что-то обнаружил – и он, Юй, тоже. Он допросил Цзян и Нин, а также только что получил новые доказательства от Яна. Сложив все кусочки мозаики вместе, они с Чэнем сумеют довести расследование до конца.

Однако связаться с Чэнем будет нелегко. Поскольку Чэнь сопровождает делегацию американских писателей, ему нужно повсюду их водить. А в отеле «Цзиньцзян», где остановился Чэнь вместе со своими американскими гостями, показываться небезопасно.

По словам Старого Охотника, на Чэня написали донос. За ним следят. Возможно, за ним, Юем, тоже установили слежку, Малейший признак того, что они продолжают расследование, – и против них предпримут дальнейшие меры. Юй не боялся рисковать, просто… Сейчас они уже не имеют права на ошибку.

Надо найти способ обсудить положение с Чэнем – но так, чтобы не возбудить ничьих подозрений.

На автобусной остановке вдоль ограды выстроилась небольшая очередь пассажиров. Юй пристроился в конец. Все возбужденно обсуждали какое-то новое экзотическое шоу в театре «Мэйсинь», однако слушал он вполуха, рассеянно.

Когда он приехал домой, он так ничего и не придумал.

В комнате свет не горел. Уже поздно – одиннадцатый час. Циньциню надо рано ложиться спать, потому что завтра в школу. Пэйцинь пришлось целый день как-то справляться одной. Она звонила в шесть, и он обещал немедленно выйти с работы. Закрывая за собой входную дверь, Юй виновато покачал головой.

К его удивлению, Пэйцинь еще не спала – она ждала его.

– А, ты вернулся, – сказала она, садясь.

Он присел на бамбуковую табуретку и принялся снимать туфли. Она подошла к нему босиком. Легко опустилась на колени, чтобы помочь. Их головы сблизились.

– Проголодался? – спросила она. – Я тут кое-что тебе оставила.

Юй с жадностью набросился на рисовый колобок с начинкой из свиного фарша и овощей.

Она села напротив за стол и молча наблюдала за тем, как муж ест.

– Извини, Пэйцинь. Я опоздал.

– Это ты извини. Не надо было днем пилить тебя.

– Нет, ты была права. Как вкусно! – проговорил Юй с набитым ртом. – Где ты раздобыла рецепт?

– Помнишь, как мы жили в Юньнани? Тогда девушки-дайки всю ночь танцевали и пели. Когда они чувствовали голод, они доставали из карманов такие вот рисовые колобки с начинкой.

Конечно, он все помнил. В те долгие ночи в Сишуанбаньне они наблюдали, как танцуют дайские девушки против бамбуковых домиков, выстроившихся в прямую линию, и время от времени откусывают кусочки от рисовых колобков. Оба они тогда решили, что такие рисовые колобки – это очень удобно.

Вдруг Юю пришла в голову замечательная мысль.

– Знаешь, – сказал он, – в отеле «Цзиньцзян» есть дайский ресторан. Называется «Сычуаньский дворик». Говорят, сказочное место!

– Да, «Сычуаньский дворик», – кивнула жена. – Я читала о нем в газете.

– Так вот. Может, завтра вечером сходим туда?

– Ты шутишь!

От ее удивления он испытал укол совести. Впервые после рождения Циньциня он куда-то ее приглашает. К тому же приглашает не развлекаться, а, можно сказать, по делу…

– Я не шучу. Просто мне необходимо туда попасть. У тебя ведь нет других планов на завтрашний вечер? Так почему бы не посидеть в ресторане и не отдохнуть немного?

– Думаешь, нам тот ресторан по карману?

– Вот два входных билета. Все включено – напитки танцы и пение под караоке. Ты ведь знаешь, караоке сейчас очень модное развлечение. Билеты достались мне бесплатно. – Юй извлек два билета из кармана рубашки. – Если бы пришлось платить из собственного кармана, они обошлись бы нам в сто пятьдесят юаней каждый. Поэтому я считаю, что мы просто обязаны пойти!

Почему Чэнь оставил ему билеты? Может быть, Чэню просто не хотелось, чтобы билеты пропали. А может, Чэнь специально хотел, чтобы он, Юй, оказался в том ресторане.

– Где ты их раздобыл?

– Один человек дал их мне.

– Я не умею танцевать, – неуверенно проговорила Пэйцинь. – А петь караоке – тем более.

– Жена моя, всему можно научиться.

– Легко сказать! – Видимо, Пэйцинь и самой ужасно хотелось провести вечер в необычной обстановке. – Мы с тобой уже старые… Давно женаты.

– На Народной площади каждый день танцуют и поют старики.

– Надо же… С чего бы ты вдруг приглашаешь меня в ресторан?

– Почему бы и нет? Мы с тобой заслужили отдых.

– Товарищ следователь Юй, это совсем на тебя не похоже – наслаждаться отдыхом в разгар расследования.

– Вот именно – в разгар расследования, – кивнул Юй. – Кстати, поэтому я тоже хочу, чтобы ты пошла со мной.

– Что ты имеешь в виду?

– Я хочу, чтобы ты кое-что передала старшему инспектору Чэню. Не исключено, что он тоже там окажется. Но сам я подойти к нему не смогу. Мне бы не хотелось, чтобы нас с ним увидели вместе.

– Значит, ты приглашаешь меня не развлекаться. – Пэйцинь не скрывала разочарования. – Наоборот, ты просишь, чтобы я включилась в расследование!

– Извини, Пэйцинь. – Юй подался вперед и погладил жену по голове. – Я знаю, ты беспокоишься за меня, но позволь кое-что сказать в защиту старшего инспектора Чэня – и в мою защиту тоже. От исхода дела зависит наша дальнейшая судьба. Более того, Чэнь готов ради справедливости пожертвовать своей карьерой.

– Понимаю. – Пэйцинь взяла мужа за руку. – Старший инспектор Чэнь не хочет поступаться принципами. И ты тоже. Тебе не нужно оправдываться.

– Пэйцинь, если мое предложение тебя расстроило, мы никуда не пойдем. Считай, что ничего не было. Я просто неудачно пошутил. Может быть, это мое последнее дело. Мне бы раньше послушать твоего совета!

– Ах нет! – возразила она. – Я просто хочу знать, что за сведения мне нужно ему передать.

– Сейчас скажу, но сначала послушай. Как только мы завершим расследование, я начну искать другую работу. Совсем другую. И тогда я смогу проводить больше времени с тобой и Циньцинем.

– Перестань, Гуанмин. Ты прекрасный полицейский.

– Я введу тебя в курс дела, и тогда тебе станет ясно, прекрасный я полицейский или нет.

Юй начал рассказывать. Через полчаса Пэйцинь знала все. Под конец он снова напомнил жене о том, как важно обменяться сведениями с Чэнем.

– Такая работа стоит затраченных усилий – и твоих, и старшего инспектора Чэня.

– Спасибо, Пэйцинь.

– Что мне надеть?

– Насчет одежды не волнуйся. Это не званый вечер.

– Перед тем как идти в ресторан, я заеду домой и приготовлю Циньциню ужин. Мы ведь можем задержаться.

– Ну а я поеду туда прямо с работы. Конечно, не в форме. Увидимся в «Сычуаньском дворике», но будем делать вид, будто мы с тобой незнакомы. После всего встретимся на улице.

– Ясно, – кивнула Пэйцинь. – А может, тебе на всякий случай вообще там не появляться? Мало ли что…

– Нет, я уж лучше пойду – вдруг произойдет что-то непредвиденное. Правда, вряд ли такое возможно. – Помолчав, Юй сказал: – Извини, что втравливаю тебя в опасное предприятие.

– Не говори так, Гуанмин, – возразила жена. – Я пойду туда не только ради тебя, но и ради себя.

Уже третий день Чэнь сопровождал делегацию американских писателей.

Делегация прибыла по обмену; программу спонсировал Комитет выдающихся ученых и Общество дружбы Китай-США. Уильям Розенталь, известный профессор, критик и поэт, прибыл вместе с женой, Викки. То, что Розенталь возглавлял Американский союз писателей, придавало визиту больше солидности. Шанхай стал последним пунктом их маршрута.

В отеле «Цзиньцзян» Чэню отвели номер на том же этаже, что и Розенталям. Американские гости жили в роскошном люксе. Хотя номер Чэня был гораздо скромнее, он был вполне доволен. По сравнению с Домом писателей в Гуанчжоу – небо и земля. Спустившись вниз, он вместе с американцами пошел в сувенирную лавочку, чтобы помочь гостям выбрать подарки.

– Как я рад, что могу поговорить с таким человеком, как вы. Именно для того мы и затеяли культурный обмен. Представляешь, Викки, мистер Чэнь перевел на китайский Элиота! – Розенталь обернулся к жене, но ее всецело занимали разложенные на прилавке украшения из жемчуга. – Он перевел даже «Бесплодную землю»! – Очевидно, Розенталь заранее навел справки о творчестве Чэня, однако ему, скорее всего, не сообщили о том, что Чэнь, кроме поэзии, переводит еще и детективы, а также служит в полиции.

– В Пекине и Сиане переводчики также хорошо говорили по-английски, – ответила Викки, – но почти не разбирались в литературе. Стоило Биллу сесть на своего любимого конька, они сразу сникали.

– Я многому научился у профессора Розенталя, – сказал Чэнь, доставая из кармана программу. – Боюсь, нам уже пора выходить из отеля.

У них был плотный график. За несколько дней до прибытия делегации все мероприятия были подробно расписаны и посланы по факсу в отдел внешних сношений Шанхайского отделения Союза писателей. Чэню вменялось в обязанность следить за соблюдением программы. Утро – посещение храма Хранителя города, затем обед с местными писателями, после обеда – прогулка на речном трамвайчике по реке Хуанпу, затем поход по магазинам на улице Нанкинлу, вечером – посещение спектакля пекинской оперы… Несколько пунктов программы были обязательными. Например, нельзя было отказаться от посещения дома в бывшем французском квартале, в котором в 1921 году на нелегальном собрании была учреждена Коммунистическая партия Китая. Обязательным был также осмотр развалин трущоб фаньгуа, сохранившихся со времен правления Гоминьдана. После трущоб гостям показали строительство нового района Пудун на восточном берегу Хуанпу. Всю обязательную программу они уже выполнили.

⇐ Предыдущая 17 18 19 20 212223 24 25 26 Следующая ⇒