|
|||
Цю Сяолун 24 страница– Спасибо. – Пэйцинь вспыхнула, несмотря на то что понимала: комплимент предназначен для посторонних ушей. А все-таки приятно, когда тебе говорят комплименты! Особенно когда предназначенный тебе комплимент слышит мужчина, что сидит у тебя за спиной. Если верить Юю, старший инспектор Чэнь не раз говорил своему подчиненному, как ему повезло со спутницей жизни. Затем Пэйцинь отругала себя за такие мысли. Она просто помогает мужу. Точка. И что на нее вдруг нашло? Она неисправима! Должно быть, слишком часто перечитывает «Сон в Красном тереме». Пэйцинь опустила голову, чтобы скрыть румянец. Но призналась себе, что вечер просто замечательный. И оттого, что рука старшего инспектора Чэня лежит у нее на талии, ей приятнее, чем она ожидала. Впрочем, и раньше, танцуя с незнакомым молодым человеком, она тоже испытывала приятное волнение. А еще Юй допросил Цзян Вэйхэ и Нин Цзин, – поспешно сказала она. – Кто такая Нин Цзин? – Еще одна подружка У Сяомина. Про нее Юю рассказала Цзян. – Почему? – Цзян ничего не знала об отношениях Гуань и У. Нин стала подружкой У после Цзян, вот Цзян и решила, что Нин, возможно, что-то известно о Гуань. – А ей действительно известно? – Чэнь широко улыбнулся встречной паре, которая едва не столкнулась с ними. – Не очень много. Но Нин встречала Гуань на вечеринке в доме У. – Вы великолепно танцуете, – сказал Чэнь, живо взглядывая поверх ее плеча. – Спасибо. – Пэйцинь снова вспыхнула. Они задвигались быстрее. Из-за постоянно мелькающих огней все стало странным; как во сне. Немного поколебавшись, Чэнь крепче прижал Пэйцинь к себе. – Это еще не все… – Большой шаг! – Вот как. – Она не поняла, к чему относятся его слова. – Что такое «большой шаг»? – Дайте подумать… Разговор постоянно прерывался. Как только рядом с ними оказывались другие, Чэнь тут же менял тему. В танцевальном зале пары постоянно сталкивались. Из-за шума Пэйцинь было непонятно, слышит ли Чэнь ее шепот. Затем Чэнь познакомил ее с пожилым американцем, которого он сопровождал. Американец тут же пригласил ее танцевать. – Вы очень красивая, – сказал американец по-китайски. – Спасибо, – ответила она по-английски. Английским она вот уже несколько лет – с перерывами – занималась на вечерних курсах. Главным образом ради сынишки. По крайней мере, она всегда может помочь Цинь-Циню с уроками. И сейчас Пэйцинь стало приятно, что она в состоянии обменяться со своим американским партнером парой самых простых фраз на его языке. Старший инспектор Чэнь тоже с кем-то танцевал. Пэйнииь поняла: так нужно. Это ради Юя. И ради нее самой. Когда она вернулась к себе за столик, ее газировка стала теплой. Она слегка тряхнула головой, глядя в сторону Юя. Увидел ли он ее жест, разгадал ли его значение? Пэйцинь отвела со лба прядь волос. На сцену вышла девушка-дайка и объявила конкурс «Пойте с нами!», или пение караоке. Несколько человек проворно втаскивали на сцену телевизор. На большом экране молодые влюбленные дайцы плескались в реке и пели; внизу экрана шли субтитры. Пэйцинь растерялась. Она понятия не имела, как передать оставшиеся сведения старшему инспектору Чэню. Она заметила, что к нему обращается официантка. Он внимательно слушал ее, а потом обменялся несколькими словами с парой американцев. Оба кивнули. К ее удивлению, мистер Розенталь подошел к ее столику. За ним следовал Чэнь, который переводил его слова. – Мы приглашаем вас спеть с нами караоке в отдельном кабинете. – Что?! – По мнению профессора Розенталя, для караоке нам нужна партнерша, – сказал Чэнь. – Кроме того, профессор считает, что вы очень хорошо говорите по-английски. Пэйцинь покачала головой: – Но я никогда в жизни не пела караоке, а по-английски могу произнести лишь пару самых простых предложений. – Не волнуйтесь, – успокоил ее Чэнь. – Я буду вам переводить. А в отдельном кабинете нам никто не помешает говорить. – А, понятно. Пэйцинь давно заметила, что с одной стороны устроены бамбуковые навесы, отделенные от общего зала перегородкой. Она решила, что навесы – просто декорация, изображающая типичные дайские жилища. Оказалось, однако, что навесы и есть отдельные кабинеты. Пол в кабинете, куда их провели, был устлан роскошными коврами. На стене – телевизор и видеомагнитофон, на столе, вокруг которого стоят кожаные диваны, лежат два микрофона. Посередине стола – корзинка с фруктами. Те кто хотел участвовать в конкурсе, должны были заплатить вступительный взнос, а потом им предстояло выбрать какую песню они будут исполнять. Но из-за того, что в зале собралось довольно много народу, каждому участнику приходилось довольно долго ждать своей очереди. Кроме того, в зале пение заглушал фоновый шум. – Должно быть, отдельный кабинет и обслуживание стоит очень дорого, – сказала Пэйцинь. – Вам придется за это платить? – Да, дорого, – кивнул Чэнь. – Но, поскольку мы с официальной делегацией, все расходы за счет государства. – Мы здесь впервые, – сказал мистер Розенталь. – Мы слышали, что караоке очень любят в Японии; видимо, у вас оно тоже пользуется популярностью. – Такое пение тесно связано с нашей культурой, – объяснил Чэнь. – Мы считаем, что петь на публике без музыкального сопровождения слишком самоуверенно. – А может, мы просто не слишком хорошо поем, – сказала Пэйцинь и сделала паузу, чтобы Чэнь ее перевел. – Но, если есть музыкальное сопровождение, отсутствие голоса не так заметно! – Да, мне так больше нравится – потому что я тоже не пою как жаворонок, – улыбнулась миссис Розенталь. Официантка принесла им «песенное меню» на английском и китайском языках. Под каждой песней стоял порядковый номер. Им всего лишь нужно было нажать на соответствующую цифру на пульте дистанционного управления. Чэнь выбрал американцам несколько песен, чтобы они спели дуэтом. Когда Пэйцинь и Чэнь склонились над списком, притворившись, будто обсуждают, что им выбрать, ей наконец удалось передать Чэню копию талона на бензин и запись разговора Юя с Ян Шухуэем, работником бензоколонки, а также записи бесед Юя с Цзян и Нин. Чэнь внимательно выслушал ее до конца, что-то помечая для себя на салфетке, и сказал: – Попросите Юя, чтобы он пока ничего не предпринимал. Как только я завершу работу с делегацией, я займусь нашим делом. – Юй просит вас быть очень осторожным. – Хорошо, – кивнул Чэнь. – И никому ничего не говорите. Даже секретарю парткома Ли. – Может, я смогу помочь вам чем-то еще? Старый Охотник тоже рвется в бой. Сейчас у старика есть временная работа – он помогает транспортной полиции и поэтому сейчас патрулирует не рынки, а улицы. – Нет, пожалуйста, ничего не делайте – ни вы, ни Старый Охотник. Это слишком… опасно, – сказал Чэнь. – И потом, вы и так очень нам помогли. Не знаю, сумею ли когда-нибудь отблагодарить вас. – Не нужно меня благодарить. – Пэйцинь покачала головой. – Возможно, Лу еще заглянет к вам в ресторан – он у нас известный гурман и любитель лапши. – У нас много постоянных клиентов. Я знаю, как обходиться с такими гурманами, как он. Их разговор снова резко оборвался. Мистер Розенталь посмотрел на часы. Чэнь объяснил Пэйцинь, что на следующий день у американцев запланирована обширная программа. Когда они вышли из отдельного кабинета, публика уже начинала расходиться. Юй тоже ушел. Может, действительно пора. А может, ему неприятно видеть, что его жена пользуется популярностью у других мужчин – включая его начальника и пожилого американца. Пэйцинь тепло распрощалась со старшим инспектором Чэнем и Розенталями. Вечер для нее прошел замечательно. Если ей чего-то и не хватало, то только общества мужа. Она бы с большим удовольствием потанцевала и попела с ним. Из-за столика у входа поднялся какой-то коротышка. Он вышел из зала следом за Чэнем и иностранцами. Возможно, она чересчур подозрительна, но все же, перед тем как выйти и отправиться на поиски Юя, Пэйцинь убедилась в том, что за ней никто не следит. Ночной ветерок приятно холодил лоб и щеки. Юй курил, стоя под цветущим кизиловым деревом. Он так и не снял солнечные очки. За его спиной Пэйцинь заметила черную машину. К ее удивлению, из окошка высунулся Ши Цюн и помахал ей. Ши Цюн был старым другом – он вместе с ними был в Юньнани. После возвращения в Шанхай Ши устроился водителем на нефтеперерабатывающий комбинат. Некоторых других посетителей тоже ждали автомобили. Кроме того, «дачжун» Ши нельзя было назвать роскошным. Совместная продукция Шанхая и фирмы «Фольксваген». И все же Пэйцинь ужасно обрадовалась. Прекрасное окончание такого вечера. Юй обо всем позаботился – он такой романтик! Сейчас нет ничего отвратительнее, чем толкаться в автобусе – особенно в такую летнюю ночь, да еще если учесть, что платье на ней чужое. Высокая девица тоже вышла из зала; при виде машины она с новым интересом заулыбалась Юю, однако, заметив, что Юй открыл дверцу для Пэйцинь, девица высокомерно зашагала прочь. – Хорошо повеселились? – спросил Ши. – Да. Спасибо за машину! – Всегда пожалуйста, – ухмыльнулся Ши. – По словам твоего мужа, ты сегодня пользовалась бешеным успехом. Вот ему и пришлось караулить тебя у входа. – Не в том дело, – улыбнулась в ответ Пэйцинь, – ему просто захотелось покурить на улице. По дороге домой Юй вовсе не говорил с ней о деле. Она тоже. Они обсуждали песни, которые пели сегодня – пусть и не вместе. Пэйцинь не надо было напоминать, что при Ши необходимо соблюдать осторожность. Она легко провела рукой по белой рубашке мужа. Он сам выгладил ее, готовясь к походу в ресторан. – Надо же! Совсем неплохо получилось! – Она склонила голову набок и улыбнулась чуть насмешливо. Сейчас, когда Юй крепко сжимал ее руку на заднем сиденье машины, Пэйцинь казалось, что ей больше ничего не надо для счастья.
В понедельник старший инспектор Чэнь вернулся в управление. Номинально Чэнь по-прежнему считался начальником особой бригады. Почти все сослуживцы дружелюбно здоровались с ним, но он уловил легкую перемену в отношении. Никто не заговаривал о деле Гуань; все заводили лишь легкие, ни к чему не обязывающие светские разговоры. Наверное, всем уже известно, что расследование приостановлено Ему сказали, что комиссар Чжан взял отпуск, но никто не знал, надолго ли он уехал и куда направился. Следователь Юй находился в командировке, то есть был как и он, временно отстранен от дела. Вскоре позвонил секретарь парткома Ли. – Товарищ старший инспектор, с возвращением! Вы прекрасно потрудились. Американские гости только что прислали факс, в котором выражают свою благодарность особенно вам за ваш нелегкий труд. Они о вас очень высокого мнения. – Спасибо за добрые слова. Однако похвальный отзыв американцев может сыграть на руку тем, кто считает, будто он подпал под влияние западной буржуазной культуры. – Пока отдыхайте, – посоветовал Ли. – Через пару дней мы обсудим, что вам делать. Голос секретаря парткома звучал спокойно и неторопливо, но его слова лишь укрепляли подозрения Чэня. – Хорошо, – сказал он, – но меня и так не было на работе несколько дней. – Не перерабатывайте, молодой человек. Мы всерьез считаем, что вам необходимо отдохнуть. – Отпуск мне не требуется, товарищ секретарь парткома. Я и так вдоволь насмотрелся достопримечательностей и спектаклей. – Не волнуйтесь, товарищ старший инспектор Чэнь. На следующей неделе я обязательно вызову вас к себе. Речь секретарь парткома, как всегда, обтекаема и уклончива. О деле он ни разу не упомянул. Оба прекрасно понимали: не стоит обсуждать его по телефону. Он ничего не мог предпринять по делу Гуань; однако Чэнь ни на чем по-настоящему не мог сосредоточиться. На столе лежали документы, скопившиеся за время его отсутствия. Его всегда обременяла необходимость расписываться на партийных циркулярах после прочтения. В висках снова запульсировала кровь. Он выдвинул ящик и достал оттуда флакон с аспирином. Высыпал на ладонь две таблетки, проглотил, запил водой. Оглядел свой кабинетик. Почти все сотрудники ушли обедать. Заперев дверь, Чэнь достал кассету на которой был записан разговор Юя с Цзян. Он снова прослушал запись от начала до конца. Если Цзян нашла порнографические снимки, значит, их мог найти и кто-то другой – например, Гуань. Цзян отнеслась к своей находке достаточно спокойно, в конце концов, она ведь художница-авангардистка. Интересно, а как на ее месте отреагировала бы Гуань? Ведь Гуань хотела заполучить У только для себя одной! Что бы она предприняла в таком случае? Посмотрев на часы, Чэнь спустился в столовую. Она закрывалась через полчаса. Купил себе маленькую порцию лапши и отбивную, тушенную в соевом соусе. Столовая была переполнена, однако ему без труда удалось найти отдельный столик. Сотрудники старались держаться от него подальше. Никто не хотел сесть с ним. Чэнь их не винил. Все дело в политике. Однако позже, когда он уже заканчивал обедать, к нему подсел Малыш Чжоу с миской свинины в кисло-сладком соусе и риса. – А вы немного едите, – заметил Малыш Чжоу. – Успел наесться с американцами, – объяснил Чэнь. – Ах эти банкеты! – Малыш Чжоу рассмеялся. – Что-то вы и выглядите сегодня неважно. – Все в порядке, просто голова побаливает. – Сходите в баню и полежите в горячей воде. Когда пропотеете, завернитесь в толстую простыню, выпейте большую чашку имбирного чая и сразу станете как новенький! – Да, наверное, это полезно – особенно травяной чай. Потом Малыш Чжоу шепотом добавил, подавшись вперед и делая вид, что смахивает крошки со стола: – Вчера вечером я возил секретаря парткома Ли на собрание. В машину ему позвонили. – И что? – Не у многих есть сотовый номер Ли. Вот мне и стало любопытно. И я услышал, что в разговоре пару раз упоминали ваше имя. – В самом деле? – Я как раз ехал по эстакаде номер один. Там движение просто сумасшедшее, и всех подробностей разговора я не уловил. Ли вроде бы сказал… кажется… «да, вы правы товарищ старший инспектор Чэнь очень хорошо работает он прекрасный, преданный молодой кадр». Что-то в таком роде. – Малыш Чжоу, вы, наверное, шутите! – Нет, не шучу. Именно это я и услышал. Кто бы ни позвонил Ли, должно быть, он занимает высокое положение. Ли говорил с ним так почтительно! – А когда мое имя упомянули во второй раз? – Я еще больше насторожился, но не понял точно, о чем они говорили. По-моему, речь зашла о какой-то молодой женщине из Гуанчжоу. В общем, что виноваты не вы, а она. И Ли снова пытался замолвить за вас словечко, а потом согласился со своим собеседником. – Они еще говорили о той женщине? – Вроде бы у нее неприятности – то ли ее арестовали, то ли еще что – за незаконное занятие проституцией. – Ясно. Большое спасибо, Малыш Чжоу, но вам не следовало так рисковать ради меня. – Даже не думайте, товарищ старший инспектор! – Помолчав, Малыш Чжоу добавил: – Я за вас и всегда был на вашей стороне с самого первого дня, как работаю в управлении. И не потому, что вы меня сюда устроили, а потому, что вы делаете нужное дело. Ваш и мой приятель, Лу Иностранец, поклялся, что разобьет мне машину, если я не помогу вам. Вы ведь знаете, каким он иногда бывает! Если я разузнаю что-то еще, то обязательно сообщу вам. Только будьте осторожнее! – Да, спасибо за заботу. – Затем Чэнь возвысил голос: – На самом деле я как раз собираюсь в обеденный перерыв зайти в аптеку, в отдел лекарственных трав. Однако, выйдя из здания управления, Чэнь свернул в переулок и подошел к будке, где размещалась своеобразная «телефонная станция» – такая же, как и в переулке Цинхэ. Оглянувшись, он убедился, что за ним не следят, и зашел в будку. Ему кивнул служитель – инвалид; он закашлялся, приложив ладонь ко рту. Чэнь набрал номер Лу Иностранца. – Ты меня разоришь, товарищ старший инспектор! – пожаловался Лу. – Как это? – Там такая вкусная лапша с жареным угрем! Бульон жирный, наваристый, много ветчины и зеленого лука, но уж очень дорого, – пояснил Лу. – Двенадцать юаней за миску. Я хожу туда каждое утро. – А, ты имеешь в виду ресторан «Четыре моря»! – Чэнь вздохнул с облегчением. – Ну, я за тебя спокоен. Сегодня у тебя полные карманы денег, и ты можешь себе позволить пировать, как настоящий миллионер-хуацяо. – Лапша того стоит, приятель! Кстати, у меня для тебя есть важные сведения. – Что такое? – Старый Охотник, папаша твоего напарника, заметил, что в квартале, где живет У, ездит белая машина. Новенький «лексус», совсем как машина У. Поскольку он временно исполняет обязанности регулировщика уличного движения, старик расположился в районе улицы Хэньшаньлу. У сейчас нет в Шанхае, вот старику и стало интересно, кто ездит на его машине. – Да, за той машиной имеет смысл последить. Передай ему, пусть запишет номер, – сказал Чэнь. – Старик готов на все. Пэйцинь говорит, он просто рвется помочь. Кстати, она сама тоже. Прекрасная жена, – заявил Лу и после паузы добавил: – И вот еще что. Не забудь перезвонить Ван. Она уже несколько раз мне звонила – все волнуется за тебя. Она говорит, ты знаешь, почему она не связывается с тобой лично. – Да, знаю. Я позвоню ей сегодня. Чэнь позвонил Ван, но оказалось, что ее отправили на задание. Он не стал ничего ей передавать. Ему даже стало легче, когда выяснилось, что Ван нет на месте. Что он может ей сказать? Потом он проверил сообщения, пришедшие на его автоответчик. Аппарат зафиксировал только одно – от Оуяна из Гуанчжоу. «Жаль, что не застал тебя сегодня. Как мне недостает наших разговоров о поэзии за утренним чаем! Я только что купил две книги стихов. Одна из них – сборник Ли Шанъиня.
Когда же вместе мы зажжем Светильник на окне твоем, О черной ночи говоря И горном крае под дождем?
Другая книга – тоже стихи, Янь Жуй. Мне особенно понравилось стихотворение, из которого взял образ председатель Мао:
Что уйдет – уйдет, Что останется – останется. Когда горные цветы украсят мне волосы, Не спрашивай, где мой дом».
Очень характерно для Оуяна, который никогда не забывал уснащать свои речи поэтическими цитатами. Чэнь прослушал сообщение во второй раз. Оуян точно хорошо его знал, раз процитировал Ли Шанъиня. Но почему Янь Жуй? Данное стихотворение перепечатывалось в антологиях классической поэзии главным образом потому, что с ним была связана романтическая история. Если верить легенде, поэтесса была красивой куртизанкой, влюбленной в генерала Юэ Чжуна. Политический противник Юэ бросил ее в тюрьму, но она отказалась опорочить любимого и не призналась в их связи. Считается, что стихотворение прославляет несгибаемость духа в пучине несчастий. Неужели таким образом Оуян намекает на Се Жун – дает ему понять, что девушка не бросит на него тень? Если так, Оуян ошибается. Между ним и Се ничего не было. Но сообщение Оуяна подтвердило сведения, полученные от Малыша Чжоу. Се Жун попала в беду – скорее всего, ее арестовали. Не из-за ее работы в так называемом «массажном салоне», а из-за него, старшего инспектора Чэня. Видимо, за нее взялись сотрудники общественной безопасности. Возможно ли, что у Оуяна тоже неприятности? Может быть, и нет. По крайней мере, Оуян все еще на свободе и у него хватает денег на долгий междугородний звонок. Оуян человек хладнокровный и сообразительный – для передачи важных сведений придумал воспользоваться стихами древних поэтов. Хотя его конспирация наводит на невеселые мысли. Видимо, у самого Оуяна тоже положение не из простых. Надо попросить Лу Иностранца позвонить Оуяну от его имени и – также с помощью стихотворной цитаты – намекнуть, чтобы Оуян был поосторожнее. Когда он вернулся на работу, он вспомнил подходящее к случаю четверостишие Ван Чжанлина:
Если дворня и друзья в Лояне Спросят обо мне, Скажи: мое сердце крепче льда, Словно хрустальная ваза оно.
Разобравшись с личными делами, Чэнь занялся работой.
В семь часов старший инспектор Чэнь собрался уходить. У ворот его неожиданно задержал привратник, товарищ Лян: – Погодите минуту, товарищ старший инспектор Чэнь! У меня тут кое-что для вас есть. «Кое-чем» оказался большой конверт экспресс-почты, лежавший на верхней полке. – Пришло два дня назад, – как бы оправдываясь, проговорил Лян, – но я вас не видел. Экспресс-письмо из Пекина! Возможно, в нем решается его судьба. Товарищ Лян должен был сразу же позвонить ему – но не позвонил. Чэнь ежедневно проверял сообщения, оставленные на его рабочем автоответчике. Может, старик, как и все остальные, уже слышал, что Чэнь задел кого-то на самом верху. Зачем утруждать себя, раз старшего инспектора скоро снимут? Он расписался в получении, не сказав старику ни слова. – Товарищ старший инспектор, – проговорил товарищ Лян, понизив голос, – тут одни типы повадились просматривать всю входящую почту. Вот я и решил передать вам письмо лично, из рук в руки. – Ясно, – кивнул Чэнь. – Спасибо. Чэнь не стал вскрывать конверт сразу. Он вернулся, к себе в кабинет и закрыл за собой дверь. Он сразу узнал почерк, которым был написан адрес. Внутри большого конверта лежал еще один, поменьше со штампом «Центральный комитет Коммунистической партии Китая». Адрес был надписан тем же почерком Он вынул письмо.
«Дорогой Чэнь Цао! Рада, что ты обратился ко мне. Получив твое письмо, я сразу пошла к товарищу Вэн Цзецзы, министру общественной безопасности. Он в курсе проводимого тобой расследования. Он говорит, что всецело доверяет тебе, однако некоторые люди, которые занимают высокие посты, – и не только те, кому ты перешел дорогу в Шанхае, – очень озабочены. Вэнь обещал, что сделает все возможное, чтобы уберечь тебя от беды. Вот его подлинные слова: «Пусть не форсирует события до дальнейших указаний. Он может быть уверен в том, что это произойдет очень скоро». По-моему, он прав. Время играет здесь решающую роль. А еще – время летит! Помнишь тот день, когда мы в последний раз виделись в парке Бэйхай – «Северное море»? Белая пагода отражалась в зеленой воде на фоне ясного неба, и брызги попали на твою книгу стихов? Мне кажется, с тех пор прошло сто лет. У меня все по-старому. Занята, вечно занята; повседневная работа в библиотеке отнимает много времени. Сейчас я работаю в отделе внешних сношений; кажется, я уже писала тебе об этом. В июне, возможно, буду сопровождать американскую делегацию в поездке по южным провинциям. Не исключено, что нам с тобой удастся повидаться. Нам домой провели прямую линию – телефон стоит у отца в кабинете. В экстренных случаях можешь звонить. 987-5324. Твоя Лин. P . S . Мне пришлось сказать министру Вэню, что я твоя подружка, потому что он спросил, какие у нас с тобой отношения. Надеюсь, ты не обидишься».
Чэнь сунул письмо обратно в конверт, а конверт положил к себе в кейс. Потом подошел к окну. Улица Фучжоулу была запружена транспортом. Вдалеке горела неоновыми огнями фиолетовая реклама «фольксвагена». В голову вдруг пришло словосочетание «фиолетовый час». Должно быть, попадалось в какой-то книге. Сейчас время, когда люди торопятся с работы домой, когда такси, подрагивая, ждут седоков и город приобретает фантастические, причудливые очертания. Чэнь достал папку с делом Гуань и стал составлять подробный рапорт с учетом последних полученных сведений. Он пытался утвердиться в необходимости сделать следующий шаг. Нет, он не станет подавать рапорт сейчас; он составляет его больше для себя самого. Прошло несколько часов, прежде чем он вышел из управления. Товарищ Лян уже ушел; будка у железных ворот опустела. Посмотрев на часы, Чэнь понял, что на последний автобус он тоже опоздал. В гараже управления еще горел свет, но мысль о том, чтобы ехать домой на казенной машине в то время, как его неофициально отстранили от должности, он отмел, как неподходящую. Лицо приятно холодил ночной ветерок. К его ногам упал лист – в форме сердца. Лист напомнил Чэню об узкой полоске бамбука с предсказанием, которая выпала ему несколько лет назад в храме Сюаньмяо в Сучжоу. Смысл предсказания был загадочным. Ему стало любопытно, но он отказался платить даосу-гадальщику десять юаней за то, чтобы тот все ему истолковал. К чему знать свое будущее? Неизвестно, что будет с расследованием. Неизвестно, что будет с ним. Чэнь понимал одно: ему никогда не удастся отплатить Лин за все то, что она для него сделала. Он попросил ее о помощи. Но не ожидал, что она примет его проблемы так близко к сердцу. Ноги снова как будто сами понесли его на набережную Вайтань. Даже в такой поздний час здесь было много парочек – молодые влюбленные, которые шепчут друг другу на ухо нежные признания. Именно здесь ему в голову пришла мысль написать ей – когда пробили большие часы на здании шанхайской таможни. Они заиграли новую мелодию… Настоящее, даже в то время, когда ты о нем думаешь, уже становится прошлым. Тот день в парке «Северное море»… «Помнишь тот день, когда мы в последний раз виделись в парке Бэйхай – «Северное море»? Белая пагода отражалась в зеленой воде на фоне ясного неба, и брызги попали на твою книгу стихов?» Чэнь прекрасно помнил тот день, хотя всячески старался не думать о прошлом. Парк «Северное море»… Там он впервые встретил Лин возле здания пекинской библиотеки – и там же расстался с ней. Когда они с ней познакомились, он понятия не имел из какой она семьи. В начале лета 1981 года он учился на третьем курсе Пекинского института иностранных языков. Тем летом он остался в Пекине, потому что в Шанхае, в своей комнатке на чердаке, он никак не мог сосредоточиться. Тогда он писал курсовую о Т.С. Элиоте и каждый день ходил заниматься в библиотеке. Здание пекинской библиотеки размещалось в одном из бесчисленных залов Запретного города. После 1949 года «Жэньминь жибао» официально объявила о том, что Запретного города больше нет; теперь обычные люди могут проводить в бывших царских залах целые дни за книгами. Что касается местоположения, то лучшего и желать было нельзя. Библиотека примыкала к парку «Северное море» со знаменитой Белой пагодой. А перейдя Белокаменный мост, читатели попадали в Наньхай – парк «Южное море». Однако для книгохранилища и читальни бывший дворец подходил не слишком. Деревянные окна с решетками, в которые вставили тонированные стекла, почти не пропускали света. Поэтому каждое место в читальном зале было оборудовано настольной лампой. Не было в библиотеке и зала открытого доступа. Читателям приходилось заполнять требования, а библиотекари приносили им книги из хранилища в цокольном этаже. Лин работала в библиотеке – в отделе литературы на иностранных языках. Обычно она с сослуживицами сидела в нише окна-фонаря, отделенной от общего зала длинной извилистой стойкой. Все служащие по очереди шепотом объясняли новым читателям правила пользования библиотекой, выдавали книги, а в перерыве писали отчеты. Именно ей он в то утро передал свой список литературы. Ожидая, пока ему принесут книги, он поневоле всматривался в нее. И почему он раньше не обращал на нее внимания? Симпатичная девушка лет двадцати – двадцати двух; она проворво бегала по залам, несмотря на высокие каблуки. Ее белая блузка простого покроя выглядела довольно дорогой. А еще на шее у нее висел серебряный амулет на красном тонком шнурке. Отчего-то он запомнил все подробности, хотя Лин почти всегда сидела повернувшись к нему спиной и тихо переговаривалась с коллегами или читала. Когда она заговорила с ним, улыбаясь, ее большие глаза были такими ясными что напомнили ему безоблачное осеннее небо над Пекином. Наверное, она тогда тоже его заметила. Его читательские требования являли собой странную смесь: книги по философии, поэзии, психологии, социологии – и детективы. Курсовая шла трудно. Детективы нужны были ему для того, чтобы немного освежиться. Несколько раз она сама предлагала ему книги, в том числе детективы. Она понимала его без слов. Как-то Чэнь заметил, что на читательских требованиях, всунутых между страницами заказанных книг, его имя подчеркнуто. Приятно было проводить дни в библиотеке: заниматься при свете лампы под зеленым абажуром, гулять в древнем дворике, в котором посетителей встречали бронзовые статуи журавлей, думать на ходу, гуляя по веранде, любоваться наклонными свесами черепичных крыш в виде желтых драконов, расписанных белыми облаками… Или просто исподтишка наблюдать за хорошенькой библиотекаршей. Она тоже читала, полностью отрешившись от мира, слегка склонив голову к правому плечу. Время от времени она отрывалась от страницы и задумывалась, глядя на тополь, росший за окном, затем снова погружалась в чтение. Иногда они обменивались любезными словами, а иногда – не менее любезными, благосклонными взглядами. Однажды утром, когда Лин вышла ему навстречу в розовой блузке без рукавов и белой юбке, неся в руках груду заказанных им книг, ему в голову вдруг пришел образ: цветок персика, который вырастает из белого бумажного веера. Он даже начал складывать слова в строфы, но ему помешали несколько шумных подростков-читателей. На следующей неделе случилось так, что его стихи напечатали в известном журнале, и он вместе с обычным читательским требованием вручил ей и экземпляр журнала со своими стихами. Лин смутилась, но тем не менее от души поблагодарила его Чэню показалось, что девушке стихи понравились. Когда он ближе к вечеру возвращал книги, то полушутя рассказал ей о незаконченном стихотворении, навеянном ее образом. Она снова залилась румянцем.
|
|||
|