Благодарности 6 страница

— На помощь! На помощь! Кто-нибудь, помогите!!!

Адам

Я в самой настоящей тюремной камере. Голые бетонные стены, матрац и ведро. На стене темные пятна. Не хочу даже думать о том, откуда они взялись.

Надо убедить их, что это ошибка. Я не опасен и не нарываюсь на скандалы. Меня не нужно держать взаперти. Я никого и пальцем не тронул, пока они не заманили меня в засаду, так какого хрена держать меня здесь? Да, я не слушался их указаний. Я опять вышел из себя, но ведь я всего лишь защищался.

Башка отказывается соображать. Ума не приложу, как выбраться отсюда, как вернуться к Саре. Отсюда должен быть выход. Должен быть.

Я не знаю, сколько времени торчу здесь. Свет не гасили ни на минуту, мне не принесли ни еды, ни воды. Вдруг кто-то поворачивает ключ в замке. Сажусь на матрац, пытаюсь собраться с силами и мыслями.

Входит Савл.

Кивает солдату, охраняющему дверь:

— Я постучу, когда закончу.

Дверь закрывается, и мы остаемся одни.

Он прислоняется к двери.

— Адам, — говорит, — как дела?

— Устал, — отвечаю. В отчаянии, рассержен, напуган. — Какой сегодня день?

— Вторник, — говорит он. Я только хлопаю глазами в ответ. Поняв, что это мне ничего не говорит, он добавляет: — Тринадцатое. Февраля.

Двенадцатое, день, когда застрелили его помощника-мотоциклиста, кажется, было год назад. Число Савла вновь бросается мне в глаза. 1622029. Осталось три дня. Его предсмертная боль настолько невыносима, что меня бросает в жар. Чудовищная, мучительная агония. Я снова чувствую себя беспомощным и задыхаюсь.

— Выпустите меня отсюда, — говорю. — Я хочу вернуться к Саре, к Мии. Зачем вы увели меня от них? Зачем я здесь? Не понимаю.

Он загадочно улыбается:

— Для этого ты и оказался здесь, Адам. Чтобы понять — и помочь нам понять твой дар. Нам нужна твоя помощь. Мне нужна твоя помощь.

Он подходит к матрацу и присаживается рядом со мной. Мне неприятно находиться так близко от него. Начинаю ерзать.

— Я не хочу помогать, если это означает, что я буду выбирать, кого можно оставить подыхать, как собаку, а кого нет, — говорю. — Я так не могу. Это неправильно.

— У тебя очень упрощенное представление о том, что правильно и что неправильно, Адам. Жизнь не черно-белая. Она полна трудных решений. Бывает так, что любой выбор — «неправильный». В этом случае приходится из двух зол выбирать меньшее.

— Нет.

Он качает головой:

— Ты еще так молод. Сколько тебе лет?

— Восемнадцать.

Улыбка исчезает с его лица.

— Я уже и не помню, как это — когда тебе восемнадцать.

Он с шумом выдыхает и смотрит себе под ноги.

— Если бы ты только знал... — говорит он.

Затем поворачивается и смотрит прямо на меня. Его число словно набрасывается на меня со всей силы, и я задыхаюсь. Хочу отвести взгляд, но не могу. Он как будто загипнотизировал меня. Эта боль разразится через считанные дни, и мне страшно. Сердце, кажется, сейчас выпрыгнет из груди. Не хочу, чтобы он был так близко. Не хочу, чтобы он был в этой камере.

Его число мерцает. Мерцает, как число Мии...

И вдруг до меня доходит. Как будто кто-то со всей дури лупит меня по голове кувалдой.

У Савла число другого человека. Без вариантов.

— Ты спросил, хочу ли я знать свое число, — говорит он мягко, наблюдая за выражением моего лица. — Видишь ли, я уже знаю его.

Я молча замираю, не в силах отвести взгляда. Его лицо подергивается; кажется, что поверхность его кожи — самостоятельное живое существо. Его черные глаза прожигают меня, и глубоко на дне их я вижу вспышки безумия.

— Я никогда никому не рассказывал, — говорит он и чуть слышно усмехается. — Только тем, кого убивал. В самую последнюю минуту.

Волосы у меня на загривке встают дыбом. Он собирается убить меня? Он об этом сейчас говорит?

Он кладет руку на мое плечо, наклоняется еще ближе, обдавая кислым запахом. В углу его рта пузырится слюна. Я хочу оттолкнуть его, но не могу пошевелиться. Страх парализовал меня.

— Я долго искал тебя, Адам Доусон.

— Зачем? — задаю я вопрос, хотя и не желаю слышать ответ.

Собственный голос кажется мне еле слышным и безжизненным.

— Хочу, чтобы ты стал моими глазами, — отвечает он.

— Что?

— Я хочу видеть то, что видишь ты. Хочу видеть числа.

— Но я думал... Разве вы не знаете свое число?

— Я действительно вижу их, Адам. Но... — Он скрежещет зубами. — Я вижу их в самую последнюю минуту, самую последнюю секунду. — В его голосе слышится гнев, разочарование, которое он пытается скрыть. — В тот момент, когда число покидает душу владельца, и за секунду до того, как оно входит в мою.

Что?

Медленно и мучительно обдумываю его слова.

Их. Савл не раз отнимал у людей их числа.

Он числокрад. Кошка с девятью жизнями. Или даже больше...

Точно как Мия...

Я еду на мотоцикле. В лицо дует ветер, в нос врывается запах бензина, вибрация двигателя отзывается в руках и ногах.

Савл мчится на мотоцикле мимо меня, за его спиной сидит Сара. Он взмахивает рукой. Раздается треск, я лечу, а дальше — пустота...

Точно как Мия...

То, что я чувствую, не выразить никакими словами. Мне остается лишь сидеть и в изумлении пялиться на него, ощущая, как разжижаются мои внутренности.

Сара

Просыпаюсь вся в поту. Темная комната. Я лежу на тонком матраце. Кто-то кричит.

Действительность изворачивается и ускользает от меня. В каком я кошмаре?

Мне опять четырнадцать? Здесь мой отец? В комнате темно. Замка на двери нет. Я не могу запереться от него. Он сейчас здесь? Или только что ушел? Этот крик не мог принадлежать мне — он не разрешал мне издавать ни звука. Он говорил, что убьет меня, если я открою рот...

Рядом со мной на корточках сидит женщина. Ее рука лежит на моем плече.

Наконец мешанина воспоминаний и кошмаров кристаллизуется в реальность. Химический запах. Я помню этот химический запах. Моя камера.

И Марион. Ее силуэт вырисовывается на фоне прямоугольника света, проникающего внутрь через полуприкрытую дверь. Ее лицо в тени, ее тело нависает надо мной.

— Ты металась и кричала во сне, — говорит она. — Тебе снился сон, верно?

— Выйдите из моей комнаты! — кричу.

— Что тебе снилось, Сара?

— Не знаю. Уходите. Оставьте меня в покое!

Но я знаю. Паника была реальной: мое сердце все еще лихорадочно колотится о ребра. Боль была реальной, место действия было реальным. Я никогда не была там, но мои ноздри до сих пор ощущают сырой запах, а кости ломит от холода.

Мия тоже здесь — она тянется ко мне и гладит по щеке. Слезы застилают мне глаза.

— Мама плачет,— говорит она. — Не плачь, мама.

Но я не могу остановиться. Я знаю, что нас вот-вот разлучат. Это случится очень скоро. Я вижу это — так же, как тогда видела Хаос. Я нарисовала Хаос не думая — он был там, в моей голове. А накануне я нарисовала новый кошмар. И он тоже сбудется.

— Сара, что это было? Что тебе снилось?

Марион все еще здесь.

— Ничего! Я не знаю. Прошу вас, — кричу, — оставьте меня в покое!

— В прошлый раз ты видела Хаос, помнишь, Сара? Увидела дату и нарисовала ее. А что тебе снилось сейчас?

— Ничего. Я уже говорила вам, сны мне больше не снятся.

— Ты только что видела сон. Я наблюдала за тобой.

— Так это ты подглядывала за мной прошлой ночью? Тебя что, заводит, когда ты шпионишь за людьми?

— Я не... Я не знаю, о чем...

— Гадина! Вон отсюда! Какого хрена ты тут торчишь?! Пошла вон! Вон!!!

Я откидываю одеяло и набрасываюсь на нее. Размахиваю руками, пытаясь ударить ее, исцарапать, сделать больно. Наконец она вылетает из комнаты и захлопывает дверь.

Мия снова дрожит от страха и тревоги. Бедняжка, за что ей такие мучения?

Я сижу на кровати рядом с ней, пока она не засыпает снова. Проходит около часа. Я наблюдаю за тем, как поднимается и опускается ее грудка, слушаю ее ровное дыхание. Через некоторое время ее дыхание ускоряется. Ручки и ножки подергиваются, и она что-то бормочет во сне.

Она видит сон.

Адам

— Я не могу вам помочь, Савл. Это неправильно. Называть числа — неправильно.

— Откуда ты взял этот бред?

Замолкаю. Не хочу, чтобы он оскорблял память моей мамы. Если он сделает это, то мне придется поколотить его.

Он неодобрительно щелкает языком и раздраженно качает головой.

— У тебя в голове каша, — говорит он. — Я же тебе уже сказал, жизнь не черно-белая. Сейчас я действую вслепую, и мне нужны точные знания. Ты можешь спасать людей, Адам.

— Спасать их?

— Спасать их от меня.

Пытаюсь понять его слова. Он говорит о спасении людей с неправильными числами, людей, которые скоро умрут — по крайней мере слишком скоро для него. Он хочет числа, обещающие долгую жизнь.

— Мне просто нужно находить нужные числа... в нужное время, — продолжает он. Кажется, он говорит сам с собой. — Если бы только я видел числа. Если бы я мог научиться, если бы я мог справиться с этим. Если бы я мог постичь это...

— Я не могу вас научить, — говорю. — Это врожденное. Я сам не знаю, как это происходит.

— Это верно, — говорит он, — научить меня ты не можешь. Но вот отдать мне свое число — запросто. Отдашь его мне, — он делает паузу, — если я хорошо попрошу?

Он плотоядно улыбается мне, точно лисица, которая смотрит на кролика:

— Я отдам тебе свое, а ты мне свое. — Смеется. — Да, это мне нравится. Честный обмен.

Ясен пень, если я не помогу ему, он поможет себе сам. Он убьет меня. Через два дня, когда наступит его число, он возьмет мое и будет надеяться, что мое умение видеть числа перейдет к нему.

— Отвяжитесь, Савл, — говорю.

От страха слова прилипают к стенкам горла. Я подпрыгиваю и отбегаю к противоположной стене, опираясь о нее ладонями и опуская голову между руками.

Савл тоже встает. Он подходит ко мне. Слишком близко.

— Если не ты, Адам, то кто? — спокойно говорит он мне на ухо. — У кого еще есть такой же дар, как у тебя? У кого есть твой дар? Может быть, у твоей дочери?

С этими словами он отходит к двери и стучит по ней, давая охране знак, чтобы его выпустили.

Я остаюсь один, но слова Савла продолжают на разные лады звучать у меня в голове. Мысли раздирают мозг и заполняют собой пространство камеры. Им становится тесно.

Его число преследует меня. Закрою глаза, открою глаза — оно никуда не исчезает. Не могу избавиться от него.

Он убивал не раз, чтобы остаться в живых.

Он угрожает убить меня.

Он угрожает убить Мию.

Теперь я понимаю, какое чудовище этот Савл. Но есть и кое-что еще. Число Мии тоже мерцает. Число бабули. Неужели Мия такая же, как Савл? Неужели моя дочь убийца?

Сижу на матраце и прячу лицо в руках. Моя девочка. Моя маленькая девочка. Вспоминаю ее лицо в тот раз, когда я впервые показал ей птичье гнездо, внутри которого лежала кучка голубоватых яиц.

Как она удивилась! Как восхищалась моей находкой! Она не может быть убийцей, ведь так?!

Дверь снова открывается, но я даже не поднимаю глаз. Если это Савл, то нам больше не о чем говорить. Я не могу дать ему ответ, ну, в общем, тот, который он хочет получить. Но это не Савл. Это солдат, несет поднос с едой. Каждый раз еду приносит другой рядовой. Он дает мне поднос, и я ставлю его на кровать — суп, крекеры и чашка воды. Парень по-прежнему стоит рядом, как будто ждет чаевых.

Наконец я смотрю на него. На вид ему столько же лег, сколько и мне. Обычный тощий парень с усиками. Нервничает, щеки красные. Определенно ждет чего-то. Неужели правда чаевых?

Откашлявшись, он многозначительно кивает в сторону подноса. Смотрю вниз. Из-под суповой тарелки что-то выглядывает.

Солдат поворачивается спиной.

Это листок бумаги. Достаю его и разворачиваю. На одной стороне рисунок, изображающий кладбище. Странно. Переворачиваю листок и вижу, что там что-то написано. Пять слов: «Возвращайся ко мне. Доверяй Адриану». И два поцелуя.

Почерк Сары.

— Вы — Адриан? — спрашиваю.

Он кивает.

— Скажите ей...

Я начинаю говорить, но он прикладывает палец к губам. Ш-ш. Конечно, нас могут подслушивать. А он молодец. Разбирается, что к чему.

Протягивает мне огрызок карандаша.

Я могу послать ответ.

Никогда не был мастак читать и писать. Я честно пробовал, но всякий раз безуспешно. Сейчас все иначе: чувствую, что мог бы написать книгу. Мне нужно столько всего ей сказать. Я хочу, чтобы она знала, что я люблю ее. Я хочу, чтобы она знала, что я вернусь к ней, чего бы это ни стоило. Я должен предупредить ее о Савле, но я знаю, что она и так ненавидит его.

Возможно, я должен предупредить ее о Мии...

Беру карандаш. Солдат демонстративно закрывает глаза. Он хочет сказать мне, что не будет читать мой ответ. Снова поворачивается спиной.

Кончик карандаша подрагивает над листком бумаги. Что написать? Правда ли этот тип не будет читать мое сообщение? Что помешает ему развернуть листок, как только он выйдет за дверь? Я на его месте так бы и поступил. Почему Сара решила довериться ему?

Я увидел его число, когда он вошел. Проживет еще долгие годы. Выживет. Но он не похож на человека, который должен выжить. Есть в нем какая-то слабость. Слабость души и тела. Что-то не сходится. Не думаю, что стоит полагаться на его помощь.

Пишу ответ. Получается полная хрень: «Не доверяй никому. Я вернусь. XX».

Сворачиваю листок.

— Спасибо, — говорю, и солдат оборачивается, берет письмо и кладет его в карман. Я киваю ему, и он уходит.

Я снова остаюсь наедине со своими мыслями. Числа Савла и Мии мерцают у меня перед глазами.

Сара

Свет по-прежнему горит. Слышу, как в двери поворачивается ключ. С тех пор как мне приснился тот сон, я так и не могу заснуть. А теперь еще и Марион возвращается.

— Пошла вон, корова! — кричу. — Не лезь!

Мия начинает просыпаться. Дверь открывается, но на этот раз на пороге стоят люди в белых халатах.

Все, дождались. Теперь деваться некуда. Они пришли за нами.

Кто-то хватает Мию и поднимает ее. В полусне она начинает визжать и брыкаться. Я не могу ей помочь. Меня стаскивают с кровати и заламывают левую руку за спину.

— Уберите руки! Отвалите!!!

Меня волокут к двери. Мию уже унесли. Я вижу, как она вырывается, слышу, как она кричит во весь голос.

— Что вы делаете? Что вам надо?

Мию заносят в одну комнату, меня заталкивают в другую.

В комнате огромное окно. Через него я вижу Мию. Ее кладут на кровать. Она мечется, но что она может поделать со взрослыми людьми? Они опутывают ремнями ее руки и ноги. Глазам не верю. Это возмутительно.

— А ну прекратите! Оставьте мою дочь в покое! Оставьте ее в покое!

Кто-то дает мне пощечину, и я в шоке замолкаю.

Теперь они обматывают ее проводами. Сволочи! Что, черт возьми, они делают? Она ведь совсем малышка!

Ко мне подходит мужчина. На нем тоже белый халат. Лицо у него как будто расплющенное.

— Сара, — говорит, — пожалуйста, выслушайте меня.

— Кто вы такой, мать вашу?!

— Я доктор Ньюсам. Я руковожу обследованием Мии. Нам нужно провести замеры кое-каких параметров.

— Какое обследование? Какие замеры? Вы не врачи, а душегубы!!!

— Мы проводим научную оценку ее выдающихся способностей. Кто-то должен быть там рядом с нею. Пойдете?

— Да, да, конечно. Пусть этот идиот отпустит мою руку, я иду.

— Хорошо. Отпустите ее.

Вхожу в комнату. Мию уже успели опутать проводами, датчиками и присосками с ног до головы.

— Боже мой, Мия! — подлетаю к ней.

— Ма-а-а-ма-а-а!!!

— Все в порядке, солнышко, все в порядке.

В комнате установлено множество мониторов, миллион табло, пультов и прочей аппаратуры. Техники под руководством доктора Ньюсама настраивают их и готовят к работе.

Он склоняется над Мией.

— Посмотри мне в глаза, Мия, — говорит. — Что ты видишь? Не волнуйся. Можешь ничего не говорить, просто посмотри.

Мия отворачивается от него.

— Имел место краткий зрительный контакт. Зафиксировали? — спрашивает Ньюсам своих ассистентов.

— Да, есть, — отвечает один из них.

— Вы не могли бы аккуратно повернуть ее? — просит Ньюсам. — Так, чтобы она смотрела на вас?

Я делаю, как он просит, лишь бы он больше не прикасался к ней. Как только наши взгляды встречаются, все ее личико сморщивается. Она отчаянно пытается схватить меня за руку.

— Есть сигнал?

— Да, хороший и четкий.

— Что ж, базовые параметры настроены, — говорит он. — Мы готовы.

Техники выходят за дверь.

— Что происходит?

Ньюсам поворачивается ко мне:

— На время этой части процедуры мы должны оставить вас. Будьте рядом с Мией, успокаивайте ее.

— Что за испытания вы проводите? Вы будете использовать рентген? Поэтому уходите? Мне, наверное, нельзя оставаться здесь. Ребенок...

— Все будет хорошо, — перебивает он и закрывает за собой дверь.

Я слышу, как дверной засов закрывается снаружи.

С этой стороны большой прямоугольник, в который я смотрела из другой комнаты, как в окно, выглядит как зеркало. Я вижу лишь эту мрачную комнату, где заперты мы с Мией. Я знаю, что они все смотрят на нас. Чувствую себя то ли экспонатом в музее, то ли животным в зоопарке. Я знаю, что они видят меня, знаю, что они слышат меня.

— Здесь очень жарко, — говорю я, обращаясь к зеркалу. — Вы не могли бы выключить отопление или включить вентиляцию?

— Да, разумеется, — громыхает откуда-то голос Ньюсама. Поднимаю глаза и вижу над зеркалом громкоговоритель. — Сейчас все уладим.

Мия поскуливает, пытаясь высвободиться из ремней.

— Постарайся полежать неподвижно. Минутка, и все, — говорю. Затем снова поворачиваюсь к зеркалу. — Становится еще жарче.

— Ничего страшного, не волнуйтесь. Возникла неполадка в системе отопления. Ее уже устраняют.

— У вас там тоже жарко?

— Да, да, вся система барахлит.

— Нам нечем дышать. Вы не могли бы открыть дверь?

И с меня, и с Мии льется пот. У нее влажный лобик, покрасневшие щечки. Из одежды на ней только футболка и штанишки.

— Мия сильно вспотела, — говорю. — Надо снять с нее футболку. Мне придется отсоединить эти штуки, которые вы прилепили к ее голове.

— Сара, не трогайте датчики. Слышите? Не трогайте их. Мы снимаем ключевые показатели, которые помогут нам провести анализ.

— Какой анализ? Какие показатели? Вы мне так ничего и не объяснили. Что вы делаете?

— Позже объясню. Пока просто побудьте с Мией.

— Высокая температура — это часть вашего обследования?

— Нет, просто возникли проблемы в системе центрального отопления, как я уже сказал. Но нам необходимо продолжить обследование. Пожалуйста, посидите с Мией.

Я сажусь на кровать, но не потому, что он велел. Ноги вдруг становятся ватными. С меня льется пот, мне трудно дышать. Мии тоже очень плохо: она мотает головой и отчаянно стонет. На лице проступают красные пятна, как тогда. Это может плохо кончиться.

— Какая здесь температура? — спрашиваю.

— Тридцать градусов.

— Тридцать! Слишком жарко. Откройте дверь!!!

— За дверью та же самая температура.

— Я вам не верю!

Мия бьется, как рыба в сетях. Касаюсь ее лица. Прямо горит. Оглядываюсь вокруг в поисках воды, хоть чего-нибудь, чтобы унять ее жар. Безрезультатно.

— Вы не могли бы принести нам воды? — В моем голосе звучит тревога. Я знаю, что должна сохранять спокойствие ради Мии, но не могу. Внутри как будто сработала сигнализация и отчаянно воют сирены. — Доктор Ньюсам, воды!!!

— Потерпите, осталось совсем чуть-чуть.

— Нет! — кричу. — Сейчас же!

Я дышу очень часто. Грудь поднимается и опускается быстрее и быстрее, но я изо всех сил стараюсь не терять сознания.

— Не нервничайте, Сара.

Смотрю на мониторы около кровати. По экранам бегут какие-то линии, мелькают таблицы, схемы, числа. Я замечаю, что на нескольких экранах виден один и тот же показатель. 35 градусов. А теперь 36 градусов. Они что, решили изжарить нас здесь заживо?!

Мия плачет. Не так, как обычно, в полный голос и от души, когда упала или поранилась, а тоненько и жалобно. Щеки из ярко-розовых превратились в пятнистые — красные пятна на бледной, почти алебастровой коже. Только что она билась и вырывалась, сходила с ума от страха и волнения, а теперь разом затихла. Взгляд остекленел. Ей все хуже и хуже.

— Боже мой! Доктор, помогите нам, пожалуйста. Мия перегрелась. Пожалуйста, помогите. Ей нельзя перегреваться.

Начинаю отцеплять застежки на ремнях. Надо было заняться этим в первую очередь и не тратить времени на пустые мольбы. Сама виновата.

— Не трогайте ремни, Сара. Мы сейчас придем, а пока держите ее на кровати. Постарайтесь не волноваться!

— Я забираю ее отсюда!

Одну ручку я освободила, но со второй застежкой потным пальцам никак не справиться. Духота высосала из меня все силы. Не могу.

— Не двигайтесь! Мы уже идем!

Бросаю взгляд на мониторы — 41 градус.

Комната вокруг меня вращается. Сейчас упаду. Валюсь на матрац рядом с Мией. Малыш извивается внутри меня, бьется о стенку живота, о ребра. Рот наполняется слюной. Меня вот-вот стошнит.

Повернув голову, сплевываю на пол. Ничего не вижу. Комната потемнела. Левой рукой обнимаю Мию. Я не вижу ее, но чувствую, что она рядом, слышу ее голос.

— Ма-а-а-ма-а-а!!!

Этот тонкий пронзительный звук, больше похожий на сигнал тревоги, возвращает меня в сознание. Открываю глаза, и окружающие предметы вновь обретают контуры. Поднимаю голову и вижу, как ее глаза закатываются, а тело, дернувшись, вдруг делается жестким.

— Боже мой! Боже мой! Помогите! На помощь! Пожалуйста, помогите!

Она бьется в конвульсиях, ручки и ножки натягивают ремни, голова дергается.

Я едва могу дышать. Пытаюсь удержать ее.

— Мия! Мия! Мия!

Она дергается с новой силой. Это ужасно, но мне ее не удержать. Остается лишь смотреть и пытаться не допустить, чтобы она навредила самой себе. Внезапно все ее тело застывает. Бтазки все еще открыты, но мне видны одни лишь белки. Я беру ее лицо в свои руки.

— Мия! Мия!!! Ты меня слышишь? Мия! Мия!!! — Такое чувство, что ее душа покинула тело. — Боже мой, нет!!! Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста. — Хлопаю ее по щекам. Она стонет, опускает глаза, и на мгновение наши взгляды встречаются. Я знаю, она видит меня. — Мия, не оставляй меня. Твое время не пришло. Мия, останься со мной. Останься со мной.

Личико белее простыни. Пятна прошли, и на кровати, слишком большой для нее, лежит бледная, тоненькая, как спичка, девочка. Глазки закрываются, ручки и ножки обмякают.

Отворяется дверь, и в комнату врывается поток холодного воздуха.

Ньюсам и еще куча народу влетают внутрь.

— Отойдите, пожалуйста.

Они отталкивают меня, и я отступаю пошатываясь. В моем теле не осталось ни капли силы. Ударяюсь спиной о стену и сползаю на пол.

Я не знаю, жива еще моя дочь или уже мертва.

Адам

Савл вернулся, и не один. С ним несколько вооруженных мужиков. Меня будут бить? Он хочет убить меня? Они заводят мне руки за спину, надевают наручники и выталкивают за дверь.

— Хочешь ты или нет, но тебе придется мне помочь. Без тебя никак, — говорит Савл, протискивается мимо нас и устремляется по коридору.

Конвоиры тычут меня в спину, толкают, тащат. Поверх старых синяков и ушибов появляются новые.

В таком положении сопротивляться и драться бессмысленно.

— Хватит, — говорю. — Я иду, все нормально. Они как будто не слышат. Похоже, им приятно унижать беззащитного человека.

Мы теряем из виду Савла, но вскоре догоняем его. Поворачиваем за угол и видим, что в этой части коридора тьма народу, мечутся взад-вперед, точно безголовые курицы. Почти все они то входят, то выходят из одной и той же комнаты, к которой приближаемся и мы.

Сначала я никак не возьму в толк, что происходит. Похоже, люди толпятся вокруг кровати, причем их так много, что я не вижу, кто на ней лежит.

Савл кричит на Ньюсама:

— Что, черт возьми, вы тут устроили?

— Я делал свою работу, Савл. Девочка изменила свое число, и мы пытались воссоздать аналогичные температурные условия, чтобы проанализировать то, как это произошло.

Девочка. Мия.

Они знают, что она изменила свое число. Откуда? Откуда они могли узнать об этом? Тут я вспоминаю солдата, что принес мне сообщение от Сары. Он не дал мне договорить, прижал палец к губам. Блиииин... Они могли подслушивать. Да что там могли, они на самом деле подслушивали — они слышали наш с Сарой разговор. А иначе откуда еще они могли узнать?

Что они сделали?

— Я не давал на это согласия! — рявкает Савл.

— Ваше согласие мне ни к чему, Савл. Я — старший научный сотрудник. Я решаю, какие исследования проводить. Это мой проект. Вы всего лишь отвечаете за безопасность.

Они стоят друг против друга, разъяренные, точно два бойцовых петуха.

— Я отвечаю за весь объект! — кричит Савл Ньюсаму в лицо. — Отвечаю за все, или вы забыли?

— Что вы знаете о науке? — насмешливо спрашивает Ньюсам. — Что вы знаете о числах? Что вы вообще здесь делаете? — Его подбородки трясутся.

Беглый взгляд Савла в мою сторону. Понял, не дурак.

«Ньюсам не знает о том, что он ворует числа».

Открываю рот — я готов орать во всю глотку, если это поможет мне выбраться отсюда, — а затем думаю об угрозах Савла. И вспоминаю. Он уже убивал.

«Если не меня, тогда кого?»

Закрываю рот. Я беспомощен. Никому не могу сказать. Да и потом, мне все равно не поверят. Мое слово против его. Что это изменит?

— Что вы выяснили о девочке, Ньюсам? — говорит Савл. — Что показало исследование? Ее число действительно изменилось? Или вы так ничего и не поняли, потому что убили ее своими высоконаучными пытками?

«Убили ее?»

Пытаюсь высвободиться, подобраться к кровати, выворачиваясь и извиваясь. Вдруг слышу, как кто-то грохается на пол. Сара. Окликаю ее, и она поднимает голову. Ее лицо покраснело и лоснится от пота, глаза потускнели, но цвет их по-прежнему пронзительно-синий, и число у нее то же самое. 2572075. Даже посреди всего этого безумия ее число успокаивает меня. Так или иначе, у нас есть будущее, счастливое и мирное, полное любви. В это трудно поверить, но ее число не лжет.

И я не допущу, чтобы это число изменилось. Нельзя, чтобы Савл был рядом с ней, иначе может произойти непоправимое. И все-таки, что они сделали с Мией?

— Сара, что с тобой? Что тут случилось?

Она качает головой, не в состоянии произнести ни слова.

Савл хватает меня за руку и уводит от нее, проталкиваясь сквозь толпу. Некоторые люди возмущаются, когда их отпихивают в сторону. Савл не замечает их. Наконец я вижу Мию. Ее руки и ноги привязаны к кровати. Она бледная, тельце безвольно и неподвижно. Глаза закрыты.

— Ублюдки! Что вы с ней сделали?!

— Посмотри ей в глаза, Адам. Скажи мне, что ты видишь.

Ее грудь поднимается и опускается. Дыхание неглубокое, отрывистое. Она дышит. Она жива.

— Отвалите, Савл. Я ничего не скажу, пока вы не развяжете нас обоих.

— Развязать, — командует он.

Наконец конвоиры снимают с меня наручники. Наконец я снова могу шевелить руками. Наклоняюсь, помогаю отвязать от Мии ремни и провода. Она медленно поднимает веки.

Ее глаза налиты кровью, но число в них все то же. 2022054. Число Мии. Число бабули. Оно не изменилось.

Как только ее освобождают от ремней, я поднимаю ее и несу к Саре. Сажусь на корточки рядом с ней.

— Она не... Мия, как ты?

— Ма-ма-а-а...

Кладу Мию Саре на руки.

— Итак? — раздается голос Савла.

Он стоит и нетерпеливо смотрит на нас сверху вниз.

Закрываю глаза на несколько секунд, затем пристально смотрю на него:

— Что «итак»?

— Ее число изменилось?

— Не скажу.

Его тяжелый башмак елозит по полу — явно жаждет пнуть меня. Пусть только попробует.

— Черт возьми, оставьте нас в покое, Савл. Мы хотим побыть одни. Дайте нам немного времени.

— Времени, — повторяет он, постукивая башмаком. — А время-то у нас на исходе...

Его голос звучит сдавленно. Поднимаю голову. Его число вновь ошпаривает меня кипятком. 1622029. Да, для Савла время действительно на исходе.

— Не хочешь — не надо. Я все равно узнаю, — говорит он. — Дай сюда девчонку.

— О чем это он? — Сара изо всех сил прижимает к себе Мию, ожидая моего ответа.

Я-то знаю, о чем он говорит.

«Я действительно вижу их, Адам. Но в самую последнюю минуту, самую последнюю секунду. В тот момент, когда они покидают свою душу, и за секунду до того, как они входят в мою».

Он унесет ее из этой комнаты и возьмет ее число, ведь только так он сможет узнать его. Он рискнет, понадеявшись, что оно окажется лучше, чем его собственное, — что ее дар окажется более могущественным, чем его, — и будет прав. Они обменяются числами.

— Нет! — кричу.

— Нет? — хладнокровно переспрашивает он.

— Не нужно. Оно не изменилось. Ее число то же самое. Они не обменялись.

⇐ Предыдущая 2 3 4 5 678 9 10 11 Следующая ⇒