|
|||
БЫТЬ ДОБРУ! 3 страницаТак колдунья внушала всем людям добро, Вид добра создавая, прикрывшись от зла. Пеленой на поступки легло полотно, От деяний туманных, видна только мгла. И никто не пытался судить в том её, Продолжая ходить за советами к ней. Ведь в дурманном тумане все видят добро. Им не видно всю сущность злодейских затей. Старик тоже в тумане себя потерял. Каждый день ведь колдунья поила его, Подливая в питьё ему тот же отвар. Чтоб без памяти жил, также он у неё. Всё, что надо, старик в один миг исполнял. Только стоит колдунье об этом сказать, Ведь одну лишь её только он признавал. На других людей было ему наплевать, Он не знал никого, для него все равны. Он на лица людей никогда не смотрел. Ведь ему они были совсем не нужны, Своё, сделав он дело, в каморке сидел. Люди тоже боялись к нему подходить, Заводить разговор не хотел с ним никто. Все боялись, что мог их старик укусить. Этот страх наводил на них ужас давно. Знали все от колдуньи, что болен старик. От укуса заразу он мог передать, Он проказой своей мог других заразить, От чего могли память они потерять, Потому избегали общения с ним, Словно злую собаку, боясь без конца. В них вселял старик страх, одним видом своим. Завораживал дух им, а также сердца.
Глава 15
Любой рождённый в жизни матерью ребенок, Как только появляется на свет. Кричит и плачет, это счастье всем знакомо, И этих слёз счастливей в мире просто нет. Ещё не мало, его горьких слёз прольётся, И став взрослее и мудрее, он поймёт. Что счастье в жизни очень дорого даётся, Лишь зная ценность жизни, счастье он найдёт. Так пролетает его детство, юность, старость, А он живёт, черпая в этой жизни всё. И вроде бы, осталось ещё малость, Но только вечно жить ему не суждено, Мир вечен, люди в нём пока не вечны. И надо подводить ему итог, А мысли станут просто бесконечны. О том, что сделал в жизни он, а что не смог. Так он умрёт, как смерти час его настанет, Душа уйдёт его, на суд, на небеса. Лишь только тело на земле его оставят И похоронят, горько плача и скорбя. Так будет в жизни нашей продолжаться Любой из нас всегда рождается в слезах. Но только стоит с грешной жизнью нам расстаться, И слёзы будут у родных бежать в глазах. Так хоронили люди дочку всей деревней, Скорбили, молча гробик с досок сколотив, В душе у всех в деревне было сожаленье. Ведь страшной смерти этой знали все мотив. Но, что поделать, так судьба от зла сложилась, В рассвете сил, беда её не обошла. У них в семье вражда от злобы получилась, Тому виной наживы жажда лишь была И в этой страсти зло их души поглотило, Грех покорил сердца обоих их, с лихвой. Наживы цель всегда их головы кружила, Им, не давая обрести в семье покой. Шли люди, молча, слёзы капали от скорби У всех людей, кто провожали дочку в путь. В гробу несли в последний путь её мужчины, У похорон одна и таже вечно суть. От горя траур на лице был у соседки, Она рыдала, душу жгла её беда, Она лежала, не вставала, будто в клетке. Ведь проводить она дочурку не могла. Она привстать, была не в силах, от порезов Тех, что ей дочка накануне нанесла. Её здоровье ухудшалось постоянно, Ей паралич был обеспечен навсегда. Лишь только слёзы её лились бесконечно, От горя сердце разрывалося в груди. Всё от того, что так ужасно и беспечно, Осталась тень от счастья где‑то позади. Вот гроб в могилу аккуратно опустили, В могилу кинули по горсточке земли, Потом лопатами до холмика зарыли, Воткнули крест, и попрощавшись с ней, ушли. Накрыли стол, едой устроили поминки. Земля ей пухом, говорили за столом. Бежали также на глазах у них слезинки, Печаль от горя, охватила всех кругом. Соседка видела, как люди горевали. И с этим боль её сильней была ещё. С рожденья самого, дочурку люди знали. Всё детство, юность, а теперь и смерть её. Конечно, каждый о своем в деревне думал. Все понимали изначально, что судьба Могла сложиться по‑другому у них в доме. Когда б старухи не желали они зла, Стараясь б жили, дочь её жива осталась. Пусть худо, бедно, но ведь жили, не тужа, Теперь им жить с одной бедою получалось, Здоровья нет, ребёнок дочки сирота, Ещё малец совсем, ходить он только начал. Зовёт всё маму, ну, а мамы рядом нет. Такую жизнь, видать, Господь ему назначил, Познать в судьбе разлуку в самых малых лет.
Глава 16
Волки жадно клыками всех рвали свиней, Ни одной, не давая, возможность уйти. Жажда крови для них ещё стала сильней, Уж никак не могли себя свиньи спасти. Брызги крови летели, стоял только визг, Ужас страха в глазах пролетал у свиней. Всех мгновеньем одним этот ужас настиг, На последних секундочках жизни своей. Для забот и волнений остался лишь миг, Стали жертвой они и добычей одной. И безмолвный, последний, прощальный их крик Обрывался, когда кровь лилась их рекой. На куски рвали всех, разрывая на доли. Стадо диких свиней в этой схватке легла, Жизнь прошла их мгновенно, постигло всех горе. Только смерть поглощала их жизнь Бытия. Все мечты и надежды их кончились крахом, Превратились в безмолвный, безжизненный прах. Даже вера в себя, тоже сделалась прахом, Прахом стала тревога, поглотившая страх. И когда в этой схватке утихли все визги, Волки свежее мясо в них видели лишь. Они стаей, свиней поедали и грызли, Наслаждаясь добычей. Стояла лишь тишь. Утоляя свой голод, волчата резвились. Вдоволь мяса для пищи лежало вокруг, А для взрослых волков цели вмиг изменились, Охранять стали волки с добычей весь луг. Только старый вожак цель свою не оставил, Он не мог, просто так, об отаре забыть. Его внутренний голос догнать их заставил, Хоть одну из овец он решил утащить. В тот момент волком правила волчья доля Он хотел, как вожак, лишь одно доказать, Что решимость и цель волка – твердая воля. И ничто не могло волчью волю сломать. Но отара давно вся пропала из вида, По следам волк бежал, настигая её. А в душе у него затаилась обида От того, что ушли так они далеко. Ночью в небе луна путь ему освещала, Ветер запах овец до него доносил. Обонянье его, цель сильней ощущала, И, забравшись на холм, на луну он завыл. Пастух видел, селенье его приближалось, И поэтому вой никого не пугал. Всей отаре в загон забежать оставалось. Он отару быстрее к селенью погнал. Все собаки селенья учуяли волка, Рвали цепи, и с лаем кидались все в бой. Только видно совсем было мало в том толка. На цепи только борзый их дух был такой, Потому ни одна из собак, что сорвалась, Не продолжила дальше настрой свой борзой. Возле будки своей, просто лаять осталась, В темному, из которой ей слышался вой. Пастух, быстро ворота во двор открывая, Стал овец, не считая, в загон загонять. Хоть на вид и была в этом сущность простая, Но нельзя было медлить и время терять. Волк бежал, приближаясь к отаре все ближе, Видел, как забегали все овцы во двор. Понимая о том, что теперь надо тише, Незаметно, подкрасься к отаре в упор. Но пастух вдруг заметил, как волк тихо крался, Понял, что он один, и не станет наглеть. В этот миг волчий взгляд с его взглядом совпался, И они друг на друга лишь стали смотреть. Волк оскалил оскал, его вид был суровый, А глаза его волчьи твердили одно, Что сражаться до смерти он вечно готовый, И, что в схватке ничто не пугает его. Пастух взглядом своим, останавливал волка. Давал волку понять, страхом он не сломлён. Он в руках своих посох держал наготове, Волк его не пугал, дух его был силён. Овцы в давке от страха в загон забегали, Лишь мешая друг другу быстрей забежать. Молодые ягнята под них попадали, Овцы взрослые, их начинали топтать. И от давки, ягнёнок один оттеснился, Повредил, видно ногу, упал и лежал. Он уже, словно с жизнью своею простился. А быть, может от давки он просто устал. Волк приметил себе в том ягнёночке – жертву, И в прыжках, быстрым темпом к нему подбежал. Пасть открыл, и хотел прикусить его шею, Но пастух это сделать ему помешал. Преградил ему путь, посох свой поднимая, И с размаха удар сильный волку нанёс. Сразу волк отскочил, лишь одно понимая, Что пастух перед ним, словно вкопанный врос. Стали биться они, ярость схватки вскипала, Но никто не сдавался и бой продолжал. Кровь у них у обоих по телу бежала, И поэтому бой еще яростней стал. Смерть стояла вблизи, наблюдая как будто, Кто из них вдох последний свой выдохнет в нём. Но конец схватки просто закончился круто, Стрелы вдруг прилетели, пылая огнём. И вонзались, они в землю, тьму освещая, Загорелась трава, пламя было кругом. Это люди, с селенья из лука стреляя, Пастуху шли на помощь, сразиться с волком. Пастух посох зажёг, и огнём жарил волка. Волк не мог против пламя огня устоять, Биться против огня было просто без толка, Оставалось ему с места битвы бежать.
Глава 17
Когда на деревню ночь мраком ложится, И звёзды сияя, горят в вышине, Девице одной в той деревне не спится, Недобрые сны ей лишь снятся во сне. Душа не могла её с мыслью смериться, Ей девичье сердце твердило одно, Настала пора ей с колдуньей сразиться, Мечта эта в ней ведь жила уж давно. Ей правду давно всем хотелось поведать, О всех злодеяньях её рассказать. Но надо ей все изначально разведать, Чтоб было, что людям потом доказать. И день из‑за дня, она правду искала На зло, чтоб её глаза людям открыть. А ночь вдруг сама, будто ей подсказала, Что ночью ей проще за ней проследить. Ей стало понятно, колдунья хитрила, Готовя отвар свой почти каждый день. Она его тщательно ночью варила, И с этим возиться ей было не лень. Варив свое зелье, она бормотала, Смеялась, мешая отвар в котелке. И как‑то в сердцах прям со злостью сказала, Что всех от дурмана ждёт смерть вдалеке. «Основы отвара мне хватит на зиму, Запасами я хорошо припаслась. К весне соберу денег много в корзину,» – И смехом сильнее еще залилась. Девица смекнула, что сила колдуньи И все врачеванье – один блеф сплошной. Она не владела наукой ведуньи, А зелье затмило всем разум больной. Ведь люди больные свой разум теряя, С поклоном к ней шли, соглашаясь со всем. Для них ведь колдунья была, как святая, И пили отвар все её без проблем. Наверно, отвар имел свойства дурмана, Который больным боль всегда притуплял. А все остальное лишь доля обмана, Больной же, конечно, об этом не знал. Сплошной был театр в леченье колдуньи, Иллюзия только и тайна одна. Больной от болезни был в полном безумье, А, выпив отвар, уходил в бездну сна. Когда просыпался, боль вся уходила, И этим колдунья над ним верх брала. Ему одну смуту свою говорила, Как заговор порчи она провела. Теперь закреплять лишь леченье осталось, Отвар регулярно с едой принимать. Во всём остальном лишь ему предвещалось, Что зелье он должен всегда покупать. Но сроки леченья она не давала, Больной понимал то, что выход один. Ведь зелье колдунья всегда продавала, А зельем её был больной одержим. К нему привыкал, и зависимость эта Ему постоянно твердила одно, Что он без отвара, а также совета, Не сможет прогнать боль свою всё равно. И утром с почётом к ней шли все больные, Чтоб дозу лекарства свою прикупить. Ей деньги несли, очень сильно большие, И так день за днём продолжали все жить.
Глава 18
Человека судьба, словно – жизнь в поле с боем, Где страданьям тогда лишь наступит конец, Когда там мы друг друга на поле зароем, С этой правдой живём мы, несём свой венец. В нашей жизни встречается много обмана, Много правды встречается, зла и добра. Пуская правда, как ложь, не бывает гуманна, Но ведь жизнь человеку для счастья дана. А в судьбе мы стремимся всё сделать иначе, Жажда к власти, к богатству нас губит всегда. И чем дальше, тем больше становится ярче, Правда, в том, что судьба неизбежна тогда. Забывая о ценностях, в ложь окунаясь, Нас ничто не смущает в погоне за власть. А поступки в делах своих, злом измеряясь, Не хотим замечать мы, преследуя страсть. Так мы все обретаем одну только алчность, Но, а жадность в нас губит моменты добра. Мы во власти богатства, забыв про реальность, Лишь теряем любовь всей души в путах зла. Тот, кто знает об этом, себя не теряет, Он не тратит впустую минуты свои. И судьба ему, словно сама помогает, Дарит счастье с добром, чашей полной любви. Пастух жил точно так, не терял ни минуты, На пустые дела, было жаль ему сил. Не влекли его алчности тяжкие путы, Он без страсти к богатству, по совести жил. Был богат он душой, сердцем добрым и чистым. Люди сильно за это любили его. Он для всех и всегда был в душе бескорыстным, Бог давал ему счастье за это одно. И когда после схватки, волк битву оставил Пастух силы свои почти все потерял. Но ягнёнка обнял он, теряя сознанье, И от ран с ним без чувств, обнимая, упал. Люди те, что на помощь к нему прибежали, Пастуха приподняли, но он лишь молчал. Он дышал, но сознание, раны забрали, В бою много он крови своей потерял. Они взяли на руки его аккуратно, Поспешили к селенью, как можно быстрей. Было видно всё им, и без слов всё понятно. Смерть пила его кровь, забирая жизнь с ней. Билось сердце в груди, пульса ритм уменьшался, Тело душу его не держало уже. А ягнёнок хромая, за ним следом мчался, Он помочь ему тоже хотел, как и все. Один волк лишь за всем, с далека наблюдая, Видел то, что он в схватке почти победил. И надежду продолжить, её не теряя, Он безудержно громко, со страстью, завыл. Звал на помощь он стаю свою завывая, Знал, один он не справится в схватке уже. Но селенец рукой лук на вой направляя, Титеву натянул, метя взор на стреле. Вдалеке очертания волка он видел, И стрела с лука вырвалась к цели своей. В шею волка она острой болью вонзилась, Вой затих, волк упал, его стало видней. Тишину свист нарушил, тьму вновь разрезая, К цели мчалась стрела, волк увидел её. Остриём шкуру волчью в груди разрывая, В сердце впилась она и сразила его. Луна небо от мрака в ночи освещала, Посылая на землю сиянье своё. Небо звёздное звёздами ярко сверкало, В поле к волку слеталось, кружась, вороньё. Он лежал, в луже крови своей утопая, Жизнь закончилась, смерть поглотила его. А виной всему волчья судьба его злая, Жить не смог по – другому бы волк, всё равно. Пастух тоже лежал без сознания в доме, Люди раны его омывали водой. Он не чувствовал боль, потому что был в коме, Но дышал, сердце билося в нём, был он живой. У двери в дом ягнёнок стоял, наблюдая, Будто ждал, когда выйдет пастух из дверей. Словно верой своей от беды укрывая, Сильно верил он в то, что добро зла сильней. Так закончилась схватка за жизнь в поле с боем, Где судьба – неизбежностью просто была. Волчья власть прекратилась и смылась вся кровью, Не оставив совсем от себя и следа.
Глава 19
Сентябрь прошёл, а за ним и октябрь, Ноябрь стал осень к зиме приближать. Дождей стало меньше и каждое утро, Холодными дни начинали стоять. Вода подмерзала, ледок был на лужах. Так каждую ночь приближалась зима. А днём, когда солнце чуть – чуть согревало Немножко ещё всем давалось тепла. И так день за днём изменялась погода, Снежок временами с небес выпадал. Ложился на землю, и тут – же под солнцем Он таял, и лужи одни оставлял. Старуха сидела, смотрела в окошко. К ней словно здоровье вернулось опять. Она с каждым днём поправлялась немножко, Сидеть уж могла и с кровати вставать. Вернулась к ней речь, сила к жизни вернулась, С ней Бог рядом был, веру в счастье давал. В заботу людскую душа окунулась, Добром и теплом каждый ей помогал! Ей люди, в начале, ходить помогали. Ведь ноги её, слабы были совсем. Водили руками, под плечи держали, И так каждый день раз по – восемь, по – семь. Старуха, как будто бы снова родилась.
Смеялась в ответ, людям всем говоря:
«Я в детство, как будто, своё возвратилась, Болезнь, в том свою только часто виня». Все люди её понимали и в этом С ней были согласны, но знали на вид, О том, что усилия все ненапрасны, И зря она глупость одну говорит. Со временем эта старуха внимала Всю пользу разминок и помощь людей. По дому ходить без поддержки уж стала Себя, занимая работой своей. Старуха решила – одной будет скучно Без мужа ей зимние дни коротать. А раз у соседки беда приключилась, То надо бы ей в той беде помогать. Она попросила людей, чтоб соседке В избу перебраться ей помогли. Втроём веселее будет им и спокойней, В судьбе их нелёгкой добро обрести. К тому же ребёнок был мал и нуждался В заботе и ласке, оставшись один. Почти сиротой с малых лет он остался, Соседкой ведь был, он совсем не любим. Так стала соседка жить в доме старухи. Малец тоже с ними стал жить, не тужить. Старуха возилась с ним целые сутки, В заботе пришлось о болезни забыть. Ей радость малец приносил регулярно, Старуха была от него без ума. Соседка смотрела на это печально, Лишь завистью в ней наполнялась душа. Конечно, она понимала, что зависть Совсем не уместна, и ранит сильней В груди от обиды лишь сердце сжималось, От участи той, что пришлось так жить ей. Старуха соседкину боль понимала. В глазах её видела то, что она Печалью жила, и всегда горевала, И этим себе только сердце рвала. Она говорить с ней пыталась об этом, Давая понять, что она не одна. Всегда помогала ей добрым советом, И рядом всегда с ней душою была. Малец хоть и маленький был, тоже видел, Как бабушка плачет в кровати порой. Он рядом сидел с ней, жалел её, гладил, Смотрел на неё и дарил ей покой. Так жили они, помогая друг другу, В избе детский смех появился у них! Старуха лечила соседку, подругу, Тепло и уют грел зимой души их.
Глава 20
Как часто мы время по жизни теряем, – Увлёкшись, игрою туманных страстей. Судьбу только этим свою мы меняем, С грехами поступков по жизни своей. Ведь цели своей мы всегда добиваясь, – Порой забываем о благе идей. С проблемою выбора часто встречаясь, Мы делаем то, что для цели важней. Хоть выбор от этого станет печальным И знать будем мы, что есть в выборе грех. Нам будет казаться всё это банальным, Стремление к цели возьмёт в этом верх! Мы будем глаза закрывать на деянья, В которых мы делаем зло для других. Пусть даже от зла мы увидим страданья, – Мы в гонке за целью забудем про них. В конечном итоге придя к своей цели, Поймём мы одно, обернувшись назад. Что мы потеряла всё то, что хотели, А цель привела по дороге нас в Ад. Мы адских мучений почувствуем силу Ещё не закончив свой жизненный путь. И в мыслях блуждая, предвидя могилу, Хотеть будем время обратно вернуть. Так время колдунья теряла в деяньях, Преследуя в судьбах влияния цель. Людей уверяя в своих предсказаньях, Внушала им алчности злой канитель. Могуществом страха над ними владея, Она без труда управляла судьбой. Любого, кто шёл, к ней болезнью болея, Судьбу его, рок предвещал сам собой. Девица… узнав то, чем манит колдунья Людей, стала правдой о ней просветлять. – В том, что она алчная, жадная лгунья, Девица пыталась им всем рассказать. «Она вас дурманит отваром, лишь только Снимает он боль, затмевая – ум Ваш. А вы в полоумье своём и бездумье, Свой разум теряете, чувствуя блажь. И верите ей потому, безусловно, Ведь боль вы не чувствуйте, выпив его, Поэтому пьёте его вы повторно, И так вы живёте под властью её.» Но люди не слышали словно девицу, В ответ с нею спорили каждые дни. Они в ней увидели, будто шутницу, И только смеялись над нею они. Бессмысленно было их как‑то уверить, Хоть чтоб не пыталась она говорить. Никак не могла она смуту развеять, Ведь люди уж все привыкли в ней жить. Колдунья узнала, про то, – что девица Людей подбивала, пойти к ней спросить. О том, что она в свой отвар добавляет, Как будто не может колдунья лечить. Ей люди с насмешкой об этом сказали, Когда посещали её в ходе дня. Ведь все у колдуньи отвар покупали, А кто‑то просил, его в долг приходя. Ей кланялись все, умоляли колдунью, Просили её, их простить и понять. Болезнь сильно болью мешала здоровью, Отвар в долг на время просили им дать. Поэтому много ей был, кто обязан, Она пол деревни держала в долгах. И этим должник был к ней каждый привязан, Им всем приходилось валяться в ногах. Колдунья, конечно, узнав про девицу, Решила, что надо её наказать. Её, обвинив, будто как клеветницу, Просила людей на неё повлиять. И люди со временем все обозлились, Девицу угрозами стали стращать. От этого слёзы её только лились, Её без конца стали все осуждать. В том, что она очень ещё молодая, И стыдно должно на людей клеветать. Ведь ты от болезней и горя не знаешь, Других поучаешь, как с ней поступать. Её заставляли пойти извиниться, Прощенья просить у ведуньи святой, Иначе в деревне не сможет ужиться – Она после выходки этой плохой. Девица увидела, как отвернулись Все те, даже кто её очень любил. Последствия против неё обернулись, А ночью ей кто‑то все окна побил. Ей горя от правды познать пришлось только, Видать, правда людям была не нужна. Но это её не пугало нисколько, И с правдой своей она в церковь пошла.
Глава 21
Зима охватила деревню всю снегом, – Укрыла всё снежным своим полотном. Морозом на окнах она рисовала, Повесив сосульки на крышах кругом. Бывало, резвилась пурга, завывая, Так ветер, бушуя, со снегом играл. Дворы, и дома снегом он заметая, Сугробы везде от игры оставлял. Морозное утро давало всем свежесть, Всех солнце на небе чуть грело теплом. Декабрь дарил людям так свою прелесть – И так каждый день, из‑за дня, день за днём. Всё это давало детишкам лишь радость, Они веселились в сугробах гурьбой – Играли в снежки, меж собою сражаясь, В друг друга, кидая снежками рукой. Старуха с мальцом возле дома возилась, С ним вместе сугроб расчищали они, Тропинка под снегом в пурге ночной скрылась, Малец помогал ей лопатой грести. Смеялся, руками держась за лопату, Из всех своих сил то сгребал, то толкал. Работа мальца только лишь забавляла, Старухе он этим совсем не мешал, Пусть сила его была мало заметна, Но главное в том – что он рядом с ней был. И помощь мальца становилась приметна, Он радость старухе в работе дарил. Так двор весь, отчистив от снега старуха, Довольна была, хоть не прост был ей труд. Мороз наполнял душу свежестью духа, Когда они вместе с мальцом шли на пруд. Набрали воды в вёдра чистой, холодной, В избу принесли, вновь сходили во двор. С паленицы дров, что посуше набрали, Малец всей работе, давал свой задор. Вернулись в избу они, печь растопили, Огонь, разжигая дрова, грел избу. Обед потом вместе усердно варили, Малец лишь приветствовал всю кутерьму. Был очень внимателен он, помогая, Веселье он видел во всём и восторг. Всё это старуха всегда замечая, Хвалила мальца, от него видя толк. Потом за столом после трудной работы Обедали вместе они, как всегда. С утра на них много свалилось заботы, Пурга в том ночная виною была. Соседка всё также лежала в постели, Её покормили – в нужде помогли. Зимой стены теплые дома их грели, И так день за днём проживали они. Вот так без вражды, без грехов, без пороков, Без зависти зла и без алчности лжи, Без всяких скандалов и всяких упрёков, С добром бесконечным сердечной души! Такая жизнь радость одну лишь приносит, Ведь каждый день счастьем согрет и добром. Душа об одном только сердце лишь просит, Чтоб вечно любовь в нём горела огнём! Невзгоды от горя проходят, так легче, Пусть в них и встречается трудность одна. В них больше труда составляет, дар речи, – Которую слышно с бедой сквозь года… Прислушавшись к ней можно в том убедиться, Беда вся исходит от нас же самих. Ведь кто‑то над счастьем другого глумится, А он всё в сомнениях грезит своих… Хотя было б, в чём и над чем сомневаться, А также глумиться над счастьем других. Пускай даже временно будет казаться, Что это один только выход для них. Ничто не исправит – беду или горе… Пока все с добром не научатся жить! Прольётся ещё не одно в слёзах море, Пока зло добром смогут все заменить!
Глава 22
Человек, у которого совесть чиста, Взгляд открыт его – чистой и светлой душой! Он приветлив, уверен в себе он всегда – Он радушен и дарит душевный покой. Дорог качеством этим своим он другим, Хоть и нет у него за душой и гроша. Он богатством взамен платит людям одним. Тем добром, что даёт его сердцу душа. В том нельзя не заметить его доброту, Трудно даже ему злом ответно платить, Результат приведёт весь итог к одному. Тяжело дальше станет по‑прежнему жить, Потому‑что добром платят лишь за добро, Так устроен простой человеческий быт. Но бывает и так, за добро платят злом, И пример этот также в быту не забыт. Всё зависит от совести в мире людском – У кого‑то она без сомнений чиста. Но, а кто‑то её запятнал злым пятном‑ Такова суть истории есть неспроста! Только мало кто выводы делает в ней, На ошибках не учится разум людской! Продолжая жить также по жизни своей, В тех ошибках, в которых жил кто‑то другой. Люди жили в селении честно, с добром! Повелось так у них уж давно с давних лет. Они знали и видели счастье в одном –
|
|||
|