Королева Громбеларда 4 страница

Шутки не слишком ему удавались.

Девушка без тени улыбки подошла к кровати, села и прикусила губу, пристально вглядываясь в лицо офицера. Гольд только теперь заметил, что похищенная уже довольно давно выглядит исключительно спокойной, подавленной и молчаливой.

— Я хочу вернуться в Дартан, — вздохнув, проговорила она.

К столь явно выраженному требованию он оказался не готов.

— Не знаю, ваше благородие, — продолжала она, — доставит ли тебе удовольствие, если я признаюсь, что ты излечил меня от иллюзий. Нет, не от иллюзий. Ты излечил меня, ваше благородие, от глупости. Наверное, мне следовало бы тебя за это возненавидеть, но… похоже, я предпочла бы тебя поблагодарить.

Так она с ним еще ни разу не говорила.

— Не знаю, к чему мне следует взывать, — продолжала она. — К солдатской чести? К мужской гордости? Или, может быть, к благосклонности, ибо мне кажется, господин, что ты ко мне благосклонен, хотя и стараешься этого не показывать… Я хочу вернуться в Дартан. Я не в обиде на тебя ни за то, что ты меня похитил, ни за то, что ты меня обманул. Я очень многому научилась… но теперь я просто хочу вернуться домой.

— Я привез тебя сюда не затем, чтобы… — хрипло начал он и откашлялся. — Я привез тебя не затем, чтобы теперь отвезти обратно. Начнем сначала? Ну тогда повторю то, что уже столько раз говорил: возле границы Дурного края есть небольшой форпост Громбелардского легиона, где нас будет ждать твой брат…

— Ладно, — прервала она его. — Я верю, что все так, как ты говоришь, ваше благородие. Но я хочу вернуться домой.

Он беспомощно развел руками.

— Что мне сделать, чтобы ты наконец мне поверила? Байлей…

— Я верю! — снова перебила она его, на этот раз более резко. — Байлей нисколько меня не волнует, вернее, волнует постольку-поскольку. Это мой брат. Взрослый брат, глупый брат, нелояльный брат. С этим человеком трудно выдержать даже час, он не дартанец и не армектанец… неизвестно кто и неизвестно что. Он всегда таким был, а Илара окончательно его изменила. Я говорила, что так будет! Я предупреждала его, чтобы он не связывался с этой армектанской… Он никогда меня не слушал, может, он меня и любил, но всегда считал праздной и глупой. Теперь он получил то, чего заслуживал. Хочешь меня к нему отвезти? Прекрасно! Я сделаю все, что в моих силах, чтобы укрепить его в убеждении, что он поступает правильно, что он должен ехать в этот Дурной край. Я дам ему такой совет хотя бы только для того, чтобы отомстить тебе. Он все равно поступит по-своему, ибо никогда еще никого не послушался и уж наверняка не станет слушать меня. А теперь, ваше благородие, позволь мне вернуться в Дартан.

— Твой брат и в самом деле…

Она перебила его в третий раз:

— Да, мой брат и в самом деле меня нисколько не волнует. Меня волнуешь ты, сотник Громбелардской гвардии. Берегись, чтобы у меня не нашлось повода тебе отомстить! Отправь меня домой, и я забуду обо всем, что случилось. Или тащи меня дальше, но не поворачивайся спиной и не спи, ибо я тебя убью при первой же возможности. И за это у меня даже волос с головы не упадет, поскольку для каждого суда, да и вообще для каждого жителя империи, ты всего лишь грязный похититель!

Гольд почувствовал, как его охватывает ярость. Однако тут же он отчетливо осознал, что она приперла его к стене. Собственно… что он мог ей ответить?

Он прошелся по комнате взад и вперед. Один короткий разговор — и стала ясна истинная сущность его предприятия. Это было безумие, глупость. Под его началом было тридцать человек, с которыми он мог отправиться на помощь Байлею. Лейна же была лишь бесполезным грузом.

— Ты никуда не поедешь, — сказал он.

— Почему? — сухо спросила она.

Он посмотрел на нее и неожиданно отвернулся к двери, чувствуя, что еще немного, и он расскажет ей обо всем… О странной прихоти судьбы, повелевшей ему ехать в Роллайну, хотя он был убежден, что он едет напрасно, лишь затем, чтобы сказать себе, что он сделал все, что мог. О прихоти судьбы, благодаря которой он встретил там женщину, совершенно непохожую на его умершую жену, с совершенно другими жестами, другими глазами, другим лицом и другой улыбкой… О нет, та, измученная лихорадкой и исхудавшая, уже вообще не улыбалась, а на жесты у нее не оставалось сил… Но все дело было именно в том, что эта полная жизни, молодая пышноволосая дартанская красавица вопреки всему напоминала ему девушку, с которой он познакомился двадцать лет назад. Он уже думал, что молодых, полных жизни женщин просто не существует.

— Ты никуда не поедешь, — не оборачиваясь, повторил Гольд. Он уже хотел выйти, но задержался в дверях, собираясь что-то добавить…

Она не шутила. Та же самая судьба, по прихоти которой он до сих пор делал одни лишь глупости, теперь подарила ему жизнь или, по крайней мере, уберегла от серьезной раны. Повернувшись, он увидел дартанку в то мгновение, когда она намеревалась нанести ему удар в спину. Он инстинктивно схватил ее за руку, державшую нож; некоторое время они боролись, пока он не вырвал у нее оружие и не оттолкнул девушку так, что она с криком отлетела к стене. Ошеломленный, он замахнулся на нее, и тогда, в отчаянии и ярости, она плюнула ему в лицо.

Он опустил руку и медленно вытер слюну.

— Ты перестаралась, — пробормотал он. — Надо бы прислать сюда кого-нибудь, чтобы поучил тебя уму-разуму…

— Защити меня, господин, — со слезами на глазах проговорила она. — Защити, прошу…

Сотник обернулся к двери. Там стоял один из его десятников.

— Иди отсюда, сынок.

— Я принес вьюки, сотник, — сказал солдат. — И случайно увидел, как мой командир угрожает ножом женщине. Ходят слухи, ваше благородие, что тебя похитили? — спросил он через плечо офицера.

— Ты лезешь не в свое дело, Рбаль, — сказал Гольд, усилием воли сохраняя спокойствие.

— Не в первый раз. И не в последний.

Лейна, не скрывая текущих по лицу слез, лихорадочно размышляла, что означает этот странный разговор. Она не слишком разбиралась в армейских порядках, однако понимала, что обмен фразами, свидетелем которому она стала, имеет мало общего с военным уставом. Рбаль — она слышала это имя от солдат Гольда. Десятника же она с легкостью узнала — несомненно, самый младший член отряда, мальчишка, почти ребенок… Почему он позволял себе столь многое по отношению к строгому, не знающему шуток командиру? Это обязательно следовало выяснить.

— Возвращайся на службу, Рбаль, — приказал сотник.

— Я и так на службе, — язвительно ответил солдат. — Ты только что приказал мне, господин, принести сюда вьюки и оказать всяческую помощь ее благородию. Тебе требуется какая-нибудь помощь, госпожа?

— Да, да! — поспешно ответила Лейна, вытирая ладонью слезы. — Да, останься, господин, мне очень нужна помощь… — лихорадочно заговорила она.

— Никакая помощь не потребуется, — решительно заявил Гольд.

— Я буду кричать, — угрожающе, но снова со слезами, предупредила она. — Я буду орать так, что меня услышат даже в Дартане. Ну, гвардеец? Ударь меня, свяжи и заткни кляпом рот!

Гольд направил на нее палец, собирался было что-то сказать, но неожиданно лишь пожал плечами и шагнул к двери. Протянув руку, он отдал нож десятнику.

— Не знаю, у кого она его украла, но не поворачивайся к ней спиной. А если станет орать — начинай орать вместе с ней.

С этими словами он вышел.

Она убила бы Гольда не колеблясь, если бы только могла. Однако сама она сделать это была не в состоянии, и потому ей нужен был Рбаль. Нет, она вовсе не собиралась склонять его к убийству из-за угла — подобное было просто невозможно, или, может быть, возможно, но не в таких условиях. Будь у нее достаточно времени — кто знает?.. Но времени у нее не было, и потому она хотела бежать, воспользовавшись помощью молодого десятника.

Сперва она с ним просто забавлялась, не имея иных развлечений. С громбелардскими легионерами невозможно было разговаривать — в ее глазах они были лишь бандой разбойников в мундирах. Заместитель Гольда, подсотник К. П. Даганадан, походил на медведя, с такими же манерами и столь же неразговорчивый — об остальном и говорить не стоило. Вот только Рбаль… Десятник был родом из семьи с солдатскими традициями и, по общему мнению, считался хорошим легионером; похоже, он уже успел совершить не один достойный похвалы поступок. Но ему было всего восемнадцать, и под ее взглядом он краснел, словно девица. Что ж, может, он и впрямь был отменным рубакой и прекрасным командиром, но во всем остальном выглядел воплощением полнейшей наивности. Она не знала, что об этом думать… Похоже, он влюбился в нее без ума!

Лейна, рожденная, воспитанная и живущая в лишенной каких-либо моральных устоев Роллайне, с трудом могла поверить, что такие вообще существуют. Пламенные порывы юношеской любви она считала поэтическим мифом; армектанские и дартанские песни полны были подобных рыцарских, патетических и возвышенных повествований о любви с первого взгляда. Но неужели такое могло случиться на самом деле?

Постепенно она убеждалась — да, могло. Этот парень никогда прежде не видел такой женщины… И никогда прежде такая женщина не проявляла к нему интереса.

Она размышляла обо всем этом, путешествуя верхом через громбелардские горы. Монотонная поступь коня утомляла ее; когда непрестанный дождь усилился, она поправила на плечах промокшую накидку. Не в силах привыкнуть к местной погоде, она постоянно мерзла. Не помогали плащи, капюшоны — дождь проникал повсюду. Оглядываясь вокруг, она видела, что солдаты вообще не обращают на дождь никакого внимания — как будто он для них вообще не существовал; они не видели его и не ощущали. Не видели они и ее тяжелых от влаги волос, постоянной дрожи и стучащих зубов.

Они ехали через все более дикие края. Дорога была не более чем узкой полоской густой грязи, в которую лошади проваливались по колено. Из услышанных разговоров она поняла, что скоро они съедут с тракта, а еще чуть погодя оставят коней и пойдут пешком. Это пугало ее больше всего. Пешком… А вокруг горы. Горы. Горы, горы…

Если бежать — то сейчас же.

Ее начала бить дрожь — было очень холодно. В то же мгновение кто-то подал ей плащ. Сухой…

— Возьми, госпожа… — несмело проговорил молодой десятник.

Она поблагодарила грустной улыбкой, сбросила накидку и закуталась в подаренный плащ.

— Далеко еще? — спросила она.

— До чего, госпожа?

— Ну… до того места, куда мы едем.

Парень смутился, словно это он был во всем виноват — в том, что ее увезли из дома, и в том, что идет дождь. Она вдруг поняла, что десятник ее боится; это уже не был тот юный смельчак, который дерзко возражал командиру! Как может такое быть, чтобы в одном теле обитали два столь разных существа?

— Вскоре мы свернем с тракта, а потом через горы, — почти извиняющимся тоном сказал он.

Она поняла, что он не хочет говорить прямо, сколь долгий путь им еще предстоит, и застонала.

— Я этого не выдержу, — тихо, упавшим голосом сказала она. — Как тут можно жить? Здесь есть какие-нибудь людские поселения?

— Здесь? Нет… В лучшем случае какие-нибудь логова разбойников.

— Их уже здесь можно встретить? — Она перепугалась не на шутку.

Рбаль понял, что сморозил глупость.

— Нечасто, — сказал он, но врать ему все же не хотелось. — Это Узкие горы, сюда иногда забредают небольшие банды. Собственно, с Узких гор начинается настоящий Громбелард. Но мы не поедем по хорошо известному тракту в Рикс, Бадор и Громб, но спустимся до самого подножия Тяжелых гор и пойдем вдоль их южных склонов, а потом, когда они преградят нам путь, — через них, до самого Дурного края. Там уже редко можно встретить разбойников.

— Я думала, что больше всего разбойников именно в Тяжелых горах, — вымученно сказала Лейна.

— Это правда. Но только в окрестностях Бадора, Громба и Рахгара.

— Ведь Громб — это ваша столица.

Сперва Рбаль не понял — возможно, потому, что кинен был лишь скелетом армектанского языка, он облегчал общение на самые простые темы, но для более сложных разговоров не слишком годился.

— Да, столица Громбеларда, — кивнул он.

— Но ты говоришь, господин, что там разбойники?

— В окрестностях Громба, на территории округа, но в самом Громбе — нет… Хотя говорят разное. — Он неожиданно нахмурился.

Она снова подумала о том, что оказалась в диком краю, у стен столицы которого орудовали банды грабителей и убийц, а обеспечивавший порядок солдат признавался, что и на улицах порой бывает опасно.

— Где я? — прошептала она.

— Ты что-то спросила, госпожа?

— Я боюсь, — сказала она громче.

— Чего, госпожа? Разбойников? Зря я об этом говорил… — Он смутился. — Ты среди солдат, ваше благородие, тебе ничто не угрожает.

— Знаю. Но все равно боюсь. Ты меня наверняка за это презираешь, но я не такая отважная, как ваши девушки…

Он онемел от изумления.

— Я тебя презираю, госпожа? Я?

— Даже если не ты, господин, то другие…

— Кто, скажи, ваше благородие? Кто из них?

— Лейна, — застенчиво поправила она. — Так меня зовут… Я не хочу, чтобы ты называл меня «ваше благородие».

Она протянула руку и, наклонившись в седле, коснулась его колена.

— Лейна, Рбаль. Хорошо? Пожалуйста.

— Я не могу, госпожа…

— Пожалуйста… У меня здесь больше никого нет, кроме тебя, Рбаль…

Парень замер, чувствуя мягкое прикосновение изящных пальцев. Он сглотнул слюну. Их глаза на мгновение встретились. Ее ладонь все еще гладила жесткую и мокрую от дождя ткань, обтягивавшую его бедро.

Он посмотрел на нее и увидел, что глаза девушки снова увлажнились. Он сделал движение, словно хотел схватить ее за руку и поцеловать, но в последний момент сдержался и лишь кивнул, покраснев.

Лейна за свою жизнь повидала немало мужчин, но столь далеко зашедшая, почти девичья стыдливость была ей незнакома. Честно говоря, ей приходилось прилагать немалые усилия, чтобы играть свою роль. Она бы предпочла, если бы на месте Рбаля был какой-нибудь покоритель женских сердец из Роллайны; за свою жизнь ей приходилось водить за нос десятки таких. Но никуда не денешься, ей придется использовать в своих целях мальчишку, который без раздумий и колебаний считал каждую слезинку в ее глазах знаком отчаяния, каждую гримасу на лице — проявлением страха, а нахмуренные брови — боли. По мере того как ее лицо приобретало все более плаксивое выражение, она каждый раз вздрагивала при мысли о том, что может перегнуть палку или же легионер неожиданно выпрямится, улыбнется и скажет: «Слово даю, малышка, что я развлекся на славу».

Ничего такого, однако, не случилось. И дартанка постепенно начала верить, что ей и вправду попал в руки алмаз, из которого она сумеет сделать орудие, способное рассечь даже столь закаленное железо, из которого был выкован Гольд.

Местность стала более пересеченной, темп марша замедлился. Рядом ехать уже не получалось, коням приходилось идти один за другим. Солдаты спереди и сзади затянули какую-то грустную песню. Лейна, которой ничего больше не оставалось, слушала непонятные громбелардские слова. Она вынуждена была признать, что горловой язык этого края звучал намного красивее, когда слова сопровождались мелодией.

Байлей протер заспанные глаза и сел на постели, устроенной прямо на полу. Он посмотрел в окно. Был уже день.

Какое-то время он пытался привести мысли в порядок; когда он проснулся, ему показалось, будто все его воспоминания — это лишь сон…

Но нет.

Он с удивлением заметил, что в пещере пусто. Хозяин и Охотница наверняка уже встали. Почему они его не разбудили?

Он еще немного полежал, потом встал, подтянул пояс и надел рубашку. Сунув ноги в сапоги, протянул руку к мечу. Похоже, он все-таки полюбил это оружие.

Гольд не верил, что дартанец может иметь хоть какое-то представление о мече. «А, турниры!» — сочувственно говорил он. Байлей уверял его, что брал уроки у человека, который считался мастером своего дела (он деликатно не упоминал при бедном сотнике о том, что вполне мог позволить себе привезти этого мастера из Армекта и что мог бы купить себе тысячу таких учителей). Когда дело дошло до проверки в деле, Гольд был искренне изумлен и обрадован. «Во имя всех Полос Шерни, ты и вправду не можешь ничему от меня научиться! — откровенно сказал он. — У меня во всем гарнизоне лишь два человека владеют мечом лучше меня, но я сомневаюсь, что они могли бы дать тебе какие-нибудь ценные советы… Однако не потеряй своих способностей. Каждое утро посвящай немного времени упражнениям с оружием, пусть даже твоим противником будет лишь воздух. И не будь чересчур уверен в собственных силах. Одно дело — размахивать мечом, а совсем другое — рубить им человека». Эти слова запали глубоко в душу дартанца. Он не был уверен в собственных силах и упражнялся ежедневно. Особенно если учесть, что год назад то же самое советовал ему армектанский учитель.

Тряхнув головой, Байлей вытащил клинок из ножен. Лезвие ярко блестело. Он положил ножны на стол, возле снятых вчера доспехов, и вышел на двор. Зажмурившись от яркого дневного света, мгновение спустя он заметил девушку и хотел отступить назад, но было уже поздно.

Она как раз выходила из ручья. Приветственно махнув рукой, она направилась в его сторону. По мере того как она приближалась, он все отчетливее видел густые, стянутые широкой полосой кожи волосы, мокрые от холодной воды плечи, маленькие, смешно торчащие в стороны груди, сильные бедра и неправильной формы черное пятно внизу живота. Пружинистые мышцы играли под загорелой кожей; при их виде он даже вздрогнул. Пожалуй, немногие мужчины могли похвастаться подобной мускулатурой.

Она остановилась, выжимая волосы и насмешливо глядя на него. Он отвернулся и пробормотал какие-то извинения, чувствуя себя неловко и глупо.

— Что за мужчина, который боится вида голой женщины? — усмехнулась девушка. — Уже столько лет бегаю по этому краю и все время забываю, что тут следует купаться в куртке и юбке. Я тебе нравлюсь, дартанский рыцарь?

Она приподнялась на цыпочки, подняла руки и повернулась кругом, демонстрируя себя со всех сторон. Он невольно бросил взгляд на ее округлый, тугой, как у лошади, зад.

— Ты нанял проводницу, так что тебе стоит внимательно рассмотреть то, что ты нанял. Нравится тебе проводница? А по горам водить я тоже умею.

— Каренира!

Она быстро обернулась. Подошедший Старик укоризненно покачал головой.

— Не думал, что ты настолько глупа, — сердито сказал он. — Глупа. И пустоголова.

Кровь ударила ей в лицо.

— Чего ты от меня хочешь?..

Он не моргая смотрел на нее. Внезапно она потупила взор.

— Прости, отец. И ты тоже, дартанец.

Она быстро прошла мимо Байлея и скрылась в дверях.

— Не сердись на нее, — негромко сказал Старик. — Она вовсе не глупа. Но действительно, в голове у нее пусто.

— Ничего ведь не случилось… — пробормотал Байлей. — Она… довольно красива.

— Ты ведь уже сыт по горло всяческими армектанскими чудачествами.

— Она армектанка?

Старик сделал едва заметный жест, который, видимо, должен был означать «А ты как думаешь?». Ибо армектанское происхождение невысокой, черноволосой и смуглой Охотницы было и в самом деле прямо-таки на ней написано.

— Но не будем об этом, — сказал Старик. — Это ее дело, если захочет — сама расскажет о себе больше.

Он сменил тему.

— Меч?

Байлей удивленно посмотрел на оружие, которое держал в руке, потом слегка улыбнулся.

— Да, господин, я знаю, о чем ты думаешь… Похоже, я полюбил его. Но несмотря на это, я не собираюсь ходить с оружием в своем собственном городе, в собственном доме. Сейчас — другое дело. Мой друг наказал мне, чтобы в горах оружие всегда было у меня под рукой.

— Он дал тебе очень хороший совет. Кто этот твой друг, кто-то из местных?

— Офицер Громбелардской гвардии. — Байлей оперся о стену. — Прости, ваше благородие, но я хочу удостовериться, не слишком ли я вчера устал… Мы отправляемся вместе? Все трое?

Старик рассмеялся.

— Именно потому вы проиграли войну, — слегка язвительно сказал он. — Вовсе не из-за того, что вам не хватило отваги.

— Войну?

— Войну с Армектом. Вы проиграли ее, поскольку ни один дартанец чистой крови не в состоянии был встать и просто выйти из дома. У вас всегда находятся какие-то дела, которые нужно сделать, прежде чем можно будет наконец отправиться в путь. Дартанские рыцари целыми месяцами собирались на войну с Армектом, хотя король призывал их немедленно встать в строй. Король, впрочем, тоже никуда не отправился.

— Король был стар, очень стар, — возразил Байлей. — Он был мудр и отважен, но, к сожалению, немощен. Рыцари отправились на битву под предводительством его сына — который не был даже тенью своего отца.

Старик не скрывал своего удивления.

— Кто ты, ваше благородие? Откуда столь обширные знания? В то время, когда никто не помнит самых важных исторических событий! Самых важных! Дартанец, знающий историю, — непостижимо!

— Это легко объяснить, — ответил Байлей. — Мои предки много веков назад сыграли весьма значительную роль в войне, о которой мы говорим. Я не знаю истории, знаю лишь деяния своего Дома.

— И родом ты, ваше благородие, из Дома…

Молодой человек вдруг понял, что хозяин горной пещеры до сих пор даже не знает его имени, не говоря уже о родовых инициалах.

— Прости меня, ваше благородие, — серьезно сказал он. — Меня зовут А. Б. Д. Байлей.

— Девин! — воскликнул Старик. — Мальчик мой! До сих пор я не верил в случайности и стечение обстоятельств, в прихоть судьбы! И вот — посреди Тяжелых гор ко мне является потомок А. Б. Девина! Ведь я не ошибся?

— Действительно, именно инициал его имени был добавлен к двум другим.

— Но, ваше высочество, ты же родом из одного из самых старых и знаменитых дартанских Домов?

— Не называй меня «высочеством», господин. Никто в Дартане уже не пользуется княжескими титулами — кроме хозяина Буковой Пустоши, чудака и оригинала. Впрочем, титулы эти дешево стоят, если учесть, что каждый второй рыцарь сразу же становился князем.

— Каждый второй рыцарь, но это не относится к твоим предкам, господин, ибо речь сейчас идет об истинных заслугах. Поговорим? — с необычным оживлением предложил Старик, беря молодого человека под локоть. — Знаешь, чем я здесь занимаюсь? Я историк, твоя же личность…

— Его личность, — перебила Охотница, стоя в открытых дверях, — сейчас принадлежит мне. Не позволяй, господин, превратить себя в подобие одной из книг нашего хозяина, — сказала она, обращаясь к Байлею. — Оставь его, отец, прошу тебя.

Она уже не была голой — одетая в чистую и аккуратную одежду, вероятно извлеченную из одного из бездонных ящиков в доме Старика. Она подняла короткий военный меч.

— Твой гость намеревался размять кости, я же воспользуюсь случаем и проверю, умею ли до сих пор махать этой штукой. Скрестишь со мной клинки, путник?

Байлей обрадовался.

— Это намного лучше, чем сражаться с воздухом.

— Ну тогда пойдем поищем какое-нибудь ровное место.

Байлей повернулся к хозяину, но тот лишь махнул рукой.

— Идите, идите! Все равно ты от меня не сбежишь, господин, успеем еще побеседовать.

Они пошли в сторону ручья. Девушка показала острием меча место на другом его берегу.

— Может, здесь?

Гвардейский меч, которым она пользовалась, был очень хорошим и надежным оружием — но создавалось оно, однако, в расчете на обычных солдат. Оружие Байлея, на добрых две ладони длиннее, относилось к тем временам, когда схватка на мечах не была одной лишь силовой рубкой. Однако Охотница знала, что делает, выбирая оружие гвардейцев. Байлей оказался не готов к столь сильному удару; еще немного, и меч выпал бы из его онемевшей руки. Отступив назад, он с немалым трудом парировал две последующих атаки. Здесь пригодился бы крепкий щит! Он принял на клинок еще два удара, мрачно думая о том, что лезвие его меча, каким бы прочным оно ни было, в итоге превратится в подобие зазубренной пилы, а у Старика вряд ли найдется точило…

Однако, по мере того как он защищался, к нему постепенно возвращалась уверенность в себе. Охотница нападала активно, но без особых хитростей. Все искусство заключалось в том, чтобы удержать клинок в руке. Эта женщина могла прикончить любого; Байлей нисколько не сомневался, что после десяти или двенадцати таких ударов любой ее противник остался бы безоружным. Следующий удар он пропустил, вместо того чтобы парировать, — и нападавшая едва не потеряла равновесие. Он многозначительно стукнул ее плашмя по плечу. Бросив на него уважительный взгляд, она атаковала еще раз… и приземлилась на четвереньки, когда он, быстро шагнув вперед, схватил ее левой рукой за запястье и потянул, используя инерцию от удара. Байлей сильно шлепнул ее плашмя по ягодицам.

— Ай! Как это у тебя получилось? — удивленно спросила она. Подняв меч, она встала, массируя зад и глядя на противника слегка исподлобья, но с уважением.

— Ты, госпожа, сильна как… кузнец, — сказал он. — Тебе не нужно наваливаться на меч всем телом, одной силы твоих рук хватит, чтобы разрубить противника пополам. Используй лишь ее, и тогда, даже если не попадешь, по крайней мере не потеряешь равновесия.

Он показал ей как. Она повторила.

— Очень хорошо, — оценил он.

Она взяла меч под мышку, а другую руку положила на бедро.

— Меня зовут Каренира, не называй меня «госпожа». Я в тебе не сразу разобралась, ваше благородие.

— Байлей, — поправил он. — Здесь Тяжелые горы, титулам же место в Роллайне.

Она рассмеялась.

— Хорошо, что я согласилась на роль проводницы. Путешествие может быть удачным.

Она снова взяла меч за рукоятку.

— Как это делается… Так?

— Именно так.

— Этому в легионе не учили.

— Ты была, госпо… была в легионе?

— Была. Давно.

Дождь шел не переставая. День за днем с неба сочилась отвратительная морось, к вечеру переходившая в дождь или ливень. Лейна не понимала, как такая масса воды не приводит к наводнениям, особенно если учесть, что скалистый грунт не впитывал влагу.

— Если бы такой дождь обрушился на равнины Армекта или Дартан, — объяснял ехавший рядом Рбаль, — было бы наводнение. Но здесь горы. Возникает просто множество ручейков, речек, озерков… Ручьи впадают в реки, реки — в Срединные Воды, или в Просторы, или в горные котловины, где образуются озера. В Тяжелых горах очень много озер. Я никогда не был в Дартане или Армекте, но те, кто был, говорят, что громбелардские горы выглядят совершенно иначе, чем другие горы Шерера.

— Не понимаю, как можно жить под таким дождем.

— Можно, госпожа. — Он по-прежнему обращался к ней так; ему до сих пор не хватало смелости, чтобы называть ее Лейной. — Можно его даже полюбить. Впрочем, дождь идет не все время. Летом только вечером, зимой — вечером и ночью. Но сейчас осень. А осенью и весной — сама видишь.

Словно в подтверждение его слов, дождь усилился. Лейна поправила капюшон.

— Думаю, около полудня мы сделаем большой привал, — сказал Рбаль. — Здесь недалеко есть пещеры, в которых я пару раз останавливался, чтобы разжечь огонь и высушить одежду. Сотник… он тоже их знает. Это очень интересное место. Неписаный закон запрещает там применять оружие. Бывает, что там сидят у одного костра солдат и разбойник, разбойник и купец, купец и пастух… Обычно в этих пещерах есть достаточный запас дров. Смотри, госпожа. — Он показал притороченную к седлу вязанку хвороста. — Каждый, кто туда едет, собирает по дороге топливо. Правда, дерево слишком влажное, чтобы разжечь из него костер, но когда оно высохнет, то пригодится другим… Благодаря этой традиции в пещерах всегда можно обогреться.

— И все соблюдают этот договор?

— Может, и нет. Наверное, не все. Но Громбелард — суровый край, госпожа. Люди здесь часто убивают друг друга, но, когда они этого не делают, самый большой их враг — горы и дождь. Без таких мест, как те пещеры, и без таких традиций жить здесь было бы попросту невозможно. Я сам видел в тех пещерах группу людей, которые почти наверняка были разбойниками. У них не было никакого желания возить с собой дрова, чтобы оставить их для других. Но их предводитель держал их на коротком поводке. Он был человеком разумным и дело свое знал.

— Солдаты и разбойники вместе, у одного костра? — не могла поверить она.

— Здесь Громбелард, госпожа.

— Десятники, ко мне! — прогремел впереди голос подсотника.

Рбаль обернулся.

— Бельгон! — крикнул он.

Молодой, худой солдат повернул коня и поравнялся с ними. Лейна окинула его внимательным взглядом. Лицо его не было незнакомым, она много раз видела этого человека в обществе Рбаля.

— Бельгон — мой лучший друг, — представил его Рбаль. — Он составит тебе, госпожа, компанию. Можешь положиться на него во всем так же, как на меня.

Он сжал круп лошади коленями и поспешил к голове отряда. Бельгон улыбнулся — неуверенно, но словно со скрытой иронией.

— Наверняка ты не захочешь со мной разговаривать, ваше благородие, — сказал он выразительным, приятным голосом. — В моих жилах нет чистой крови, как у Рбаля, так что к твоему миру я не принадлежу.

Она с трудом пересилила себя.

— Ты ошибаешься, солдат, — вежливо ответила она. — Разговор с легионером империи никого не может унизить. Кроме того, ты друг господина Рбаля, а это немало для меня значит.

⇐ Предыдущая 8 9 10 11 121314 15 16 17 Следующая ⇒