Повесть 4 страница

В конце концов договорились о сумме на треть меньшей, чем та, на какую в самом худшем случае рассчитывал Вадим. Дальнейший торг был бесполезен, а Вадим уже не мог более выдержать продолжение этой пытки. Сошлись на том, что всем надо подумать сутки и ударить по рукам на следующий день.

Вадим не мог сразу и в столь унизительной обстановке признать своё бессилие, поражение и согласиться на форменный грабёж. Он понимал, что за сутки ничего не поменяется. Но он просто не мог так сразу уступить. Вадим хоть как‑то пытался сохранить лицо.

Но больше всего терзался Вадим тем знанием, что, если бы ему удалось перехватить сумму, существенно меньшую, чем заявленный им задаток, можно было не участвовать в этих издевательских переговорах, не потерять ресторан, отдав его за бесценок, и при этом решить все вопросы, да ещё успеть порадоваться лету.

К тому же Вадим помнил те совсем, казалось, недавние времена, когда он сам без особого труда мог дать в долг необходимую ему теперь сумму, не вдаваясь в детали. Или мог купить автомобиль за те деньги, которые в данный момент выручили бы его.

После переговоров Вадим понял, что ничего уже не может сделать сегодня. Он почувствовал усталость и опустошение, поехал домой и прямо с порога прошёл на кухню, перекусил чем‑то из холодильника, не разогревая. Потом принял прохладный душ, смыл с себя презрительные взгляды молодых, наглых и надменных покупателей, смыл осадок обиды и унижения, вытерся полотенцем не подробно и упал на постель. Предварительно он открыл в спальне окно во двор и задёрнул шторы поплотнее. Он хотел пару часов подремать перед разговором с Борей. А точнее, организм потребовал от него этого дневного сна, который случался с Вадимом не часто.

Он погружался в сон, слышал неповторимые звуки летнего дневного двора: дети, птицы, листва на ветру – и думал о том, как жалко, что он из‑за неурядиц, свалившихся на него, от всей этой нервотрёпки и от собственного ужасного характера пропускает летние радости, не может ощутить прелесть скоротечного лета, слышит, видит, вдыхает лето, но только потеет, а ничего хорошего не чувствует.

Проспал Вадим почти два часа. За окном было ещё совсем светло, но вечер уже дышал в окна и шевелил шторы. Вадим первым делом закрыл окна, опасаясь, что наверняка запустил в квартиру нескольких осмелевших к вечеру комаров, которые запросто могут испортить ночь.

До встречи с Борей оставалось около полутора часов. Вадим позвонил своему бухгалтеру, которая ничем не порадовала, а наоборот. В свою очередь сам Вадим сообщил ей о печальных перспективах невыгодной сделки и заключения её с людьми, которые наверняка доставят бухгалтеру немало хлопот.

Потом Вадим неудачно поговорил с женой о том, чем занять дочерей летом, потому что большинство их подружек разъехались, а остальные должны были скоро уехать. Нужно было что‑то решать, чтобы, каждая по‑своему, они обе не сошли с ума от летнего безделья и скуки.

Ответ Вадима, что это надо обсудить, об этом надо подумать и что в данный момент ему нечего сказать, вызвал обиду. Вадим услышал, что он занимается только самим собой, что он совершенно не занимается детьми и что тянуть с решением вопроса отдыха девочек нельзя. Вадим сильно не спорил, особенно в части занятия детьми, поскольку с этим было трудно поспорить. Его оправдание, мол, у него сложная ситуация и много проблем, которые буквально навалились, но он старается не огорчать жену и детей подробностями, вызвали ещё большую обиду. Он услышал, что, сколько жена помнит, у него всегда были самые трудные ситуации, проблемы, причём всегда они наваливались, и что это очень удобное оправдание, а то, что Вадим не сообщает своей жене о сути проблем, – не что иное, как недоверие, а порой и ложь.

В общем, Вадим вышел из дома раньше, чем было необходимо, и решил прогуляться по летним сумеркам, которые любил в городе больше всего. Любил когда‑то, когда хватало времени и душевных сил любить сумерки и отличать июньские от июльских.

Вадим шёл по знакомым с детства, но давно не хоженным улицам, переходам, перекрёсткам и переулкам, по которым уже только ездил. Видел много людей, которые никуда не спешили летним вечером, и завидовал всем и каждому самой что ни на есть настоящей завистью. А людей в городских летних сумерках было немало. Не важно, что понедельник, главное – лето.

Вадим видел молодую пару с коляской, которая шла мимо одного из немногих в городе больших, красивых и старых домов с аркой и колоннами. Молодые родители поднимали головы и смотрели в уже зажжённые окна. Вадим понимал, что, скорее всего, у ребят нет своего жилья, что ютятся с родителями или снимают угол – вот и гуляют, смотрят в окна и фантазируют: как там, за этими стёклами и шторами? Наверняка там счастье! А как же может быть иначе, когда есть своё жильё, да ещё в таком дивном доме. Смотрел на них Вадим и завидовал.

Видел Вадим деда, который ехал на велосипеде с выцветшим и выгоревшим древним рюкзаком на спине и со старенькими удочками, привязанными к раме скрипучего, собранного из нескольких сородичей велосипеда. Ясно было, что едет дед на ночную рыбалку. Едет недалеко. Вот отъедет за парковую зону до реки, там и устроится. Захватит вечернюю зорьку и рассвет, когда самый клёв, а потом отдаст рыбу соседке, потому что жена или давно ушла, или умерла, или вовсе не было у деда жены. И автомобиля не было. И мотоцикла. Даже велосипед этот он не покупал, не забирал его, блестящий и пахнущий смазкой, из магазина, не снимал промасленной бумаги с новенькой его цепи. Достался ему этот велосипед как‑то давно, и не целый, а только часть. Остальные детали насобирал дед бог знает где, но вот едет на рыбалку и ездит так много лет. Проехал дед мимо Вадима, спесиво ругнул звонком какую‑то нерасторопную женщину на повороте и удалился. Вадим позавидовал и ему.

Вадим прошёл через сквер мимо компании совсем молодых людей, сидящих на низенькой ограде вдоль аллеи. Некоторые ребята стояли. Они громко говорили, в основном матерились, курили, пили что‑то, запивая соком из пакета, и всё вокруг себя заплевали. В этой компании Вадим увидел двух девиц: одну в короткой юбке с хорошими ногами, но сутулую, а другую толстопопую, коротко стриженную и очень громкую. Вадим подумал, что, скорее всего, обе работают за кассами или на складе какого‑нибудь магазина строительных материалов. Худющий парень с длинной, совсем белой для лета шеей, сидящий на ограде, скорее всего, моет машины на автомойке. Моет, должно быть, плохо, потому что ему всё равно, что делать в жизни, и он работает медленно. Другой парнишка, сидящий рядом с худым, наверное, вообще нигде не работает, у него последние школьные каникулы, он тянется к взрослым и принят в компанию за деньги, которые дала мама на что‑то другое. Он пьянее остальных, может только улыбаться. Ему, видимо, дома попадёт. Остальных Вадим не разглядел и ничего о них не подумал. Однако про всю компанию решил, что нет у них денег, чтобы посидеть в баре или кафе, да и тесно им там. В сквере вольготнее. Радуются ребята лету, потому что зимой придётся сидеть по подъездам, откуда гоняют их мужики, а злобные тётки чуть что – вызывают милицию.

Позавидовал им Вадим.

Позавидовал, потому что нет ни у кого из тех, кого он встретил на улице, в собственности старого любимого ресторана с целым коллективом, который надо продать тем, кто его, Вадима, презирает, а он, Вадим, не уважает. Нет у них большого клуба тоже с целым коллективом людей, который надо спасать за счёт ресторана. Нет у встретившихся Вадиму в городских сумерках земляков долгой истории взлётов и потерь. Нет очень богатого друга, состояние которого не укладывается в голове.

И вдруг Вадим подумал, что, вполне возможно, он идёт навстречу с этим самым богатым другом, а тот завидует ему, Вадиму, потому что у него нет этого непостижимого состояния, а стало быть, неизвестных Вадиму проблем неизвестного масштаба, нет бессловесной и отгородившейся от мужа и жизни жены, нет запутавшегося и изломанного отцом единственного сына, нет табуна лизоблюдов и стаи красоток, которым он совсем не доверяет… А есть у Вадима только ресторан да клуб, есть две дочери, есть жена, которая его часто ругает и ворчит на него, есть друзья, которые его любят, есть куча приятелей и знакомых, которые, пусть не очень, но всё же его уважают и ему доверяют. А сам Вадим старается доверять всем.

Вадим подумал так и усмехнулся себе под нос, а следом глубоко и тяжело вздохнул на ходу.

К ресторану Вадим подошёл без пяти девять. Он знал, что нет смысла напоминать Боре о встрече. Боря никогда не забывал о договорённостях. Он часто их нарушал, но всегда предупреждал об опоздании или о том, что вовсе не сможет. Предупреждал не лично, куда там! Звонила его помощница, помощник, какая‑нибудь очередная секретарша, Валера. Но Боря предупреждал. В этот раз звонка не было. Так что Вадим не сомневался – Боря обязательно придёт.

Подходя к ресторану, Вадим увидел Борину машину и Валеру, который прогуливался у входа в безукоризненном своём тёмном одеянии. Вадим издалека махнул ему рукой, тот кивнул и улыбнулся.

Подойдя, Вадим пожал Валере руку.

– Привет! Всё в порядке? – спросил Вадим.

– Здравствуйте, – чуть наклонившись вперёд, сказал Валера. – Да, всё хорошо. Борис Юрьевич вас ждёт. Спасибо.

Вадим открыл дверь, которая захлопывалась за ним бессчётное количество раз многие и многие годы. За дверью его встретил запах. Тот запах, который как воцарился в его ресторане когда‑то, так и не менялся. Кому‑то этот запах казался грубым и вульгарным, кому‑то напоминал былое, у кого‑то вызывал аппетит и сильное слюноотделение. Вадим узнал бы этот запах из всех других в мире. Это был запах его ресторана. Менялись повара, мебель и времена года, но запах оставался.

Боря ждал в дальнем углу за небольшим круглым столиком. Хотя нельзя было сказать, что он ждал. Перед ним стояли тарелки с закусками, графинчик с водкой и рюмка. Когда Вадим увидел его, он, размахивая свободной рукой, громко говорил по телефону. Увидев Вадима, Боря встал для приветствия, быстро с кем‑то попрощался и закончил телефонный разговор.

– Вадик! – сказал Боря, протянув руку для рукопожатия. – Ты, как всегда, пунктуален. А я раньше освободился и понял, что голоден. Извини, не дождался тебя. Вот, решил перекусить. Давно у тебя тут не был.

Боря энергично пожал Вадиму руку. Он выглядел весьма бодро. Улыбался, глаза его блестели, будто не было вчерашнего разговора и переживаний. Вадим знал такое состояние Бори как самое деловитое. Они сели.

Боря подозвал официантку, попросил рюмку, тарелку и всё, что положено. Вадим не стал возражать против рюмки, решив, что только чуть‑чуть пригубит, да и только. Спорить же с Борей по этому поводу было бы утомительно и, что называется, себе дороже.

– Хорошо у тебя здесь. Ты молодец, – сказал Боря. – Как было, так и есть. Это так редко теперь.

Стабильность теперь редка и удивительна.

– А чего ж раз в пять лет заходишь, если так хорошо? – спросил Вадим, улыбаясь.

– Не начинай, пожалуйста, – вполне дружелюбно ответил Боря. – Ты всё знаешь. А где я бываю чаще? Нигде я, Вадик, у нас не бываю… А у тебя хорошо. И вкусно. А главное – не меняется. Вот это здорово! Как ты с этим справляешься? Это же такое подробное дело – ресторан… Я бы не смог.

– Ага! Особенно за те деньги, которые это приносит, – усмехнулся Вадим, – ты бы за такие и смочь бы не попытался.

– Ну что ты за человек, Вадик?! Тебя критикуешь – ты на дыбы, хвалишь – опять на дыбы, – наливая водку Вадиму в принесённую рюмку, довольно весело сказал Боря. – Вот ты стабильно поперечный и вредный человек, а твой ресторан стабильно хороший. Давай за стабильность и выпьем.

Боря тут же чокнулся с Вадимом, залпом выпил рюмку водки, чем‑то моментально закусил и хорошо захрустел тем, что отправил в рот. Вадим отпил чуть‑чуть и поставил свою рюмку. Боря это заметил, но оставил без комментариев.

– Да ладно, Боря… – немного помолчав, сказал Вадим. – Что тут хорошего? – Вадим жестом обвёл стены и потолок ресторана. – Это всё уже давно требует ремонта. И не просто косметики… Капитально надо всё менять. И людей надо бы кое‑каких заменить. Так что меня это всё не радует сейчас. Но, как говорится, жизнь идёт… Что‑то я за ней не поспеваю совсем…

– Знаешь, а ситуация с Митей не так однозначна, как тебе показалось, – потеряв всякий интерес к теме и явно желая её сменить, перебил Вадима Боря. – Я вчера и сегодня уже много чего успел сделать и выяснить… Ты не волнуйся, я ему про твой звонок ничего не говорил. Он вообще ни о чём не догадывается… Ох, спасибо тебе, Вадик, что позвонил! Это неоценимая помощь! Если бы не ты, я бы так и пытался добиться от него послушания. Списывал бы его поведение и состояние просто на возраст и собственные ошибки воспитания.

– Боря, дружище! Уже обсудили это. Я сделал то, что должен был сделать. Главное, чтоб помогло.

– Давай за это и выпьем! – тут же предложил Боря и быстро себе налил, а Вадиму долил водки.

Они чокнулись и выпили, Боря до дна, Вадим – почти до дна. Закусили.

– Я, конечно, страшно запаниковал, дружище! – сказал Боря, дожёвывая. – Наркотики! Для меня это всегда звучало как смертельная болезнь. Это то, что я ненавижу и ненавидел всегда. Вы когда по молодости траву курили, я всех и каждого был готов задушить… Не то что нюхать или, не приведи господь… – Боря быстро и схематично совершил крестное знамение. – А тут Митька!!! И весь ужас и ирония заключаются в том, что я его в Швейцарию и во все эти иностранные лагеря пихал из этого жуткого страха перед наркотой. Я его в Лондон отправил по той же причине. Лишь бы подальше от того, что я вижу и слышу здесь… Понимаешь?! Смотрел на него, когда он вернулся, и гнал мысли страшные… Ну худой, так попробуй‑ка в Лондоне не исхудать, там же чего‑чего, а еды нормальной нет как нет. Англичане – не про еду, сам знаешь. То, что Митька нервный и какой‑то не такой… Ну, мало ли. Я с ним в последнее время почти и не говорил. Ругал только да пытался наказывать. Лишения всякие устраивал. Как узнал, что он много занятий пропускает, так сразу с репрессиями. Мне же из его университета письмо пришло… Ох, хорошо, что его в этот момент не было рядом! Я Митю ни разу в жизни не ударил… Даже сильно не шлёпнул… А тут мог бы. Меня из‑за него такой гнев, бывает, душит – воздуха не хватает. Задыхаюсь. Сам виноват потому что. Сам. – Боря налил ещё по одной. – Но знаешь, Вадик, я его врать не учил никогда. И примера вранья не подавал. – Вадим только теперь заметил, что Боря хмельной. Он явно выпил, и немало, до его прихода. – Я как увидел, что он, мой Митя, глазами ёрзает, врёт, мямлит какую‑то чушь… Так прям едва сдержался. Очень хорошо, что ты мне всё сказал, а то, чёрт знает, сколько я мог бы тянуть. Прекрасно ты, Вадик, поступил. Даже если твой диагноз и не подтвердится, всё равно вовремя. За тебя, друг мой старинный!

Они чокнулись, Боря выпил быстро, Вадим задумался над сказанным, а потом выпил до дна.

– Что ты про диагноз и о чём ты? – спросил Вадим. – Ты хотел встретиться и посоветоваться, так?

– Да‑да… Вчера поговорили, и я сразу стал действовать. Переволновался страшно, – положив оба локтя на стол, быстро заговорил Боря. – Посоветовался с одним толковым парнем из наркоконтроля. Исключительно теоретически поговорил. Потом ещё с людьми. В Лондоне многое узнал… Сегодня послал Митю на медицинскую комиссию с утра. Сказал, что покупаю одномоторный самолёт, хочу его обучить им управлять, для этого, мол, нужна комиссия. Он, знаешь, безропотно поехал, сдал кровь, мочу, всё, как обычно. – Боря увидел, что графин с водкой почти опустел, прервал свою взволнованную речь, подозвал жестом официанта, показал, что надо графин пополнить, и продолжил: – Я думал, он засуетится перед медосмотром, испугается… Нет, спокойно, даже заинтересовался самолётом… Спрашивал, что да как, какой самолёт. А я же и правда беру «Цессну» одномоторную, на область. Хороший аппарат. Надёжный, как швейная машинка. Тут без обмана. Сам научусь и буду летать… Давай, Вадик, за детей наших и не наших! Сколько же из‑за них самых диких переживаний! – Боря поднял рюмку, чокнулся с Вадимом, и оба выпили. – Короче, утром Митя прошёл осмотр, как положено. Посмотрел его лучший невропатолог, другие… Анализы все были моментально… Ты представить себе не можешь, Вадик, как меня трясло, пока я ждал выводов. Сидел, вспоминал Митю маленького, эти его ручки, голос… Вспомнил, как ему обувь покупал, малюсенькие такие сандалии… В общем, такое дело, Вадик: Митя ни на чём серьёзно не сидит. Анализы ясные, что употреблял, и разное, но уже десять дней минимум ни‑ни. А то, что употреблял, – это не мрак.

– Точно? Ну дай бог, – вставил Вадим.

– Но другое ясно, – наклонившись через стол к Вадиму, сказал быстро пьянеющий Боря, – Митька, сынок мой единственный, вляпался в какую‑то историю. В какую – ещё не знаю, но то, что куда‑то он залез, и залез серьёзно, – это точно… – Боря перевёл дух и продолжил, отклонившись обратно. – Врачи сказали, что у него страшное нервное истощение, что он в ужасном эмоционально‑физическом состоянии. Он что‑то переживает, тревожится и, скорее всего, чего‑то очень боится… Но, Вадик! Это же не наркота, это же не ломки, правда? С этим‑то уж как‑нибудь разберёмся… Как думаешь?

– Борь, мы со всем разберёмся! Главное, чтобы с нами не разобрались, – лишь бы что‑нибудь сказать провозгласил Вадим и уже сам налил водки и поднял рюмку для тоста.

– А вот это им вряд ли удастся! Перетопчутся, – улыбаясь, сказал Боря. Они чокнулись и выпили. – Я узнал, – перейдя на громкий шёпот, продолжил Боря, – что Митя связался с какими‑то поляками или сербами… Там, в Лондоне, хоть с марсианами можно связаться… И что‑то они там замутили. Пока не знаю что, но скоро выясню… Понимаешь, Митька – так я узнал – пустил на квартиру, которую я ему в Лондоне снимаю, каких‑то… не поймёшь кого, взял с них деньги, и никому ни слова. Это я узнал от хозяина. Какие‑то вещи успел с квартиры куда‑то деть… Возможно, продал. С этими поляками или сербами что‑то он мутит. И что‑то, что его пугает. И деньги ему ужасно нужны. Вот что мне ясно на этот момент.

– Ничего себе! – только и сказал Вадим. – И это ты считаешь хорошей новостью?

– Отличной! – искренне улыбаясь, ответил Боря. – Превосходной! Главное – не наркота…

– Боря! – перебил его Вадим резко. – Ты веришь, что я в этом что‑то понимаю?.. У Митьки повадки человека, который употребляет, слышишь? Не попробовал, не поиграл, а который употребляет! И вид его, глаза… Нервное, говоришь? А нервы от чего? Не спит, не ест почему? Боря, ты хотел посоветоваться, так давай…

– Ты слышал, что я тебе сказал? – опять перешёл на громкий шёпот Боря. – Анализы показали, что употреблял. Да. Но не вчера, а больше десяти дней назад. То есть что‑то было, с собой привёз… Но он на этом не сидит. Не торчит. Не болен, проще говоря. Это мне определённо сказали. И это отличная новость! От этого его отучить, хочет он этого или не хочет, дело техники. А то, что он куда‑то влез, в какую‑то там детскую аферу… Так это ерунда. Это я быстро выясню и закрою тему. Эти мелкие умники, которые там Митьку куда‑то втянули… Не важно, что Лондон… Всё везде работает! Они там все сильно пожалеют… Главное, что Митька не торчок, и главное – что не успел ничего непоправимого учудить. Не украл ничего… Не… Главное, того не натворил, чего поправить нельзя, понимаешь? Того, что ни я, никто вообще исправить не может. Давай за это!

– Давай лучше за Митю! Я его люблю, – возразил Вадим. – А пить за то, что он ничего не украл, я как‑то не готов. За Митю!

Вадим сказал так, потому что был уже совершенно не согласен с Борей, с его оценкой ситуации. Но ещё Вадим понял, что в нём поднимаются возмущение и гнев. Боря попросил о встрече, просил посоветоваться, помочь, а на самом деле всё уже, как всегда, решил сам, и советы ему никакие не нужны…

Вадим почувствовал в себе уязвлённость и гнев, почувствовал, что пьянеет, но что ссориться категорически не хочет. Однако и быть во всём согласным не может. Вот он и предложил такой тост.

– За него! За моего непутёвого сына! – сказал Боря, и они выпили. – Эх, Вадик! Кто только Митьку врать‑то научил? Скрытным быть… Я ведь сам при нём никогда. Я ведь всегда говорил ему, что враньё – это неуважение к человеку и к самому себе. Враньё – удел слабых и зависимых людей. Но ничего! Всё ещё поправимо… Главное, не украл и не… Ну, ты понял… – Боря замолчал ненадолго, хмельно беспомощно заморгал, глядя на стол перед собой.

– Знаешь, Вадя, а я, бывает, думаю. Правда! Очень наивно и глупо думаю… Как жаль, что не все вопросы и проблемы решаются деньгами. Я серьёзно! Была бы всему цена. Но только всему‑всему. Понимаешь? Всему. И чтобы не было такого: это не имеет цены, или этого за деньги не купишь… Было бы проще и понятнее всё… Кто‑то, я знаю, так и думает… Многие думают, мол, всему есть цена. Если бы!!! Я все Митины проблемы, конечно, деньгами быстро закрою. Но его взгляд этот, то, как он на меня смотрит, его враньё – это чем закрыть? Кому заплатить?.. Вот, Вадик, дружище! Вот в такие дни и понимаешь, как всё зыбко и как глупо верить в силу денег…

– Стоп! Остановись, прошу! – перебил его Вадим. – Боря! Дружище! Ну не говори теперь про деньги и про то, что они решают и не решают! Пожалуйста! Ты же не хочешь меня обидеть или огорчить, правильно?

– Вадим, боже упаси! – искренне и пьяно сказал Боря. – А в чём дело?

– То, что ты со мной советоваться не будешь, я уже понял, – стараясь быть спокойным и даже назидательным, ответил Вадим, – ты мне уже это пояснил. Твой сын – твои дела. Это понятно… Хотя зачем было меня просить встречаться?.. Ну да ладно, проехали! Но вот про то, что решают деньги и что они не решают, пожалуйста!.. Именно ты, Боря! Именно ты при мне не рассуждай! Прошу, – почти выпалил Вадим, у которого не получилось быть ни спокойным, ни назидательным.

– Да в чём дело, Вадик?! – подняв вверх брови, плечи и разведя руками, спросил удивлённый Боря. – Что я не так сказал?

– Что не так? Да всё не так, Боря! Вот ты можешь говорить, что деньги решают не всё… Ты можешь! – навалившись на стол, сбиваясь, проговорил Вадим. – Можешь, когда деньги – это некие цифры, когда ты не думаешь и не знаешь, сколько платишь за воду, свет и газ в доме, когда не помнишь количества прислуги и сколько платишь водителю… Тогда можно так рассуждать… Тебе можно! Не спорю!.. А когда от конкретной суммы зависит всё… Всё, понимаешь? Работа, дела, гордость, достоинство, жизненные планы, семья, дети… И не от безумной суммы, а от… Просто суммы… Когда от денег зависит моя жизнь… Тогда я не могу рассуждать, как ты. Потому что для меня сейчас деньги решают всё! Но у меня их нет. А для тебя они решают не всё… Знаешь почему? Потому что они у тебя есть.

Всё просто, Боря!.. Всё просто! И давай за это выпьем!

– За что? – обескураженно спросил Боря.

– За то, что у тебя есть, а у меня нет, – быстро ответил Вадим.

– За деньги? – почти беззвучно проговорил Боря.

– Нет! За то, что счастливы мы одинаково, – сказал Вадим, чокнулся с Бориной стоящей на столе рюмкой и выпил один.

Боря посмотрел, как Вадим всё это проделал, к своей рюмке не притронулся, а, наоборот, вдруг расправил плечи и сел прямо. Взгляд его почти прояснился.

– Вадим, что стряслось? – совершенно трезвым голосом спросил Боря и пьяно моргнул.

– Да ничего не стряслось, Боря, – всё ещё в запальчивости ответил Вадим, – сущие мелочи! Ерунда! Просто по той причине, что у меня нет тех самых пошлых и смешных денег, которые ничего не решают, вот это всё, – Вадим обвёл жестом стены, окна и потолок ресторана, как уже недавно делал, – всё, к чему ты привык… к чему привыкли многие… Всё то, что столько лет было моим, где каждый сантиметр помнит тебя, меня, ребят… Всего этого, считай, уже нет. Всё это уже, считай, не моё. Вот тебе и деньги.

– А чьё? – строго и спокойно спросил Боря.

– Ты их не знаешь, – отмахнулся Вадим, – не твой, Боря, уровень.

– Так что стряслось? – спокойнее произнёс Боря. – Объясни толком и без эмоций.

– Что стряслось? – прищурившись и испытующе уставившись прямо в глаза Боре, пьяно спросил Вадим. – А я тебе расскажу. Да пожалуйста! Послушай про мелкую мою возню…

И Вадим быстро, почти не сбиваясь, но и не скупясь на эпитеты, рассказал Боре то, что намеревался рассказать, когда приезжал к нему домой, но рассказать не смог. Рассказал про то, кому, почему и на каких условиях продаёт дорогой ему ресторан. Поведал, как ему от этого больно, горько и унизительно.

Боря всё выслушал очень внимательно.

– Так вот почему ты приезжал, – дослушав Вадима, усмехнувшись, сказал Боря. – Вот что ты за человек, Вадик? У тебя всё‑таки поразительный талант всё усложнять до крайности и доводить до предела. – Боря, улыбаясь, покачал головой. – Цена вопроса?

– Что? – поняв Борин вопрос и всё внятно услышав, всё‑таки спросил Вадим.

– Сколько надо, чтобы было как ты хочешь?

Сколько ты хотел попросить? И на сколько?

– Пятьдесят… Лучше восемьдесят тысяч долларов или евро… Так будет проще считать, – стараясь не слышать, ответил Вадим. – На полгода. Лучше на год… Я всё рассчитал. Это надёжно. И процент тоже надо обязательно…

– Завтра, – перебил Вадима Боря. – Нет… Послезавтра. Заедешь ко мне вечером… Сможешь? – спросил он. Вадим снова кивнул. – Домой заезжай, приготовлю тебе пятьдесят тысяч евро. Дам на год. Условия и прочее на месте, послезавтра… Сегодня, прости дружище, и завтра не могу, потому что у меня в кармане таких денег нет. И, кстати, я знаю, сколько плачу за газ и электричество, знаю, какой у меня штат дома, сколько я плачу Валере и охране… Я вообще знаю, кому и сколько плачу, – проговорил Боря очень чётко и ясно. – Только пообещай, Вадик, мне сейчас, что не продашь свой ресторан каким‑то чертям… И вообще не продашь никому. А если будешь делать тут ремонт, то не переделаешь всё до неузнаваемости. Пусть хоть что‑то будет по‑прежнему. Обещаешь?

– Обещаю! – приложив руку к сердцу, сказал Вадим.

– За это! – поднял рюмку Боря.

– А ты пообещай, что с Митькой будет всё хорошо! – почти торжественно сказал Вадим.

– Клянусь! – выдохнул Боря.

Вадим быстро налил себе, и они выпили, не закусив. В ресторане уже не оставалось посетителей, кроме них, если Вадима можно было назвать посетителем в своём ресторане. И они долго ещё сидели, громко говоря и периодически чокаясь.

Утром Вадим проснулся с тугой головой, похмельными, тяжёлыми руками и ногами, но с хорошим взглядом на происходящее, на грядущее и даже на собственное отражение в зеркале. Он встретил новый день в том самом редком послепитейном состоянии, когда, в целом, организму муторно, но когда остроумные глупости так и срываются с опухшего и вялого похмельного языка.

Вадим проснулся рано. Был медлителен, но любезен, нежен и внимателен с женой. За завтраком всех веселил, особенно младшую Соню.

Около одиннадцати он позвонил бухгалтеру и сообщил радостную новость, что выход найден без невыгодной продажи ресторана. Позвонил директору клуба, сказал ему, что всё сдвигается с мёртвой точки и начинаются действия по спасению их детища. Вадим попросил его срочно связаться с теми, кто продаёт, ставит и регистрирует противопожарное оборудование, и надавал ещё кучу заданий.

Когда до назначенной встречи с Умаром Магомедовичем оставалось два часа, Вадим выпил стакан прохладной воды, откашлялся, проверил качество звучания голоса и набрал номер телефона с визитной карточки. Пока в трубке играла восточная музыка, он слегка отнёс руку с телефоном от уха, а когда она стихла, вернул руку обратно.

– Алла. Слушаю, – услышал Вадим.

– Умар Магомедович? – сказал Вадим бодрым, вежливым тоном.

– Да, уважаемый, я слушаю.

– Я прошу прощения за то, что потратил ваше время, – тем же тоном продолжил Вадим, – но звоню предупредить, чтобы больше вашего времени не тратить. Наша сделка не состоится.

– Э‑э‑э, уважаемый, зачем так говорить? Чего ты хочешь ещё? – В голосе, который всегда звучал одинаково, Вадим услышал раздражение. – Мы вчера хорошо договорились. Тебе ещё денег нада?

– Нет, что вы! – нарочито вежливо ответил Вадим. – Я просто решил, что именно вам продавать ресторан не буду.

– Эй, слушай! Ты мне это лично в глаза скажи! – Голос в трубке поменялся, в нём послышались и удивление, и гнев.

– Простите, Умар Магомедович! Для того чтобы со мной лично встретиться, вам надо сначала научиться вовремя приходить и правильно разговаривать с людьми, которые вас старше. Так что всего вам самого доброго, удачи и успехов! – Вадим проговорил это на одном дыхании, очень чётко, громко и быстро. Его невозможно было перебить. Проговорил и отключился.

– Аллё! Я не понял… – Ещё долетало из трубки, но Вадим уже не слушал. Отключился.

Через считаные секунды ему перезвонили. Вадим глянул на телефон, увидел номер, на который звонил сам, и никак не отреагировал. Только заулыбался. А потом медленно и с удовольствием взял визитную карточку, посмотрел на неё в последний раз и плавным жестом отправил в корзину для бумаг, стоящую под столом. Вадиму было приятно.

Весь день Вадиму было приятно заниматься делами. Он звонил, давал распоряжения, договаривался о хорошем, отказывался от плохого. Жизнь сразу забурлила и запенилась хорошими, радостными пузырьками.

⇐ Предыдущая 7 8 9 10 111213 14 15 16 Следующая ⇒