Федор Петрович Литке 17 страница

Кроме вышеупомянутых рек Колы и Туломы, вливается в Кольский залив одна только река Лавна. Она стекает с западного берега в 6 милях от города Кола. Пред устьем ее находится мелкая бухта, имеющая в окружности около полутора миль.

Оба берега Кольского залива образуют многие губы, которые от N к S лежат в следующем порядке: по западному берегу – Кислая, Сайдова, Оленья (выдающийся между двумя последними губами мыс называется Чеврай, он лежит от мыса, выходящего в трех милях на SW 43°), Пала, Екатерининская гавань, Пишкова и несколько других незначащих; по восточному берегу – большая Волоковая, Тювская, Антоньевская, Средняя, Сальная, Ваенская, Варламова, Грязная, Чернопузская, Рослякова и пр. Из всех этих губ, имеющих по большей части весьма хорошие гавани и якорные места для самых больших судов, известна нам обстоятельно одна только Екатерининская гавань. Прочие были описаны лет 80 тому назад, но до такой степени поверхностно, что даже не показаны ни в одной из них грунты. Мы не имели возможности пополнить недостатка этого, поскольку обязаны были поспешать к берегам Новой Земли, промедлив и без того уже более, чем надлежало бы у Лапландского берега. Но должно надеяться, что это рано или поздно будет исполнено.^[216]

Екатерининская гавань называется также Корабельной или Корабельным урочищем, лежит в трех милях от устья Кольского залива и в 26 милях от города Кола. Она образуется с одной стороны материковым берегом, а с другой – лежащим вдоль него Екатерининским островом, южная оконечность которого соединяется с ним посредством рифа, осыхающего в малую воду. Длина острова и гавани 1²/₃мили от NW к SO. Ширина гавани от 200 до 350 сажен, глубина в устье 28 сажен, грунт – песок с камнем; далее гавань уменьшается до 16 сажен, грунт-песок, иногда покрытый кораллом и камнем; на половине от устья 9 сажен, грунт – ил, еще далее увеличивается опять до 25 и 27 сажен; к берегам, которые чисты и приглубы, глубина уменьшается постепенно. Вдоль внешнего или северо-восточного берега Екатерининского острова, в расстоянии от 100 до 375 сажен, лежат три голых каменных острова Оленьи. Северо-западный из них, называемый Большим, имеет около двух миль в окружности; лежащие от него к SO Малый и Средний имеют в окружности 250 и 350 сажен; между ними и Екатерининским островом глубина только 9 футов.

Екатерининская гавань, как из вышесказанного явствует, открыта только от NW, но и отсюда закрыта она берегом, от губы Оленьей к NO простирающимся и отстоящим от устья гавани в 600 саженях. Нельзя вообразить стоянки безопаснее и спокойнее. Зайдя в гавань столько, чтобы достать глубину на 15 или 10 саженях, можно останавливаться везде: на средине ли, фертоинг или под берегом, ошвартовясь. Приходящим в нее на короткое время лучше всего становиться посреди гавани на 9 или 10 саженях глубины, хотя это место и уже прочих. Близость берега здесь не опасна, ибо на таком грунте никогда судно сдрейфовать не может, выгода же та, что можно сняться с якоря без шпринга, чего на большой глубине в узком месте сделать нельзя. Якоря располагать можно произвольно; лучше всего класть их по направлению течений, действующих по длине гавани.

Идя в Екатерининскую гавань с моря, от N, следует, приведя на S мыс Выходной, составляющий восточную оконечность входа в залив, править прямо на него. Поравнявшись с северной оконечностью острова Тороса, лечь между SSO и SO или на Малый, почти ровный с водой островок Ворониха, лежащий от мыса Чеврай на NtO в трех четвертях мили и издали похожий на лодку; потом, оставив мыс Выходной, от которого на небольшое расстояние протянулся риф, около мили слева, идти на S по самой средине залива. В правой руке окажется небольшой островок Седловатский, лежащий от мыса Чеврай на О в кабельтове и отличающийся от прочих берегов белесоватым своим цветом и крестом, стоящим посреди него на самом высоком месте. Несколько левее будут видны острова Оленьи, слившиеся вместе и заслоняющие Екатерининский остров, а еще левее и далее всех этих берегов – высоковатый, отрубистый островок Брандвахта. Между островами Оленьими и Седловатским обозначится залив, ведущий к Екатерининской гавани. Чтобы еще более быть в этом уверенным, нужно пеленговать устье большой Волоковой губы, и когда оно придет на SO, то середина этого залива будет на SW. Когда юго-восточная оконечность острова Седловатский придет на SW 30°, откроется в створе с ней малое, но весьма приметное отверстие, которое есть устье губы Палы. На это устье следует лечь, миновав остров Седловатский, правя, однако же, так, когда будешь меж этим островом и Оленьими, чтобы оставлять в равном расстоянии берега справа и слева. Когда большой Олений остров перейдет в SO четверть, станет открываться узкий и мелкий пролив, отделяющий его от Екатерининского; потом две небольшие заводи в последнем, а наконец, и наибольшее из всех их устье Екатерининской гавани, в которой таким образом никак нельзя ошибиться. Поравнявшись с серединой устья, правь прямо в гавань на SO и ложись на якорь, где заблагорассудится.

Идя в Кольский залив от О, следует плыть вдоль берега, держась от него в одной миле; миновав мыс Выходной, лечь между SSO и SO, следуя наставлениям, выше этого изложенным.

В Екатерининскую гавань можно идти не иначе, как с попутным ветром, и то довольно надежным: ибо лавировать нельзя по причине узости места и на якорь ложиться по неумеренной глубине, которая между Оленьими островами и Седловатским до 70 сажен доходит и против самого устья гавани имеет более 30 сажен, – это есть единственное неудобство этого места.

Наливаться водой весьма удобно в заводи, в юго-западном углу гавани находящейся, в которую стекает из озера ручей прекрасной воды. Подъехав с баркасом во время прилива к берегу, можно провести ватершланг от ручья до самых бочек. Можно здесь запасаться пресочной травой для скота, морошкой, которая по всем окрестным местам растет в изобилии, черникой и прочим. Но если понадобятся дрова, то должно посылать вверх по заливу верст за 20, где есть порядочные рощи; около Екатерининской же гавани леса, годного на дрова, нет.

Наблюдения, произведенные в Екатерининской гавани, показали:

Широту NW оконечности Екатерининского острова – 69°l3′28′′

Долготу О от Гринвича – 33°34′

Склонение компаса W – 1°31′

Наклонение магнитной стрелки – 76°24′

Прикладной час – 6°23′

Подъем воды в прилив – 10 футов

Прилив приходит в гавань с двух сторон: в северной половине ее от NW, а в южной от О и SO. Причины этому очевидны. Прилив, войдя в устье Кольского залива, огибает Екатерининский остров с обеих оконечностей; вода поднимается равно и в одно время в гавани и по восточную сторону рифа, соединяющего остров с берегом. Доколе риф не покроется водой, в вершине гавани не бывает почти никакого течения или весьма слабое от NW; когда же вода поднимется выше его, то струя прилива, огибающая остров с южной стороны, входит в гавань и производит течение к NW. Эти две противные струи, встречающиеся около середины гавани, произвели, по всей вероятности, небольшую глубину в этом месте; им же обязан, вероятно, своим происхождением и риф, преграждающий южное устье гавани.

Риф этот, на котором в сизигийные полные воды бывает от 8 до 9 футов воды, представляет удобства осматривать подводные повреждения судов. Рассказывают, что один английский купеческий бриг, шедший в Архангельск, получив на высоте Кольской губы сильную течь, зашел прямо сюда, стал на риф в полную воду, починил при отливе повреждение и со следующей водой продолжал свой путь. Заметим мимоходом, до какой степени сведущи английские мореходы в местных положениях, не только своих, но даже и чужих гаваней.

Берега как Екатерининского острова, так и прилежащего ему материка состоят из сливного крупнозернистого гранита, который по большей части опускается в море высокими и крутыми скалами. Некоторые места образуют, однако же, и пологости, так, например, восточный берег и северо-западная оконечность Екатерининского острова. Последняя в полную воду составляет отдельный островок. Ровные места покрыты тундрой, травой, а возвышенности довольно частым березовым и ивовым кустарником.

В почти самой вершине гавани на берегу Екатерининского острова находятся строения, начало которым положено в 1741 году, когда зимовала там эскадра, состоявшая из трех кораблей и одного фрегата. С тех пор и поныне эти строения известны под названием казарм. Впоследствии заведение это подарено было Беломорской компании, которая увеличила и привела его в порядок. В ее время состояло оно из многих магазинов, амбаров, погребов и одного весьма хорошего дома для приказчика. Вдоль берега сделаны были на террасах порядочные пристани и набережная. Тут зимовали обыкновенно суда этой компании, и был склад ее товаров. По уничтожении компании все заведение перешло опять в ведомство казны, предоставившей его в пользу мореходов, которым случится зайти в Екатерининскую гавань. При нас стены всех строений были еще в целости, но крыши, полы и окна большей частью уже не существовали; пристань также приходила в упадок. Но если рассудим, что при заведении этом нет почти никакого караула, то удивимся не упадку его, но более тому, что оно еще пришло не в совершенное разорение.

О прочих губах, прилегающих к Кольскому заливу, не можем мы, по вышеприведенной причине, ничего сказать. Остается только упомянуть, что по южную сторону острова Тороса есть хорошее якорное место при западных и южных ветрах.

Попутный ветер не переставал сопровождать нас и по выходе в море. Задержанные ветрами и разными другими препятствиями у берегов Лапландии даже до августа месяца, должны мы были теперь возможно поспешать к Новой Земле. Необходимость эта заставила меня отложить намерение, которое я сначала имел употребить дня два или три на обозрение берега, от Кольского залива к W простирающегося, который, в чем я имел много причин быть уверенным, на всех картах изображен был весьма неверно. По этой же причине должен я был оставить неисполненным пункт инструкции Государственного Адмиралтейского Департамента, относящийся к острову Витсен. Мне казалось непозволительным терять время на искание острова, который я считал несуществующим.

В то время не читал я еще сочинения бургомистра Витсена и, следовательно, не знал настоящего происхождения острова, носившего его имя:^[217] ибо ни в какой другой истории путешествий на Север не находил я ни малейшего о нем сведения. Но именно это молчание о нем историков заставило меня сомневаться в его существовании. Вот что сказано было в моем журнале: «на одной только карте, а именно, приложенной к описанию северных рыбных промыслов,^[218] нашел я замечание, что остров этот открыт в 1688 году, но в тексте о нем ни разу не упоминается. В почтенном древностью своей голландском Зеефакеле над островом Витсен изображен корабль, а возле него шлюпки, гонящиеся за китом. Это делает вероятным, что какой-нибудь из китоловных кораблей, которые около 1688 года не ограничились еще Шпицбергеном и Баффиновым заливом, но простирали поиски свои гораздо далее к востоку, приняв туман за землю, что, как известно, в высоких широтах весьма часто случается, по возвращении в Голландию сообщил мнимое открытие соотечественникам своим и назвал его, может быть, в честь существовавшего в то время бургомистра Витсена». Итак, догадка моя о происхождении этого острова была довольно удачна. Но еще убедительнейшим доказательством несуществования острова Витсен казалось мне то, что он неизвестен промышленникам нашим, которые, отправляясь на Новую Землю всегда почти от Семи островов, проходят по тому самому месту, где он показывался, и что ни лейтенант Лазарев в 1819 году, ни мы в 1821 году, находясь несколько раз весьма близко к нему, не видели ни земли, ни признаков ее.

Четверо суток плыли мы весьма успешно, не встречая ничего достойного примечания, в разные времена видели несколько пучков морской травы и несколько чаек. Погода все время не весьма нам благоприятствовала. Но с вечера 6 августа сделалось еще хуже; нас окружил густой туман с мокротой.

Среда 7 августа. Вскоре после полудня заштилело. Расстояние до Новой Земли было уже невелико, и мы могли бы ее видеть, если б тому не препятствовал густой туман. На счет встречи льда соблюдали мы обыкновенные осторожности, хотя ничто не предвещало его близости. В этом отношении приближались мы к берегам Новой Земли довольно уверенно: ибо в необыкновенную теплую и бурную зиму, какова была прошедшая во всем Северном полушарии,^[219] не могло его образоваться около берегов весьма много, необычно же ранняя весна скоро должна была истребить и последний.

Четверг 8 августа. Около полуночи опять ветер от S, а в час пришли мы уже на глубину 30 сажен. Это доказывало близость берега, но густой туман, ограничивавший наш горизонт расстоянием, не большим полумили, не допускал его видеть и вынудил нас лечь в дрейф. В пятом часу проглянула сквозь туман частица берега; мы тотчас легли к востоку и уже готовы были опять повернуть в море, по причине густейшего тумана, как вдруг стало прочищаться; вскоре берег Новой Земли открылся весьма ясно. Примечательная гора, лежащая на 73° широты, которая открылась нам первая в прошедшем году, усмотрена нами и теперь прежде прочих пунктов, почему и названа Первоусмотренной. Губу, по южную ее сторону вдающуюся в берег, против самого устья которой мы теперь находимся, Смиренников (служивший опять на нашем бриге) тотчас узнал, объявляя не сомневаясь, что это губа Безымянная, в которой он сам бывал неоднократно. В прошлом году не мог он узнать ее за дальностью. На моей карте была она обозначена под настоящим своим названием, к каковой догадке привели меня карта и виды штурмана Поспелова. В устье губы Безымянной лежит остров, за которым в случае противного ветра промышленники иногда останавливаются, но настоящего становища тут нет. Подойдя к берегу на расстояние около трех миль, спустились мы вдоль него к N и вскоре поравнялись с другой губой, по северную сторону Первоусмотренной горы находящейся, которой следовало быть Грибовой. Таковой признал ее и Смиренников; но так как она имела некоторое сходство в положении с Маточкиным Шаром и мы сверх того не уверены были в своей широте, ибо несколько уже дней не имели обсерваций, то, чтобы не оставить в этом случае никакого сомнения, послан был штурман ее осмотреть. Он возвратился вскоре после полудня, удостоверясь, что это действительно губа Грибовая. В устье ее глубина была 5 и 6 сажен, грунт – плита; далее в море на 15 и 20 саженях грунт – мелкий камень, а на 30 и 35 саженях, где, между тем, бриг лавировал, имели мы жидкий ил.

Отсюда продолжали мы плавание к Маточкину Шару, который теперь уверены были найти. В полдень обсервованная широта 73°6′, долгота по хронометрам от Екатерининской гавани 19°37′О. Мы не могли сделать достоверного сравнения между этой долготой и показанной пеленгами, поскольку карта наша была основана на долготе Архангельска, которой, по известным причинам, не могли мы доселе сличить непосредственно с долготой Екатерининской гавани. Следуя вдоль берега, имели мы удовольствие видеть, что карта наша в главных частях верна, хотя обстоятельства прошлого года и не весьма благоприятствовали описи. Мы не сводили труб с берега, нетерпеливо ожидая увидеть Маточкин Шар – предмет прошлогоднего нашего недоумения, и, наконец, около 4 часов увидели малый, низменный, беловатый островок Паньков, лежащий под самым берегом. Смиренников, живший на нем целое лето, весьма обрадовался старому своему знакомцу. Несколько левее островка открылся мыс Столбовой и, наконец, большой, но невысокий островок Митюшев. По этим приметам нельзя было не узнать Маточкина Шара. В 8 часов находились мы уже в самом его устье. Островок Серебряный был виден весьма хорошо, и мы скоро надеялись положить якорь в проливе; но ветер совершенно утих, а немного спустя сделался противный. Я хотел было послать шлюпку, чтобы точнее его обозреть, но густой мрак, который начал покрывать берега, заставил меня отложить это намерение. Между тем стремительное падение барометра, предвещая бурю или ненастье, делало опасным оставаться долее окруженным берегами; почему и решился я, оставив исследование Маточкина Шара до другого времени, продолжать путь к северной конечности Новой Земли.

Теперь открылась ясно причина, отчего мы в прошлом году не могли узнать Маточкина Шара. Горы, подходящие к самым его берегам, равно как и мысы Черный и Бараний, образующие собственно вход в пролив, створяясь между собой, столь совершенно его заслоняют, что, находясь даже у мыса Столбовой, ни по чему нельзя воображать, что имеешь перед собой пролив около 100 верст длиной. Не имея видов, можно бы его узнать по одному только островку Панькову; но расстояние наше от берега не позволяло нам тогда его видеть. Впрочем, мыс Столбовой также хорошая примета для входа в Шар. На нем находятся два особой фигуры холма, на южнейшем из которых стоит небольшой гурий; у самой же оконечности мыса несколько отпрядышей или отделившихся камней, похожих на столбы, от которых он, вероятно, и получил название. Митюшев остров лежит под самым берегом и в большом расстоянии, особенно в темноте, с трудом может быть различен. В широте Маточкина Шара, определенной Розмысловым, оказалась довольно значительная погрешность: устье его вместо 73°40′ лежит на 73°20′. На карте, составленной мной в прошлом году, поместил я этот пролив не весьма удачно. Бухта, которая, как мне тогда показалось, соответствовала устью его, есть губа Митюшихина; само же устье, лежавшее несколько южнее, принял я за простую губу.

Большой залив, заключающийся между мысами Бритвиным и Сухим, в котором находятся губы Безымянная, Грибовая, Митюшиха, Волчиха и Серебрянка, а также и устье Маточкина Шара, назвал я заливом Маркиза де Траверсе.^[220]

Пятница 9 августа. С весьма тихим ветром подвигались мы медленно вперед и в 5 часов поутру миновали только мыс Сухой, на котором в прошлом году видели избу. Погода сделалась прененастная, как мы того и ожидали, а вскоре и ветер стал крепчать, но, к счастью, от берега. В 8 часов прошли мыс Лаврова; открытый залив, находящийся между этим мысом и мысом Сухим, назвал я по имени старшего нашего штурмана Софронова, а северную, низменную оконечность губы Мелкой по имени офицера мичмана Литке 2-го. В 11 часов находились мы против губы Крестовой, южный мыс которой, отличающийся утесом с несколькими уступами, назван именем штаб-лекаря Смирнова, а северный низменный и более первого в море выдающийся – по имени второго штурмана Прокофьева. Губа эта, по рассказам промышленников, довольно обширна и имеет хорошие якорные места; перед устьем ее лежит посредственной величины остров, который я назвал островом Врангеля, в честь моего друга капитан-лейтенанта Врангеля, трудившегося в то время на северо-восточных берегах Сибири. Как по всем этим приметам, так и по широте места губа эта должна быть та самая, которую Баренц назвал Lomsbay.^[221]

С полудня задул от берега прекрепкий ветер с жесточайшими порывами, так что мы с трудом могли нести зарифленные марсели на езельгофте. Зато плавание наше было весьма успешно. В пятом часу миновали мы две губы, служившие пределом плавания нашего на север в прошедшем году. Севернейшая из этих губ – губа Машигина, названная так нашими промышленниками; южнейшую назвал я губой Сульменева, в честь достопочтенного и заслуженного флота капитана этого имени. Берег между этими двумя губами выдается низменностью, похожей издали на остров, за который мы прежде ее и приняли, но теперь увидели свою ошибку.

В 6 часов достигли мы до дальнейшего виденного нами в прошлом году берега. Это был длинный, низменный остров, видом своим весьма отличавшийся от берега Новой Земли; снегу на нем не было вовсе, он казался покрытым мхом. Берег же Новой Земли не представлял взорам ничего, кроме голого камня, на котором лежало множество снега. На северной оконечности острова стоит шест, а несколько правее нечто похожее на избу. Чтобы лучше рассмотреть эти предметы, шли мы в небольшом расстоянии от берега, как вдруг с переменой цвета воды уменьшилась глубина до 10 сажен. Тотчас легли мы на NW, но и на этом курсе уменьшилась она до 7 сажен, и только после того, как мы легли на WSW и расстояние от берега было около 5 миль, она стала увеличиваться.

Остров этот есть, конечно, тот, который Баренц назвал островом Адмиралтейства.^[222] Сходство в широте, отмели, его окружающие, найденные также и Баренцом, и, наконец, то, что по всему берегу к югу нет другого подобного острова, не оставляют в том никакого сомнения. Мне кажется также, что место это есть то самое, на котором потерпел крушение капитан Вуд. Берег Новой Земли южнее этого места приглуб и не имеет подводных рифов, какими окружен остров Адмиралтейства. Берег последнего соответствует также более других описанию, какое делает Вуд земле, на которой он спасся. «Низменные места, свободные от снега, поросли мхом, покрыты голубыми и желтыми цветами». Вуд не говорит, правда, чтобы он разбился на острове; но мелкий пролив, отделяющий остров Адмиралтейства от Новой Земли, мог быть в это время затерт льдом и показаться берегом, покрытым снегом. Широта, показываемая Вудом, разнится до ¹/₄°, что совсем не удивительно, так как он наблюдений в этом месте не делал. Где нет достоверных доказательств, там и вероятные догадки имеют свою цену; а поэтому название мыса Спидвел, данное Вудом тому месту, где он разбился, приложено на нашей карте южной оконечности острова Адмиралтейства.

Сегодня не видели мы ни одного морского животного и весьма мало птиц.

От острова Адмиралтейства берег уклоняется более к О. Горы становятся ниже, но круче и почти совершенно покрыты снегом. Берег был весьма единообразного вида. Он отличался только несколькими ледниками и одной превысокой, имеющей вид палатки, горой, лежащей на широте 74°30′. Она названа горой Крузенштерна, – имя, сколь славное в ученом свете, столь же драгоценное для всех, умеющих ценить достоинство, соединенное с благородством души.

Суббота 10 августа. В полдень находились мы по наблюдениям на широте 75°49′ и долготе 24°36′ О от Екатерининской гавани. В это время на траверсе у нас лежали два острова, ровные и невысокие, один из которых должен быть Баренцев остров Вильгельма, которого широту этот мореплаватель определил в 75°55′. Острова эти, разделенные нешироким проливом, показались ему, вероятно, соединившимися, поскольку он говорит об одном только острове. Южнейший из этих островов положен на нашей карте под именем Вильгельма, а севернейший назван островом Берха, в честь автора «Хронологической истории путешествий в полярные страны». За ними видна была губа, вероятно губа Архангельская, наших промышленников, перед которой и на их картах показываются два острова; может статься, она же есть и Beerenfort Баренца. В 6 часов подошли мы к группе, состоявшей из четырех островов, из которых два совершенно голы и столь низменны, что мы увидели их не прежде как в расстоянии 6 миль; другие два, лежащие ближе к берегу, довольно высоки и, кажется, покрыты мхом. На северо-западнейшем из этих островов, лежащем около 8 миль от берега, стояло два креста, один довольно прямой, другой – преклонившись к земле. От берегов во все стороны на большое расстояние простирались рифы. Мне весьма хотелось послать шлюпку для осмотра этих крестов, но сильная зыбь от W, производившая ужаснейшие буруны на берегах, не позволила сделать этого. Остров этот величиной, положением, видом, расстоянием от берега, рифами, его окружающими, и даже стоящими на нем крестами совершенно сходен с Баренцевым Крестовым островом, и потому положен на нашей карте под этим же названием. Остальные три острова, которых Баренц, вероятно, не заметил, названы мной островами Панкратьевыми. За этими островами некоторое время не было видно никакой земли, почему мы были готовы принять их за острова Оранские, тем более что и взаимное их положение похоже было несколько на эту группу, но мы скоро вышли из такого заблуждения, происшедшего от того только, что берег Новой Земли принимает отсюда еще восточнейшее направление, и когда мы эти острова миновали, то увидели продолжение его к NO за пределы видимого горизонта.

Сегодня с самого утра видели мы в разных направлениях множество малых ледяных гор, а в 4 часа прошли одну огромную гору, имевшую по крайней мере 40 футов в вышину и до 100 сажен в окружности. Погода весь день стояла хорошая, и плавание наше было приятное; однако же барометр падал и заставлял нас ожидать неблагоприятной перемены.

Воскресенье 11 августа. В каждом новом мысе, который после этого открывался, ожидали мы видеть северную оконечность Новой Земли, которая, судя по карте, не могла уже отстоять от нас далеко.^[223] Наконец, в 7 часов утра показался крутой, совершенно покрытый снегом мыс, от которого, как казалось, берег не простирался более к северу, поскольку, находясь от него в 8 часов 30 минут на NW 87°, не могли мы за ним усмотреть ничего более и с саленга, хотя горизонт в этой стороне был и весьма чист, из чего должно было заключать, что берег за этим мысом берет уже направление к S или SO и что, следственно, он есть тот пункт, который на картах показывается под названием мыса Желания. Еще более утверждали нас в этой мысли три острова, лежащие в губе, в западную сторону этого мыса вдавшейся, и соответствовавшие островам Оранским. Мы не могли не радоваться успеху, превзошедшему наши ожидания, и, видя около себя только редко рассеянные ледяные горы, ласкались уже надеждой обогнуть Новую Землю с севера и вступить в Карское море сегодня же. Однако же вскоре стали показываться и плоские льды, еще в восьмом часу оставили мы слева одно поле, окончания которого к W нельзя было видеть, к N от него находилось несколько подобных полей. К NO море было еще чисто, почему и продолжали мы плыть в эту сторону, хотя в начале десятого часа густой туман и покрыл весь горизонт. Около полудня, однако же, шум льда к О, N и W вынудил нас привести к ветру. В это время мы были окружены со всех сторон мелкими ледяными обломками и великим множеством плавника (носящегося леса), между которыми были целые пни толстых деревьев. Этому лесу неоткуда было взяться здесь, как из рек Сибири, почему и казался он нам несомненным свидетелем близости Сибирского океана и, следственно, того, что последний виденный нами мыс был действительно мысом Желания.

Целый день продолжали мы лавировать галсами, окруженные непроницаемым мраком, поворачивая всякий раз, как шум ото льда сделается ясно слышен или глубина значительно уменьшится. Судя по последней, расстояние наше от берега было не велико, но густой туман совершенно не допускал ничего видеть.

Понедельник 12 августа. Наконец, около 3 часов утра туман несколько поднялся, и мы увидели себя против вышеупомянутой губы, лежащей по западную сторону мыса Желания. Лед простирался от W к О сплошной стеной и соединялся с видимым в этом последнем направлении берегом. Таким образом, разрушилась приятная мечта наша проникнуть в Карское море, и нам осталось только возвратиться по следам своим к Маточкину Шару.

Мыс Желания определили мы лежащим на широте 76°34′ и долготе 29°23′ от Екатерининской гавани. Наблюдения, на которых определение это основано, учинены не в самый тот день, а днем ранее. Впрочем, счисление наше в это время не могло иметь значительной погрешности, поскольку в первый день нашего штилевания не заметили мы здесь никакого течения. Этот пункт на прежних картах обозначался весьма различно: на некоторых на широте 76°30′, на других на 77°, на иных, наконец, на 78°. Баренц один из всех мореплавателей видел его доселе, а потому такое разногласие было довольно непонятно; трудно было также догадаться, которое из этих разных определений принадлежит собственно Баренцу, поскольку ни в одном известном мне в это время описании его путешествия об этом не упомянуто. Мы находим только широту Ледяного мыса (Yshoek) 77°. Кажется, что мыс Желания лежит с ним почти на одной параллели. Разность около ¹/₂°, которая в этом случае окажется между определением Баренца и нашим не удивительна, приняв во внимание несовершенство мореходной астрономии в то время.

12 августа весь день продолжалось противное нам маловетрие, попеременно со штилем, при густом тумане. Ничего не видя, лавировали мы короткими галсами, остерегаемые с одной стороны лотом, а с другой – шумом бьющихся одна о другую на зыби льдин. Подходя к берегу, надлежало быть весьма осторожным и почти беспрестанно бросать лот, потому что глубина уменьшалась стремительно: милях в 7 от берега была она 80 и 70 сажен, а подойдя на полмили ближе, вдруг уменьшилась до 25 и 20 сажен.

В 6 часов вечера туман опять на короткое время прочистился; мы находились тогда в самом устье упомянутой губы, в расстоянии около 6 миль на NW от среднего из Оранских островов. Оконечности губы лежали от нас на противных румбах: мыс Желания на О, а другой, может статься Баренцев Ледяной мыс, на W. Берег в этом месте гораздо ниже простирающегося далее к югу; островерхих гор совсем не видно, но он сплошь покрыт снегом. Оранские острова были от него несколько свободнее и в некоторых местах как будто покрыты тундрой. Немного южнее мыса Желания находился в береге огромнейший ледник. Сплошной лед был в прежнем положении; мне казалось, однако же, что всю массу как бы приворачивает к берегу, потому что западная часть ее была к нам теперь ближе прежнего.

Пустота, нас тут окружавшая, превосходит всякое описание. Ни один зверь, ни одна птица не нарушали кладбищенской тишины. К этому-то месту можно во всей справедливости отнести слова стихотворца:

И мнится, жизни в той стране

⇐ Предыдущая 12 13 14 15 161718 19 20 21 Следующая ⇒