Федор Петрович Литке 12 страница

Итак, куда мы доселе ни обращались, везде встречали непреодолимые нашим намерениям препятствия. Это было для нас тем прискорбнее, что мы должны были пропустить без малейшей пользы несколько дней прекрасной погоды, которой в этих местах так надобно дорожить. Впрочем, в этом отношении скоро имели мы причину утешиться.

Суббота 13 августа. Утро началось густым, мокрым туманом. Не решаясь в такую погоду идти во льды, оставались мы в дрейфе в ожидании перемены. Время было неприятное и холодное; термометр показывал ¹/₄°. В восьмом часу горизонт несколько прочистился, и мы легли к востоку. К удивлению нашему, не видели мы теперь и следов той сплошной гряды льда, которой были вчера остановлены, и повстречали только сначала несколько носящихся гряд, которые, однако же, меняя курсы, миновали благополучно, и продолжали беспрепятственно путь к NO. Но препятствия были от нас только скрыты пасмурностью. В первом часу увидели мы опять сплошные льды от N через О до SSO, простиравшиеся во всех направлениях так далеко, как только достигало зрение. Если бы мы, следуя прежнему нашему плану, спустились вдоль этой гряды к S, то удалились бы мы слишком много и без пользы от берегов Новой Земли, поскольку и теперь находились уже, судя по карте, на параллели середины острова Вайгач; это заставило меня несколько отступить от первоначального плана. Я решился искать прохода где-нибудь в середине льдов, и поэтому, подойдя к ним вплоть, в 3 часа пополудни повернул на правый галс. В самое почти мгновение поворота ветер переменился, так что мы легли на NW и вскоре потом на NNW.

Курсом этим имели мы некоторую надежду достигнуть, наконец, берега Новой Земли. Видимое сплошное поле оканчивалось на севере и, по мере того как мы подвигались вперед, оставалось справа, не продолжаясь больше к северу. Впереди и слева видны были только рассеянные льды. Пробираясь между ними к N до самых сумерек, не видели мы ничего, что бы могло нас остановить. Не желая терять напрасно времени и попутного ветра, решился я не ложиться в дрейф на ночь, тем более что мне казалось неудобным оставить без управления судно, окруженное со всех сторон льдами. Поэтому, оставив одни марсели, продолжали мы идти к северу. Вскоре увидели, однако же, сколь предприятие наше опасно. Часа два прежде и после полуночи было так темно, что низменные льды можно было усматривать только в самом близком расстоянии, на горизонте же не видно было ничего. Итак, кроме того, что мы подвергались опасности набежать на какую-нибудь сплошную гряду льда или зайти в ледяную губу, даже и между носящимся льдом пробираться было затруднительно и опасно. Пока дул хотя бы малый ветер и судно хорошо управлялось, можно еще было от них уклониться; но около полуночи совершенно заштилело, бриг нанесло и прижало к находившемуся с левой стороны полю, так что не было никакого средства оттолкнуться от него шестами. Между тем с правой стороны сближало с нами множество других льдин, из которых некоторые были огромные. К счастию, подул легкий ветерок от О. Поставив все паруса, протерлись мы по краю льда и таким образом освободились из опасного нашего положения.

Беспокойная ночь произвела глубокое на всех нас впечатление. Нас окружали со всех сторон мелькавшие сквозь мрак, подобно призракам, ледяные исполины. Мертвая тишина прерываема была только плеском волн о льды, отдаленным грохотом разрушавшихся льдин и изредка глухим воем моржей. Все вместе составляло нечто унылое и ужасное.

Воскресенье 14 августа. На рассвете положение наше было точно такое же, как и накануне. Кругом носящийся, довольно редкий лед, к W почти чистое море. Вскоре окутал нас густой, мокрый туман, мы, однако же, продолжали безостановочно свой путь, надеясь, что, сплетясь к W, можно нам будет во всяком случае выйти на простор. К счастью, в 4 часа туман прочистился, нам открылась непрерывная, сплошная цепь льда по всему горизонту от SW, через W, N до NO, в этом последнем направлении виден был с марса берег в расстоянии около 15 миль, казавшийся островом, от которого вплоть до нас простирался неподвижный лед. Повернув на левый галс, легли мы к О, прямо на середину пролива между Новой Землей и островом Вайгач. Видя в этом направлении чистое море, надеялись мы хоть с этой стороны в чем-нибудь успеть, но, проплыв туда не более часа, встретили крупный и частый лед, за которым находилась сплошная его гряда, слева соединявшаяся с берегом, а справа продолжавшаяся даже до SS. Таким образом, увидели мы себя внезапно в конце ледяного залива, открытого только на шесть румбов, а именно – от SSO до SW, но и по этому пространству усеянной множеством ледяных островков. Если бы в это время поднялся ветер с юга, то положение наше сделалось бы весьма затруднительным! Нас могло бы тут совершенно затереть. К счастью, ветер весьма нам благоприятствовал, позволяя для уклонения ото льдов брать все нужные курсы.

Оконечности виданного нами берега лежали от нас почти NO и ONO. Пеленги эти совершенно соответствовали островкам, положенным на карте под названием Бриттен. Они лежат приблизительно на широте 71°51′ и долготе 13°38′. Впрочем, удаление наше от берега не позволяет сказать положительно, точно ли мы эти островки, или какую другую часть берега, видели.^[176]

Спустившись на фордевинд^[177] на SSW со свежим ветром, плыли мы три часа вдоль западной сплошной гряды; потом, поднявшись на W, стали пробираться сквозь множество льда, довольно густо по всем направлениям рассеянного, и, наконец, в пятом часу вечера совершенно его миновали.

Вторая наша попытка подойти к берегам Новой Земли была еще менее удачна, чем первая. И вообще единственным доселе плодом всех наших трудов и усилий было сведение, что от широты 70° к северу до берега Новой Земли и потом вдоль этого берега до широты почти 72° простирается сплошная цепь льдов, делающая этот берег совершено недоступным. Эта неприятная уверенность заставила меня отступить от первоначального моего плана. Если б, покрейсировав около этих мест еще несколько дней, и дождались мы, наконец, очищения южного берега ото льда, то за краткостью оставшегося времени (плавание наше могло продолжаться еще не более двух недель) успех наш все равно не мог быть весьма велик. Притом же протяженность берега, к которому мы еще не пытались подойти, была вдвое больше того, около которого мы доселе бились; следственно, для обозрения его или чтобы увериться, что он, подобно первому, неприступен, требовалось более и времени. По этим причинам решился я, не мешкая более у южного берега, поспешить к лежащему далее к северу, хотя и казалось противным вероятности и естественному порядку вещей, чтобы он был свободнее первого ото льдов.

Моржи

На льдах, которыми сегодня проходили, видели мы множество моржей. Они лежали стадами от 10 до 15 вместе. По одному из этих стад сделали мы несколько выстрелов ядрами. После первого выстрела моржи вскочили, но, осмотревшись кругом, улеглись опять; после второго они только подняли головы, а на следующие уже и не обращали внимания.

Моржи очень скоро остреливаются; это свойство их много способствует промышленникам в их делах. Льды эти усеяны также были множеством черных чаек, называемых здесь разбойниками (Larus parasiticus).

Понедельник 15 августа. Лавировали к N при крепком ветре между NNO и NNW, держась всегда вплоть к краю льда, который по-прежнему облегал берег. Мы не могли не заметить с прискорбием особенную неудачу, преследовавшую нас во всем. Сначала, когда нам нужно было идти к О и S, стояли ветры наиболее О и SO; теперь же, когда мы обратились к N, задул и ветер от N. Вечером видели с марса берег, к которому мы подходили 11 числа. Возле самого борта нашего судна проплыл белый медведь, хотя расстояние до берега и было более 20 миль. Засыпая на льдах, иногда эти животные бывают относимы на большое от берегов расстояние.

Вторник 16 августа. Лавировали по-прежнему при крепком NW ветре и великом волнении, окруженные со всех сторон льдами. Многие льдины, с которых смыло покрывавший их снег, были совершенно ровны с водой и нисколько не отличались от пены волн. Эти особенно нас беспокоили, так как при большом волнении, которое мы испытывали, удар такой льдины легко может проломить судно. Встретив ночью гряду подобных льдин, можно быть в самом опасном положении. В полдень широта наша 71°37′.

Среда 17 августа. С полуночи ветер стал стихать, а к полудню совсем заштилело. Поутру шел снег, льда в виду не было. В третьем часу с поднявшимся от SO ветром легли мы на NO. В четвертом часу появилась небольшая гряда льда, за которой было опять чистое поле. Лед этот превосходил высотой все доселе нами виденные; одна льдина в особенности была преогромная и престранного вида. Мы сожалели, что с нами не было живописца. Миновав эту отделенную гряду, увидели мы и сплошную, простиравшуюся от S через О, N до NW, вдоль которой мы спустились в NW. Проплыв в эту сторону до сумерек и не достигнув еще окончания льда, привели мы на ночь в бейдевинд к S. Предосторожность эта оказалась совсем не лишней, так как ветер скоро сделался прекрепкий от SO с большим волнением, туманом и слякотью.

Четверг 18 августа. К утру стихло, и мы спустились к N. Этим курсом надеялся я миновать виденный накануне лед. В седьмом часу несколько льдин и шум, похожий на буруны, к NO, возвестили нам о новых льдах в этом направлении, хотя за густым туманом их было и не видно. Приведя к ветру, увидели мы сквозь туман, приподнявшийся на несколько минут, густую цепь льдов не далее полуверсты от нас. В 9 часов, когда немного прояснилось, спустились мы вдоль нее в NW, но скоро зашли в губу, из которой могли только выйти, обогнув видимую к юго-западу оконечность льда. Штиль не допустил нас исполнить это прежде вечера. В седьмом часу подул ветерок от NNO, с которым мы, миновав эту оконечность, легли в бейдевинд к северо-западу.

Мы встречали, конечно, весьма много препон в нашем предприятии, но неблагодарно было бы с нашей стороны не признаться, что столь же удачно избавлялись мы вообще от угрожавших нам опасностей. Так случилось с нами и ныне: едва только высвободились мы из льдов, как подул сильный шторм от N с туманом и мокрым снегом. Ветер этот доставил нам случай узнать хорошие морские качества нашего брига, который под зарифленным грот-марселем, бизанью и фокстакселем^[178] был так покоен, невзирая на великое волнение, что мы могли даже обедать, по обыкновению, за столом.

Невзирая на ненастное время, удалось нам определить довольно верно наше место: широта в полдень была 71°53′, долгота – 4°56′. В первой не было значительной разности со счислением, но последняя была западнее счислимой на 4°20′, – разность, происшедшая в семь дней.

Суббота 20 августа. С полуночи буря стала смягчаться, а в 4 часа можно уже было поставить формарсель. Взяв курс NO, встретили мы в десятом часу опять густые льды, покрывающие весь горизонт от OSO через N до NW. Встреча эта, сколь неприятная, столь и неожиданная, поскольку мы находились в 50 милях от берега, утвердила меня в прежнем мнении, что всякая попытка подойти к берегам Новой Земли должна начинаться с юга, и лишила в то же время всей надежды иметь ныне какой-либо успех. Но так как экипаж и судно, мне вверенное, находились в наилучшем состоянии, то, чтобы соответствовать по возможности ожиданиям начальства, решился я пробыть здесь еще с неделю и потом уже, если не будет успеха, идти обратно в Архангельск.

Проплыв до 5 часов вечера к OSO и О для того, чтобы миновать виденный нами и опять в тумане скрывшийся лед, привели мы на NO.

Воскресенье 21 августа. Продолжая идти этим курсом, находились мы по счислению в 8 часов утра уже на берегу. Густой туман ограничивал горизонт только несколькими саженями. Ветер поднялся прекрепкий от N и потом от SW, т. е. прямо на берег, с жестоким волнением. Мы держались на правом галсе, надеясь, что течением в последние двое суток отнесло нас значительно к W, чтобы быть в безопасности от подветренного берега.

Понедельник 22 августа. С полуночи ветер отошел к югу. Проплыв до рассвета под малыми парусами на левом галсе, спустились мы на NtO и потом на NO, полагая, наверное, весьма скоро увидеть если не берег, то по крайней мере лед. Однако же, к удивлению своему, проплыв до полудня 46 миль, не видели еще ни того, ни другого, почему и привели к ONO. Мы находились тогда по наблюдениям на широте 72°24′ и долготе 10°01′, по генеральной же нашей карте точно на параллели мыса Бритвина, в 15 милях от берега.

Продолжая таким образом путь, усмотрели мы вскоре после полудня берег, весьма единообразного вида, простирающийся от SSW к NNO. На северном только конце его видна была превысокая весьма приметная гора.^[179] Куполообразная вершина ее покрыта была снегом, юго-восточный скат горы был отлог, северо-западный довольно крут, юго-западный же бок опускался вертикальным отрубом до берега, служившего, как казалось, основанием горе. К S от нее простирался берег невысокими, но крутыми холмами, во многих местах покрытыми снегом. Льда, к удивлению, не было около нас ни одного куска, – вероятно, последними крепкими ветрами его разбило и течением отнесло в море.

Мы были в недоумении о том, которую именно из известных частей Новой Земли имеем перед собой? Карта Государственного Адмиралтейского Департамента не могла нам в этом случае дать нужного объяснения. Мы тщетно искали далеко к западу выдающегося мыса Бритвина, от которого берег загибается к NO и SO, хотя, судя по этой карте, находились и на параллели его. У меня была еще карта, употребляемая нашими промышленниками. По той приходились мы против северного устья Костина Шара. Это совсем уже никакого доверия не заслуживало, поскольку пролив этот, как мы знали приближенно, лежит около двух градусов южнее этого места. Как к последнему способу, прибегли мы к вышеупомянутому унтер-офицеру Смиренникову, посещавшему два раза Новую Землю. Но его показания уверили нас только, что в подобном случае на показания человека неморского совсем полагаться нельзя: Смиренников говорил, что видимый берег вовсе ему не известен, хотя он и доходил на карбасах до Маточкина Шара, и что, следственно, мы находимся уже в низах – так называют промышленники берега, простирающиеся к N от этого пролива. После всего этого оставалось нам только следовать так близко к берегу, как позволит ветер, до Маточкина Шара, и по этому месту уже вычислить, когда и что мы видели.^[180]

Вторник 23 августа. Пролежав ночь в дрейфе, взяли мы поутру курс вдоль берега к северу. К несчастью, не могли мы подойти к нему так близко, как бы желали, по причине крепкого ветра. Из-за гор находили жестокие шквалы, заставлявшие нас иногда убирать все паруса. В 4 часа утра пеленговали виденную накануне гору на NO 47°. От этой горы берег внезапно принимает совершенно иной вид и вместо ровных низменных холмов состоит из высоких, крупных, островерхих гор, от подошвы которых к морю простирается неширокая низменность. Повсюду виден один только голый камень, покрытый снегом, за исключением крутизн и выдавшихся мест, где он держаться не может. Далее внутрь, везде, где только не было облаков, открывались вершины хребтов, совершенно покрытые снегом. Все вместе представляло картину неописанной дикости и уныния.

В полдень широта, определенная по двум высотам, была 73°07′, на 24 мили больше счислимой, долгота – 12°40′. По карте штурмана Розмыслова находились мы против самого устья Бритвиной губы, но видимый нами берег не имел никакого сходства с положением его на той карте. Расстояние наше от него, правда, более 15 миль, но столь примечательный пункт, как его мыс Бритвин, казалось бы, немудрено узнать и в таком удалении. Впрочем, как он сам говорит, положение этого берега нанесено на его карту только с виду, а не по аккуратной описи; поэтому, не удивляясь неточности ее, продолжали мы плыть к северу и искать Маточкин Шар, который должен был решить все. В продолжение пути миновали мы несколько губ, в которых, по тщательному их обозрению в трубы с саленга, оказалось непрерывное продолжение берега. В сумерки, не дойдя несколькими милями до параллели Маточкина Шара, мы легли в дрейф, чтобы не пройти этого важного для нас места, что по причине темных уже ночей весьма легко могло бы случиться. А на рассвете продолжали курс вдоль берега, с углубленным вниманием. Мы особенно старались замечать вид гор, которые там, где вытекают значительные реки и особенно большие проливы, представляют обыкновенно приметные разрывы. Но, к удивлению нашему, как горы продолжались одним, непрерывным хребтом, так и в береге находились только небольшие углубления, ничем не похожие на устье искомого нами пролива. Почитая, однако же, возможным, что в широте его, определенной Розмысловым, есть какая-нибудь ошибка, не переставали мы надеяться найти его еще впереди, тем более что берег, которым мы проходили, был ровный, несколько удаленный от высоких гор, который как будто соответствовал описанному Розмысловым на пути от Бритвина залива к Маточкину Шару.^[181] Но еще более обнадеживали нас два, по-видимому, большие отверстия в береге, скрывавшиеся за низменными мысами. Против южнейшего из них находились мы в седьмом часу утра. Оно оказалось небольшим заливом, вдавшимся в берег на SO. Южная оконечность этой губы (в журнале под буквой М) отличается возвышающейся на ней чрезвычайно приметной горой, на вершине которой стоит нечто похожее на башню или на огромный столб, представляющийся со всех сторон в одинаковом виде. Этот примечательный мыс я назвал, по имени старшего нашего лейтенанта, мысом Лаврова. Другое отверстие, с которым мы поровнялись в полдень, оказалось подобным первому. Оно отличается также южным своим мысом (L), где расположен огромный утес, хребет которого составляет несколько уступов, весьма приметных с южной стороны. На SO 43° от этого мыса лежит превысокая конической фигуры гора (X), составляющая южный конец новой цепи высоких, островершинных гор, которые, простираясь к N, подходят к самому морю. Гора эта, имеющая вид подобный вулканическим горам, названа сопкой Сарычева в честь гидрографа Российской империи вице-адмирала Сарычева. По северную сторону последней губы примечается также высокий утес, лежащий по румбу N и S, западный бок которого, имеющий вид параллелограмма, опускается вертикально в море. По самой середине острой, горизонтальной его вершины, казавшейся высеченной зубцами, возвышался столб, как бы руками человеческими воздвигнутый, – все вообще представляло странную игру природы. Здесь берег выдается несколько к W, низменностью, издали похожей на остров.

Облачное небо не позволило сделать нам никаких наблюдений, по счислению же находились мы в широте 73°54′, или на 16 миль севернее Маточкина Шара. Отсюда надлежало бы нам возвратиться и искать его опять по тому пространству, которое мы уже прошли. Но чтобы не оставить повода к предположению, что мы не дошли еще до его параллели, или от неверности наблюдения Розмыслова, или от течения, которое могло нас снести в эти сутки к югу, решился я проплыть еще несколько часов к севера, тем более что в этом направлении показывались в береге еще какие-то две впадины.

Продолжая плыть вдоль берега, достигли мы в половине шестого широты по счислению 74°10′. В упомянутых двух местах оказались небольшие губы. Далее к N продолжался берег на некоторое расстояние к NNO, до одной весьма приметной пирамидообразной горы, которую в ознаменование благодарности моей к флота капитану Головнину, под начальством которого провел я два полезнейших года моей службы, назвал я горой Головкина. Отсюда берег загибался к NW ровной невысокой землей и оканчивался крупным мысом (Т), лежавшим от нас на NtO¹/₂O, в расстоянии по меньшей мере в 25 миль, и поэтому находившимся на широте не меньше 74¹/₂°. По всему этому пространству не заметно было в береге более ни одного углубления. Уверясь таким образом, что тут Маточкина Шара нет, повернули мы к югу, чтобы искать его в этом направлении, полагая, что на пути нашем к W избег он внимания нашего оттого, что ветер не позволял нам подойти к берегу ближе, как на 15 миль, хотя, впрочем, казалось непонятно, как и в этом расстоянии можно было его не узнать.

До сумерек успели мы только дойти до вышеупомянутой, кажущейся островом, низменности, под которой и легли в дрейф. Идя не более как в трех или четырех милях от берега, заметили мы, что, при всех тех же прочих обстоятельствах, меняли мы место гораздо медленнее, нежели тогда, когда следовали к N. Это заставило думать, что против нас есть течение, и довольно сильное.

Четверг 25 августа. Заключение это подтвердилось на другой день, когда обсервованная наша широта в полдень была 74°23′, на 55 миль большая счислимой. Течение это было еще сильнее того, которое мы испытали с 22 на 23 число. Исправив этим счисление, найдем, что мы повернули к югу от широты 74°45′ (вместо 74°10′) и что виденная нами к N земля лежала далее широты 75°.

Течение это и тихий ветер были причиной того, что мы в первую половину 25 числа худо подавались вперед и в полдень находились только против мыса L. Губу, находящуюся по северную его сторону, обозрели мы вторично весьма хорошо и уверились, что она со всех сторон окружена берегом, подобно как и другая губа, лежащая по северную сторону мыса Лаврова. Миновав этот последний мыс, легли мы на ночь в дрейф.

Пятница 26 августа. На рассвете нашли мы себя на том самом месте, где были вечером; это доказало, что течение здесь не всегда с одинаковой силой стремится к северу. Когда совершенно рассвело, продолжали мы наше плавание к S и вскоре увидели выдающуюся от берега к W низменность, образовавшую небольшой открытый к N залив. От видимой к W оконечности ее, отличавшейся надводным каменным рифом, выдававшимся к NW, продолжалась она к SW на 5–6 миль и, завернувшись к О и NO, образовала небольшой заливец, вдавшийся к NO, перед которым лежал островок. От этого низменного полуострова простирается к северу тот ровный берег, вдоль которого мы плыли 24 числа утром и который кончается у сопки Сарычева. К югу же от него идут высокие и крупные горы, южный конец которых составляет усмотренная нами в самый первый день гора А. Идя к N, мы не заметили этого полуострова за дальностью; теперь же плыли от него не более как в двух милях. В шестом часу увидели близ берега небольшую избу, около которой разбросано было множество какого-то белого вещества. Несколько южнее ее, на возвышенном кругловидном холме, стояла сложенная в виде столба куча каменьев.^[182] Изба была, как казалось, уже близка к разрушению; но мы, проходя мимо нее, выпалили из пушки, на всякий случай, зная, что в этом году одно мезенское судно ушло зимовать на Новую Землю; следственно, могло случиться, что полуразвалившаяся изба служила убежищем партии земляков наших. Однако же на выстрелы никто не показывался.

Этот полуостров показался мне имеющим большое сходство с Митюшевским наволоком, указанным на Розмысловой карте к NW в 20 милях от Маточкина Шара. Широта, на которой мы себя считали, также не противоречила этому заключению.

По этой причине устремили мы тем большее внимание на берег, к югу от этого места простиравшийся, но, подобно как и прежде, не видели ни одного пункта, который бы по чему-нибудь могли принять за устье Маточкина Шара. Мы не заметили ни одной большой губы, никакого разделения в хребте гор, которое бы означало большой пролив, ни одного из островков, расположенных перед его устьем. В полдень обсервовали широту 73°17′, следственно находились уже на 21 милю южнее Маточкина Шара, по определению Розмыслова. Не имея причины предполагать в определении этом погрешности в 20′, должны мы были принять, что искомое нами место пройдено и не узнано вторично. Мы не могли не видеть его, так как ни одна даже незначащая впадина в береге не избегла внимания нашего, и потому должны были заключить, что Маточкин Шар положен на картах или со слишком большой погрешностью в широте, или вовсе в несходном с истиной виде: что устье его или гораздо уже, или обращено не в ту сторону и прочее. Недоумение наше усугублял еще Смиренников, который при всяком случае повторял, что мы находимся в низах. Неудивительно было неморскому человеку не узнать берега с первого вида, но мы никак не могли думать, что, побывав в Маточкином Шаре хотя бы раз в жизни, можно было бы в нем ошибиться. Как бы то ни было, для разрешения сомнения нашего мы имели только одно средство: посылать гребные суда в каждый из заливов, мимо которых проходили. Но этого средства употребить не позволяла нам ни краткость оставшегося времени, ни краткость дней, так как всякая ничего не значащая заводь могла бы нам в таком случае стоить целого дня. Итак, мы увидели себя в необходимости оставить под сомнением и самое положение Маточкина Шара, и немногие дни, которые мы могли еще пробыть у Новой Земли, употребить на обозрение сколь возможно большего пространства к югу.

С тех пор, как мы подошли к берегу, и до этого времени видели мы только одну небольшую льдину 24 августа. Сегодня же миновали целую гряду, только что отделившуюся от берега, которую ветром несло к W – столь поздно очищаются эти берега ото льдов. После полудня видели также к западу довольно большую полосу льда. Погода в этот день стояла не новоземельская: около трех часов, при наступившем штиле, поднялся термометр до 4°. В другое время при такой температуре жались бы мы, может быть, от холода, теперь же находили погоду теплой и приятной. Мы уже притерпелись. Скоропостижные переходы от тепла к стуже или обратно бывают для человека очень неприятны, но он скоро привыкает к обеим крайностям. Чувства его – довольно ненадежное мерило тепла и холода.

На одном низменном, ровном островке, против которого мы в это время находились, стояла какая-то тонкая жердь, служившая, конечно, береговым знаком для промышленников. Надлежало полагать, что они были тут недавно: так как столь ломкая, непрочная вещь не могла бы, по-видимому, удержаться долго в целости. Мы выпалили по этой причине из пушки, но и второй сигнал наш точно так же остался без ответа, как и первый.

Невзирая на неприятную уверенность, что мы Маточкин Шар оставили уже к N, вид берега вечером давал нам снова некоторую надежду. Поровнявшись с горой А,^[183] усмотрели мы к югу от нее довольно широкий залив, по северную сторону которого лежало несколько островков, из которых один можно было принять за Митюшев остров. К югу от залива под самым берегом лежал небольшой островок, похожий на Паньков остров. Хотя с марса в трубу и казался залив этот не имеющим нигде никакого отверстия и Смиренников уверял, что никакой из эти островов не похож ни на Митюшев, ни на Паньков, но, чтобы по возможности не оставить сомнения в этом месте, которое одно только из виденных нами походило несколько на Маточкин Шар, решился я подойти к нему вплоть.

Суббота 27 августа. Но ночью поднялся прежестокий ветер с берега с ужасными порывами. Мы едва могли держать совершенно зарифленные марсели, и то оттого, что за берегом не было волнения; в открытом море ветер этот был бы настоящим ураганом. Сильным ветром отнесло нас от берега так далеко, что прилавировать к нему не успели бы мы по всей вероятности и до вечера, а поэтому и не думал я тратить времени для весьма сомнительного успеха и спустился по-прежнему вдоль берега.

Последний, как мы уже 22 августа заметили, идет к югу ровными, довольно высокими холмами. Милях в пяти к S от этой горы выдается к W низменность, каких мы по этому берегу нашли несколько, и от нее риф, на котором ходили страшные буруны.^[184] Отмель же должна простираться далеко, так как мы в 9 часов утра, находясь от оконечности милях в трех, вдруг уменьшили глубину до 10 сажен и должны были с полчаса проплыть к SSW, чтобы несколько удалиться от опасного места.

Отсюда берег идет постепенно ниже и ниже и образует многие бухты, прикрытые островками. Мы следовали параллельно ему не более как в двух от него милях. Видна была крайняя южная оконечность берега на S. Казалось, что далее берет он направление к SO, но в 3 часа появился в правой руке остров, потом еще правее отрубистая к морю низменность, и, наконец, все соединилось весьма низким берегом, за которым вдали видны были невысокие, покрытые снегом холмы. Таким образом увидели мы себя в обширном заливе, оконечности которого лежали одна от другой NtO и StW в 40 милях. Северную оконечность образовал тот опасный мыс, от которого мы утром спускались, а южную – позже открывшаяся отрубистая низменность. От последней, подобно как и от первой, простирался риф, и под берегом в разных местах были видны буруны. Упомянутый остров лежал в юго-восточном углу этого залива, положение его NNO и SSW; на северном его мысу стояло несколько крестов.

На южной оконечности залива находилась большая становая изба, по-видимому, в довольно еще хорошем состоянии, и возле нее другая поменьше, вероятно баня.^[185] Чтобы осмотреть эти признаки обитаемости в совершенно безлюдной стороне, правили мы на SW и WSW так, чтобы пройти от этого места милях в двух. Признаки отмели побуждали нас к осторожности, и лот был бросаем беспрестанно. Глубина шла весьма постоянно целый час от 20 до 18 сажен, иногда только 16–14 сажен, но в 5 часов вдруг уменьшилась до 8 и 6 сажен. Тотчас легли мы на W, но в ту же почти минуту судно жестоко ударилось о камень. Немедленно поднялись на NW; лот показал глубину 3 сажени, грунт – плита, и вслед за тем последовал еще сильнейший удар. Вмиг привели в бейдевинд на N и поставили все возможные паруса, хотя, по причине свежего ветра и великой зыби, не без опасности для стены, и между страхом и надеждой ожидали, чем все это кончится. Добрый наш бриг, рассекая довольно легко сильную противную зыбь, удалялся от опасности. Глубина увеличивалась, однако же, весьма медленно, иногда даже опять уменьшалась и не ранее 6 часов возросла до 16 и 18 сажен. К особенному счастью нашему, ветер в самую критическую минуту перешел от ONO к О. Если б он переменился настолько же в другую сторону, то мог бы привести нас к гибельному положению: мы не могли бы миновать рифа, который протянулся на NW на большое расстояние. Якоря на плитяном грунте никак бы не задержали, а при такой зыби, какую мы имели, нужно было не многих ударов, чтобы совершенно сокрушить судно.

⇐ Предыдущая 7 8 9 10 111213 14 15 16 Следующая ⇒