Глава 6. Тюркское господство

Глава 6

Тюркское господство

Есть право властвовать у тюрков, блистать ученостью – у персов и славить Бога – у арабов.

Древняя присказка

Сейчас тюркские народы проживают в большей части Трансоксианы, и они распространились далеко на запад, даже дальше Константинополя, однако этот процесс длился несколько столетий. Продолжается он и по нынешний день в Иране, где тюркский диалект азербайджанского, по-видимому, распространяется за счет персидского языка. Но как происходила тюркизация владений Саманидов?

Степи Средней Азии, по которым скитались кочевые племена, сравнимы с морем. Нападение одного племени на другое порождало цепную реакцию, и тогда страдали соседние племена. Дело не в том, что Средняя Азия была плотно заселена, скорее племенам требовалось все больше пастбищных земель, и давление любого вторгшегося племени чувствовалось сразу.

Геродот описывал цепную реакцию передвижений народов Средней Азии, когда пытался объяснить миграцию скифов на юг России в VIII и VII вв. до н. э., в то время как о миграциях схожей природы сообщали и другие классические авторы. Для объяснения причин, стоявших за миграциями в Средней Азии, выдвигались различные теории, такие как истощение пастбищ, резкий рост населения и новые технологии, вроде изобретения стремян. Для большинства таких теорий доказательства найдены, но, определенно, движущие силы миграции, о которых мы почти – или совсем – не имеем информации, были весьма сложными и многочисленными. Как бы там ни было, степные народы перемещались, и нас интересует их столкновение с Трансоксианой и особенно с Бухарским оазисом.

Тюрки являлись народами, говорящими на языках одной из ветвей алтайской языковой семьи. Тюркская группа алтайской языковой семьи была, возможно, очень древней и распространенной в Сибири и Средней Азии еще до создания первых тюркских степных царств в середине VI в. н. э. И если среди различных орд, вторгавшихся на Ближний Восток или в Индию, находились присоединившиеся к ним тюркоязычные кочевники, о них не осталось никаких записей, и мы можем только предполагать, что тюрки могли быть обнаружены среди хефалитов и, возможно, других среднеазиатских народов, двигавшихся на Ближний Восток в доисламские времена. Создание в Монголии в 551 г. Тюркской империи вскоре привело тюрков в Трансоксиану. Как упоминалось выше, около 565 г. тюрки ликвидировали власть хефалитов над согдийцами и установили собственную – до самой реки Окс, которая стала границей между империей Сасанидов и тюрками. Хотя в 582–603 гг. империя делилась на Восточное и Западное царства, тюрки оставались доминирующей силой во всей Средней Азии на протяжении более пяти веков.

Существовало великое множество тюркских племен, названия которых известны нам из различных арабских и персидских книг, наиболее ценной из которых является «Диван Лугат аль-Тюрк», или справочник тюркских диалектов Махмуда из Кашгара, написавшего свою работу в XI столетии. В книге содержится много информации о тюркских племенах и их истории с включениями тюркских слов, объяснения которым даются на арабском. Политические перемены в тюркских степных империях не относятся к предмету нашего рассмотрения, однако краткий обзор ситуации в начале правления Саманидов и перемен в X столетии представляет собой определенный интерес.

Возможно, наиболее значительной тюркской народностью на Ближнем Востоке являлись огузы, которые жили преимущественно севернее Аральского моря. Нет точности в происхождении слова «огуз» как определения политического союза племен, но, похоже, позднее оно приобрело этнический смысл – по крайней мере, в глазах мусульманских авторов. Огузы распространились почти до самой Европы, где западная граница их владений проходила по реке Эмба (река в Актюбинской и Атырауской областях современного Казахстана, разделяющая европейскую и азиатскую части страны. – Пер. ), восточной границе Хазарского царства. Вдоль Сырдарьи (древней реки Яксарет) имелось множество тюркских поселений, торговых центров, где проживали не только тюрки, но также согдийцы и хорезмийцы. Кашгари рассказывает, что обитатели городов Тараз, Исфиджаб, Баласагун и других в северной части Трансоксианы говорили на тюркском и согдийском языках. Как бы там ни было, то, что все переняли тюркские обычаи и манеру одеваться, указывало на тюркизацию населения. Во времена Аббасидского халифата большая часть тюрков-рабов поступала именно от огузов.

Арабам, при завоевании Трансоксианы, пришлось сражаться против тюрков, которых звали тюргиши и которые жили на северо-западе озера Иссык-Куль. Около 766 г. тюргишей сменили карлуки, которые, в свою очередь, подчинялись уйгурам, обитавшим на востоке, в Монголии и Синьцзяне – Китайском Туркестане. После разрушения в 840 г. Уйгурской степной империи киргизами карлуки стали ведущей силой в степях на северо-восточной границе растущих саманидских владений. За счет карлуков Саманиды раздвинули свои границы на север и северо-восток. Первый Саманид, Исмаил, захватил Тараз, одну из столиц карлуков, однако Исмаилу и его преемникам приходилось отбивать набеги карлуков из Кашгара и других мест. В самом начале X в. исламские миссионеры обратили некоторых из предводителей карлуков в ислам, что означало значительные перемены в вассальной зависимости тюркских племен. Таким образом, тюрки являлись не чужаками или отдельными обращенными рабами, но частью исламского мира и важным фактором более поздней истории.

Автор XII в. Шараф аль-Заман Тахир Марвази написал об огузах следующее: «Когда они соприкоснулись с исламскими владениями, некоторые стали мусульманами, и их назвали туркменами. Между ними и теми, кто не принял ислам, возникла враждебность. Затем число мусульман среди [огузов] возросло, и позиции ислама среди них упрочились. Они победили неверных и изгнали их… Туркмены распространились по всему исламскому миру и так возвысились, что стали править в большей части [исламских владений], став царями и султанами». Это можно в равной степени отнести к карлукам и другим тюркам.

Важно сразу же рассеять заблуждение, будто Средняя Азия была поделена между оседлыми иранцами в Трансоксиане и кочевыми тюрками севернее Сырдарьи. Мы уже упоминали о смешивании согдийцев и тюрков, однако еще до эпохи Саманидов тюрки селились в городах Ферганской долины и в других местах Трансоксианы, тогда как тюрки-кочевники ко времени арабских завоеваний, по-видимому, вытеснили ираноязычных кочевников из степных и пустынных районов. Открытия советских археологов в Средней Азии подтвердили картину, представленную письменными источниками, что существовавшие в этих местах города, населенные как тюрками, так и иранцами, управлялись тюрками, в то время как в царстве Саманидов обитали как кочевые, так и оседлые тюрки. С ростом числа тюрков согдийцы и хорезмийцы ассимилировались, и процесс этот значительно продвинулся ко времени монгольских завоеваний в начале XIII в.

Таким образом ислам разрушил стену между Ираном и Тураном и превратил земли севернее Окса в Туркестан. Возможно, большинство из ранних мусульманских миссионеров в стране тюрков-язычников являлись «неофициальными» проповедниками, нищенствующими монахами-дервишами, которые присоединились к исламским гази, воинам веры, в их походах против тюрков, но которые потом остались в немусульманских землях, дабы обращать язычников. Не все тюрки были язычниками или последователями шаманов, поскольку среди них имелось много обращенных манихеев, христиан и буддистов. Поэтому для многих тюрков учение ислама, должно быть, не было незнакомым.

Выдержка из прославленной книги под названием «Фихрист» (свод сведений о литературе на арабском языке первых четырех веков ислама, включая переводы произведений иноземных авторов. – Пер. ) багдадского книготорговца Ибн аль-Надима рассказывает, что уйгурский правитель Китайского Туркестана, исповедовавший манихейство, прослышал, будто саманидский эмир (Нух ибн Наср?) собирался подвергнуть гонениям всех проживавших в Самарканде манихеев. Вследствие чего уйгурский правитель (названный Ибн аль-Надимом Токуз Огуз-бай) заявил, что в его владениях намного больше мусульман, чем манихеев в царстве Саманидов, и если Саманиды подвергнут манихеев гонениям, то он сделает то же самое с мусульманами у себя. Этого оказалось достаточно, чтобы остановить саманидского эмира.

Согласно преданию, брат эмира Исмаила нашел убежище у тюрков в Кашгаре, где обратил в ислам правителя царствующего рода. Этот правящий род стал известен персидским и арабским авторам как Илик-ханы или Али Афрасиабы, а европейским исследователям под именем Караханиды. По поводу Караханидов существовало полнейшее непонимание, пока О. Прицак не обнаружил в источниках объяснение меняющимся титулам. Если коротко, то среди Караханидов (как и у других тюрков) имел место принцип «двойного царствования», в соответствии с которым в правящем роде использовалась определенная система должностей и титулов. Мы не имеем возможности подробно вдаваться в детали этой системы, однако почетный титул Арслан – «Лев» носил соправитель восточной, правой ветви тюрков, тогда как Бугра – «Верблюд», являлось титулом западной, левой ветви. Также имелись подчиненные правители со своими титулами – Арслан-тегин, Яйнал-тегин и др. Человек мог подняться с более низкого поста на более высокий, и такая практика сбивала с толку исламских авторов. После обращения Караханидов в ислам их мусульманские имена, несмотря на смену титулов, навсегда оставались с ними, что значительно упрощает их идентификацию. И при всех Караханидах Восточный, или Китайский, Туркестан оставался открытым для ислама.

Обращение в ислам части тюрков Средней Азии в X в. может дать наглядную картину миссионерской деятельности, поддерживаемой халифом и другими мусульманскими правителями того времени. Посольство Ибн Фадлана к волжским булгарам в 921 г. преследовало политические цели, но превалирующее стремление Багдада в распространении суннитской веры также очевидно. В своей «Китаб аль-Ансаб», антологии биографий, Самани рассказывает о некоем мусульманском проповеднике в землях Караханидов, аль-Каламати из Нишапура, умершем в 961 г. Другие такие же миссионеры упоминались и у Самани, и в других источниках, что указывает на непрекращающуюся активность мусульманских проповедников среди тюрков-язычников. Хотя мы не имеем прямых свидетельств скоординированной миссионерской деятельности, организованной правительством, при Саманидах особую активность проявляли «неофициальные» гази, результатом чего стало обращение в ислам множества тюрков.

Должно быть, для новообращенных ислам значил не слишком много, поскольку нам известно о шаманских обрядах среди тюрков Средней Азии, практикуемых вплоть до наших дней. Подобная вера в магию и колдовство не отвратила тюркских предводителей от принятия суннитского ислама, и, более того, в поздние периоды истории тюрки решительно подтверждали свою приверженность суннитскому исламу. Хотя в Средней Азии тюрки редко следовали шиитской или другим ересям, в более поздние времена они примыкали к мистическим орденам, известным как ордена дервишей. Вероятно, доисламские обряды и обычаи сохранились в некоторых ритуалах исламских дервишей и среди поздних тюрков. Таким образом, к исламскому культурному сплаву, начавшемуся в X столетии, добавилась новая составляющая, которая, однако, значительно возросла в XI и XII вв.

Разумеется, даже еще до эпохи Саманидов тюрки занимали особое положение при дворе халифов Багдада. Источники повествуют об их воинских талантах и надежности, и вполне естественно, что в Багдаде они должны были подняться до важных постов. Распространение ислама и массовое обращение в него на землях Ирана превратили Среднюю Азию и Кавказ в лучшие источники поставки рабов. В результате рабы из тюрков-язычников пользовались большим спросом в Багдаде Аббасидов. Более того, рабы захватывались не только во время военных походов, в мирное время их можно было просто купить. Поскольку тюркские племена Средней Азии часто воевали друг с другом и, подобно негритянским племенам Западной Африки XVIII столетия, продавали захваченных в плен противников мусульманам, то таким образом халифат был обеспечен постоянным притоком рабов из Средней Азии.

Рабы являлись важной составляющей благосостояния, и тюрки-рабы ценились очень высоко. Сообщается, что Абдаллаху ибн Тахиру надлежало отправить халифу подать, включавшую в себя, помимо тканей, баранов и лошадей, две тысячи рабов-огузов. Также сообщалось, будто Амр ибн Лейс обучал своих рабов шпионить на него, после чего дарил их своим предводителям. Особенно процветали невольничьи рынки Багдада, поскольку в столице можно было удерживать самые высокие цены на рабов. В результате тюрки-рабы заменили мукатила – свободных арабских воинов, которые состояли на жалованье у халифата с самого начала исламского периода. Тратить деньги на преданных рабов было куда выгоднее, чем на арабов, на лояльность которых нельзя было положиться.

В Багдаде ранние тюркские рабы по большей части работали в качестве домашней прислуги и телохранителей. Они проявили себя как преданными и способными управляющими, так и воинами, поэтому нет ничего неожиданного в том, что тюркская гвардия халифов должна была занять особое положение не только в военных делах, но и в управлении государством. Тюркское воинство Багдада заслужило такую нелюбовь населения, что халиф аль-Мутасим перенес в 836 г. столицу в новый город, Самарру, и с 836 по 892 г. двор халифа пребывал там. Девять халифов жили там в качестве марионеток тюркской гвардии, которая возводила на трон и низвергала халифов. Страдали и власти, и центральное управление халифата, да и провинции точно так же не были свободны от тюркских военачальников. В 868 г. тюркский наместник Египта Ахмед ибн Тулун объявил о своей независимости и основал династию, известную в истории как Тулуниды.

Хотя о провинциальных столицах мы имеем меньше информации, чем о Багдаде, можно предположить, что в случае с тюркскими рабами, как и в других отношениях, они копировали Багдад. Однако, по всей видимости, тюрки ни при дворе, ни в армии не выделялись столь сильно в Нишапуре при Тахиридах. У Исмаила имелось большое количество гулямов – молодых рабов на военной службе, но, возможно, они не состояли исключительно из тюрков. Несомненно, иранские дехкане, наравне с тюрками, служили командирами в саманидской армии, в которую были записаны самые разные люди. Разумеется, тюркские гулямы были приписаны ко двору, а не к диванам или бюрократическому государственному аппарату. Походы Исмаила против Тараза и в другие места на тюркской территории заполнили невольничий рынок Бухары, и при его сыне, Ахмеде, мы уже слышим о множестве тюрков в царской страже.

В своей «Сиясатнаме» Низам аль-Мульк подробно описывает идеальное обучение гулямов в эпоху Саманидов; термин «гулям», возможно, лучше перевести как «паж». Согласно автору, первый год после его приобретения паж должен был провести в обучении послушанию и дисциплине, на второй год он обзаводился лошадью и учился управлять ею. С каждым годом у него прибавлялось обязанностей и дисциплин обучения, таких как функции виночерпия и постельничего. Если паж оказывался способным и сообразительным, он мог продвинуться до должности командира отряда или, в дальнейшем, до поста управляющего. Венцом продвижения по службе было назначение наместником провинции, что предоставляло значительную степень независимости. Нет свидетельств тому, что существовала организованная на постоянной основе школа пажей, но даже неорганизованное обучение делало из тюркских рабов компетентных руководителей, как в государственном аппарате, так и в армии.

«Рабская» армия Саманидов строилась по образцу тюркской армии халифов, а не на основе древних иранских или среднеазиатских традиций. Армия Сасанидов, как и вооруженные силы доисламских правителей Трансоксианы, состояла в основном из кавалерии, набранной из аристократии, тогда как массы пешего войска и все остальные, кто сопровождал армию, не играли серьезной роли. Иранские феодальные властители со своей свитой могли служить образцом для халифа с его рабами, однако у института рабов в исламские времена не было предшественника, по крайней мере, насколько нам известно, в сасанидском Иране. Солдаты-рабы исламских времен являлись купленными людьми, без семей и местных привязанностей, что придавало им особую гибкость и силу. Система ввоза немусульманских рабов и создания из них особой стражи существовала на всем протяжении исламской истории, завершившись на знаменитых янычарах Османской империи.

Разумеется, помимо тюрков имелось много других рабов, таких как индусы, армяне, славяне и африканцы; для этой роли подходили любые немусульмане. Каким-то образом всем, кроме тюрков, оказалось проще быть поглощенными так называемым исламским плавильным котлом. Однако тюрки сохранили свою идентичность. Подобное наблюдение было отмечено еще в самом начале IX в. энциклопедистом аль-Джахизом. Определенно, история благоволила тюркам, и они извлекли немалую пользу из своих возможностей, тогда как индусы, африканцы и другие рабы так и оставались рабами и никогда не образовывали отдельных групп. Принцип армии из рабов до такой степени укоренился в исламе, что позднее, когда халиф аль-Муктафи распустил свою гвардию из тюркских рабов, ему пришлось набрать на их место греков и армян.

Таким образом, тюркские военные рабы стали особой категорией рабов, называемых пажами, и это именно тот институт, который нас интересует. На самом деле он представлял собой концепцию, которая обеспечила тюркам власть и позднее установила в исламском мире традицию, по которой тюркам предназначалось быть солдатами и правителями, тогда как персам отводились занятия искусством, ремеслом, хорошим манерам и литературой, все вместе называвшиеся по-арабски адаб. Арабы же сосредоточились на религии.

Разумеется, правительство старалось контролировать работорговлю – больше ради получения прибыли, чем из каких-либо человеколюбивых побуждений. Существовала своего рода таможня для ввоза рабов, и подобные пограничные посты могли оказаться весьма прибыльными для их начальников, поэтому эмир отдал эти контрольные пункты на откуп самым крупным закупщикам рабов. Правительство регулировало транзитную торговлю рабами через владения Саманидов, в целях чего выдавались лицензии. Экономическое значение торговли тюркскими рабами подчеркивалось несколькими исламскими авторами, а географ X в. Ибн Хокал утверждал, будто некоторые тюркские рабы, мальчики и девочки, были проданы по 3 тысячи золотых динаров за каждого, что по тем временам представляло собой целое состояние.

Поначалу тюркские солдаты саманидских правителей придерживались лишь своей военной профессии, поскольку при ранних эмирах династии имела место серьезная активность на границах Трансоксианы – в Хорасане, Систане и других местах, – что не оставляло армию без дела. Когда солдата-раба убивали или он умирал, его имущество отходило к его командиру или самому правителю. Однако тюркские военачальники, особенно высшие, начали приобретать земли и прочее имущество, становясь таким образом заинтересованными в благосостоянии своих семей и друзей. Один из ранних командующих Саманидов, Кара-тегин (ум. 929), отказался покупать или принимать в дар любые земельные имения, потому что они могли бы лишить его чисто военной роли и связать ему руки. Однако он являлся исключением, и другие тюркские военачальники не упускали возможностей для накопления богатств любого рода.

Количество пажей при саманидском дворе исчислялось несколькими тысячами, но значительно большее число солдат-рабов служило в армии. У нас мало сведений об армии Саманидов, зато об их преемниках, Газневидах, сведений гораздо больше. Босуорт (Клиффорд Эдмунд Босуорт (1928–2015), английский востоковед, специалист по арабистике и иранистике. – Пер. ) собрал данные по армии последних, что дает основание для сравнения с Саманидами. Наиболее поразительной чертой армии Махмуда Газни является многообразие рас и народов, входивших в нее. Помимо тюрков в ней служили индусы, афганские горцы, иранцы и даже арабы. Такое разнообразие заслужило похвалу более поздних авторов, которые усматривали в разномастности личного состава замысел, согласно которому правитель мог противопоставлять одни этнические группы другим, тем самым предотвращая заговоры и объединение во фракции. Наверняка армия Саманидов была менее многообразной, однако имеются указания на то, что в ней порой встречалось разделение на группы, каждая из которых стремилась к собственной выгоде за счет остальных. Однако ситуация была намного сложнее, чем может показаться на первый взгляд, – если применять к ней только лингвистическую картину. Исходя из культурно-языковой среды, можно было бы ожидать, что в саманидской Бухаре сложилось три группы: тюрки, говорившие на персидском иранские аристократы-дехкане со своей прислугой и народные массы, использовавшие согдийские диалекты. Но ислам уничтожил эти очевидные барьеры. Поэтому наиболее правдоподобное описание «лоббистских группировок», имевших влияние на исполнительную власть, состояло бы из класса военных, к которому принадлежали как тюрки, так и иранцы; бюрократического аппарата, обладавшего влиянием, но не имевшего армии; и руководимых религиозными лидерами народных масс, чья сила основывалась на обладании оружием.

Мне кажется, создание профессиональной военной касты из тюркской стражи при Саманидах было скорее стремлением правителя найти себе некий оберег от народных масс, чем, как часто утверждалось, желанием подчинить иранских дехкан. Когда Исмаил впервые появился в Бухаре, мощь местной толпы и разбойников оазиса напугала его. Не следует забывать, что в тот период население Трансоксианы было в основном вооружено и, объединившись, становилось грозной силой. К тому же не только – или не до такой степени – проблемы для правителя создавало местное население. Более серьезной головной болью для правительства скорее являлся постоянный приток добровольного «воинства веры», гази. Источники многократно упоминают о гази в саманидских владениях, поскольку граница с тюрками-язычниками являлась притягательным местом для людей любого сорта со всего исламского мира. Точно так же, как на границе Армении с Византией на западе, в Трансоксиану стекались спасавшиеся от гонений религиозные еретики, солдаты удачи, разбойники и многие другие – по самым разным причинам. Однако ко второй половине X столетия обращение в ислам такого большого числа тюрков положило конец пограничной вольнице, и гази покинули Трансоксиану в поисках других полей деятельности.

Нам известно о миграциях значительных групп гази из Трансоксианы на запад и юг. Войны Газневидов в Индии притягивали многих гази на юг, о чем мы узнали из множества источников. Подобным же образом такие авторы, как Ибн аль-Асир и Ибн Мискавайях, дают исчерпывающую информацию о бандах гази из Хорасана, пересекавших владения Байидов на пути к византийской границе. Например, в 966 г. войско в двадцать тысяч гази из Хорасана появилось в Рее, однако они причинили своими грабежами столь сильное беспокойство, что байидский правитель, Рукн аль-Долан, выступил против них с армией, разгромил и погнал назад, до самого Хорасана. Байиды считали, будто это продвижение банды гази по пути к границе Византии на самом деле являлось происками Саманидов с целью создать проблемы Байидам. На значение гази в иранском исламском мире указывает присутствие во многих городах и поселениях чиновников, известных как салары – руководители гази.

В источниках мы находим различные названия для гази, такие как айяры, салюки, фитьяны, муттавия, и далеко не просто определить, чем они отличались друг от друга. Якуб ибн Лейс вышел как раз из одной из таких групп в Систане, и при Саманидах в этой провинции продолжали процветать подобные группировки. Более того, можно сравнить восток исламского мира с американским Диким Западом XIX в., когда, ради поддержания закона и безопасности городов и поселенцев, создавались отряды добровольной милиции. Порой различия между бандой грабителей-айяров, отрядом гази и братством фитьянов, напоминавших дервишей, были слишком неопределенными, однако сама распространенность таких банд указывает на нестабильность условий жизни и необходимость организации местной самообороны.

До тех пор пока центральное правительство оставалось сильным и способным держать гази под контролем, раздробление власти было минимальным, однако с упадком Саманидского государства преданность властям изменилась и на передний план выдвинулись различные местные силы. «Военный истеблишмент», если можно его так назвать, утратил изначальный дух защитника ортодоксального суннитского ислама и орудия распространения веры среди тюрков-язычников. Тюркских военачальников стало больше заботить выкраивание собственных частных владений в царстве Саманидов. Это стало подобием прежней политики дехкан, чья собственность теперь переходила во владение военного руководства. Сила оружия обеспечивала оправданием узурпации военными гражданских привилегий. Приобретение владений военачальниками в Восточном Иране явилось началом системы икты, ставшей распространенной при более поздних династиях, особенно при Сельджуках.

Несмотря на многочисленные исследования, проблема расцвета системы икты так и не получила удовлетворительного разрешения. Одной из проблем, если не самой главной, является путаница терминологий в источниках, поскольку все, что относится к налогам, деньгам или землевладению, просто обязано быть сложным. Здесь не место для расследования предпосылок для землевладения и проблем налогообложения в исламской истории, однако любая попытка понять обстановку в Бухарском оазисе неизбежно приведет к поиску аналогичной информации где-нибудь еще. Поскольку система икты пышно расцветала при караханидских преемниках Саманидов, нам следует посмотреть, существовала ли она или ее предтечи при Саманидах.

Придется немного углубиться в детали, относящиеся к значению и использованию слова «икта». Изначально само слово означало часть государственной земли, переданной кому-то в управление за уплату налогов, службу или на других условиях. Условия, на которых государственные земли сдавались в аренду, значительно различались и, строго говоря, не дают даже частичного определения икты. Несомненно, в таком широком понимании икта существовала с самого начала ислама, однако у нас нет возможности заниматься здесь ее ранним использованием. Практика предоставления внаем или в аренду государственных земель за сельскохозяйственные налоги или на других условиях существовала и при Аббасидах. В целом, при ранних Аббасидах, и гражданские, и военные чиновники получали жалованье деньгами, хотя платежи рабами, товарами и даже землей в те времена не были в диковинку.

Когда мы дойдем до Байидов, частое сочетание гражданской и военной должности одним человеком, плата за прошлые и будущие военные заслуги предоставлением ему икты привели к изменению значения самого слова, которое получило свое дальнейшее развитие при Сельджуках. Часто человек, которому предоставлялась икта, не жил на этой земле, а лишь посылал своего представителя, дабы собрать доход с крестьян, который и являлся его оплатой за прошлую и будущую службу государству. Постепенно, при более поздних Сельджуках, владелец икты приходил к исполнению всех государственных функций в своих владениях. Поэтому произошедший в результате развал центральной власти не стал таким неожиданным, однако он также не входит в сферу наших интересов. Развивалась ли такая система, которую чаще всего описывают как феодальную, в поздний саманидский период так, как это, по-видимому, происходило в эпоху поздних Байидов?

Ранние Саманиды имели обыкновение платить армии деньгами или движимой собственностью, и не только потому, что владели серебряными рудниками в верховьях реки Зеравшан, но в основном благодаря процветающей торговле и благосостоянию своего государства. У эмиров просто не было причин одаривать государственной землей; более того, ранние правители стремились скупать земли, о чем нам известно из наших источников. С ростом экономических проблем во второй половине X в. армия и царская гвардия, которые перехватили функции управления у чиновничества, требовали все большего вознаграждения. Почти половина бюджета Саманидов уходила на армию, и запросы военных по-прежнему оставались не удовлетворены. Однако нет свидетельств тому, что центральное правительство раздавало земли в качестве икта, хотя саманидский чиновник аль-Хорезми в своей книге дает определение этому слову как земля, переданная правителем тому, кто получает с нее доход, что по меньшей мере могло бы означать более широкое использование данного термина. Однако рассматриваемый вопрос состоит не в значении слова или распространенной практике дарения земли в качестве оплаты за службу, а в общепризнанной практике, совмещавшей гражданскую и военную власть в единый феод до тех пор, пока его обладатель нес военную службу. При Саманидах такая практика еще не процветала – если вообще применялась. Что вовсе не означало, будто военачальники не покупали земли и не принимали поместья в качестве подарков, но они являлись собственниками, а не владели землей на основании особых феодальных отношений с эмиром. И действительно, тюркский военачальник Алптегин владел пятью сотнями селений плюс усадьбами, караван-сараями, множеством овец, лошадей и т. п. Поскольку большая часть сведений, имеющих отношение к Саманидам, также связана с обстоятельствами, приведшими к взлету Газневидов, начиная с Алп-тегина, не будет неуместным описать его восхождение к власти.

Алп-тегин был тюрком-гулямом, который ко времени восшествия на престол эмира Абд аль-Малика ибн Нуха в 954 г. дослужился до звания командира отряда (хаджиба) царской гвардии. При новом эмире сила и влияние Алп-тегина и других тюркских военачальников значительно возросли. В 961 г. его назначили наместником и командующим армией Хорасана, но он не долго занимал этот пост, потому что смерть Абд аль-Малика и восшествие на трон Мансура ибн Нуха пошатнули его положение, лишив былого влияния при дворе. Следуя примеру одного командующего, Каратегина, который ранее создал собственное княжество из наместничества в городе Баст в Южном Афганистане, Алп-тегин бросил свои обширные земельные владения в Хорасане и Трансоксиане и двинулся в горы Афганистана. С небольшим войском, состоявшим из его собственных рабов и приверженцев, он захватил Газну и учредил там княжество. После смерти Алптегина в 936 г. ему наследовал сын, который заключил мир с Саманидами и номинально признал их сюзеренитет. После его смерти в 966 г. тюркские войска Газны избрали своей главой Билге-тегина, бывшего прежде рабом Алп-тегина. Билге-тегин правил Газной под эгидой Саманидов и совершал набеги в Индию, откуда привозил множество трофеев. После его смерти в 975 г. наступило краткое правление другого гуляма Алп-тегина, пока в 977 г. его не сместил Себук-тегин, такой же бывший раб Алп-тегина, ставший правителем Газны. При Себук-тегине число набегов в Индию возросло, и Газнийское княжество, хоть и находилось в номинальном подчинении царства Саманидов, неуклонно росло в размерах за счет своих соседей.

Нам неизвестно, какие договорные отношения или вассальный статус существовали между центральным правительством в Бухаре и местными династиями властителей Хинду в Кабуле, правителей Чаганиана, царей Северного и Южного Хорезма и др. Они признавали господство Саманидов, отправляли дары и подати и обеспечивали Бухаре военную поддержку, но, скорее всего, местное управление и государственная деятельность осуществлялись при минимальном вмешательстве Бухары. Однако провинциальное наместничество находилось под прямым управлением Бухары, и наиболее важным, как и наиболее всесторонним, в этом отношении являлся Хорасан. Здесь находилась развилка саманидских владений – земли севернее Окса управлялись из Бухары, а южнее из Нишапура.

Нам повезло с обширной информацией о Нишапуре – как из местных записей на арабском и персидском языках, так и из пространных описаний города географами. И если Нишапур можно принять за модель для описания других крупных городов Саманидского царства, тогда можно сделать некоторые общие наблюдения о царстве в целом. За исключением таких «вассально зависимых» государств, как Хорезм, Чаганиан и Исфиджаб, территории, управлявшиеся непосредственно из Бухары, отличались относительно небольшими размерами. Алп-тегин отправился в Нишапур наместником провинции и командующим армией Хорасана; но каким образом он осуществлял управление?

Нишапур, как и прочие города, вроде Герата, Мерва и Туса, имел своего реза – мэра, который обычно являлся членом влиятельного местного рода, хотя из Бухары могли прислать и постороннего человека. Мэр Нишапура происходил из известного в городе рода Микали, и этот пост стал практически наследственным, хоть номинальное назначение и исходило от Бухары. Город Нишапур с прилегающими окрестностями действительно управлялся Микали. Что вовсе не означало, будто у них не имелось противников, поскольку в городе всегда существовали соперничавшие группировки. Согласно географу аль-Макдиси, в большинстве городов Хорасана и Трансоксианы имелось по нескольку фракций, разделенных по социальным факторам, конфликтующим коммерческим интересам или просто по географическому признаку – по разным районам города. Самарканд, Мерв и несколько более мелких городов выделены им, как имеющие фракции, особенно приверженные ожесточенным столкновениям. Верхний город в западной части Нишапура соперничал с остальными районами, но, как и в других городах Ирана, чисто социальный антагонизм усугублялся религиозными факторами, в данном случае противостоянием шиитов и карматов, последователей Ибн Каррама (крупная ветвь секты исмаилитов, в 899 г. отделившаяся от основной ветви движения; карматы не признали основателя Фатимидского государства Убайдаллаха имамом и махди и ожидали пришествия истинного «сокрытого» имама Мухаммада ибн Исмаила. – Пер. ). Однако в этот период Бухара была менее подвержена внутренним конфликтам просто потому, что здесь располагались центральные правительственные властные структуры. После падения Саманидов ситуация резко изменилась, и религиозным лидерам города пришлось взять политическую власть в свои руки.

Лидеры народных масс Бухары принадлежали к ханафитским судьям и были образованными людьми, но в ранний саманидский период одно имя среди них стоит особняком – это ранее упоминавшийся род Абу Хафс. О взаимоотношениях между различными членами рода источники дают достаточно путаную информацию, но нам известно, что первый влиятельный представитель этого рода, Абу Хафс аль-Кабир (ум. 832), перед тем как вернуться в Бухару, учился в Багдаде у ханафитского ученого Мухаммеда ибн Хусейна аль-Шейбани (ум. 804). Он стал ведущим ханафитским лидером в Бухаре и обладал влиянием не только среди своих коллег, но и над народными массами. Его гробница находилась вблизи Бухары, на холме, носящем его же имя, и стала объектом паломничества. Его сын, Абу Абдалла ибн Абу Хафс, был именно тем человеком, кто написал саманидскому эмиру Самарканда, Насру ибн Ахмеду ибн Асаду, прошение с просьбой прислать нового правителя для Бухары. Абу Абдалла вышел из города, чтобы встретить Исмаила, брата Насра, когда тот прибыл в Бухару в 874 г., и безоговорочно поддерживал его до самой своей смерти в 877 г. Другой Абу Абдалла ибн Хафс упоминается как глава гази Бухары во времена эмира Нуха ибн Мансура, который высоко ценил его, хотя взаимоотношения самого эмира с родом ханафитских судей неизвестны. Мы знаем, что после свержения власти Караханидов управление городом приняли на себя ханафитские судьи из рода Али Бурхан. Таким образом, ситуация в Бухаре н

⇐ Предыдущая 1 2 3 4 5 678 9 Следующая ⇒