Хелпикс

Главная

Контакты

Случайная статья





Часть вторая 2 страница



После того ужина она провела бессонную ночь: Антуан объявился только на рассвете, судя по всему, навеселе. Притом поехал не к ней, а на свою квартиру. Она звонила ему каждый час. Ответь он, Диана повесила бы трубку. Ей просто хотелось знать, где он. В половине седьмого он подошел к телефону и буркнул: «Я хочу спать», даже не спросив, кто звонит. Наверное, всю ночь шатался по барам Сен-Жермена. И как бы не вместе с Люсилью. Но нельзя вспомнить о ней. Никогда не следует много думать о том, чего боишься. На следующий день Диана позвонила Клер извиниться за свой поспешный отъезд: у нее весь вечер раскалывалась голова.

— Вы и правда неважно выглядели, — с деланным участием подтвердила Клер.

— Что ж, я не становлюсь моложе, — холодно отрезала Диана. — К тому же от молодых так устаешь.

Клер понимающе хихикнула. Она обожала аллюзии, вернее, двусмысленности, интимные подробности. Никто не способен с таким знанием дела, так точно в двух-трех словах описать мужские достоинства любовника, как светская дама в разговоре с подругой. Впечатление, что все эмоции уходят на похвалы портным, а для любовников остаются лишь сухие технические характеристики. Последовал короткий комментарий относительно Антуана, пожалуй, лестный. Клер не терпелось услышать о главном, так что пришлось взять инициативу в свои руки.

— Эта Люсиль временами ведет себя просто вызывающе. Что за дурацкий смех, как у пансионерки. А ведь ей лет тридцать, как по-вашему?

— У нее красивые серые глаза, и она нравится нашему милому Шарлю.

— Он живет с ней уже два года, для него это немалый срок, — вздохнула Клер.

— Для нее тоже, не забывайте, дорогая.

Они посмеялись и закончили разговор, вполне довольные Друг другом. Диане казалось, что удалось сгладить инцидент. А Клер могла теперь говорить, что своенравная Диана, всегда державшая себя как ей заблагорассудится, звонила, чтоб извиниться. Диана забыла главный закон Парижа: никогда не извиняйся; что бы ты ни натворил, делай это с улыбкой.

Джонни по просьбе Клер пригласил Шарля Блассан-Линьера на театральную премьеру, куда собиралась пойти Диана.

Решено было после спектакля вместе поужинать в тесном кругу («только свои»). Помимо возможности позабавиться, наблюдая за «этой парочкой» — Люсилью и Антуаном, Клер была уверена, что Шарль заплатит за ужин. Дело в том, что Джонни в тот момент сидел без гроша, а позволить платить Диане ей казалось неудобным. Пригласить кредитоспособного и щедрого мужчину про запас тоже не удалось. Эта разновидность в наше время вообще становится, чуть ли не реликтом. На действительно роскошное содержание могут рассчитывать только мужчины для мужчин. К тому же пьеса обещала быть интересной — постановка Вижу Дюбуа, а уж он-то смыслит в настоящем театре.

— Как хотите, я по горло сыта вашим авангардом, — заметила она Джонни в такси по дороге в «Ателье». — Когда актеры усаживаются в кресла и битый час разглагольствуют о смысле жизни, я умираю со скуки. По мне уж лучше бульварный балаган, — добавила она решительно. — Джонни, вы меня слышите?

Джонни, который слышал это по крайней мере десятый раз за сезон, кивнул. Клер конечно, очаровательна, но ее энергия утомляет. Ему вдруг захотелось выпрыгнуть из машины, слиться с толпой на бульваре Клиши, похрустеть на ходу жареным картофелем из пакетика, может даже попасть под горячую руку какому-нибудь хулигану. Интриги Клер всегда казались ему примитивными, и всякий раз, когда они удавались, он бывал искренне удивлен.

Приглашенные прогуливались по площади Данкур, здоровались, переговаривались. Все в голос твердили, что это лучший театр Парижа и что площадь выглядит трогательно провинциальной. Люсиль с Шарлем вышли из кафе и присели на скамейку. Она принялась за огромный сандвич. Сперва на нее косились, затем несколько человек последовали ее примеру. Бесшумно подъехавший «ройс» Дианы случайно остановился как раз напротив их скамейки. Антуан вышел первым и подал руку своей спутнице. Тут он увидел Люсиль, с набитым ртом, счастливыми глазами, и рядом с ней растерянного Шарля, вставшего, чтоб поздороваться с Дианой.

— Бог ты мой, вы решили устроить пикник? Восхитительная мысль, — бросила Диана.

Она быстро огляделась и заметила, что и Эдме де Ги, и Дуду Вильсон, и мадам Берт также жуют на соседних скамейках.

— Сейчас девять. Раньше чем через четверть часа не начнут. Антуан, будьте добры, сбегайте в кафе, я тоже проголодалась.

Антуан нерешительно помялся, взглянул на Диану, хотел что-то сказать, махнул рукой (будь что будет), с обреченным видом пересек улицу и толкнул дверь. Через стекло Люсиль увидела, как хозяин кафе сорвался с места ему навстречу, принялся сочувственно жать руку. К нему присоединился официант. Она видела Антуана со спины. Ей показалось, что он отступает, оседает, как под градом ударов. Она поняла: Сара. Тот же театр, то же кафе, где он поджидал ее во время репетиций. С тех пор он ни разу здесь не бывал.

— Ну где он там застрял? Решил, что ли напиться в одиночку? — выказала нетерпение Диана.

Она обернулась и увидела, как Антуан, пятясь, отступает к выходу без всяких сандвичей. Подоспела еще и хозяйка с соболезнованиями. Наверно, раньше он с ней не раз болтал и смеялся в ожидании Сары. Во время репетиций в этих маленьких кафе у театров всегда бывает так весело!

— Да что с ним? — воскликнула Диана.

— Сара, — объяснила Люсиль, не в силах поднять глаз. Ей трудно было произнести это имя, но нельзя допустить, чтоб спросили самого Антуана, чтобы его сейчас дергали. Он подошел к ним с пустым, как у слепца, лицом. Диана все поняла и резко обернулась к Люсили. Та даже отступила. Диане хотелось ударить ее, она себя еле сдерживала: так эта Девчонка тоже знает! Она не имеет права! Антуан принадлежит ей, Диане, его радости и печали — ее радости и печали. Это на ее плече он вспоминает Сару по ночам.

Память о Саре — это ее, Дианы, соперница. Раздался звонок. Она взяла Антуана под руку, он покорно последовал за ней с отсутствующим видом. Он вежливо здоровался с театральными критиками и с друзьями Дианы. Он помог ей сесть. После третьего звонка она нагнулась к нему:

— Милый мой, бедный мой…

Она взяла его за руку, он не сопротивлялся.

 

Глава 6

 

В антракте обе группы держались порознь. Люсиль с Антуаном издали обменялись улыбками и впервые друг другу понравились. Глядя, как она, рассеянно оперившись на массивное плечо Шарля, беседует с кем-то, он любовался изгибом ее шеи и складкой у рта, обозначавшейся, когда она смеялась. Ему захотелось раздвинуть толпу, пробраться к ней и поцеловать. Уже давно ему не случалось так сильно желать еле знакомую женщину. В этот миг она обернулась, заметила его и замерла. Она разгадала смысл его взгляда и смутилась. Только теперь, прочтя в его глазах желание, она заметила, что он очень красив. Впрочем, у нее так всегда бывало. То ли по счастливому совпадению, то ли из-за почти патологического страха потерпеть неудачу, она всю жизнь обращала внимание лишь на тех мужчин, которым сама нравилась. Повернувшись к нему спиной, Люсиль мысленно видела его красиво очерченный рот и золотистые глаза. И недоумевала, как же так вышло, что они не целовались в тот вечер. Почувствовав, что Люсиль от него отстранилась, Шарль взглянул ей в лицо. Он сразу узнал задумчивое, нежное, почти покорное выражение, появлявшееся у нее, когда ей кто-то нравился. Он обернулся и увидел Антуана.

После спектакля они опять собрались вместе. Клер была в восторге от пьесы, от бриллиантов присутствовавшей на премьере индийской принцессы, от теплого парижского вечера. Она блаженствовала. Долго не могли выбрать, в какой ресторан. Двинуться. Наконец остановились на «Марне», ибо совершенно ясно было, что именно ужин на свежем воздухе, среди зелени — то единственное, чего недостает Клер для полного счастья. Шофер уже отворил перед Дианой дверцу, как Шарль вдруг рванулся к ней:

— Диана, будьте так любезны, возьмите меня к себе. Мы с Люсилью приехали в ее машине без верха, а я простужен и вообще что-то чувствую себя сегодня старым. Пусть с ней едет Антуан.

Диана и бровью не повела. Зато у Клер от удивления отвисла челюсть.

— Ну разумеется, — кивнула Диана. — До скорого, Антуан, и не гоните слишком быстро.

Они вчетвером уселись в «ройс». Люсиль с Антуаном остались на тротуаре, слегка ошарашенные. Ни Шарль, ни Диана далее не обернулись, зато Клер заговорщицки подмигнула оставшейся парочке. Они сделали вид, что заметили ее ухмылки. Люсиль задумалась. Это вполне в характере Шарля — упиваться своим страданием. Но как он отгадал желание, возникшее у нее всего час назад? Неприятно. Правда, она несколько раз ему изменяла, но знала наверняка, что он никогда этих людей не увидит. Ей претила любовная связь за спиной третьего, неизбежные смешки любопытных, вроде Клер. Господи упаси от всего такого! Антуан положил руку ей на плечо, и она тряхнула головой. В конце концов, жизнь проста, погода прекрасна, и этот мужчина ей нравится. «Поживем — увидим» — невозможно сосчитать, сколько раз ей доводилось утешать себя этой фразой. Она засмеялась.

— Чему вы смеетесь?

— Я смеялась над собой. Пойдемте, я оставила машину там, чуть дальше. Куда же подевались ключи? Вы водите?

Антуан сел за руль. Сперва они ехали молча, наслаждаясь ночной тишиной, не спеша. У площади Звезды он неожиданно спросил:

— Зачем Шарль это сделал?

— Не знаю.

И тут же оба поняли, что этими двумя фразами признали, подтвердили то, что промелькнуло во взгляде, украдкой брошенном в антракте. Теперь их что-то связывало и этого уже не изменить. Она могла бы ответить: «Что вы имеете в виду?» Поступок Шарля можно было представить вполне естественным для человека, замученного насморком. Но уже поздно. Произнеси теперь Антуан какую-нибудь вульгарность или выскажи двусмысленность на сей счет, она б от него живо отделалась. Но Антуан промолчал. Они ехали через Булонский лес, вдоль Сены. И верно со стороны походили на влюбленную парочку из золотой молодежи. Она — дочь «Прядильных фабрик Дюпона», он — сын «Сахара Дюбуа», через неделю они поженятся с благословения обеих семей. Свадьбу устроят в «Шайо». У них родится двое детей.

— Вот еще один мост, — повернулся к ней Антуан, — по которому мы тогда гуляли вместе.

Они впервые заговорили о том вечере. Люсиль вспомнила, как они стояли, обнявшись, в маленьком кафе, и покраснела:

— Да, действительно…

Она сделала неопределенный жест рукой, он поймал е.е на лету, нежно сжал. Они въехали в парк. «Он взял меня за руку, чтобы провести через лес, как в кино. Это просто весна. Не стоит волноваться, мне ж не шестнадцать лет», — думала Люсиль. Но сердце в груди колотилось все сильней, ей показалось, что кровь отхлынула от лица, от рук и кинулась к горлу, душит, мешает дышать. Когда Антуан остановил машину, в голове не осталось ни единой связной мысли, Он охватил ее лицо руками, жадно приник к нему ртом. Она заметила, что и его трясет дрожь. На секунду он отстранился, они погрузились взглядами в глаза друг друга. Он снова притянул ее к себе. Теперь он целовал ее медленно, как-то серьезно, покрывая поцелуями виски, щеки и снова губы. Глядя на склоненное к ней лицо, спокойное и внушительное, она поняла, что ей суждено еще не раз увидеть его таким, и что она бессильна изменить что-либо. Она давно забыла, что можно так сильно желать. Все точно плыло во сне. Когда она последний раз такое переживала — два, три года назад? Она не могла припомнить лица…

— Что со мной, — взволнованно прошептал Антуан, — что со мной?

Люсиль улыбнулась, он ощутил движение ее щеки и тоже улыбнулся.

— Надо ехать, — тихо сказала Люсиль.

— Нет, еще нет, — покачал головой Антуан, но через миг разжал руку. И оба испытали мучительную боль, вновь оказавшись поодиночке.

Теперь они мчались на предельной скорости. По дороге Люсиль успела подмалевать глаза и губы. «Ройс» уже стоял у ресторана. Только тут им пришло в голову, что в парке их могли заметить — словно ночных птиц, попавших в свет фар. Прежде об этом не подумалось. «Ройс» высился посреди маленькой площади как символ могущества и роскоши, как напоминание об их подчиненном положении. Возле него маленький спортивный автомобиль казался хрупким и смешным.

Люсиль смывала с лица косметику. Она страшно устала. Изучая в зеркале зарождающиеся у глаз морщинки, она раздумывала, откуда они берутся. Ведь живет она легко, без особых страстей, без забот. В чем же дело? Неужто спасения от них нет даже в легкомыслии и беспечности? На секунду ее охватил ужас. Она провела ладонью по лбу, словно пытаясь стереть эти глупые мысли. Последнее время на нее все чаще накатывало отвращение к себе. Надо показаться врачу, смерить давление. Доктор пропишет витамины, и снова можно будет спокойно прожигать (или просыпать) свою жизнь. Как бы со стороны она услышала собственный сердитый голос:

— Шарль… Зачем вы оставили меня с Антуаном?

Ей хотелось скандала, драмы, чего угодно, лишь бы взорвать это спокойное отвращение к себе, отделаться от него. Бедный Шарль, ему, как всегда, отдуваться. Ее пристрастие к крайностям вовсе не означает, что кто-то другой должен страдать. Но слово не воробей, оно уже вылетело. Словно копье, оно просвистело через комнату и воткнулось в Шарля, не спеша раздевавшегося в своей спальне. Он чувствовал себя таким измотанным, что на мгновение ему захотелось уклониться от разговора, сказать что-нибудь вроде: «Но я же простужен». Он знал, Люсиль бы не стала упорствовать: выпучивание истины, «русские штучки», было не в ее духе. Но ему самому захотелось ясности, в нем проснулся вкус к страданию. Двадцать лет он попросту игнорировал приключения своих любовниц. Однако, познакомившись с Люсилью, навсегда утратил блаженное чувство безопасности.

— Мне показалось, он вам понравился, — отозвался Шарль, не поворачивая головы от зеркала. И сам удивился, что не побледнел.

— Вы что же, решили бросать меня на каждого мужчину, который мне приглянется?

— Не сердитесь, Люсиль. Ради Бога! Это весьма дурной признак.

Но она уже подскочила к нему и обвила шею руками, бормоча бессвязные извинения. В зеркале он видел темные волосы Люсили, одна прядь легла на его руку. Сердце сжалось от боли. «Никогда она не будет до конца моей. Она уйдет от меня». В эту минуту ничто на свете не казалось ему реальным, кроме этой пряди волос, кроме этой женщины. Неизбежность потери придавала его любви привкус горечи, воспаляла ее,

— Я не хотела так говорить, — прошептала Люсиль, — но мне не нравится, когда меня…

— Вам могло бы не понравиться, закрывай я глаза… Но это не так, поверьте. Просто мне захотелось проверить одну вещь, вот и все.

— И что же вы проверяли?

— Выражение вашего лица. Когда вы входили в ресторан… То, как вы смотрели на него, верней, избегали смотреть. Я знаю вас. Он вам нравится.

Люсиль отстранилась.

— Ну и что? Разве нельзя, чтоб, когда понравится один человек, не страдал другой? Неужели мне никогда не будет покоя? Почему так устроена жизнь? И это, по-вашему, свобода?

Она заикалась, запиналась. Ей казалось, что ее не понимают, что ее никогда не смогут понять.

— Мы оба свободны, — с улыбкой возразил Шарль. — Просто я люблю вас. А вам нравится Антуан. Выйдет ли из этого что-нибудь, зависит только от вас. Буду ли я знать — тоже. И тут я ничего не могу поделать.

Не снимая халата, он лег. Люсиль стояла рядом. Он снова приподнялся и сел на краю кровати.

— Это правда, — мечтательно произнесла она, — он мне нравится.

Они взглянули друг другу в глаза.

— Если б это случилось, вам было бы больно?

— Да. Зачем вы спросили?

— Ответь вы иначе, я бы от вас ушла, — объяснила Люсиль и, свернувшись калачиком, прикорнула на его постели. Через две минуты она уже спала, и Шарль Блассан-Линьер не без труда поделил одеяло поровну.

 

Глава 7

 

На другое утро Антуан узнал у Джонни номер ее телефона и позвонил. В четыре часа они встретились в его квартирке на улице Пуатье. Жилище его представляло собой нечто среднее между логовом студента и кабинетом солидного человека. Но Люсиль лишь потом осмотрелась в ней. Сперва она не видела вокруг ничего кроме Антуана. Он сразу стал целовать ее, даже не поздоровавшись, словно они расстались в парке Сен-Клу минуту назад. Случилось то, что неизбежно бывает между мужчиной и женщиной, когда пламя жжет их обоих. Очень скоро из их памяти улетучились всякие воспоминания о мгновениях наслаждения, испытанных прежде, с кем-то иным; они уже не могли различить, где кончается собственное тело и начинается тело другого. Слова «стыд» и «бесстыдство» потеряли всякий смысл. Зато сама мысль, что через час или два придется расстаться, казалась верхом непристойности. Они уже знали: никакое движение одного отныне не покажется другому неуместным. Вспомнив язык юности, они шептали простые, неуклюжие, детские слова, слова плотской любви. Гордость за себя и за любовника, благодарность за это острое счастье снова и снова бросали их в объятия друг другу. И еще они знали, что подобное случается лишь раз в жизни и что не может быть ничего выше мига, когда ты нашел вторую половину себя, В то, что могло оказаться минутным увлечением, вмешалась телесная страсть, непредсказуемая и неумолимая, и теперь она превратит их встречу в историю любви.

Смеркалось, но они избегали смотреть на часы. Они курили, откинувшись на подушки. Их тела хранили запахи любви, любовной схватки, пота, и они вдыхали их, как два бойца, изнемогших в рукопашной, как два победителя. Простыни съехали на пол, рука Антуана отдыхала на бедре Люсиль.

— Теперь я всякий раз буду краснеть при встрече с тобой, — сказала Люсиль, — теперь мне всегда будет больно, когда ты уходишь, на людях я не смогу говорить с тобой, не опуская глаз.

Она приподнялась на локте, мельком оглядела комнату, скользнула взглядом по узкому окну, Антуан положил руку ей на плечо. У нее была очень прямая и очень гладкая спина. Между ней и Дианой десять лет разницы, десять лет и вся жизнь. Люсиль повернулась к нему, он крепко ее прижал, потом ослабил объятия и погладил по щеке. Глядя друг другу в глаза, они молча, лишь взглядом, обещали: что б ни случилось, они проведут вместе еще тысячи таких часов.

 

Глава 8

 

— Не будьте таким мрачным, дружище, — сказал Джонни. — Мы ж на коктейле, а не на фильме ужасов.

Он протянул Антуану стакан. Тот машинально улыбнулся, не отрывая взгляда от двери. Он приехал сюда час назад. Он ждал Люсиль. Скоро девять, а ее все нет. Что могло случиться? Она обещала прийти. Он вспоминал, как уже на пороге она прошептала: «Завтра, завтра». И исчезла. А что, если все вчерашнее лишь ее минутная прихоть? В конце концов, теперь Люсиль содержит богатый покровитель, а молодых самцов вроде него сколько угодно на каждом углу. Уж не приснилось ли все это: сумерки, красный ночник, Люсиль в его постели? Что, если для нее их свидание было случайным эпизодом среди многих других? А он — просто самоуверенный глупец. К нему подошла Диана в обществе хозяина дома, американца, «обожающего литературу».

— Уильям, вы знакомы с Антуаном, — произнесла Диана утвердительно — точно не знать, кто нынче ее любовник, было б по крайней мере неприлично.

— Конечно, — подтвердил Уильям, окидывая Антуана оценивающим взглядом.

«Он бы еще приподнял мне губу, чтоб заглянуть в зубы», — с яростью подумал Антуан.

— Уильям рассказывает потрясающе интересные вещи про Скотта Фицджеральда, — продолжала Диана. — Тот дружил с его отцом. Антуан обожает Фицджеральда. Раскажите ему все, что вы мне говорили про…

Антуан не дослушал окончания фразы: вошла Люсиль. Ее ищущий взгляд побежал по гостиной, и Антуан понял, что имел в виду Джонни. На лице ее был написан ужас. Наверное, и он так выглядел еще пару минут назад. И тут она его заметила, остановилась, затем машинально шагнула к нему. У Антуана закружилась голова: «Сейчас я к ней подойду, прижму, поцелую в губы, а на остальное наплевать». Люсиль угадала его мысль по решительному выражению лица и едва не поддалась искушению. Ночь и день без него показались ей бесконечными. Шарля задержали дела, и она едва не умерла от страха, что приедет слишком поздно. Они замерли, глядя друг на друга, как зачарованные. Потом Люсиль резко отвернулась — то был жест ожесточенного бессилия. Она не могла отважиться. Ей бы хотелось приписать свою нерешительность жалости к Шарлю, но в глубине души она знала, что просто боится.

К ней подошел Джонни. Он смотрел на нее с участливой улыбкой. Она улыбнулась в ответ, он взял ее под руку и повел к буфету.

— Вы меня напугали, — сказал он.

— Чем?

Она посмотрела ему прямо в глаза. Неужели уже начинается этот балаган: сообщники, друзья, посвященные, ухмылки за спиной. Только не это!

Джонни пожал плечами.

— Я хорошо к вам отношусь, — тихо произнес он. — Хотя вам это и все равно, я очень хорошо к вам отношусь.

Что-то в его голосе ее тронуло. Должно быть, он ужасно одинок.

— Почему вы решили, что мне это все равно?

— Ведь вы интересуетесь только теми, кто вам нравится. Остальные вам только мешают. Разве не так? Но в нашем маленьком кружке оно даже к лучшему. Сможете сохранить себя чуть дольше.

Она слушала его и не слышала. Антуан затерялся в толпе, в этом лесу. Где же он? «Где ты, мой дурачок, мой любимый, мой Антуан? Где ты, мой долговязый? На что тебе твои золотистые глаза, если ты меня не видишь? Я же тут, совсем близко, милый мой, мой дуралей». На нее волной накатила нежность. Как там сказал Джонни? Это правда, она замечает лишь тех, кто ей нравится, А нравится ей Антуан. Ей так редко случалось точно знать, чего она хочет от жизни.

Джонни смотрел на нее с завистью и грустью. Он и вправду относился к Люсили с симпатией, ему нравилось, как она молчит, скучает, смеется. Теперь ему открылось ее новое лицо — помолодевшее, юное, почти свирепое; лицо, преображенное страстью. Он вспомнил, как когда-то, много лет назад, у него тоже был человек, значивший для него больше всего на свете. Его звали Роже. Когда Роже входил в гостиную, Джонни казалось, что он не то умирает, не то едва начинает жить. С любовью вечно так: никогда не знаешь, явь это или сон. А Антуан-то не терял времени даром! Он ведь только вчера попросил у него телефон Люсили. Спокойно, как нечто само собой разумеющееся, — разговор мужчины с мужчиной. Как ни странно, в их отношениях была своеобразная мужская солидарность. Поэтому Джонни и в голову не пришло рассказать про этот звонок Клер, хотя обычно он делился с ней всем, что могло ее заинтриговать. Были еще вещи, которых Джонни не делал, хотя видит Бог, жизнь трудная штука.

Порыва Антуана, к счастью, Диана не заметила. Как раз, когда Люсиль входила в гостиную, подол ее платья зацепился за круглый столик. Уильям недоумевал, отчего при упоминании о Фицджеральде этот молчаливый француз вдруг как-то дернулся. Но Антуан быстро совладал с собой, теперь он помогал Диане отцепить платье.

— У тебя руки дрожат, — сказала Диана громким шепотом.

Обычно на людях она обращалась к нему на «вы» — хотя бы для того, чтоб другой раз, как бы ненароком, сказать «ты». Последнее время такие «оговорки» случались все чаще, и это раздражало Антуана. Уже два дня его раздражало все: как она спит, как говорит, как двигается. Ему претила ее элегантность. Он ставил ей в вину уже то, что она живет на свете. И что без нее ему не попасть туда, где бывает Люсиль. Еще он злился на себя самого, что вот уже два дня не может заставить себя притронуться к ней. Скоро она встревожится. Никогда раньше он не манкировал мужскими обязанностями.

Чувственность в сочетании с безразличием помогали ему всегда быть на высоте. Ему и в голову не приходило, что, избегая постели, он вселяет в Диану определенные надежды. А то порой молчаливая бесстрастность этого опытного, исправного любовника ее почти пугала — в ней было что-то механическое. Любовь же цепляется за любую соломинку, толкует в свою пользу даже то, что, казалось бы, против нее.

Антуан высматривал Люсиль. Он знал, что она где-то рядом, и, как и час назад, следил за дверью. Тогда он ждал ее — теперь боялся, что уйдет. Он вздрогнул, услышав за спиной голос Блассан-Линьера. Антуан обернулся, улыбаясь пожал руки Люсили и Шарлю. Перед ним снова сияли ее счастливые глаза. Чтобы скрыть волнение, он закашлялся.

Блассан-Линьер обратился к Диане:

— Уильям приобрел ту картину Болдини, что я вам говорил. Уильям, вы должны нам ее показать.

На секунду взгляды Шарля и Антуана встретились. Затем Шарль удалился в сопровождении Дианы и Уильяма. Глаза у него были ясные, внимательные, абсолютно честные. Что это значит? Он просто несчастен или что-то почуял? Антуан еще не задавался этим вопросом. Пока его беспокоила только Диана, да и то не слишком. После гибели Сары он редко беспокоился о других. Теперь, оставшись с Люсилью, он спрашивал ее глазами, без слов: «Кто ты? Чего хочешь от меня? Что ты здесь делаешь? Зачем я тебе нужен?»

— Я уж боялась, мы никогда сюда не доберемся, — сказала Люсиль.

«Я ничего о нем не знаю, — подумала она. — Лишь то, как он занимается любовью. Почему наше чувство так неистово? Виноваты не мы, а те, что вокруг. Будь мы свободны, не на виду у всех, мы были б спокойнее, кровь не кипела бы так». Ей вдруг захотелось уйти от него к тем, кто пошел смотреть картину. Что за судьба их ждет? Сколько лжи и суеты замусорит их путь? Она взяла предложенную Антуаном сигарету, он поднес ей спичку. Прикуривая, она дотронулась до его руки. Случайное прикосновение заставило ее дважды опустить веки, словно что-то самой себе подтверждая.

— Вы придете завтра? — поспешно спросил Антуан. — В то же время?

Ему казалось, что, пока он не будет точно знать, когда сможет снова сжать ее в объятиях, ему не будет ни минуты покоя. Она кивнула. И сразу наступило такое успокоение, что он усомнился, правда ль ему так нужно это свидание. Он много читал и знал из книг, что тревога еще сильнее ревности подстегивает страсть. А еще знал, что стоит ему здесь, посреди гостиной, обнять Люсиль, и разразится скандал, случится непоправимое. И эта уверенность заменяла само действие, доставляя незнакомое прежде жгучее удовольствие: радость сокрытия тайны.

— Как дела, детки? Где наши друзья?

Звонкий голос Клер Сантре заставил их вздрогнуть. Она обняла Люсиль за плечи и рассматривала Антуана, как если б долго пыталась поставить себя на ее место и, наконец, это удалось. «Вот образчик женской солидарности», — подумала Люсиль, удивляясь, что это ее не раздражает. Антуану было очень к лицу его смущенно-решительное выражение. Вероятно, он слишком рассеян, чтоб долго лгать. Этот мужчина создан читать книги, гулять по Парижу, заниматься любовью, молчать; для чего угодно, только не для светской жизни. Он приспособлен к этому еще меньше, чем она. Ее безразличие и беззаботность все-таки довольно надежная броня.

— Уильям недавно купил Болдини, — он постарался изобразить светский тон, — Диана и Шарль пошли смотреть картину, Антуан впервые назвал Блассан-Линьера по имени и подумал: «Зачем обязательно фамильярничать с человеком, которого обманываешь?» Клер встрепенулась:

— Он купил Болдини? Где же он его раскопал? Я ничего не знала, — добавила она оскорблено, как и всякий раз, когда обнаруживалась брешь в ее системе информации. — Как пить дать, беднягу при этом обобрали. Только американец способен купить картину, не посоветовавшись с Сантосом.

Мысль о глупости и неосмотрительности бедняги Уильяма отчасти ее утешила, и она опять взялась за Люсиль. Не пора ли этой девчонке поплатиться за скрытность и дерзость, за пренебрежение правилами игры? Не отрывая глаз от Антуана, Люсиль улыбалась спокойно и умиротворенно. Женщина может улыбаться так лишь мужчине, с которым побывала в постели. «Когда же они успели? — лихорадочно принялась вычислять Клер. — Три дня назад, на ужине, между ними еще ничего не было. Трахались наверняка днем. Теперь в Париже никто не занимается любовью по ночам — к вечеру все так устают. К тому же каждому из них и без того есть с кем спать. Может, сегодня?» Она вглядывалась в их лица, пытаясь отыскать на них следы любовных утех. Любопытство подстегивало ее азарт. Люсиль прочла это по ее физиономии и не удержалась — прыснула. Охотничья стойка Клер сменилась кротким выражением: «Я все понимаю, все принимаю». Но усилия ее, как ни печально, пропали втуйе, похвальных стараний просто не заметили. Им было не до нее.

Глядя на Люсиль, Антуан смеялся вместе с нею. Он знал, после она объяснит свой неожиданный смех, — завтра, в его постели, в тот счастливый час, что следует за любовью. Он не спросил: «Чему вы смеетесь?» — и этим выдал себя. Так обнажаются многие тайные связи: незаданный вопрос, оставленная без внимания фраза, безобидные слова, служившие паролем для двоих, но сделавшиеся слишком приметными. И первый же свидетель их разговора, Клер, по этому смеху, по их счастливым лицам догадалась обо всем. Им же было все равно, они слишком радовались передышке, подаренной Болдини, — нескольким минутам, когда можно смотреть друг на друга и смеяться, не причиняя страданий двум другим. Присутствие Клер и остальных удваивало радость свидания, хотя они не признались бы в этом даже самим себе. Они были как два подростка в обществе взрослых, как люди, которым что-то запрещают, а они все равно делают и еще не наказаны.

Диана шла к ним, пробираясь через толпу. Ей поминутно приходилось останавливаться, отвечая на приветствия и комплименты своих галантных приятелей. Она прокляла все на свете. Когда ей целовали руку, она готова была ее отдернуть. И чуть не сквозь зубы отвечала на вопросы. Диана страдала. Она пробиралась через «Как дела, Диана?», «Вы прекрасно выглядите, Диана», как через дремучий лес, цепляющий ветками, мешающий идти. Она" стремилась скорей вернуться на то проклятое место, где оставила любовника с нравящейся ему женщиной. В эти минуты она ненавидела Шарля, Болдини, Уильяма. Последнего — за бесконечный и путаный рассказ о том, как он покупал картину. Развез целую эпопею: ну, разумеется, он купил ее за гроши, продавец ни черта не смыслит в живописи. Диану всегда бесила страсть богатых выгадать на покупке, выцарапать скидку у знаменитых портных или у Картье. Слава Богу, она не из их числа. Ее смешили светские дамы, обхаживающие своих поставщиков ради скидки, без которой вполне могли обойтись. Надо будет рассказать об этом Антуану, это его рассмешит. Светская жизнь всегда забавляла его. По любому поводу он вспоминал Пруста. Диану это немного коробило — у нее было мало времени для чтения. А вот Люсиль наверняка читала Пруста, у нее на роже написано. Да уж, Шарль не перетруждает ее, можно и с книжкой поваляться. Диана спохватилась: «Господи, что я несу! Разве невозможно стареть, не впадая в вульгарность?» Диана страдала. Диана улыбалась. Диана даже подмигнула в ответ на подмигивание одного из гостей. Готовая всех смести на пути, Диана продолжала бесконечный бег с препятствиями. Скорей, скорей к Антуану. Она услышала, как он смеется своим низким голосом, и ей стало невыносимо больно. Диана сделала еще шаг и даже зажмурилась от облегчения: он смеялся с Клер, а Люсиль стояла к ним спиной.



  

© helpiks.su При использовании или копировании материалов прямая ссылка на сайт обязательна.