Хелпикс

Главная

Контакты

Случайная статья





Квантовая теория любви 3 страница



И чувство неизбывной потери возвращается.

 

Muerta.

 

На щеках у него две соленые полоски. Он плакал во сне. Значит, кошмар действительно был. Ночью. А сейчас утро.

Лео ясно припоминает их первую встречу. Он на последнем курсе биофака лондонского Юниверсити‑колледж.[10] Они с друзьями сбросились на вечеринку (дело происходило в Кэмдене[11]) и тусовались часов до трех ночи. А потом Лео решил пройтись до общежития пешком.

С автобусной остановки его окликнул женский голос:

– Простите, вы случайно не в сторону Тоттнем‑Корт‑роуд?

Первое, что бросилось Лео в глаза, была копна черных кудрявых волос. Под копной пряталась невысокая девушка лет восемнадцати в облегающих джинсах.

– Именно туда.

– Не возражаете, если я составлю вам компанию?

– Конечно, не возражаю.

– Друзья меня бросили, не сказав ни слова. А ночного автобуса век не дождешься.

Выяснилось, что она учится в том же университете на первом курсе и знает Лео в лицо – не раз видела в столовой. Иначе она бы никогда не осмелилась просить незнакомого человека, чтобы проводил ее домой.

Она оказалась говоруньей, и они проболтали всю дорогу, только сразу забылось о чем. Запомнились пышные волосы и особая походка. Она ступала как‑то с носка, чуть вприпрыжку, слегка подавшись вперед, задорно встряхивала головой, да так весело у нее получалось, что Лео решил сам попробовать. Распрощавшись с Элени у общежития, он остаток пути прошагал в ее манере. Выяснилось, что перенос центра тяжести немного вперед придает движениям больше осмысленности, встряхивание головой пробуждает наивную радость, а ступать на носок куда приятнее, чем на пятку. Походка формировала настроение. А может, у каждого настроения – своя поступь. Лео попробовал быстрый шаг и медленный, потом стал сутулиться, принялся выписывать ногами кренделя. Если бы его кто увидел, решил бы: сумасшедший.

Куда лучше психотерапии, весело подумал Лео, страдающие депрессией обязательно должны попробовать. Рецепт простой: посмотреть на небо, поглубже вдохнуть и начать шевелить ногами. Элени послужит примером.

 

В следующий раз он увидел ее у стенда «Международной Амнистии» в компании студентов: Элени агитировала написать полковнику Каддафи письмо‑протест против пыток в Ливии. Лео уселся к ней за стол, и они побеседовали о деятельности организации. Говорила Элени, как ходила: решительно, целеустремленно и бодро. Интересно, что лежало в основе, подумал Лео, речь или шаг? Талант и страсть убеждать у Элени имелись, и Лео захотелось сделать доброе дело. Он написал полковнику, и не один раз, но невежливый Каддафи так и не ответил. Потом с легкой руки Элени Лео писал подлым африканским королям, свирепым арабским диктаторам и одному придурковатому американскому сенатору, целая тележка писем получилась, и все про помилование политических активистов, поэтов и узников совести. Вскоре имя Лео, наверное, намозолило глаза каждому мало‑мальски известному фашисту, сталинисту, милитаристу и жестокому деспоту в мире. Если бы за упорную борьбу за справедливость давали премию, Лео точно стал бы лауреатом.

И однажды Лео не выдержал, сел за стол «Амнистии» и настрочил письмо следующего содержания:

 

 

Глубокоуважаемый Саддам Хусейн!

Ну сколько еще этих поганых писем мне надо Вам написать, чтобы Элени начала встречаться со мной?

С любовью, Ваш старый друг

Лео Дикин

 

 

Листок Лео передал Элени. Она внимательно прочитала, тряхнула головой и посмотрела на Лео с неодобрением.

Лео густо покраснел.

Элени бросила письмо на стол.

– А я‑то думала, тебя в самом деле волнуют права человека.

– Меня волнует все, что волнует тебя. Если бы ты держала собачий приют, я бы каждый день являлся с собачьими галетами. Ты же сама видишь, я просто хочу быть поближе к тебе.

– Если ты хотел встречаться со мной, необязательно было писать письма.

Неужели его хваленое обаяние на нее не действует?

– Так что же мне делать? – беспомощно спросил Лео.

Его словно трясина засасывала. А Элени стояла на берегу и смотрела.

– Надо просто спросить меня.

– Ладно… ты будешь встречаться со мной?

Наконец‑то она улыбнулась.

Лео воспрянул духом и вознесся выше облаков. Конечно, он ей нравится. Это все игра.

– Я подумаю, – ответила она.

– Подумаешь?

– Через неделю дам ответ.

Через целых семь дней? О чем тут думать? Гордость Лео была уязвлена. Наверное, он ей безразличен, вот и все, иначе не тянула бы так. Наверное, будет убеждать себя, пытаться склонить чашу весов в ту или другую сторону. Лео прокручивал в голове тысячу вариантов, составлял речи, стараясь найти достойный ответ, пытался предвидеть направления ударов и разрабатывал оборонительную стратегию, словно мальчик с армией игрушечных солдатиков, возомнивший себя полководцем.

Дни шли, и раздражение в нем нарастало. Девчонка вертит им как хочет. Его голос не в счет, она все решает сама. А его загнала в угол. Это такая пытка. Нет, пора стряхнуть с себя наваждение.

И Лео решил про себя: она меня не интересует, какой бы ответ ни последовал. Сама виновата.

А для вида напустил на себя бодрость. Пусть удивляется.

 

Элени не очень‑то верила в любовь и в то, что интересна парням. Печальный опыт учил: попадется девушка поинтереснее – и любимого поминай как звали. Хотя, конечно, лестно выслушать такое признание от красавца‑третьекурсника, вечно окруженного красотками, которым она не чета…

Элени встала перед зеркалом и тщательно обследовала свою внешность. Чем она ему глянулась? Пухлые щеки, широкий нос, густые черные брови, невыразительные глаза, тоненькие ножки. Да еще дар не выделяться, вечно обретаться «не в фокусе». На школьных фотографиях ее одноклассницы неизменно выходили четко, с улыбками на губах, она одна была серьезная и тем не менее умудрялась оставаться где‑то сбоку, чуть ли не за кадром. Длинные густые курчавые волосы – красивая обертка для невзрачного подарка, больше ей нечем похвастаться.

К тому же Элени была убеждена, что отмечена некоей темной печатью, заметной для любого, кто присмотрится к ней повнимательнее. Ведь ее произвели на свет, чтобы сохранить семью: мать настрадалась из‑за похождений ловеласа‑отца. Однако рождение девочки родителей не сблизило. Маленький греческий остров Китос обратился в поле битвы между ними, а оружием служили взаимные обвинения. Когда Элени исполнилось четыре, Георгиос не выдержал и сбежал от Александрии на материк с другой женщиной. Первое время папа старался напоминать дочке о себе: дважды в год приезжал повидаться, раз в месяц звонил, присылал по праздникам открытки, а на день рождения дарил подарки (хоть и с опозданием). Но к тому времени, когда ей стукнуло восемь, о папочке уже не было ни слуху ни духу.

В припадке тоски Александрия отправила дочку в Англию, едва той исполнилось четырнадцать, – чтобы девочка почувствовала себя свободной, вырвалась из замкнутого мирка острова, перестала зависеть от маминых переменчивых настроений. Получилось не совсем так – Элени стало казаться, что ее никто не любит, она никому не нужна.

Вот и Лео представлялся ей поначалу обычным бабником, поматросит и бросит. Но этот лохматый парень с зелеными глазами ей нравился – внимательный, веселый и совершенно не высокомерный, он отличался непринужденным обаянием, хоть и ходил вечно в старье.

Элени долго боролась с собой – и решилась. Правда, она допускала, что их связи отпущен месяц‑другой… и, конечно же, думать не думала, что через целых два года, сидя как‑то у зеркала в квартире у Лео в Кэмдене, посмотрит на себя – и не найдет никакой темной печати, и удивится собственной красоте.

Откуда ей было знать, что Лео – ее последняя любовь и что проживет она на этой земле всего двадцать два года.

 

Ровно через неделю она повстречала Лео в баре и официальным тоном сообщила:

– Я всесторонне рассмотрела вопрос и приняла положительное решение.

У Лео камень свалился с души, он обнял Элени и поцеловал.

– Ненавижу тебя всем сердцем, – нежно сказал Лео, мысленно посылая ко всем чертям заранее заготовленные речи.

От радости ему хотелось прыгать.

И еще хотелось погладить ее по волосам.

 

 

Шаркающей походкой Лео вышел из палаты, протащился по коридору в холл к телефону, замер с трубкой в руках, потом решил начать с чего полегче и набрал номер гостиницы в Кито, где они остановились и где, планируя восхождение на Котопакси, оставили половину своего багажа. Хозяйку гостиницы, Селесту, они успели искренне полюбить. Пикантная дама за сорок, к своим постояльцам‑рюкзачникам она относилась душевно, по‑матерински, – даже обучила Элени эквадорским любовным песенкам (чем расширила ее репертуар).

Лео почему‑то был уверен, что Селеста обязательно поможет в трудную минуту.

И оказался прав: та пообещала прибыть в Латакунгу к утру.

Потом Лео позвонил родителям. Автоответчик. Неудивительно, в Англии пять утра.

Лео набрал номер своего друга Чарли. Голос у Чарли заспанный, он явно мало что соображал. Чарли слушал Лео и спрашивал себя, уж не снится ли ему один из тех ночных кошмаров, настолько правдоподобных, что ты убежден в реальности происходящего.

– Это шутка? – повторил он несколько раз. – Ты хоть знаешь, который теперь час?

Он обошел кровать, чтобы включить лампу, споткнулся и чуть не упал. И только боль вкупе с гравитацией и вспыхнувшим светом убедили его, что происходящее – не сон.

– Лео, что стряслось? – спросил он после затянувшегося молчания.

– Мы попали в автобусную аварию, но я ничего не помню.

– Ты как, в порядке?

– Синяки и порезы, переломов нет. Со мной‑то все нормально.

Чарли облегченно вздохнул, чувствуя себя виноватым в том, что сам он жив‑здоров.

– Слушай, Чарли, я никак не могу дозвониться до родителей. И еще надо известить маму Элени, а отсюда нет прямой связи. Позвони ей, пожалуйста. Скажи, пусть свяжется со мной.

– О… ну… Я не знаю, получится ли у меня, я ведь ее почти не знаю.

Сообщать такого рода вести Александрии – все равно что широко распахнуть дверь навстречу потопу: тебя захлестнет водопад горя, сметающий все на своем пути.

– Попробую связаться с твоими родителями, пусть они ей передадут.

 

Через десять минут Лео позвонил отец – Чарли все‑таки поднял его с кровати. Отец был явно в шоке, голос его дрожал и был до странности тонким. Фрэнк – мягкий человек, в детстве и юности ему довелось немало пережить. Родители умерли, когда Фрэнку не исполнилось еще тринадцати, и его усыновила семья бедняков из Лидса. Спать ему приходилось на чердаке… Фрэнк не любит говорить о прошлом и давать волю чувствам. Порой в кино или в театре какая‑нибудь мелочь вдруг заденет за живое – и большая часть жизни, прожитая в относительном благополучии, куда‑то улетучится, годы юности так и встанут перед ним во всей своей невыразимой скорби, и на глаза навернутся слезы.

Вот и сейчас Фрэнка охватило привычное чувство сиротства и рыдания стиснули горло. Заветный уголок его души был отведен Элени – с самой их первой встречи, когда она горячо обняла его, словно родственника после долгой разлуки.

Фрэнк понимал, что сейчас творится с Лео, но не знал, как утешить сына. Так уж повелось. Фрэнк и всегда был молчалив и немногословен. С детства Лео знал, что делиться чувствами с отцом бессмысленно. Если что случится, отец просто беспомощно окаменеет, и только, и рассчитывать можно лишь на Еву – мать всегда вмешается и придет на выручку. Лео считал, что причина – тяжелые детство и юность отца, хотя мало что знал про то время. Этот холодок между ними был всегда – и ничего здесь не менялось.

– Папа, я хочу вернуться вместе с Элени. Как можно быстрее. Мне нужна твоя помощь. Расписание авиарейсов, организация похорон… Но прежде всего мне надо переговорить с Александрией.

– Так она еще ничего не знает?

– Отсюда в Грецию невозможно позвонить – не понимаю почему. Элени звонила с центрального переговорного пункта. Можешь связаться с Александрией и попросить ее позвонить мне в гостиницу?

Молчание. Слышно, как отец сморкается.

– Не знаю. – Голос у Фрэнка снова делается высокий – как всегда, когда он старается сдержать слезы. – Может, лучше тебе самому сказать ей?

Ну никто не желает связываться. Само имя «Александрия» наводит на всех страх, и на отца – в первую очередь.

– Прошу тебя, папа.

Фрэнк вздыхает.

– Хорошо, жди у телефона. Я… я разбужу Еву и попрошу ее.

 

Через несколько минут телефон зазвонил. Вздрогнув, Лео посмотрел на аппарат, помедлил и снял трубку. К уху ее можно было не подносить – голос Александрии заполнил всю комнату.

– Ты обещал мне не спускать с нее глаз. Ты обещал!

– От меня ничего не зависело…

– Лео, ты дал мне слово. Я знала: эта поездка добром не кончится. Ты должен был удержать ее. Почему ты ее не отговорил?

– Я же поехал с ней…

– И вот ее нет. Девочки моей. Не надо было мне расслабляться.

– Что?

– Я все время волновалась за нее. Думала о ней. И вот недели две как расслабилась. Даже молиться за нее перестала.

– Александрия, ты не виновата. И я не виноват. Несчастный случай. Автобусная авария.

– Мне надо было проявить твердость с самого начала. Не отпускать ее. Она бы на меня разозлилась, но по крайней мере была бы жива.

Не ее одну одолевали дурные предчувствия. С матерью Лео подробно обсуждал, что может случиться в поездке – вплоть до самых трагических вариантов; маскировал свои страхи под напускной самоуверенностью. Элени всю жизнь мечтала побывать в Латинской Америке. Она и без Лео отправилась бы сюда. А ведь опасения матери он в душе разделял и поехал с Элени лишь потому, что не смог бы вынести столь долгой разлуки. Будь его воля, Лео с куда большей охотой двинул бы на восток, в Таиланд или в Индонезию.

– Почему Бог забирает таких молодых? – рыдала Александрия. – Она была такая хорошая девочка. За что? Не понимаю.

– Не знаю. Наверное, Бог тут ни при чем. Смерть человека не имеет к нему отношения. Если это Божья воля, то как можно в него верить? Поклоняться жестокому убийце?

Александрия замолкла. Надолго. Наверное, эта мысль поразила ее своей циничной логикой.

– Привези ее ко мне, Лео, – наконец произнесла она почти спокойным тоном. – Я похороню ее на Китосе. Здесь она будет под моим присмотром.

 

Измученный Лео вернулся в больницу, в знакомую уже палату. Колено ныло все сильнее. На одной ноге Лео допрыгал до койки. Впереди ждала бессонная ночь, имя которой вечность. Бесконечные часы он будет разглядывать трещину на потолке, пока она не расплывется, не разъедется в стороны и сама необозримая Вселенная не рухнет на него.

Память – как идущая по следу собака, даже целая свора собак. Понюхали слово «автобус» – и за дело.

Только след, похоже, ложный. Иначе почему ищейки приносят только обмусоленные огрызки воспоминаний совсем о другой поездке?

 

Они с Элени – в Эсмеральдасе, на северном побережье Эквадора. Оторванность городка от окружающего мира – его главный козырь. Здесь совсем нет автомобильных дорог, добраться можно только на лодке через кишащую москитами заболоченную низину. Или по старой узкоколейке, спускающейся по склону на плантации из Ибарры, что стоит на высокогорном плато. Считается, что поезд курсирует раз в три дня, но на самом деле никакого расписания нет. На рассвете в Эсмеральдасе у станции собирается толпа и ждет час‑полтора. Если поезд приходит, весть об этом разносится по городку в считанные минуты и народу сбегается тьма. Но сидячие места достанутся только тем, кто заранее занял очередь. Остальным же предстоит сражаться за то, чтобы хоть проникнуть в вагон.

Несколько дней провели Лео и Элени в этом очаровательном тишайшем городке, где электричество отключалось в восемь вечера, машин не водилось вовсе и за несколько кварталов слышно было, о чем говорят люди. На обратном пути им повезло: поезд волшебным образом появился, как только они пришли поутру на станцию, и им даже удалось сесть.

 

Они ехали уже около часа и поднялись, наверное, на тысячу метров, когда вдруг все пассажиры подхватили багаж и высунулись из окон и дверей. Поезд замедлил ход, но и не подумал остановиться.

– Что происходит? – полюбопытствовал Лео.

– Понятия не имею, – ответила Элени. – Только, похоже, надо делать как все.

Лео просунул голову в окно и прокричал соседу:

– Что случилось?

– Здесь только один автобус. Ходит раз в два дня, – откликнулся сосед.

«О чем это он? – подивился Лео. – До Ибарры ехать и ехать, куда так спешить?»

Тем временем еще двое повисли на окне, словно спортсмены перед стартом заплыва на спине. Мужчины, цепляясь за что попало, облепляли вагон снаружи. Женщины, дети и старики толпились у дверей.

Пример толпы заразителен. Лео пробился к выходу и повис на поручнях, готовый соскочить в любую секунду.

Элени крикнула ему из окна:

– Чуть подальше рядом с путями будет оползень, там нам нужно выпрыгивать. Оттуда до Ибарры есть дорога. Одна женщина мне сказала: надо успеть на автобус, а то остановиться здесь негде. Народу масса, все не влезут. Только один шофер‑храбрец готов ехать в этот рейс. Железная дорога впереди завалена, расчистят ее не скоро. И как это никто нас не предупредил?

Поезд ехал по мосту. Прямо под ногами у Лео разверзся провал ущелья.

«Господи, какого черта меня сюда занесло?» – успел подумать Лео, но дрожь возбуждения уже охватила его.

Состав приближался к очередной плантации – несколько хижин, банановые поля, за ними скалистая гряда километра на полтора ввысь. Вдоль хижин змеилась грязная проселочная дорога, на ней рычал двигателем автобус.

– Я займу тебе местечко! – крикнул Лео.

– Я прыгну в окно и догоню тебя! – громко ответила Элени.

Сразу за мостом мужчины начали соскакивать с поезда, кое‑кто угодил прямо в глубокую грязь. Кто половчее, уже несся к автобусу со своими корзинами и курами. Приземлившись, Лео устоял на ногах и помчался вслед за счастливчиками. Правда, все сидячие места оказались заняты. Когда Лео подбежал к самой двери, шофер закричал, что возьмет еще только двоих, и сделал Лео приглашающий жест.

– А как же моя девушка?

– Разумеется, девушка тоже. – Водитель улыбнулся. – Я что, похож на разлучника?

Толпа, в основном из мужчин, отхлынула в сторону, давая дорогу женщинам и детям, кому заняли места их мужья и отцы.

Элени вспрыгнула на подножку и расхохоталась:

– Вот это кайф!

Лео подивился рыцарскому отношению к дамам. В Англии точно восторжествовал бы принцип «кто не успел, тот опоздал».

– Слава богу, успели, – сказала Элени. – Ты только посмотри на эту дыру.

И правда, дыра: ни гостиницы, ни ресторана, ничего.

– Нам бы пришлось спать под открытым небом и питаться одними бананами.

Они рассмеялись.

– Эй, chica, – окликнул водитель Элени. – Садись‑ка ко мне на коробку скоростей.

Элени глянула на него и прыснула. Шофер помолчал в недоумении и тоже засмеялся.

– Эй, да ты та еще штучка. Я совсем не то имел в виду.

– Знаю, знаю. Извини. – И, повернувшись к Лео, по‑английски: – Вот умора. Сейчас описаюсь.

– Не время сейчас. Нам еще день‑деньской трястись в этой колымаге.

– Милый. – Элени опять фыркнула. – Просто я смешинку проглотила.

И уселась на внушительный кожух рядом с водителем.

Когда тронулись, Лео глянул на плотную толпу в салоне и спросил у шофера, почему никто не едет на крыше.

– Дорога очень плохая. Опасно.

– Пока, насколько я могу судить, это никого не останавливало, – съязвил Лео.

– По этой дороге автобусы обычно не ездят. А тут еще дожди. Сами увидите, сеньор.

Забуксовали еще до первого поворота.

Не поднимаясь со своего места, водитель объявил:

– Машина слишком тяжелая. Мужики – на выход. Как бы не пришлось толкать.

Мужчины высыпали на дорогу. От плантации отъехали всего‑то метров пятьдесят – а задние колеса уже глубоко увязли в жидкой грязи. Принесли пару досок и подложили под колеса. Автобус дернулся, поднатужился, и доски сломались.

– Толкаем! – крикнул водитель.

Толкнули. Выехали. Метров через сто опять застряли. Вышли, толкнули. Потом опять. И опять. И опять. Час за часом. Мужчинам надоело все время садиться‑вылезать. Теперь они топали за автобусом по дороге до следующей лужи. А за ней следовала еще одна. И еще.

В поисках кустика вышла из автобуса Элени. За ней потянулись остальные.

Трудности сплотили людей, дух товарищества и взаимопомощи снизошел на них. Кто‑то запустил на полную громкость сальсу. Слова оказались всем знакомы. Песню распевали во всю глотку. Что ни говори про южноамериканские автобусы, в них всегда весело. Пассажиры завязывают знакомства, угощают друг друга, поют. Как ни тяжела порой оказывалась дорога, Лео и Элени не уставали восхищаться заразительной веселостью и жизнелюбием этих людей.

По металлической крыше забарабанил дождь. Уже десять часов они купались в грязи. Наконец под колеса легло что‑то, мало‑мальски напоминающее дорогу. Все были вымотаны до предела.

Смеркалось. Казалось, самое худшее позади.

За очередным поворотом водитель жутко закричал.

Мир за окном словно вывернулся наизнанку. Пейзаж пришел в движение, туманные силуэты гор плясали перед глазами, плыли и пропадали. Дорога исчезла под потоком грязи и камней, сползших со склона.

Шофер ударил по тормозам. Справа была отвесная скала, слева – пропасть. По скользкой грязи машину повело вправо, на скалу. Заскрежетал металл, посыпались искры. Пассажиры стали выпрыгивать в заднюю дверь.

Лео и Элени прижались друг к другу.

Автобус отбросило в сторону, и он остановился. До края обрыва оставалось совсем чуть‑чуть.

Толпа осмотрела повреждения. Бок был покорежен, но это еще полбеды. Самое страшное – заглох и не запускался двигатель.

Лео сделалось жаль водителя. Выехал в столь рискованный рейс, преодолел столько трудностей, довез их почти до Ибарры. И вот все насмарку. Если ему так и не удастся завестись, он потеряет кучу денег.

Ночь они проспали в автобусе, а наутро перебрались через заваленный участок дороги и поймали такси, которое и довезло их до Ибарры. Всего‑то оказалось пятнадцать километров.

 

«Две аварии сразу, – подумал Лео. – Как странно. Неужели это простое совпадение? Или судьба гналась за Элени? Что, если судьба и вправду есть? Ведь в Латинской Америке Элени боялась только одного – автобусов».

Ни болезни, ни преступников, ни иных каких ужасов.

Только автобусов.

И как оказалось, не зря.

Неужели ее душа знала?

А может, судьба тут вовсе ни при чем? Может, здесь срабатывает другой механизм? Ведь главная причина наших страхов – мы сами. Остановился на краю пропасти, испугался высоты – и потерял равновесие. Оробел перед собаками – они это почуяли и набросились на тебя.

Что‑то в этом есть.

Только как совместить это «что‑то» с трагическим происшествием? Кто чего боится, то с ним и случится? Страх Элени привел к аварии? Это уже мистика.

А может, Александрия права и Господь забирает к себе лучших?

Или же Элени просто трагически не повезло?

Разум его лихорадочно искал объяснений – и не находил. Судьба, телекинез, удача, религия – все шло в ход, но ответа не было. Лео швыряло словно сорванный с дерева ветром листок.

А ведь как было удобно и уютно листку на ветке!

Только туда уже не вернуться.

 

 

Неторопливо вползло серенькое утро, и люди в разных странах занялись будущими похоронами. На Китосе Александрия отправилась в маленькую часовню на склоне холма у моря, переговорила со священником и заказала могилу. В Англии отец Лео обзвонил авиакомпании и выяснил, что тело подлежит перевозке только в забальзамированном виде и в запаянном гробу. В Латакунгу из Кито прибыла Селеста, уведомила о случившемся греческое и британское консульства, распорядилась насчет вскрытия, свидетельства о смерти и перевозки праха в столицу. Задача оказалась не из легких, поскольку была суббота и коррумпированные чиновники разъехались по своим нажитым неправедным трудам виллам. Да и доктор Санчес по субботам не работал, разве что «дело шло о жизни и смерти». Вскрытие к таким экстренным случаям не относилось. Но для Лео доктор сделал исключение, даже настоял, что сам, без ассистентов произведет аутопсию.

Жизнь ушла из этого тела, оставив лишь пустую белую оболочку. Но сколь прекрасна она. Все тревоги и заботы покинули Элени, ее облик поражал спокойствием и величавостью. Как все‑таки эфемерна, зыбка человеческая жизнь. Ветерок дунул – и загасил огонек.

Доктор Санчес терпеть не мог вскрытий. В городах побольше этим занимаются специалисты, но здесь, в Латакунге, он один за всех. Он анатомировал детей бедных индейцев, подыскивая подходящее медицинское определение для нищеты, его глазам представали раковые опухоли и тромбированные сосуды у людей пожилых, колотые раны у молодых – но никогда еще ему не доводилось определять причину смерти цветущей молодой девушки.

Он начал расстегивать пуговицы на ее рубашке и смутился. Может, удастся обойтись без раздевания? Прощупываются четыре сломанных ребра, однако они не могли вызвать смерть. Нет, без осмотра не обойтись. По закону он обязан четко установить причину. Глупость, если вдуматься. Она погибла в аварии, никаких подозрительных обстоятельств. Зачем расковыривать несчастное тело?

Доктор стянул с трупа рубашку. Вся грудь в страшных синяках – наверное, от сильного удара о металлическую стойку. Санчес уже не сомневался – смерть наступила от внутреннего кровотечения. Легкие наполнились кровью, и смерть наступила через несколько минут.

Доктор, не задавая себе лишних вопросов, заполнил необходимые формы.

– Она умерла мгновенно, – сообщил он Лео. – Без мучений.

Это неправда – но зачем молодому парню лишние страдания? К чему ему знать, что если бы «скорая помощь» с надлежащим оборудованием подъехала быстро, то ее, пожалуй, еще можно было спасти? А умерла она, скорее всего, в муках.

К трем часам на свидетельство о смерти поставлена печать, тело погружено в прибывший из Кито санитарный транспорт. Доктор провернул все очень быстро. Обычная процедура заняла бы несколько дней.

За ночь колено у Лео сильно распухло, и он мог теперь передвигаться только с палкой. Шок отступал, зато боль усиливалась.

Лео обнял пожилого врача:

– Никогда не забуду, что вы для меня сделали. И поблагодарите от моего имени Хосе.

– Хосе?

– Санитара… который занимался мной в лечебнице.

– Но у нас нет никакого Хосе.

– Тогда… кто же это был?

Доктор только пожал плечами.

 

Селеста ждала его в машине. Лео занял место рядом с носилками, на которых лежит прикрытое простыней тело Элени, и они тронулись в путь. В Кито ведет только одна дорога, мимо места аварии.

Неужели исковерканный автобус так и стоит там в луже ее крови?

Но места, которые они проезжали, Лео были незнакомы. Они свернули за очередной поворот, и тут впереди выросла громада Котопакси.

В голове у Лео словно что‑то щелкнуло.

Да вот же он – подъем на бровку небольшого холма! В тот день на вершине его еще лежало облако, и их автобус въехал в густую молочно‑белую мглу. В нескольких метрах ничего не было видно. Но туман вдруг рассеялся, и заснеженный пик засверкал во всей своей красе и мощи.

Сидящий рядом человек спросил:

– И вы собираетесь одолеть это чудище? Чокнутые гринго!

– Собираемся, – подтвердил Лео, чувствуя, как вся его самоуверенность потихоньку улетучивается.

Такая громадина. И как ему только в голову взбрело отправиться покорять именно эту вершину? А если он сорвется и упадет? Или провалится в ледяную расселину и замерзнет до смерти? Или начнется метель? И ради чего все это? Хвастаться потом в баре своими достижениями?

 

Лео обхватил голову руками. Наверное, у смерти в тот день был выбор: парень в горах либо девушка на дороге. Может, Элени пожертвовала собой ради него.

И что его понесло в эти горы? Теперь он знает: через несколько минут им надо было выходить. И он вспомнил, где они сидели, – в первом ряду, он сразу за водителем, рюкзак лежал рядом с ним, а она – прямо перед металлической штангой, за которую держатся пассажиры. Его спасло водительское кресло, он только коленом налетел на торчащий из рюкзака ледоруб, а Элени со всего маху ударило о стойку. Если бы они сели на другие места, Элени была бы сейчас жива. Простое стечение обстоятельств.

Опять на память опускается мгла и скрывает черный ящик. Вспоминается только разговор с инженером из Огайо. Они познакомились в Ибарре в гостинице, и Лео рассказал ему про оползень, перекрывший дорогу.

– Всегда садитесь в средней части автобуса, – посоветовал инженер. – В девяноста процентах аварий страдают те, кто оказался впереди или в хвосте.

И они добросовестно следовали его совету – пробирались поближе к середине. А вот второго апреля почему‑то уселись впереди.



  

© helpiks.su При использовании или копировании материалов прямая ссылка на сайт обязательна.