Часть вторая 5 страница

Чего на стенку лезть, ведь не было у него никогда ничего даже близко напоминающего подобное отношение! Ну не любит его Ожье в лирическом плане, так, как говорится, любовь предпочитает равных, а по сравнению с Ним Равиль и есть мелочь… В любых смыслах.

Ни один человек никогда не сможет с ним сравниться, и мечтать о взаимности, пожалуй, действительно было глупо и самонадеянно, ‑ четко обозначил для себя юноша.

И сорвался он глупо! Ведь сам все решил, определил, что его безумие больше продолжаться не должно. Он может так жить, сможет научиться испытывать к другому мужчине привязанность, влечение, интерес. Сможет переступить свое прошлое общей подстилки и начать жизнь с чистого листа… Да и, спрашивается, может ли Ожье относиться к нему иначе, чем к недоразумению, после эдаких ребяческих выходок?

Юноша встал с постели и занялся своими повседневными обязанностями, не обращая внимания на слабость. А когда с утра пораньше заявился Ксавьер со своим предложением, Равиль больше ни минуты не сомневался в своем поступке.

‑ Ты что‑то бледный сегодня, ‑ Ксавьер сидел рядом, обнимая юношу за плечи, и второй рукой как всегда накручивал темный локон на палец.

‑ Нездоровится, ‑ это была почти правда.

‑ Не из‑за вчерашнего ли? ‑ приподнял бровь мужчина, о скандале он уже знал от слуг, пусть и не в подробностях.

‑ Нет, ‑ коротко уронил Равиль.

‑ Что произошло?

‑ Ничего особенного.

Равиль слегка отстранился, поморщившись: соврать получилось не очень складно. Обманывать не хотелось вовсе, но не заявлять же прямо «я люблю другого, а тебя еще только попытаюсь, уж не обессудь»…

‑ Поль, ‑ серьезно и где‑то даже проникновенно вдруг обратился к юноше Ксавьер, неумолимо прижимая его к себе все плотнее, ‑ малыш, ты ведь знаешь, что нравишься мне. Очень нравишься. Я бы сказал «люблю», но это слишком громкое слово, и упоминать его пока рано. Но… я уеду еще до конца месяца и надолго.

Распахнув глаза, Равиль растеряно ждал продолжения, и оно не замедлило последовать.

‑ Я прошу тебя поехать со мной.

Предложение было настолько неожиданным, настолько не походило на все, что юноша мог ожидать, что он не сразу нашелся, что сказать, да и вопрос вырвался до нельзя глупый:

‑ Для чего?

Не такая уж и глупость, хотя как посмотреть. Ксавьер от души рассмеялся, ‑ а то могут быть какие‑то сомнения для чего!

‑ Поль! Ты чудо… ‑ развеселившийся мужчина легонько чмокнул юношу у ушка, не обратив внимания на то, что Равиль едва не дернулся в сторону, но сдержался в последний момент и только тихо перевел дыхание. ‑ Во‑первых не «для чего», а потому что. Потому что я хочу, чтобы ты был рядом со мной. Я хочу, чтобы мы были вместе, а как я слышал, потомки римлян на связь двух мужчин смотрят более свободно…

Судя по знакомой складочке меж бровей, мальчик задумался.

‑ Если тебя волнует повод и твое положение, то ты знаешь язык куда лучше меня и переводчик бы не вызвал удивления… Я не принуждаю тебя, как видишь, лишь прошу подумать и выбрать!

Было ли дело в мастерстве охотника, или же в том, что жертва была уже загнана, но ни одна стрела не прошла мимо. Обрушь Ксавьер парню на голову заверения в пылкой любви, внезапно вспыхнувшей для него путеводной звездой, Равиль бы попросту не поверил. Либо испугался бы, а еще вернее, на собственном опыте ощутив, насколько мучительным может быть безответное чувство, не решился бы воспользоваться им, зная, что никогда не сможет ответить с такой же силой. Однако он услышал не о великой любви, а о взаимном влечении и готовности дать ему возможность стать чем‑то большим. Это юноша понял, ведь и сам подразумевал нечто подобное.

Кроме того, решение оставалось за юношей, и Ксавьер ждал его, не безразличный к мнению своего возможного любовника… А занятие переводчика, ‑ что как не уважение? Ведь тогда он будет получать свое содержание за работу, а не за место в постели господина… Равиль не девушка, чтобы ждать предложения руки и сердца, однако то, о чем ему говорил Таш, походило именно на него за исключением само собой венчания. Ему предлагалась не случайная интрижка между делом, а долгие, и значит, постоянные отношения ‑ не этого ли он хотел и ждал?

Мальчик молчал, и Ксавьер мягко заметил:

‑ Я тебя не тороплю, малыш.

Юный Поль не обманул его ожиданий, тут же вскинув на мужчину задумчивый взгляд:

‑ Когда вы уезжаете?

‑ Недели через две. Если ты согласишься, задерживаться мне будет не зачем…

Равиль снова отвернулся. Упускать такую возможность ‑ вот что было бы глупо! Что касается отъезда, ‑ сам ведь решил научиться жить без Ожье. Не видя его изо дня в день это должно быть легче, и возможно, долгие мили между ними успокоят упрямое сердце, а боль неутоленных желаний сменится обычной естественной благодарностью и признательностью… Ведь говорят, что потом вспоминается только хорошее, а Ожье ему ничего дурного и не делал.

И все же он не смог произнести единственное слово, которого от него ждали:

‑ Я скажу завтра, хорошо?

‑ Конечно, ‑ Ксавьер нежно улыбнулся, поправляя юноше волосы, и заметил, поднявшись. ‑ Грие не имеет права тебе запрещать, если ты волнуешься об этом. Он опекун тебе, а не хозяин как рабу, и не может мешать.

На самом деле, Таш был уверен, что Ожье не только вмешается самым решительным образом, но и даже надеялся на это. Было бы замечательно, если бы лисенок взбрыкнул, хотя бы из чувства противоречия, столь свойственного вчерашним подросткам, и пожелал своему попечителю не соваться с проверками под чужое одеяло. Тем более, уж чья бы корова мычала!

‑ Если захочешь, я сам поговорю с ним, и… я приму любое твое решение, малыш.

О да, какие могут быть сомнения!

‑ Я скажу завтра, ‑ упрямо повторил юноша, так и не подняв глаз, пока мужчина не ушел.

Он думал не о том, помешает ли Грие ему сойтись с Ксавьером, а о том, что помешало им с самим Ожье. И наверняка не позволит начать что‑нибудь серьезное с любым другим. Равиль представил, что Таш узнает о том, какую именно «школу» прошел «малыш Поль» и содрогнулся. Не справедливо, что он может надеяться на счастье лишь обманом, но прошлое уже не изменить.

И прежде, чем решать окончательно что‑либо Равиль твердо вознамерился изменить то, что еще возможно. Собрав все имеющиеся у него скромные средства, юноша не мешкая направился на поиски человека, который мог бы ему помочь в таком щекотливом деле, разминувшись с разыскивавшим его Ожье на пару минут.

***

Господи милосердный, он уже забыл, что это за адская боль! И вообще отвык от боли не в смысле красивых страданий о неразделенной любви, а в самом обыкновенном, физическом. Разнежился! ‑ Равиль сцепил зубы и сосредоточился на том, чтобы стоять прямо, дышать ровно и не хрустеть зубами слишком громко.

…Отдавая отчет в том, что именно он собирается сделать, а ситуация чревата самыми разнообразными неприятностями, юноша не тратил время на пустые метания по городу и не пустился по злачным закоулкам в поисках сомнительных личностей в помощники. Надеясь, что его выслушают, а вознаграждение окажется достаточным, он направился прямо к тому, у кого его тайна будет надежнее, чем золотой в казне ростовщика‑еврея, и кроме того имеется достаточно опыта в манипуляциях подобного рода. Стражник у ворот тюрьмы даже соизволил проснуться ради такого вопроса, оглядел просителя с ног до головы и обратно, хмыкнул чему‑то, но все же за небольшую мзду соизволил сообщить мальчишке, где он может найти Черного Ги, городского палача.

Долго искать Равилю не пришлось.

‑ А что, скажете, простое это дело? ‑ разорялась перед товаркой прямо на крыльце ни чем не примечательного дома пухлая женщина средних лет. ‑ Скотину как следует забить и то не у каждого получится, а то человек, хоть, и прости Господи, грешник! Тут сноровку иметь надо: вот дай какому дурню плетку самую что ни на есть обыкновенную, вроде той, какой Мартен что мерина своего, что женку учит, так не дай чего, и той, забьет ведь беднягу раньше чем дознание начнется! А твой, кума, к делу со смыслом подходит, Гийом его хвалил. Говорил, будет из парня толк в ремесле…

Юношу передернуло, но отступать было нельзя. Не самому же…

‑ Дома ли… господин Гийом? ‑ обратился к женщине Равиль, успешно изображая уверенность, которой не испытывал вовсе. ‑ Мне нужно с ним поговорить…

‑ Дома, дома, ‑ тетка, оглядела его еще более подозрительно, чем стражник, отловила кого‑то из мальчишек, возившихся тут же на улице, дала подзатыльник для пущего рвения, отправив по назначению.

Ждать пришлось долго, а взглянув в вытянутое костистое лицо с крупным носом и темные глаза под набрякшими веками, Равиль понял, что говорить следует быстро и строго по делу.

‑ Я прошу простить меня, что отвлекаю, но мне нужна ваша помощь и я могу заплатить…

‑ Именно моя? ‑ усмехнулся Черный Ги.

‑ Ваша, ‑ подтвердил юноша, понемногу возвращая себе уверенность. ‑ Ваша работа…

‑ Идем, ‑ опять оборвал его кат, мотнув головой в сторону задних дворов.

‑ Что же это твой поручитель, совсем из ума выжил, что отправил ко мне с «заказом» да еще среди бела дня, ‑ Ги не спрашивал, и в спокойном глуховатом голосе явственно скользнуло осуждение.

Равиль едва не споткнулся, представив, что можно заказывать у палача, но странным образом страха убавилось. Значит, есть надежда, что его просьба не будет из ряда вон выходящей, и «честный ремесленник» согласится на небольшую приработку.

‑ Вы не поняли, я не прошу ни о чем… сомнительном! ‑ юноша развернулся, опять встречаясь взглядом с Ги. ‑ И много труда у вас не отнимет. Я пришел именно к вам, потому что кому как не вам разбираться в огне и железе… И какие следы они оставляют.

Без долгих проволочек Равиль избавился от верхней одежды, не глядя сбросив на какой‑то чурбак, развернувшись спиной, задрал рубаху и оголил поясницу почти до самой ложбинки меж ягодиц, выставляя на обозрение профессионала свою тайну. Когда равнодушные пальцы проехались по клеймам, юноша все‑таки содрогнулся.

‑ Хм, ‑ содержательно выдал Ги.

‑ Вы же видите! ‑ голос дрожал слишком заметно. ‑ Это не знак за преступления и не этой страны. Мой нынешний господин знает о них, он и вытащил меня… Но… это прошлое, а я хочу жить не оглядываясь больше! В ваших силах сделать это обычным шрамом!

За спиной царило молчание.

‑ Я заплачу! У меня есть деньги, немного, но есть… ‑ Равиль уже не столько убеждал, сколько умолял. Он и сам не мог сказать, почему ему вдруг так важно стало избавиться от клейм. ‑ Я выполню все, что вы потребуете…

‑ Ну что ты можешь выполнить, я вижу на твоей заднице, ‑ равнодушно заметил Ги, заставив юношу вспыхнуть. В глазах защипало: такого унижения он, пожалуй, не знал и на рынке!

‑ Я не!…

‑ Цыц.

Наверное, вот таким спокойным тоном он и объясняет своим подмастерьям «урок»…

‑ И когда же ты намерен?

Равиль вопрос понял, и выпалил, так и не опустив руки и стоя перед мужчиной с приспущенными штанами:

‑ Сейчас! ‑ потому что второй раз придти просто не сможет даже под страхом «санбенито» до конца дней.

Черный Ги сухо назвал цену, услышав которую Равиль побледнел, почти до крови прикусив губу.

‑ У меня нет столько… ‑ чтобы собрать нужную плату, у него уйдет не один месяц.

На миг мелькнула идея одолжить, но у кого? Единственной кандидатурой оставался по‑прежнему Ожье. Однако он наверняка заинтересуется, для чего необходима настолько крупная сумма, и юноша почему‑то был уверен, что Грие не одобрит его затею. И продать нечего, кроме себя у него ничего нет…

‑ Достань, ‑ с прежним равнодушием предложил кат, словно подслушав последнюю невеселую мысль. ‑ Вижу выкручиваться тебе не впервой, да и в другом опыта не занимать. Тоже подспорье.

Пробирающий до нутра, взгляд Ги задержался на полоске обнаженного живота юноши, прямо указывая на подтекст замечания. Задохнувшийся Равиль пошел радужными пятнами. Он отступил на шаг, руки сами, без участия сознания торопливо заправляли одежду.

‑ Спасибо за совет, ‑ сквозь стиснутые зубы выдавил юноша, набрасывая на плечи упелянд и затягивая пояс.

Это трудно было назвать оскорблением, на правду не обижаются, но небрежное замечание ожгло хуже железа, и решимость избавиться от клейм приобрела твердость гранита. Слезы настырно лезли из глаз, однако Равиль в этот раз не дал им воли. Что с того, подумаешь, придется найти кого‑нибудь другого, не столь требовательного, или придумать, как свести проклятые метки не прибегая ни к чьей помощи, ‑ и только.

Он уже сворачивал на соседнюю улочку, когда догнавший его Ги заметил по обыкновению кратко:

‑ Не туда.

‑ Что? ‑ от неожиданности Равиль остановился, не понимающе уставившись на него.

‑ Нам в другую сторону, ‑ сообщил мужчина, и, ничуть не сомневаясь, что парень направится за ним, пошел нужной дорогой.

‑ Куда? ‑ спросил юноша в спину, окончательно растерявшись и переставая понимать этого откровенно жуткого человека.

‑ По‑твоему, ‑ Гийом дернул губами в усмешке, оглянувшись через плечо, ‑ я инструмент с собой неразлучно таскаю? Моя работка, знаешь ли, не из тех, которую на дом берут.

Равиля передернуло снова, а к тому времени, как они добрались до назначения, уже колотил не шуточный озноб. Ежась под любопытными взглядами немногочисленных обитателей места, куда обычный человек по своей воле шагу не ступит, и входя следом за Ги под сумрачные своды, юноша ощутил себя едва ли не погребенным заживо, хотя точно знал, что выйдет отсюда беспрепятственно. Он старался не оглядываться по сторонам и остался стоять у порога, пока мужчина уже деловито разводил огонь.

‑ Что встал? ‑ Ги наконец обернулся и слегка нахмурился. ‑ Не поздновато ли раздумал?

‑ Я не раздумал! ‑ Равиль шагнул к лавке, на которую ему кивнули.

Помещение представляло собой скорее подсобку с каким‑то подобием оконца даже, но от этого легче не становилось. Бессознательно обогнув по крутой дуге стеллаж с любовной аккуратностью разложенным инвентарем, юноша опять замешкался, нервно теребя пояс. При виде орудий, методично отобранных Ги, глаза стали квадратными.

‑ Чтоб не растягивать удовольствие, ‑ основательно объяснил палач, ‑ нам с тобой сейчас в том нужды нет.

Равиль кивнул.

‑ Раздевайся же, ‑ усмехнулся Гийом Барро, городской палач. ‑ Уж поверь, голых задниц я навидался, и даже вовсе без кожи случалось.

Равиль моргнул на подобное заявление, кажется, держась уже из последних сил, и в несколько мгновений избавился от одежды. Он сам лег животом на ту же лавку, но когда ловкие сильные руки сноровисто начали его привязывать, дернулся:

‑ Зачем?

‑ За тем. Я ж с тобой не спорю, какой член лучше, ‑ осадил его Ги, и Равиль покорно дал себя привязать.

Он слышал как кат подробно прощупал каждое из клейм, бормоча себе под нос что‑то о недоделках, которым самим руки бы оборвать следовало и в одно место вставить. Потом раздалось:

‑ Ну никакого понятия нет! ‑ припечатал сверху вывод. ‑ Скоты.

Пожалуй, Равиль был с ним согласен в этом вопросе, но в следующий миг захлебнулся криком от боли.

‑ М‑да… ‑ в рот ткнулось что‑то, напоминающее рукоять. ‑ А то зубы искрошишь…

Точно рукоять, потому что оплетку юноша прокусил до самого основания где‑то уже через минуту. Очнулся же он от того, что его методично хлестали по мокрым от воды щекам. Открыв глаза, Равиль понял, что лежит на той же лавке, но уже на спине и без веревок, а ниже поясницы все заходилось от боли.

Он попробовал повернуться, подтянул колени и тут же понял, что это было ошибкой. Жгучая волна накрыла с головой, в глазах потемнело. Равиль едва не упал с пресловутой лавки, запах паленой плоти бил в ноздри, и его просто вывернуло едкой желчью, а в довершении к этому, движение отозвалось жестокой судорогой, скрутившей все тело.

Черный Ги придержал юношу без тени сочувствия, но и без показной небрежности тоже, вновь укладывая животом вниз. Отдышавшись, Равиль бездумно потянулся туда, где еще утром располагались клейма, а сейчас казалось пылал настоящий костер, но его усилий не оценили ‑ юноша тут же получил по рукам.

‑ Не дергайся, цел твой зад! Даже в самый раз по назначению…

Равиль только сдавлено промычал в ответ что‑то невразумительное. Ощущение было такое, словно палач не просто выжег шрамы, сделав неузнаваемыми, а содрал сзади всю кожу от лопаток до колен самое малое. Даже шею ломило!

Ориентируясь по слепящим сполохам под веками, юноша догадался, что Ги смазывает ему чем‑то ожог, следом легло полотно.

‑ Чтоб хоть до дома дошел, ‑ объяснил мужчина. ‑ Только снимешь сразу, иначе с мясом отдирать придется, когда присохнет.

‑ Спасибо… ‑ наконец смог просипеть что‑то более‑менее внятное Равиль, стиснул зубы и привстал, упираясь локтями в дерево, чтобы было удобнее накладывать повязку. Как он пойдет домой, юноша представлял слабо.

‑ На четырех костях привычнее? ‑ поддел его Ги, оценив позу стоявшего перед ним абсолютно голого мальчишки.

Прежде чем Равиль успел придумать ответ или обидеться, поднял его, развернул, и сноровисто влил в хватавший воздух рот какую‑то дрянь, от которого парень зашелся кашлем, отозвавшимся новыми мучительными судорогами. Судя по всему, на какой‑то миг он опять провалился в беспамятство, потому что когда в следующий раз открыл глаза, палача нигде не было.

Ги вернулся через минуту и удовлетворенно кивнул при виде садящегося юноши. Когда у губ снова оказался край горлышка, Равиль панически дернулся.

‑ Вино это, ‑ кат без труда пресек его жалкую попытку увильнуть.

Равиль упрямо мотал головой. Только вина ему еще и не хватало, чтобы окончательно протянуть ноги!

‑ Церковное! ‑ укоризненно заметил палач, ловко завершая экзекуцию. Все же поинтересовался, ‑ идти сможешь?

Равиль утвердительно тряхнул головой, от чего камора поплыла куда‑то в бок и в сторону.

‑ А ты молодец, крепкий! ‑ усмехнулся Ги, усаживаясь напротив, пока юноша пытался собраться силами хоть немного и для начала просто одеться. ‑ Крепче, чем кажешься.

Палач покачал головой в задумчивости, с интересом наблюдая за его потугами и продолжая излагать свои рассуждения о человеческой природе:

‑ Да, не по каждому сразу скажешь на что он способен… Один вроде и держится, и человек достойный, и на вид, как дуб, а едва прижмешь ‑ отца с матерью продать готов. Или вот скажем, был у меня не так давно навроде тебя пацан. Молоденький и тоже по «мужской части». Глянешь на него ‑ ну в чем душа держится, с одного удара ведь плетью перешибешь, да и дите ‑ пальцем погрози, заплачет… Ан нет! Веришь ли, до тисков дошли, тут уж все, считай калека… На руки, на ноги. Кричать‑то кричал, все кричат, а слова о ком его спрашивали не сказал! Ну, тут уж не мой брак, всякое случается.

Равиль к этому времени уже накинул упелянд и поднялся, не застегивая его. Когда вставал, юношу шатнуло, и он был вынужден опереться на стену.

‑ Возьмите, ‑ Равиль кивнул, на оставшийся на лавке кошелек… ‑ Это все, что есть сейчас, остальное я отдам, как заработаю…

‑ Не нужно, и этого хватит, ‑ в усмешке метра Барро проскользнула даже нота доброжелательности.

‑ Я отдам, ‑ твердо произнес Равиль, глядя себе под ноги ‑ так голова кружилась меньше.

‑ Ну, тогда возьми на сдачу, ‑ Ги буквально сунул ему в руки кувшинчик с чем‑то жирным и пахнущим тиной. ‑ Пригодится.

Равиль не стал спрашивать что это за мазь и из чего она, просто поблагодарил еще раз, сосредоточенный на том, чтобы теперь покинуть это место.

Путь до ворот показался бесконечным. Равиль останавливался, пережидая головокружение и особенно жгучий приступ боли, которая на каждом шаге прошивала позвоночник, сводила таз, и заставляла колени выделывать па, каких не увидишь и в самых причудливых танцах. Ничего… теперь надо просто добраться до дома, потом подняться по лестнице, потом дойти до кровати и все… Ничего сложного… Абсолютно ничего! Решительно не о чем беспокоится, и нечего сопли пускать, когда главное уже позади!

Выйдя за ворота, Равиль глотнул свежего воздуха и вроде бы не надолго стало получше. Но хотя, идти ему было не так уж и далеко, в конце он уже двигался короткими отчаянными рывками от одной поверхности, к которой можно прислониться, до другой, уговаривая себя на каждый шаг.

«Еще один… и еще… вот так, остался последний поворот и ты ляжешь… Еще чуть‑чуть, вот уже и дом виден… еще… видишь, все хорошо… осталось только подняться и лечь… И потом будет все замечательно…»

Он смог. Он дошел. Ему не повезло только в одном:

‑ Поль?! Да где тебя носило! Все с ног сбились тебя искать! ‑ напустилась на Равиля разгневанная Катарина, отвлекаясь от поручений кухарке. ‑ И что это с тобой?!

‑ Со мной все в порядке! ‑ юноша резко вскинул на нее голову.

И рухнул навзничь как стоял, потеряв сознание окончательно.

***

Сказать, что Ожье был взбешен ‑ значит, ничего не сказать! Спроси его кто, он сам не смог бы с точностью ответить, когда еще ему случалось пребывать в подобном состоянии гневного исступления, темной ярости, ‑ и да, почти не контролируемого бешенства… Могло бы быть хуже, ‑ некуда. Полное абсолютное безумие! Край.

Предупреждение Катарины было не способно оставить его равнодушным, но Ожье в нем и не нуждался. Слишком далеко зашло его персональное сумасшествие к упрямому рыжему лисенку!

И не сказать, что самому ему это сильно нравилось… Тем не менее, он послал к чертям и дьяволам свое не маленькое самомнение ‑ вполне заслуженное, к слову сказать, ‑ гордость, восхваленную мужескость, согласно которой представителям сильного пола не положено заботиться о чувствах, тем более о чувствах других, а они должны приходить и брать то, что хочется ‑ лесом всю эту шелуху! Равиль стоит куда большего!

Однако разговор с Ташем оказался хоть долгим, зато бессодержательным. После бесконечных хождений вокруг да около и всяческих обиняков и намеков, Грие наконец позволил себе сорваться. Он знал, что это ошибка, что ситуация не та, когда все можно решить нахрапом и наскоком… Но у самого безграничного терпения и выдержки все же наступает предел! И мало тогда уже не покажется.

‑ Оставь Поля, не играй! Что тебе нужно от парня!!

Ксавьер даже потупился, удачно изобразив смущение и скрыв злой огонек в глазах.

‑ А ты сомневаешься в том, что мне может быть нужно? ‑ с ленцой поинтересовался он. ‑ Что может быть нужно от Поля, кроме самого Поля? И кто тебе сказал, что я играю?!

‑ Тем хуже! ‑ уронил Ожье, меряя взглядом соперника. Последующее предупреждение вырвалось само собой. ‑ Не тронь его. Он еще мальчишка, а навидался всякого… Посмеешь ‑ убью!

Это была совсем не шутка, что поняли оба. И оба не выдали удивления вырвавшемуся признанию. Ксавьер вежливо улыбнулся в серые глаза, искрящиеся от гнева, едва удерживаемого в сколько‑нибудь приличных рамках: в своем успехе на любовном фронте он был уверен, а после противнику останется только кусать локти от бессилия.

А Ожье впервые в жизни позавидовал дворянам, даже самые нищие из которых могут себе позволить открыто пускать друг другу кровь за просто так, за фасон воротничка, не говоря уж о более серьезных поводах. Он ушел ни с чем, с чувством надвигающейся непоправимой беды в сердце. Оно не обмануло: Равиль исчез в неизвестном направлении, не взяв с собой ничего, кроме носового платка.

Наверное, впервые в жизни мужчина до конца прочувствовал, что значит терять рассудок от беспокойства. Рыжик Поль вроде бы мелькал с утра на складах и в конторе ‑ Ожье даже это обстоятельство выводило из себя пуще не бывает! Вчера в обморок упал, кровь пускали, а он опять на ногах, из‑за своих страхов, ‑ совершенно беспочвенных страхов ‑ снова доводит себя до истощения, физического и нервного. К кровати его привязать что ли, если уж до сих пор не успокоился и не понял, что не вышвырнет его метр Грие ни в коем разе, и попрекать никогда ничем не станет…

Рыжик, дикий его лисеныш! Но и утро не предвещало тревог, ничего необычного в поведении помощника Поля не заметили, пока не появился поблизости Ксавьер… У Ожье челюсти сводило судорогой от одного имени.

Однако он все же сомневался, что даже после вчерашней очередной неудачной попытки объясниться, Равиль просто сбежит даже за‑ради исключительно великого чувства. Скорее он бы поверил, что ко внезапному исчезновению юноши приложил руку скользкий красавчик Таш, и отправил людей следить за тем, но все было бесполезно.

У Равиля нет никого, к кому бы он мог еще пойти в этом городе, да и вообще в мире… Мысль о том, что с лисенком могло что‑нибудь случиться ‑ мало ли что, сволочь какая в подворотне ножом пырнула за лишнюю монету ‑ сводила с ума. Грие поставил на уши всех, кого мог, даже Филиппа Кера дернул ‑ и удивил последнего до нельзя. Последующие часы, пока его не нашел посыльный от Катарины с известием ‑ впору было записывать в личный кошмар, единственный и хорошо бы неповторимый…

К этому времени, Ожье утратил уже всякое соображение, о контроле речь вести не приходилось тем более. И в отличие от всех остальных, ему ‑ не нужно было объяснять смысл жуткого ожога, с которым так называемый «Поль» вернулся к исходу дня.

Видимо, было что‑то такое в его лице, когда Грие ворвался в собственный дом, снося все на своем пути, что слуги просто рассосались по углам, а супруга содрогнулась и побелела, глядя на мужчину, которого она полагала, что знает уже.

Катарина сама не смогла бы сказать, что бросило ее навстречу:

‑ Опомнись! ‑ молодая женщина повисла на шее мужа неодолимым грузом. ‑ Не тронь… В жару он… Не тронь, не простишь ведь сам…

Ее стряхнули как кошку.

Ожье шагнул в комнату и резко сдернул простынь, прикрывавшую спину распростертого ничком юноши. Оценил увиденное… швырнул материю на пол:

‑ Ты сам так решил! ‑ процедил мужчина в тронутые дымкой полуприкрытые глаза, ‑ Иди на все четыре стороны! Хоть к кому… Не держу.

Только кинул на выходе жене:

‑ Спасибо, Като, удержала…

Катарина молча поджала руки.

Холодно. Тело горело в огне, но на душе царил мертвящий холод… Жарко, душно, ‑ окна раскрыты настежь, а все равно невыносимо! Холодно…

О чем грезишь, о чем стонешь? Получил ровно то, на что нарывался. Ни больше, не меньше.

Иди куда хочешь… ‑ слова плыли под веками огненными буквами.

Сейчас можно было не прятать слез. Можно было рыдать, биться, наворачивая на себя простыни, грызть зубами подушку, выть, заходясь плачем. Объяснений придумывать не надо ‑ чему удивляться, когда такой ожог! Уже никто не скажет, что там было и было ли что ‑ ниже поясницы кожи не осталось, выжжено сплошной полосой, вытравлено все чуть ли не до кости, до живого мяса. На стенку полезешь от боли… Но слезы не шли. Совсем. Равиль тихо лежал, опустив веки, так что его можно было принять за спящего.

Изредка заходил кто‑то из слуг, чтобы сменить компресс или освежить нетронутое питье. И все…

Что, неужели он рассчитывал, что у его постели кто‑то станет бдеть сутками?!

Нет, не рассчитывал. Но оказывается мечталось, где‑то в глубине души. Так глубоко, что сам себе не признавался.

А что толку, когда признался? Да, хотел. Даже не того, чтобы с ним носились как с тем синеглазым певчим в доме лекаря из Фесса, ‑ не умирает ведь, ‑ но хотя бы просто посидели рядом, взяли за руку… Чтобы можно было вот так, не открывая глаз, ‑ представить себя любимым и нужным.

Любовь… ‑ юношу едва не передернуло от этого слова. Неизвестно, может ли взлететь рожденный ползать, сие вопрос философский. Однако единственный, кого Равиль хотел бы видеть сейчас, теперь не придет даже чтобы просто пожалеть.

Он вспомнил, как на «Магдалене» Ожье сажал его себе на колени, гладил, пропуская волосы сквозь пальцы, и сухо всхлипнул, но тут же задавил порыв на корню. Потому что четко знал ‑ в противном случае с ним случится истерика, какая и не снилась до сих пор, а он итак уже достаточно припадков закатывал, того и гляди решат, что в довершении ко всему еще рассудком повредился! Хватит бесполезных слез, пора вспомнить, что они ничего не меняют…

Попытка взять себя в руки вышла жалкой, зато пришлась вовремя: шорох тяжелых складок подсказал, что на этот раз явилась сама Катарина:

⇐ Предыдущая 11 12 13 14 151617 18 19 20 Следующая ⇒