Хелпикс

Главная

Контакты

Случайная статья





Маргарет Манукян, – набрала я крупными шрифтом. – Название экспозиции: „Фотографии на память”». 4 страница



Мама, испуганно оглядываясь на стоящую рядом уборщицу, восклицала:

– Пусть в комнате как стояли, так и стоят. Мы их пальцем не тронем! В любое время приходите, берите.

Комендант, потеряв терпение, махнул рукой:

– А, что хотите, делайте! Арфеня, иди убери из кладовки вещи. Я тебе завтра в коридоре ящик с замком поставлю.

Наконец уборщица, раздражённо ворча себе под нос: «Скоро на нашей голове уже жить захотят!», выволокла из комнатки последнюю коробку. И пошла по коридору, ненадолго притормозив перед работающим телевизором.

– Бедные, несчастные люди! – всхлипнула уборщица, печально прикрыв рукой глаза. – Бедные, бедные!

По республиканскому каналу шла передача о геноциде армян 1915 года. Протяжно лились грустные звуки дудука, а на экране одна за другой сменялись потускневшие фотографии семидесятипятилетней давности. Растерянные мужчины, измученные женщины, полуживые старики, испуганные дети… Удивительно похожие на мою бабушку, Ерванда, маму, Алиду, на меня.

 

Утром Ерванд наменял где-то целый карман пятнадцатикопеечных монет и отвёл нас на переговорный пункт. Мама безостановочно набирала наш бакинский номер. И вдруг телефон откликнулся:

– Бэли![58]

– Алида?! – закричала мама. – Вагиф?! Вы кто? Что там делаете? Позовите Алиду, где Алида?

– На кладбище! – рявкнул кто-то в трубке, и тут же пошли короткие гудки.

Мама, не опуская трубку, набрала затерявшийся в конце записной книжки номер своей старенькой учительницы музыки, живущей на соседней улице. Старушка сразу заплакала, узнав маму, и, всхлипывая, начала рассказывать всё, что слышала. Про нападение на нашу квартиру. Про катафалк у ворот нашего двора. Про соседей, уехавших с Алидой в Кедабек хоронить папу. Про беженцев из Армении, вчера только вселившихся в освободившуюся квартиру.

– Крепись, Греточка! Хоть одну дочку сохранила! Слава богу, хоть только наполовину!

 

 

В Москве уже давно была осень. На улице всё время дул ветер, уносивший мимо нас коричневые кленовые листья, обрывки газет, нетерпеливых прохожих, у которых мы то и дело спрашивали дорогу в прокуратуру, редакцию «Правды», Министерство образования, армянское постпредство, Госкомтруд.

Никакого официального подтверждения нападения на нашу бакинскую квартиру мы, конечно, не получили. Ответ на запрос прокуратуры СССР был очень кратким: «Зафиксирована смерть 45-летнего Гаджиева Вагифа Ахмедовича вследствие обширного инфаркта миокарда. Квартира умершего ввиду отсутствия проживающих в ней граждан предоставлена остро нуждающимся очередникам». Этот листок мама с надеждой протягивала десяткам бакинских беженцев, толпящимся в Армянском переулке. Кто-то возвращал его с собственной длинной историей побега из Баку. Кто-то многословно объяснял, что инфаркт миокарда в качестве причины смерти вписан в каждый второй ответ на запрос московской прокуратуры о судьбе бакинских беженцев-армян. Кто-то участливо спрашивал, сколько лет было Алиде.

Мы всё время чего-то ждали, где-то регистрировались, просили, переспрашивали, получали какие-то талоны, карточки, удостоверения. И недоуменно вертели их в руках, как в Ереване, когда не могли прочесть ни одного слова, составленного из замысловатых кудрявых «иероглифов».

Мы жили в крошечном гостиничном номере на окраине Москвы. В Министерстве образования СССР маме предлагали работу учителя русского языка и литературы то в рязанской сельской школе, то в тамбовской. Просили ещё раз подумать, не бояться, обещали, что мы скоро привыкнем, адаптируемся. А услышав мамин сбивчивый, извиняющийся отказ, озадаченно пожимали плечами: не надеемся же мы навсегда остаться в Москве?! Да и сроки нашего проживания в ведомственной гостинице ограничены.

Иногда нас звали к себе московские родственники. Щедро нарезали на стол импортную копчёную колбасу, старались угадать, на кого я больше похожа, скучнели, когда мама начинала пересказывать наши хождения по учреждениям. И оживлялись, как только разговор заходил об эмиграции в США.

– Грета, ты даже не представляешь, как вам повезло! – тут же включался в разговор мамин троюродный брат, дядя Эдик. – Америка!!! Они там беженцев знаешь как поддерживают?! Три года только учишь язык. Не работаешь: кормят, поят, одевают, квартиру дают, машину. Эх…

Мама виновато качала головой, объясняла, что, если мы уедем в такую даль, как нас найдёт Алида?.. Ведь уезжаешь, и всё. Обратно уже не пустят… И Алиду к нам могут не выпустить.

Дядя Эдик досадливо махал рукой:

– Вчерашним днём живёшь. Ты лучше про Свету думай, про её будущее! Все умные люди сейчас в Америку ходы ищут, детей своих туда перевозят, устраивают. А ты… Хоть за анкетой в посольство сходить можешь? Может, ещё и не пустят никуда. Пустят – тоже хорошо, через годик и брата троюродного к себе перетянешь.

 

Отказ на свою анкету с просьбой о выезде в США мы получили спустя полгода. Поселковая почтальонша, вручив письмо, долго топталась у нашей двери, надеясь, что мама тут же при ней распечатает чудной заграничный конверт.

Мы жили в Подмосковье, в служебной квартире, которую вместе с должностью воспитательницы в школе-интернате маме «выбили» в Министерстве образования. Каждый месяц у нас появлялось по одной своей вещи: кастрюля, занавески, подушка, исчезали казённые стулья, стол, железные кровати.

Мы изо всех сил пытались побыстрее адаптироваться, привыкнуть. Но в первую же зиму я отморозила себе уши и нос, нахватала двоек по физкультуре, когда дело дошло до лыж; смешила одноклассников частичкой «да», по бакинской привычке щедро прибавляемой к глаголам: «дай, да, отойди, да, пошли, да». Мама долго разыскивала в нашем посёлке газетный киоск, спрашивала у местных старушек-огородниц про кинзу, удивлялась высоте голенищ резиновых сапог.

Соседки, забегая к нам, с сочувствием смотрели, как мама из первой весенней зелени готовит жангялов хац, «тощие пирожки с травой». На следующий же день нам стали приносить полные сумки вялой весенней картошки, трёхлитровые банки парного молока. А через год почти весь посёлок называл нас по именам, а не «беженцами» и «азербажанцами».

 

Время от времени я получала письма из Армении. Пять-шесть коротких предложений, в которых Ерванд описывал прожитый месяц. Про редкие уроки в холодных неотапливаемых классах; непропеченный зеленоватый хлеб, выдаваемый по карточкам; сожжённые в печке мебель, деревянные половицы, учебники. Про дядю Сурика, попавшего в больницу с инфарктом миокарда. Про тётю Нору, которая рассказывала всем подряд про то, как в квартиру ворвались и зарезали меня, маму, как наша кровь текла по лестнице до самого первого этажа. Рассказывала, как умело и достойно Артур организовал похороны, поминки, семь дней, как из-за траура пришлось отложить его свадьбу с Ашхен…

Каждое письмо заканчивалось призывом «писать, не пропадать» и обещанием прислать через уезжающих знакомых посылку с сушёной пряной зеленью, домашними консервами из баклажанов.

Потом письма стали приходить из Ставрополя. Ерванд с Димой Туманяном уехали туда сразу после выпускного и вместе с Олегом Погосовым устроились работать на стройку. Через несколько лет оформили «портфолио» из картинок, вырезанных из заграничного журнала, и вовсю предлагали ставропольцам шикарный евроремонт от фирмы «Три мушкетёра».

 

После школы я поступила в пединститут, на филологический факультет. Училась, немного сотрудничала с газетами, журналами. А однажды вместо заказанной статьи ко Дню знаний я вдруг начала писать об оплавленных японских часах, недочитанном детективе, запылённой шпаге, целой пачке писем о так и не наступивших для Артура первых холодах.

– Отличный материал! – обрадовался редактор армянской общественно-политической газеты, выходящей в Москве. – Эмоциональный, субъективный, зато от очевидца событий – сестры́ героя Армении! Чуть-чуть подредактируем и – вот достойный ответ лживым статейкам наших врагов! Смотри-смотри, что пишут! – Редактор протянул мне несколько номеров азербайджанских газет, выходящих на русском языке.

Первые полосы в них были отведены «карабахскому вопросу»: геноциду азербайджанцев в Армении, разоблачению лживых армянских СМИ, угрозам скорого победного марша азербайджанских солдат по Еревану. Я словно вновь услышала давнишние самые отчаянные, самые страшные Дилярины гаргыши: «Пусть ваши имена будут написаны на могильных камнях», «Пусть саваны будут вашей единственной одеждой», «Пусть болезни и смерть поселятся в ваших домах». А через пару недель моя «чуть-чуть подредактированная» статья сделает Артура очередным игроком этой войнушки. И в ней, как в детских играх, противными, деревянными голосами заговорят почерневшие часы, неразгаданный детектив, выроненная шпага, неотправленные письма: «Пусть ваши имена будут написаны на могильных камнях», «Пусть саваны будут вашей единственной одеждой», «Пусть болезни и смерть поселятся в ваших домах».

Я осторожно вытянула листочки из рук редактора, сунула их в сумку и ушла.

 

 

В 2000 году в Москву приехал Ерванд. Пока один: оглядеться, разведать, навести мосты. Снял в нашем подмосковном посёлке однокомнатную квартиру, собрал строительную бригаду, обновил «портфолио» фотографиями ставропольских евроремонтов. И каждое утро, сталкиваясь со мной по дороге на станцию, спрашивал про мамино здоровье, мою работу, предлагал совершенно бесплатно, из излишков стройматериалов сделать нам евроремонт. С арками, мозаикой в ванной, позолоченной лепниной на потолке из «гипс-картона».

После окончания филфака я устроилась учителем русского языка и литературы в нашу поселковую школу. Моими учениками стали младшие братья и сёстры бывших одноклассников и дети «из семей трудовых мигрантов» – таджики, армяне, молдаване, азербайджанцы.

Каждый год 21 февраля мы справляем Международный день родного языка. То подводим итоги конкурса сочинений «Мы разные, но мы вместе», то устраиваем вечер чтения стихов на родном языке. В этом году девочки настояли на организации кондитерского фестиваля народов мира. А из-за презрительного отказа мальчишек участвовать в изготовлении «тортиков-пироженок» представить армяно-азербайджанскую выпечку досталось мне.

Мама уже много лет не пекла пахлаву, кяту, шакер бура, шор гогал[59]. Да и в Баку она без особой радости замешивала тесто, напряжённо сверяясь со своей старой кулинарной тетрадкой. Поэтому сразу запаниковала, услышав мою просьбу:

– Ты что, Света! Знаешь, какое это трудное дело! Столько возни!

Её поддержал Ерванд, подкручивавший на кухне капающий кран:

– Э-э-э, мозги не делай, да! Купи готовое, сейчас в магазинах всё есть!

Но мне хотелось угостить моих семиклассников настоящим, домашним печёным, какое в послепасхальные понедельники приносил из дома Дима Туманян.

Я набрала в поисковике: «Купить домашнюю азербайджанскую, армянскую выпечку», прошла по верхней ссылке. На главной странице сайта размещалась фотография огромного торта в обильных кремовых волнах. Красных, жёлтых, синих. Я медленно вращала колёсико мышки, прокручивая фото румяных курабье и кяты, роскошных тортов, щедро украшенных кремовыми розами, орехами и фигурным шоколадом. Под каждым изображением был указан состав изделия, вес, способы доставки и стоимость в шекелях. Я немного помедлила, разыскала среди тегов «Мы», щёлкнула по нему. С яркой фотографии мне улыбалась забавно перепачканными шоколадом и мукой лицами семья Ривкес. Улыбающаяся пожилая женщина Эсфирь, худощавый загорелый мужчина Биньямин, трёх– и восьмилетние девочки Рина и Яффа, коротко остриженная девушка, Алида.

 

Мама без конца гладила фотографию на мониторе, «разговаривала» с тётей Фирой, детьми, Беником, Алидой:

– Ты почему нас не искала, почему дяде Эдику не позвонила? Почему маме ничего не сказала? Уехала в этот Израиль…

Ерванд подошёл к компьютеру, положил руку маме на плечо:

– Искала, как не искала, тётя Грета. В Ереван тёте, наверное, звонила… А там… Сами знаете.

Мама закрыла лицо ладонями, печально покачала головой:

– Э-эх, Нора-Нора! Нора-джан!

 

Ерванд тщательно запер нашу квартиру, подёргал дверь за ручку и положил ключи себе в карман. У подъезда нас ждало такси до Домодедова. Мама нервничала, то и дело спохватывалась, что что-то забыла, перепутала, не выключила. Ерванд терпеливо её успокаивал:

– Тётя Грета, валнаваца петка чи![60] Вот паспорт, вот очки, вот фотоаппарат, вот чемоданы, вот ваша дочка. С самолётом я тоже договорился: не бойтесь, низко-низко будет лететь. Всё, садитесь.

Ерванд захлопнул за мамой дверь, просунул голову в опущенное окно водителя, пожал ему руку, протянул деньги. Потом подошёл ко мне, осторожно приобнял за плечи:

– Ну ладно, давай не пропадай… Звони, если что.

Алиде – привет.

Ерванд взял с капота вынесенный из дома ковшик воды и приготовился плеснуть её вслед нашей машине. Я вдруг вспомнила бакинский обычай лить воду вслед уезжающим. Мама неукоснительно соблюдала его, провожая папу в Кадебек, а нас с Алидой – в пионерлагерь. Ещё раньше, я знаю, выливала воду вслед уезжавшей в Ереван старшей дочери моя бабушка. Уверена, кто-то из соседей-турков выплеснул стакан чистой колодезной воды вслед убегающей из Карса бабушкиной семье. Вылитая вслед вода, словно благословение, увлажняла, облегчала путь убегающим, уходящим, уезжающим.

– Передам, – улыбнулась я. – Ты тоже не пропадай. Звони. Один за всех…

Ерванд кивнул, выхватил из кармана наш ключ, потряс им над головой:

– Я ремонт всё-таки сделаю, а? Не бойся, простой, не евро. Арки-гипс-картон-мозаику… А лепнину, честное слово, не буду золотом красить. Не в квартиру, э-э, в музэй вернётесь!

 

Спасибо, что скачали книгу в бесплатной электронной библиотеке Royallib.com

Оставить отзыв о книге

Все книги автора


[1] Гет бурдан – убирайся отсюда (азерб.).

 

[2] 11 сентября 2001 года в США был совершён крупнейший террористический акт, вызвавший массовую гибель людей в Нью-Йорке, Вашингтоне и юго-западной Пенсильвании. Террористы захватили пассажирские самолёты и повели их на таран зданий Всемирного торгового центра и Пентагона. В результате этой трагедии погибло 2973 человека. (Примеч. ред.).

 

[3] Весной 1915 года на территории Османской империи (современной Турции) было осуществлено массовое уничтожение армянского населения.

 

[4] Нагорный Карабах – территория на юго-востоке Закавказья, во II в. до н. э. входившая в состав Великой Армении. Позже была завоевана персами, а затем как часть Карабахского ханства была присоединена к Российской империи. С тех пор как решением революционного правительства 5 июля 1921 года. Нагорный Карабах с 94 % армянского населения вошел в состав Азербайджанской ССР, между Арменией и Азербайджаном не прекращаются споры о территориальной принадлежности этой земли.

 

[5] Армуды – небольшие стеклянные стаканчики грушевидной формы. Армуд – груша (азерб.).

 

[6] Шиш (азерб.).

 

[7] Большое спасибо (азерб.).

 

[8] Кафан, Мегри – осенью 1987 года в Азербайджан прибыли азербайджанцы-беженцы, раньше компактно проживавшие в Кафанском и Мегрийском районах Армении.

 

[9] Хватит уже (арм.).

 

[10] Ляб-ляби – блюдо азербайджанской кухни, ассорти из орехов и сухофруктов.

 

[11] Хачмас – небольшой город на севере Азербайджана. Жители азербайджанских районов, общаясь друг с другом исключительно по-азербайджански, владели языком гораздо лучше русскоязычных бакинцев.

 

[12] Зейнаб Ханларова – популярная советская азербайджанская певица.

 

[13] Мугам – жанр национальной музыки Азербайджана.

 

[14] Гаргыш – проклятие (азерб.).

 

[15] Цитаты из речи генерального секретаря ЦК КПСС Л. И. Брежнева, произнесённой во время визита в Баку в 1982 году.

 

[16] Армяне, убирайтесь (азерб.).

 

[17] Еразы – так бакинцы, соединив два первых слога словосочетания «ереванские азербайджанцы», прозвали этнических азербайджанцев, беженцев из Армении, хотя большинство приезжих не были жителями армянской столицы.

 

[18] Слава Аллаху (азерб.)

 

[19] Из поэмы А. С. Пушкина «Тазит»: Поди ты прочь – ты мне не сын, // Ты не чеченец – ты старуха, // Ты трус, ты раб, ты армянин!

 

[20] Один рубль (азерб.).

 

[21] «Это угодно Аллаху!» (азерб.)

 

[22] Избить как собаку (азерб.).

 

[23] Мать, мамаша (диал.).

 

[24] Гумарбас – игрок на деньги (азерб.).

 

[25] Звартноц – название ереванского аэропорта.

 

[26] 7 декабря 1988 года. в Армении произошло землетрясение, в результате которого до основания был разрушен город Спитак, частично – города Ленинакан (Гюмри), Степанаван, Кировакан (Ванадзор). Погибли более 25 тысяч человек, 514 тысяч человек лишились жилья.

 

[27] Род, фамилия (азерб.).

 

[28] «Перевернутые армяне», «армяне наизнанку» (арм.).

 

[29] Наличие суффиксов – ян или – янц, имеющих значение родовой принадлежности, – отличительная особенность армянских фамилий. Армянские фамилии на – ов – русифицированные, неисконные варианты.

 

[30] Театральная площадь, или площадь Свободы , – центральная ереванская площадь, на которой расположен Театр оперы и балета.

 

[31] Арцах – до 387 г. девятая провинция Великой Армении, охватывающая современный Нагорный Карабах и прилегающие к нему территории.

 

[32] Очень хорошо (арм.).

 

[33] Грушевый черенок (арм.).

 

[34] Арменикенд – армянский квартал в Баку, основанный в XIX веке.

 

[35] Дошаб – сироп из ягод шелковицы.

 

[36] Самвел – герой одноименного исторического романа армянского писателя Раффи.

 

[37] Раффи – псевдоним Акопа Мелик-Акопяна (1835–1888.), армянского писателя и поэта, автора исторических романов «Самвел», «Хент».

 

[38] Юсик – храбрый юноша, преданный слуга Самвела.

 

[39] Бастурма – очень острая вяленая говядина. В Армении её употребляют в основном мужчины, закусывая коньяк.

 

[40] Женгялов хац – тонкий плоский пирожок с зеленью.

 

[41] Ишхан – севанская форель.

 

[42] Ванские армяне – жители города Ван в Западной Армении, на берегу озера Ван.

 

[43] Приданое (арм.).

 

[44] Мужчины (арм.).

 

[45] Подкаблучником (азерб.).

 

[46] Мамочка (арм.).

 

[47] Суп (арм.).

 

[48] Чаренцаван – армянский город, находящийся неподалёку от Еревана.

 

[49] Аскеран – город в Нагорном Карабахе.

 

[50] Сильва Капутикян, пер. Альберт Налбандян.

 

[51] Ослиная голова (арм.).

 

[52] Сильва Капутикян, пер. Альберт Налбандян.

 

[53] Большое спасибо, мать! (арм.).

 

[54] Ераблур – военное кладбище в ереванском пригороде.

 

[55] Традиционное армянское поминовение умершего спустя семь дней после похорон.

 

[56] Джеймс Хедли Чейз – британский писатель, автор детективных романов.

 

[57] Господи! (арм.).

 

[58] Да, слушаю! (азерб.).

 

[59] Пахлава – традиционная выпечка многих народов, кята – армянское печенье, шакер бура, шор гогал – азербайджанская выпечка.

 

[60] Валнаваца петка чи! – волноваться не надо (искаж. арм. «петке че» – «не надо»).

 



  

© helpiks.su При использовании или копировании материалов прямая ссылка на сайт обязательна.