2011 год 2 страница

Они еще какое‑то время прижимались друг к другу, не особенно понимая, что теперь делать, боясь даже поднять глаза, а потом рассмеялись. Они словно в последний раз вернулись в детство, им показалось, что они удачно подшутили над взрослыми, над жизнью.

Антуан неловко натянул брюки, Эмили, задрав одну ногу, надела трусики и оправила платье.

Они стояли, не зная, о чем говорить, спеша расстаться, покончить с этим.

Эмили снова рассмеялась своим коротким смехом, свела коленки и прижала ладонь к низу живота, как ребенок, испытывающий неотложную нужду. Она закатила глаза и помахала рукой, словно желая стряхнуть с нее капли, сверху вниз, растопырив пальцы, ой‑ой‑ой…

Она торопливо чмокнула Антуана в губы и убежала. Прежде чем открыть дверь, она кончиками пальцев послала ему воздушный поцелуй.

Даже расставание было провалом.

Если бы детство для Антуана не закончилось, когда он познакомился со смертью, убив Реми, это наверняка произошло бы сегодня ночью.

Вернувшись, он проверил телефон.

Лора звонила четыре раза, но не оставила сообщения. Он набрал ее номер, но тут же сбросил. Говорить с ней означало лгать, а это было выше его сил. Сегодняшний вечер стал крахом, и он не мог объяснить себе, как все могло так закончиться. Желание, да. Еще бы, а что, кроме желания… Ты еще говоришь о каком‑то желании… Пришлось бы оправдываться…

Он решил не звонить Лоре, как‑нибудь потом объяснит… Поразмыслит и что‑нибудь придумает.

Его комната осталась за ним, мать лишь поменяла обои и мебель. Его письменный стол, стул, старую кровать и бо́льшую часть того, что находилось в комнате, она заботливо убрала в подвал, однако некоторые вещи странным образом избежали ссылки: карта полушарий, постер с портретом футболиста Зидана, рюкзак, стаканчик для карандашей, трансформеры мегатрон, подушка с английским флагом. Довольно любопытный выбор, Антуан никак не мог понять ее логики.

Он ненавидел эти вещи, они вновь возвращали его в то время, от которого он старался отгородиться. Но приезжал он редко, а мать так старалась привести комнату в порядок, что у него не хватало ни наглости, ни сил сложить все в коробку и выставить на улицу. Хотя такое желание возникало каждый раз.

Телефон завибрировал. Сейчас около часа ночи, снова Лора. Ему было плохо в этот вечер, в этой комнате, в этом месте, в своей жизни. Он не нашел в себе смелости ответить.

Когда аппарат перестал вертеться вокруг своей оси, Антуан перевел дух и услышал шум на улице. Вернулась мать вместе с четой Мушотт. Что было бы, если бы их с Эмили застали спаривающимися на качелях, как подростки?

Ложиться и прикидываться спящим поздно. Он присел за стол и сделал вид, что работает. Притворяться, конечно, глупо и унизительно, но попробуйте придумать что‑то другое.

Госпожа Куртен увидела свет в его комнате и поднялась.

– Как поздно ты работаешь, мой мальчик, надо спать!

На протяжении многих лет одни и те же слова, в которых звучала гордость за трудолюбивого, преуспевающего сына. Она вошла в комнату, распахнула окна, чтобы закрыть ставни, и остановилась, внезапно что‑то вспомнив.

– Кстати, ты ведь знаешь, что лес Сент‑Эсташ собираются привести в порядок?

Антуан ощутил, как по спине пробежала дрожь.

– Как это – привести в порядок… что в порядок?

Госпожа Куртен уже снова повернулась к окну.

– Так вот, нашли наследников. Мэрия приобрела этот участок, чтобы устроить небольшой парк аттракционов для детей. Они считают, что туда поедут со всего региона… Хотелось бы, но…

Любая инициатива, любое новшество всегда вызывало у госпожи Куртен огромное сомнение.

– Они говорят, что провели опрос, что это понравится семьям с детьми и создаст новые рабочие места. Посмотрим. Ладно, пора спать, Антуан.

– Кто тебе сказал? Насчет парка…

– Объявление висит в мэрии уже два месяца, но что ты хочешь, тебя ведь здесь никогда нет… Потому, разумеется, ты ничего и не знаешь…

Назавтра Антуан с раннего утра вышел на пробежку, ночью он глаз не сомкнул.

В витрине на стене ратуши среди официальных объявлений он прочел сообщение о строительстве парка Сент‑Эсташ, планы которого можно посмотреть в мэрии.

Работы по расчистке территории предполагалось начать в сентябре.

Каникулы превратились в нескончаемое мучение. В безумное беспокойство. Антуан успешно выдержал экзамены, но был совершенно опустошен. Он больше не хотел даже думать о Бовале. Конечно, это неразумно, ему придется рано или поздно навестить мать, но он сослался на долгую летнюю поездку с Лорой, которая из‑за нехватки денег на самом деле продлилась всего две недели. Осовремененная фотография Реми Дэме привела Антуана в состояние шока, но объявление о работах в лесу Сент‑Эсташ предвещало катастрофу. И трудно было сказать, когда и как она разразится. Воображение вновь и вновь возвращало Антуана в худший период его жизни, в котором сосредоточилось все его детство. Тело найдут. Опять начнется расследование. Будут проводиться новые допросы. Антуан фигурировал в числе последних, кто видел ребенка живым, его вызовут. Версию похищения Реми проезжим преступником отвергнут. Следствие сосредоточится на городе и его жителях, родственниках ребенка, соседях. И след неизбежно приведет к нему. Это будет конец. Спустя двенадцать лет, измученный собственной историей, он окажется не способен солгать.

В то лето Антуан опять подумал о бегстве. Он искал место, откуда бы его не могли экстрадировать. Но в глубине души знал, что ничего не сделает: он не обладал ни размахом, ни темпераментом человека, способного жить за границей в бегах (само это слово было несовместимо с его характером!). Собственная жизнь показалась ему ничтожной, куцей, он был не зарвавшимся, циничным и организованным гангстером, а всего лишь обычным убийцей, которому пока везло.

Антуан принял решение остаться и погряз в угрюмом и беспокойном смирении.

Теперь, когда он повзрослел, заключение его уже не пугало, его страшил скандал: суд, газетчики, телевизионщики, которые заполонят Боваль, станут преследовать мать. Крупные заголовки, интервью экспертов, комментарии судебных обозревателей, фотографии, показания соседей… Он представлял себе Эмили, несущую вздор перед объективом камеры. Она не станет хвалиться тем, что они с Антуаном сделали после вечеринки у Лемерсье. Мэр попытается снять обвинение с города, но тщетно: в Бовале, в нескольких десятках метров друг от друга, одновременно проживали и жертва, и убийца. Госпожу Дэме снова заставят плакать, чтобы запечатлеть на камеру безутешную мать, рядом с ней будет стоять Валентина с тремя малютками. И снова будет всерьез поставлен вопрос, вечный вопрос: как можно стать убийцей в двенадцать лет?

Все будут обожествлять это происшествие, потому что по сравнению с ним почувствуют себя сказочно нормальными. Телевидение запустит какой‑нибудь исторический сериал про знаменитые полицейские дела, углубившись в века, насколько позволят архивы. Бовальское преступление избавит целое население от малейших подозрений в насилии, ведь так приятно назначить ответственным за проступок кого‑то одного и получать удовольствие, глядя как его наказывают за то, что мог бы совершить кто угодно. Антуан за считаные минуты примкнет к сонму хрестоматийных убийц. Он перестанет существовать. Он больше не будет личностью. Антуан Куртен станет брендом.

Его сознание приходило в крайнее возбуждение, в нем возникали тревожные картины, потом Антуан вдруг возвращался на землю, осознавая, что вот уже полчаса не говорит, не слушает и не отвечает на вопросы Лоры. Они жили в небольшой квартирке, расположенной далеко от университета, зато поблизости от университетского госпиталя.

Насколько в предыдущие три года они не щадили себя и свое время, предаваясь любовным утехам, настолько же по возвращении Антуана в июне их сексуальные отношения стали редки. Тогда Антуан пошел на определенные ухищрения, для которых его мужественность не требовалась. Лора с некоторой тревогой и серьезной неудовлетворенностью ждала лучших времен. Она никогда не видела Антуана особенно счастливым, он был человеком скрытным, молчаливым, суровым и беспокойным, именно это ей и нравилось в нем, он был очень красив, а веселость придавала ему слащавости. Его серьезность вызывала у окружающих ощущение надежности, внезапно опровергаемой неожиданными приступами тревоги. В такие периоды его дискомфорт приобретал угрожающие размеры. Лора по‑своему объясняла причины его состояния, предполагая семейные неурядицы. Может, он сомневается в своем призвании врача? И все же она неизбежно пришла к предположению, тем более вероятному, что оно казалось невозможным: у Антуана есть любовница.

Лора сделала над собой усилие, чтобы начать ревновать; у нее не получилось. За неимением лучшего она удовлетворилась психологическим объяснением, в общем и целом более утешительным для врача: если уж она не может решить проблему, то подберет подходящий препарат. Лора уже готовилась поговорить с ним об этом, когда случайно обнаружила, что Антуан и без того ежедневно принимает изрядное количество антидепрессанта.

Миновали июль и август.

Госпожа Куртен, конечно, беспокоилась, что с середины июня Антуан ни разу не приехал проведать ее. Она вела строгий подсчет его визитов и могла по памяти назвать их точные даты за предыдущие пять лет. Странно, но она никогда открыто не упрекала его и ограничивалась замечанием, что он редко приезжает, как если бы его отдаленность представляла для них обоих результат молчаливого соглашения, досадного, но необходимого.

Когда, по многу раз за неделю, он вспоминал о работах в парке аттракционов, которые вскоре должны были начаться в лесу Сент‑Эсташ, Антуан мысленно возвращался к последнему проведенному в Бовале дню, к ужасным и бесполезным часам, к фотографии подростка Реми, к вечеринке, на которую ни за что не пошел бы, если бы не настойчивые уговоры матери, к нелепой встрече с Эмили. Он никак не мог понять, почему с ней все так обернулось. Он желал обладать ею, потому что она привлекательна и памятуя о своем инфантильном наваждении. В этом была доля желания и гораздо больше жажды реванша. Но она, она‑то чего хотела? Его самого или чего‑то другого? Или просто пустила все на самотек? Нет, она даже проявила активность. Антуан помнил ее вездесущий язык, ее руку, то, как она развернулась, изогнулась. Как смотрела ему прямо в глаза, когда он вошел в нее.

Спустя месяцы он по‑прежнему не мог прийти к определенному мнению относительно этой женщины. Ему вспоминались, как неразрывно связанные, красота Эмили, по его шкале ценностей стоявшая на высшей отметке, и обескураживающая пошлость ее слов. Он вновь видел ее детский восторг, когда она говорила о старых школьных фотографиях. Малейшее воспоминание пробуждало в нем множество неприятных мыслей, а тут еще в середине сентября мать по телефону сообщила, что приходила Эмили и спрашивала его адрес.

– Чтобы кое‑что отправить тебе, она не сказала, что именно.

Впрочем, эта история с фотографиями частенько приходила ему на ум.

Он представил, как вскрывает конверт, обнаруживает снимки и на его собственное лицо накладывается изображение Реми в семь лет, потом в семнадцать, а в результате такого слияния получается нечто вроде навеки застывших на кладбищенских памятниках портретов детей, умерших в раннем возрасте.

Антуан вспомнил буфет в гостиной Дэме, место отсутствующей рамки с фотографией, пустующее в терпеливом ожидании, когда свершится правосудие.

Он пообещал себе, что, получив снимки, выбросит их, даже не вскрыв конверта. Ему не придется оправдываться, он почти не пересекался с Эмили в свои предыдущие приезды в Боваль, а поскольку, к счастью, он бывает там все реже и реже…

Наступил ноябрь.

И вот тут‑то Эмили и объявилась, но не в виде конверта с фотографиями, а собственной персоной. Это была настоящая Эмили, из плоти и крови, одетая в платье с совершенно дурацкими узорами, но даже оно не могло скрыть ее красоту. Подкрашенная, надушенная, причесанная, сияющая – хоть сейчас под венец, – она позвонила в дверь. Открыла Лора, здравствуйте, я Эмили, мне бы хотелось видеть Антуана.

Для Лоры это стало откровением.

Посетительница могла больше ничего не говорить, Лора развернулась: Антуан, это к тебе! Она схватила куртку, надела туфли.

Она уже выскочила за дверь, когда Антуан, застигнутый врасплох неожиданным визитом, хотел среагировать: подожди, но было уже поздно, она ушла, на лестнице слышались ее нервные шаги. Антуан склонился в пролет, окликнул ее по имени, увидел руку, быстро скользящую по перилам до первого этажа. Он задумался, куда она пошла, и его охватил острый приступ ревности, он развернулся, вспомнил, что явилось причиной.

В квартиру Антуан возвратился в бешенстве.

Эмили, похоже, не испытывала ни малейшего смущения.

– Можно, я присяду? – спросила она. И чтобы оправдать свой вопрос, добавила: – Я беременна.

Антуан побледнел. Эмили долго, в подробностях вспоминала «их вечер». Это была мучительная сцена. Она поведала о «волнующей» встрече после долго расставания, внезапно возникшем обоюдном, почти нутряном желании. А о себе добавила, что «испытала наслаждение, которого прежде не знала»… Она не могла говорить за Антуана, но я, что тут скажешь, я не спала с того дня ни минуты, я влюбилась в тебя, как только увидела, я уверена, что всегда была без ума от тебя, даже если не хотела признаться в этом себе самой… И так далее. Антуан не верил своим ушам. Ситуация была такой идиотской, что он не смог бы удержаться от смеха, если бы не оценил последствий и подтекста свершившегося.

– Это было просто…

Он умолк, подыскивая слова. Врач в нем вопил что‑то, чего мужчина не хотел слушать. Он вынужден был сделать над собой усилие, чтобы спросить:

– Но кто сказал… кто сказал, что это со мной… ну, ты понимаешь, что я хочу сказать…

Эмили подготовилась к ответу. Она поставила сумку на пол и скрестила ноги.

– Я не могу быть беременна от моего… короче, от Жерома, он отсутствует уже четыре месяца.

– Но ты могла бы быть беременна от кого‑нибудь другого!

– Ну‑ну, давай, назови меня шлюхой, хотя на самом деле это ты!

Эмили была оскорблена его замечанием, она явно не могла даже представить, что возникнет такой вопрос. Антуану пришлось извиниться.

– Это не то, что я…

Он умолк, чтобы подсчитать, и был поражен результатом: прошло тринадцать недель с того момента, который Эмили упорно продолжала называть «наш вечер».

Разумеется, легальный аборт теперь уже невозможен.

Все разъяснилось: она дождалась последнего срока, а потом приехала к нему!

– Нет, Антуан, категорически! Я не хочу делать аборт – так не поступают. Во‑первых, мои родители…

– Плевать мне на твоих родителей!

– А мне не плевать, и я беременна!

Антуан задумался, сколько она захочет, чтобы не впутывать его в эту историю. Сможет ли он заплатить?

– А отец – ты, – добавила она, потупившись (Эмили видела по телевизору, что так делают).

– Но, Эмили, чего ты от меня хочешь?

– Я объявила своему… короче, Жерому, о разрыве. Я не сказала ему всей правды, чтобы у него складывалось о нас не дурное мнение, а хорошее.

– Чего ты хочешь?

От удивления, что Антуан задает такой глупый вопрос, она нахмурила свои очаровательные пшеничные брови:

– Я хочу, чтобы этот ребенок жил! Ведь это нормально или нет? Чтобы у него были все шансы, на которые он имеет право!

Антуан прикрыл глаза.

– Нам надо пожениться, Антуан, мои родители…

Он вскочил со стула как ошпаренный и проорал:

– Это невозможно!

Он напугал Эмили, она отшатнулась. Надо непременно убедить ее в абсурдности этой идеи. Антуан попытался успокоиться, придвинул свой стул, сел напротив нее, взял за руки:

– Это невозможно, Эмили, я не люблю тебя, я не могу на тебе жениться!

Надо было найти аргументы, доступные ее пониманию.

– Я не смогу сделать тебя счастливой, понимаешь?

Этот довод заставил Эмили задуматься, она неотчетливо понимала, что он хочет этим сказать. На самом деле она вот уже два месяца жила надеждой на то, что Антуан «разрулит ситуацию», и ничего другого не предполагала.

– Мы еще можем прервать эту беременность, – настаивал Антуан, – не беспокойся, я заплачу. Я раздобуду деньги, я обязательно найду клинику, ничего не бойся, уверяю тебя, я все возьму на себя, но ты должна избавиться от этого ребенка, потому что я на тебе не женюсь.

– Ты требуешь, чтобы я совершила преступление!

Эмили сжала кулачок и взволнованно прижала его к груди…

Наступило долгое молчание.

Антуан начинал ненавидеть ее.

– Ты специально это сделала? – холодно спросил он.

– С чего бы я это сделала? Я хочу сказать, как бы я могла…

Эмили пыталась выразить простую мысль, но не знала, с какого конца ухватиться, однако вид у нее был искренний.

Эта очевидность убила Антуана: это была случайность. Эмили и сама предпочла бы выйти за своего старшего сержанта, только вот, надо же, тем временем произошел «их вечер», и каким бы неудачным он ни был, факт остается фактом: у Эмили будет ребенок и сделал это Антуан.

Все в нем воспротивилось. Он встал:

– Извини, Эмили, но нет. Я не хочу этого ребенка. Я не хочу тебя, я всего этого не хочу. Я найду деньги, но я не хочу этого ребенка, никогда, это выше моих сил, не думаю, что ты сможешь понять.

Молодая женщина была готова расплакаться. Антуан представил, как Эмили возвращается домой с этой новостью. Он не мог предположить, что она приехала, предварительно не отрепетировав старательно их встречу с родителями, со своей святейшей мамашей. Он отчетливо представил себе семейство Мушотт в полном составе: папаша, прямой, как пасхальная свеча, закутавшаяся в свою мохеровую шаль мамаша… Как только они могли подумать, что Антуан уступит, женится на их дочурке! Просто невероятно.

Ситуация разворачивалась не так, как представляла себе Эмили. Она тоже встала, подошла к Антуану и, прежде чем он успел отреагировать, обвила руками его шею, прижалась губами к его рту и засунула туда свой язык. Она ждала, что Антуан тоже что‑нибудь сделает (наверное, она и сама спрашивала себя, к чему этот ритуал, которому все мужчины хотят принести жертву, но, ничего не ощущая, отдавалась ему с верой и даже с жаром, однако не вкладывая в это никакого смысла и таланта).

Антуан увернулся, разжал руки Эмили и медленно отстранился.

Молодая женщина почувствовала себя отвергнутой и расплакалась. В слезах она была ошеломляюще прекрасна, это потрясло Антуана. Но мысленно он уже ухватился за мачту, чтобы не поддаться соблазну. Ему достаточно было на секунду вообразить себе жизнь с ней, чтобы собраться с силами, которым никто не мог противостоять. Он просто положил руку ей на плечо.

Несколько минут назад он ее ненавидел, а теперь жалел.

Его пронзила внезапная мысль: а кто еще, кроме Мушоттов, в курсе? О себе он не думал, потому что больше никогда не вернется в Боваль. Он думал о матери. Все это было очень печально.

– Ты нас бросаешь? – спросила Эмили.

Она и правда ловко ввернула этот нелепый вопрос, и где только научилась? Эмили шумно высморкалась.

– Извини, я ничего больше не могу для тебя сделать, Эмили. Я беру на себя все: найду хорошую клинику, оплачу что положено, никто ничего не узнает, уверяю тебя. Ты молода, я уверен, что вы с твоим Жеромом наделаете много детишек. С ним это возможно, со мной – нет. Только надо решать поскорей, Эмили… Иначе я ничего не смогу для тебя сделать.

Эмили согласно кивнула. Она приехала с одной идеей, дело не пошло. Она сказала все заготовленные слова и теперь уже не понимала, что еще она может сделать. Она неохотно поднялась.

На мгновение Антуану показалось, что она испытывает определенное удовольствие от этой ситуации, где ей выдалось сыграть роль: она несчастна, в ее жизни происходит нечто драматическое, она героиня, как в телевизоре.

Эмили оставила на столе большой конверт. Фотографии класса. Боже мой, она их привезла… Неужели она представляла, что они вдвоем усядутся на кровати, станут со смехом просматривать их, прижавшись друг к другу? Что Антуан, очарованный, обольщенный, влюбленный, положит руку ей на живот и спросит, шевелится ли ребенок? Подобная наивность сразила его.

После ее ухода он некоторое время размышлял о последствиях. В его сознании мелькнул лучик надежды: до сих пор он невредимым выбирался из всех ситуаций, всех ловушек, которые жизнь расставляла на его пути. Когда он боялся, что обнаружат Реми, его никто не обнаружил; когда он был уверен, что его арестуют, он выходил сухим из воды. Эмили, несмотря на свою беременность, осталась с носом… Он начал думать, что удача и дальше будет сопутствовать ему. Он впервые за долгое время говорил об удаче. Груз упал с его плеч. Он стал с непривычным спокойствием ждать Лору. И она вернулась. Какой контраст с женщиной, которая только что была здесь.

– Мог бы проветрить, здесь пахнет потаскушкой!

Говоря это, она схватила рюкзак и стала без разбору запихивать туда все, что попадалось под руку.

Антуан улыбнулся: никогда еще он не ощущал в себе такой силы, такой уверенности. Он схватил ее за плечи, развернул к себе лицом и, не переставая улыбаться, сказал:

– Ну да, я один раз переспал с одноклассницей, которая мне никто. Она пришла сюда и приставала ко мне, я вышвырнул ее вон. Я люблю тебя.

Антуан был убедителен, потому что все, что он говорил, было правдой, кроме того, что в данный момент не имело никакого значения.

Он вдруг сделался неотразим, от него исходила такая сила, что даже Лора была потрясена. Она держала в руках какую‑то одежду. Антуан, продолжая улыбаться, заставил ее отбросить тряпки.

Уверенным и точным движением он стащил с нее свитер, вихрь его желания унес все, они рухнули на кровать, с кровати на пол и так, перекатываясь друг через друга, оказались у стола, ударились о него. Антуан уже вошел в нее, она даже не поняла, как ему это удалось, и ее – всю с ног до головы – пронзила дрожь. Она приподняла Лору над полом и проникла во внутренности. Лора взвыла. Дважды. И лишилась под ним чувств.

Эмили писала письма. Два‑три в неделю. Лора, нарочито утомленно вздыхая, складывала их на стол. Антуан читал их – по крайней мере, поначалу. Это были бездарные писульки обо всем и ни о чем, хотя основной смысл всегда сводился к одному: «Не бросай меня с нашим ребенком!» Своим детским почерком (над «i» она рисовала кружочки) Эмили выписывала самые разные банальности, призванные подчеркнуть отчаяние, в которое поверг ее отказ Антуана. Бесконечные «не бросай плоть от плоти твоей», сменялись «огнем, который ты разжег во мне», «волной желания», которая «захлестнула» ее в тот вечер, после которого она ощущала себя «измученной наслаждением». Почти вызывающее жалость скудоумие, дающее точное представление о том, что это за женщина.

Письма были идиотскими, но ее смятение – подлинным. Из‑за религиозности родителей (и, видимо, своей) она была лишена возможности сделать аборт, так что ей предстояло стать той, кого будут называть «мать‑одиночка», самостоятельно воспитывать ребенка… Антуан задумался о жизни, которая ее ждет. И порой мысли его были малосимпатичными: даже с ребенком, говорил он себе, такая красавица без труда найдет себе мужа. Что же касается ее родителей, они с удовольствием и нескрываемым жертвенным достоинством будут нести свой крест, короче, все будут счастливы.

В начале октября, когда повсюду в Европе идут дожди, Антуан бежал за трамваем, поскользнулся и едва не упал. Спустя несколько дней его матери повезло меньше. Переходя главную улицу, она была сбита автомобилем. Послышался глухой звук, и прохожие увидели, как взлетевшая в воздух госпожа Куртен тяжело рухнула на тротуар. Ее госпитализировали. Предупредили сына. Антуан с Лорой были в постели (вот уже месяц они не переставая занимались любовью – такое воздействие иногда оказывает страх расставания).

Антуан отложил телефон и замер. Лора осталась не у дел. Медсестра не вдавалась в подробности, но все же лучше бы приехать безотлагательно…

Взбудораженный этим известием, Антуан бросился в первый же поезд на Сент‑Илэр, куда прибыл к вечеру. Даже если посещения запрещены, сказала ему медсестра, вас пропустят. Он взял такси. Его встретили с такими предосторожностями, что он воспользовался самым надежным средством: я врач.

Его собрат не дал себя провести: перед ним всего лишь родственник пациента, и никто другой.

– У вашей матери черепно‑мозговая травма. Клиническое обследование не показало никаких аномалий, результаты сканирования вполне утешительные, но она в глубокой коме… Больше сказать в данный момент сложно…

Он не предложил Антуану посмотреть рентгеновские снимки и ограничился минимумом информации. То есть поступил точно так же, как поступил бы Антуан на его месте.

Госпожа Куртен спала. Он подошел, сел возле кровати, взял ее за руку и заплакал.

В это время Лора пыталась заказать ему номер.

Отель «Центральный».

Он появился там ночью. В вестибюле пахло мастикой, он с детства не сталкивался с этим запахом, как будто он встречался только в их регионе. Обои в цветочек, кретоновые занавески, на кровати покрывало с кантом… Лора сделала правильный выбор: комната походила на его мать.

Он лег не раздеваясь и сразу уснул. Ему казалось, будто он проснулся, невозможно было определить, который час, мать находилась здесь, в комнате, она сидела на краешке его постели.

«Антуан, что‑то случилось? – спрашивала она. – Ты спишь одетым, в ботинках… Это на тебя не похоже… Если ты заболел, почему не говоришь?»

Он встряхнулся, принял душ, трубы выли и, наверное, перебудили всех в отеле.

Антуан позвонил Лоре, вырвал ее из глубокого сна, но я люблю тебя, сказала она, еще сонная, я тебя люблю, я здесь. Антуан поискал ее глазами в номере, у него было лишь одно желание – прижаться к ней, вдыхать запах ее любви, ощущать ее тепло, раствориться в ней, исчезнуть. А она серьезным, близким и далеким голосом сказала: я люблю тебя. И Антуан заплакал. Потом он уснул, но с первыми лучами солнца уже вышел из отеля и зашагал по улице в сторону больницы.

Он задумался, следует ли предупредить отца. Это не имело никакого смысла, родители развелись сто лет назад. Отец почувствует себя обязанным приехать, чтобы быть вместе с сыном, что будет фальшиво, или откажется, потому что вот уже больше двадцати лет эта женщина ему никто. У Антуана нет никого, кроме Лоры. С ума сойти, как жизнь свела к минимуму его окружение.

Со вчерашнего дня состояние госпожи Куртен ни капельки не изменилось.

Антуан просмотрел диаграммы, кривые, машинально проверил назначения и показания приборов. После чего, исчерпав все увертки, снова сел у изголовья материнской постели.

Одна забота сменилась другой.

Только теперь, в тишине палаты и благодаря вынужденному бездействию, он осознал, что находится всего в нескольких километрах от Боваля.

Невозможно предсказать, каким образом закончится эта история. Умрет ли госпожа Куртен? Обнаружат ли наконец труп Реми? И если это случится, то до или после ухода госпожи Куртен? Изнуряло Антуана не чувство вины и не страх быть арестованным, а ожидание. Неопределенность. Ощущение, что, пока он не уедет подальше отсюда, все может случиться, что его жизнь в несколько секунд может быть разрушена. Теперь это дело лишь нескольких месяцев. Как в основных гонках, последние километры казались ему самыми трудными.

После полудня появился доктор Дьелафуа, как обычно сдержанный и неприметный. Он всегда выглядел так, будто перепутал комнату и выйдет, как только поймет свою ошибку. Именно это он и собирался сделать, увидев в палате Антуана. Ему удалось скрыть свое замешательство, но с секундным опозданием, которое часто выдает людей, оказавшихся в неожиданной ситуации.

Антуан не видел его много лет. Доктор сильно постарел, но лицо его, теперь пергаментное, осталось таким же, каким было всегда, невозмутимым, непроницаемым. Придерживался ли он по‑прежнему своего уединенного и таинственного образа жизни, делал ли по воскресеньям, надев поношенный спортивный костюм, уборку у себя в кабинете?

Мужчины обменялись рукопожатиями и сели рядом с кроватью, чтобы понаблюдать за госпожой Куртен, но вскоре поняли, что их молчание напоминает бдение над покойником.

– Вы на каком курсе? – спросил доктор.

– На последнем…

– Ах, уже…

Голос доктора Дьелафуа вернул Антуана в те далекие мгновения, на много лет назад. «Если бы я тебя госпитализировал… все сложилось бы по‑другому, ты понимаешь…»

Это правда. Если бы в тот день Антуан был госпитализирован после попытки самоубийства, началось бы следствие, его бы допрашивали, он бы признался в убийстве Реми, и все для него было бы кончено. Вот от чего его спас доктор.

Что он мог знать? Ничего определенного. Но спустя несколько часов после исчезновения ребенка соседей, когда весь город только и говорил что о трагическом событии, желание двенадцатилетнего мальчика умереть приобрело бы ужасный смысл, выдало бы настоящие угрызения совести.

«Если что‑то случится, ты можешь меня попросить, позвонить мне…» – сказал тогда доктор.

Такой день так и не наступил. Странным образом доктор всегда появлялся в тот момент, когда Антуан, как никогда, был близок к катастрофе.

⇐ Предыдущая 13 14 15 16 17 181920 21 22 Следующая ⇒