В дни штурма Берлина 1 страница

Выход наших войск 21 апреля на окружную берлинскую автостраду в районах Бернау, Петерсхаген, Рюдерсдорф, Эркнер, Вустерхаузен создали благоприятные условия для полного окружения фашистской столицы. С этой целью приказом командующего фронтом 8‑я гвардейская армия была повернута на юго‑восточную и южную окраину Берлина для окружения и штурма его с юга.

Делать крутой поворот такого войскового объединения, как армия, в условиях пригорода нелегко. Сложность заключалась в том, что многие части армии уже вклинились в городские кварталы и вели уличные боя. Круто повернуть – значит отпустить прижатого противника. Отпусти – и он, поднявшись, ударит в спину.

Чтобы этого не случилось и в то же время был выполнен приказ командующего фронтом, мы постарались сделать поворот пологим и незаметным для противника. Моим приказом 4‑му гвардейскому стрелковому корпусу предписывалось продолжать наступление и штурм Берлина в общем направлении Петерсхаген, Ненсдорф, Зюденд; 29‑му гвардейскому стрелковому корпусу – в направлении Кепеник, Букков; 28‑му гвардейскому стрелковому корпусу – в направлении Мюгтельхейм, Альт‑Глинике, Рудов.

Если посмотреть на карту, то станет ясно, что части 8‑й гвардейской армии, огибая Берлин с юго‑востока и юга, двигались вперед и теснили противника на север так, чтобы он не смог ударить нам во фланг или сделать попытку соединиться со своей группировкой, окруженной в лесах юго‑восточнее столицы.

Проводя перегруппировку и продолжая безостановочное наступление, войска армии готовились к форсированию рек Шпрее и Даме. Поэтому командиры дивизий подтягивали за собой и переправочные средства.

К исходу 22 апреля войска армии, прокладывая себе путь через восточные окраины Берлина, овладели пригородами Дальвиц, Шенейхе, Фихтенау, Рансдорф, Фридрихсхаген, Венденшлос. В этот день особенно сильное сопротивление встретили части 4‑го гвардейского стрелкового корпуса в районах Каульсдорфа и Карлсхорста. Фактически на этом направлении наступление приостановилось, а на левом фланге и в центре, в особенности на участке 28‑го гвардейского стрелкового корпуса, войска продвинулись за одни сутки на 12–15 километров. Для наступления в городе такой темп можно считать высоким.

Перед танкистами 1‑й гвардейской танковой армии стояла нелегкая задача. В уличных боях, когда площади и улицы пусты, когда противник организует свою оборону в зданиях, на чердаках и в подвалах, танкисты не видят противника, не могут проникнуть в здания, на чердаки и в подвалы. В то же время танки являются хорошей мишенью для бронебойщиков, вооруженных бутылками с горючей смесью и особенно реактивными гранатометами типа фаустпатрон. Это не значит, что танки и танкисты не нужны и не пригодны для городского боя. Я далек от подобной мысли. Они нужны, но не как самостоятельная сила, а для совместных действий с подразделениями других родов войск в штурмовых группах.

Только во взаимодействии со стрелковыми подразделениями, с артиллеристами, саперами и химиками танковые экипажи будут видеть, где их подстерегает опасность. Им подскажут об этом бойцы штурмовой группы. Подскажут и укажут, в каком здании, на каком этаже, чердаке и в подвале засел противник, которого совместными усилиями надо уничтожить. И в этом тесном взаимодействии танки чаще всего должны использоваться как артиллерия на гусеницах, а танкисты – как артиллеристы под броневой защитой.

Не прерывая наступления в пригородах Берлина, мы на ходу перестраивали свои боевые порядки по принципу штурмовых групп и отрядов. В ночь на 23 апреля никто в армии не отдыхал: слишком много было неотложных дел. Предстоял выход к Шпрее, затем к Даме. По расчету штаба армии форсирование Шпрее было намечено начать утром 23 апреля, одновременно с мощной артподготовкой, которая будет длиться 30 минут. Дивизии должны выйти к реке и на приданных автомашинах‑амфибиях (их у нас было 87) перебросить через реку свои передовые отряды и захватить переправы.

План форсирования был разработан детально. Казалось, мы все учли. Но на войне часто бывает, что планы выполняются не так, как намечалось. Ход событий все время вносит поправки. Так случилось и в ночь на 23 апреля. Пока размножался и рассылался приказ, части 28‑го и 29‑го гвардейских стрелковых корпусов вышли на берег Шпрее. Здесь бойцы нашли множество спортивных весельных и моторных лодок, а также несколько большегрузных барж. Командиры подразделений, не ожидая приказов и указаний, посадили своих людей на эти лодки и под покровом ночи форсировали Шпрее, а затем и Даме. Раньше всех переправились части 88‑й гвардейской стрелковой дивизии под командованием генерал‑майора Б.Н. Панкова. К рассвету они заняли пригород Фалькенбург.

Этому успеху мы обязаны инициативе командира 2‑го стрелкового батальона 269‑го полка 88‑й гвардейской стрелковой дивизии гвардии капитана Афанасия Ивановича Семакина. Кадровый офицер, участник многих боев, он и здесь, на подступах к Берлину, проявил лучшие командирские качества: смелость, волю, творчество в решении боевых задач. Батальон продвигался вперед от окружной берлинской автострады через лесной массив. На пути встретился промежуточный рубеж обороны противника. В батальоне не было орудий и минометов. Ждать, когда подтянут орудия и другие средства усиления, Семакин не стал: противник мог отойти или навязать бой в наиболее выгодной для него обстановке. Надо было сразу, с ходу, внезапной атакой сбить его. Капитан Семакин так и поступил. Дружная атака развернутых рот, ринувшихся на противника из густого леса с разных сторон, так ошеломила его, что он не смог оказать организованного сопротивления. В короткой схватке батальон захватил в плен более 100 вражеских солдат, уничтожил 3 бронетранспортера.

Как после выяснилось, это был заслон на пути к одной из переправ через Шпрее. Продвинувшись вперед еще на несколько сот метров, батальон вышел на берег реки. Очистив его от немногочисленных вражеских групп, советские бойцы вслед за своим командиром – кто вплавь, кто на подручных средствах – преодолели реку. И вот перед глазами немцев, находившихся на той стороне Шпрее, появились русские – босиком, многие в одном белье, но бодрые и стремительные.

– Они появились как привидения! Пришлось отступать!.. – рассказывал после пленный командир звена из батальона фольксштурма.

Этого и добивался капитан Семакин. Не давая противнику опомниться, он с несколькими автоматчиками ринулся в преследование. К вечеру, уже в сумерках, его батальон подошел к новому водному рубежу. Это была Даме. Ночью Семакин со своими бойцами форсировал ее. А вслед за этими смельчаками шли остальные батальоны и полки дивизии, закрепляя и развивая успех.

Правее, в районе Кепеника, действовали части 39‑й гвардейской стрелковой дивизии. Полк подполковника Гриценко, выйдя к Шпрее, встретил сильное огневое сопротивление слева: противник преграждал путь к сохранившемуся автомобильному мосту. Гриценко решил захватить мост. Чтобы не привлекать к себе внимание врага, подполковник оттянул батальон в сторону и организовал демонстративную перестрелку в районе Кепеника. Находчивые воины создали впечатление, что там идет главный бой. И в самом деле, в Кепенике шли уличные бои. Но там действовала мелкими группами лишь одна рота. Убедившись, что охрана моста успокоилась, Гриценко вызвал командира 5‑й стрелковой роты старшего лейтенанта Николая Балакина и приказал с наступлением темноты переправиться на подручных средствах через реку, скрытно пробраться в тыл охране моста и атаковать ее.

Рота Балакина, действуя мелкими группами, совершила ночную вылазку в тыл противника, уничтожила гитлеровцев, оборонявших мост. Воспользовавшись этим, Гриценко поднял основные силы полка. Мост в полной сохранности попал в наши руки. Мины и фугасы, заложенные под опоры его ферм, были сняты, и вся дивизия с артиллерией и танками перешла через реку, оставив небольшие силы, для окончательного уничтожения осажденного гарнизона противника в Кепенике.

В эту же ночь части 29‑го гвардейского стрелкового корпуса, сняв охрану железнодорожного моста в районе Адлерсхофа, также переправились через Шпрее. Им удалось захватить большой плацдарм на западном берегу и занять еще один шоссейный мост через Даме.

Не могу не отметить мужество и отвагу командира 82‑й дивизии генерал‑майора Михаила Ильича Дука. При форсировании Шпрее он с передовыми подразделениями подошел к берегу. Когда разведчики, которым предстояло преодолеть водный рубеж вплавь, немного оробели, Дука сбросил с себя китель, разулся и первым бросился в реку. Холодная весенняя вода не остановила его. Подплыв к противоположному берегу, он отцепил там две лодки и перегнал их на наш берег. Разведчики поспешили за командиром. Вскоре вся дивизия форсировала реку.

Так по инициативе командиров подразделений, частей и соединений 28‑го и 29‑го гвардейских стрелковых корпусов задача была выполнена раньше, чем планировалось штабом армии, почти без потерь, с малыми затратами сил и средств.

Для переправы танков, артиллерии, обозов навели дополнительные понтонные мосты, и 23 апреля вся масса войск двух корпусов стремительно двинулась к Берлину. К концу дня соединения армии овладели пригородами Берлина и вели бои западнее реки Даме. Сопротивление противника на этом участке было сломлено.

В городском бою противник часто появляется там, где его не ожидаешь. В тылу наших войск он оставлял специальные группы диверсантов, которые, притаившись в подвалах, пропускали мимо себя передовые наступающие части и даже резервы, а затем нападали на наших воинов. Это делалось для того, чтобы посеять панику в тылу и тем самым сковать или затормозить действия передовых частей. Для борьбы с такими группами создавались команды охраны тылов.

24 апреля войска армии продолжали наступление на всем фронте, отбрасывая противника к центру города.

В этот день в районе аэропорта Шеневейде соединились войска 8‑й гвардейской армии с войсками 1‑го Украинского фронта. Тем самым берлинская группировка противника была рассечена на две части: берлинскую и франкфуртско‑губенскую. Это дезорганизовало управление гитлеровскими войсками. На правом фланге части 4‑го гвардейского стрелкового корпуса, форсировав Шпрее, заняли Шеневейде, Дам‑Форштадт, Нидер. На левом фланге части 28‑го гвардейского стрелкового корпуса вышли к каналу Тельтов, овладев городскими районами Бриц, Буков, Рудов. Части 29‑го гвардейского стрелкового корпуса очистили от противника районы Иоганнисталь, аэропорт Адлерсхоф. У канала Тельтов наши соединения также встретились с войсками 1‑го Украинского фронта. Сильная губенская группировка противника в составе 9‑й полевой и 4‑й танковой армий – всего 30 дивизий, – действовавших юго‑восточнее Берлина, оказалась в кольце наших войск. В связи с этим 8‑я гвардейская армия, в полосе наступления которой действовали переправившиеся соединения 1‑й гвардейской танковой армии, приказом фронта была повернута на северо‑запад – на центральную часть Берлина.

Соединением войск двух фронтов и окружением Берлина завершался важный этап Берлинской операции. Регулярные войска фашистской Германии были разбиты, сплошной фронт противника прорван на многих участках, его крупные силы были окружены и добивались по частям.

Резиденцию германского генерального штаба, находившуюся в районе Цоссен, захватили части 1‑го Украинского фронта, окончательно нарушив управление вражескими войсками.

Советские войска наступали к Эльбе, навстречу западным союзникам. Дни третьего рейха были сочтены. Это чувствовали все – от рядового до генерала. 25 апреля на Эльбе, в районе Торгау, части 58‑й гвардейской стрелковой дивизии 1‑го Украинского фронта встретились с патрулями 69‑й пехотной дивизии 1‑й американской армии. Воины двух союзных государств, объединившихся в борьбе против общего врага, солдаты и офицеры США и СССР, пожали друг другу руки.

Осталось сделать еще один шаг – взять Берлин – и на этом закончить войну. И этот шаг предстояло сделать советским войскам. Шаг трудный и ответственный. Ведь в Берлине скопилась вся нацистская нечисть, здесь еще продолжал жить и действовать главарь фашистской империи – Гитлер со своей ставкой. Предстояло заставить врага силой оружия принять условия безоговорочной капитуляции. Безоговорочная капитуляция – так записано в Ялтинской декларации великих держав антигитлеровской коалиции. Достигнуть этого можно было только решительным и мощным штурмом Берлина. Эта честь выпала на долю 1‑го Белорусского и 1‑го Украинского фронтов.

И опять – в который уже раз! – вставал все тот же вопрос передо мной и моими товарищами. На что рассчитывают правители Германии? Теперь ожидать было нечего, теперь уже и никакое секретное сверхоружие не могло спасти от поражения остатки немецкой армии, остатки армии недавно еще жестокого и могущественного третьего рейха.

Основные группировки врага рассечены, развеяны, сопротивление идет по последним рубежам обороны: по крепостям, в дотах, в подземных убежищах, в подвалах зданий, в городских кварталах. До сведения немецкого правительства доведено по всем доступным для того времени каналам, что выход из войны один: безоговорочная капитуляция!

Еще можно спасти жизни сотням, тысячам, десяткам тысяч немецких юношей, немецких солдат, кого судьба пока пощадила в эту длинную и безысходную для них войну. На одной чаше весов жизнь сотен тысяч немцев, угроза разрушения новых городов, на другой – жизнь нескольких авантюристов.

Жизнь свою Гитлер, Геббельс, Геринг, Гиммлер, Борман ставили и ценили превыше всего… Началась агония фашистского режима, агония его вождей, она окончательно раскрыла перед всем миром их жестокость и трусость, их эгоизм и подлость…

Я солдат. За моей спиной длинная череда прожитых лет. Повечерел мой век. В моей военной жизни, которая началась на фронтах гражданской войны, довелось многое повидать и немало испытать. Как с чисто военной, профессиональной точки зрения я теперь, на закате своей жизни, могу оценить все, что происходило весной сорок пятого года под Берлином. Ни малейшей возможности вести какое‑либо сопротивление с надеждой на успех противник не имел.

Передо мной дневник ОКБ, который велся по указанию генерал‑полковника Йодля с 1938 года. Особенно интересны для нас описания последних дней существования фашистской Германии.

22 апреля 1945 года около 15 часов в имперской канцелярии в последний раз проводится большое оперативное совещание. На этом совещании, которое вел Гитлер, он в первый раз высказался о том, что война проиграна.

Советские войска к этому времени вышли с севера, востока и юга к берлинскому кольцу автострады. Гитлер решил остаться в Берлине и принял предложение начальника штаба оперативного руководства Йодля снять с Западного фронта все войска и бросить их в бой за Берлин.

Во исполнение этого решения Йодль особой директивой 24 апреля предписывает командующим группами армий бросить все имеющиеся в их распоряжении силы против смертельного врага – большевизма. При этом он указывает, чтобы они не обращали внимания на то, что англо‑американские войска могут овладеть значительной территорией на западе.

В то же время, как упоминается в дневнике, Гитлер, очевидно, пришел в себя после потрясений на совещании 22 апреля и в 19 часов 15 минут дал телеграмму гросс‑адмиралу Деницу, в которой назвал сражение за Берлин «битвой за судьбу Германии».

Он приказывает гросс‑адмиралу Девицу отказаться от выполнения всех задач, стоящих перед военно‑морским флотом, и заняться переброской войск к Берлину по воздуху, водным путем и по суше.

В связи с этим все остальные задачи и другие фронты, по его мнению, имеют второстепенное значение.

В этом дневнике упоминается, что 22 апреля Гитлер высказывал свое решение покончить жизнь самоубийством.

Но сказать – это еще не значит сделать. Какие‑то смутные, невыраженные надежды, как призрак, роились в воспаленном мозгу диктатора. Куда все ушло? Куда все исчезло? Где эти толпы коленопреклоненные, неистово аплодировавшие, выкрикивавшие через каждые для слова его имя? Он клялся бросить к их ногам весь мир. Они клялись умереть за него… Неужели не найдется сегодня миллиона немецких юношей, чтобы сжечь себя на костре во имя спасения жизни фюрера? И Гитлер безжалостно бросал в бой безусых юнцов, гимназистов, обрекая их на смерть под артиллерийским огнем, под гусеницами танков.

Гитлер сидел в бункере, но он не мог не знать, что происходит в Берлине. Он не мог не знать, что паника и растерянность последних дней смешали все пути и дороги в Германии, что миллионы жителей Берлина не смогли эвакуироваться из города. Но диктатор не принимал, не ценил ничего, кроме собственной жизни…

А где же войска, где остатки легионов Третьего рейха?

9‑я армия Буссе была отрезана от столицы, ее уничтожали и пленяли по частям.

Генерал‑фельдмаршал Кейтель и генерал‑полковник Йодль начинали вместе с фюрером военное преступление. Они послушно искали истекающие войска, пытаясь найти их по рации, с помощью посыльных. Они, как няньки у постели невменяемого, спешили его утешить рассылкой радиограмм. А может быть, этим они утешали и самих себя? Что же им оставалось делать?

Был отдан приказ армиям третьего рейха деблокировать Берлин… Этот приказ неустанно повторяли еще оставшиеся в руках нацистов радиостанции, он несся по телефонным проводам.

Армия Венка двигалась с запада на Берлин. Ее встретили в предместьях Берлина наши войска, наступавшие на Эльбу, и рассеяли.

28 апреля в руках Гитлера остался маленький клочок земли – Тиргартен и правительственные здания. Фашистский режим при последнем издыхании…

Начальник штаба сухопутных войск Германии генерал‑полковник Кребс передал генерал‑фельдмаршалу Кейтелю приказ фюрера:

«Фюрер требует, чтобы ему как можно скорее оказали помощь. У нас в распоряжении самое большее 48 часов времени. Если к этому моменту помощь не будет оказана, то будет поздно. Фюрер просит еще раз сказать вам об этом».

Кейтель пытался успокоить… Себя или фюрера? Это уже сейчас безразлично. Они все погрузились в мираж желаемого… Они все еще играли в оловянных солдатиков.

Кейтель писал ответ:

«Венк и Буссе наступают, можно достичь успеха в результате удара на север…»

Им виделись еще удары, и руки чертили на картах разноцветные стрелы аккуратно и красиво…

В 5 часов утра из штаба 9‑й армии генерала Буссе поступило донесение:

«Прорваться не удалось. Передовые танковые подразделения вопреки категорическому приказу, очевидно, прорвались на запад либо уничтожены. Остальные силы ударной группы понесли чувствительные потери и остановлены…»

Все в этом мрачном донесении преувеличено. Картина была более ясной. Наши войска в это время по частям методично уничтожали тех, кто не сдавался в плен из армии Буссе, и брали в плен его солдат, сложивших оружие.

И этого еще мало Гитлеру. Он уже держался не за власть… За призрак власти! Но не уходил с политической арены. Из его бункера последовал новый приказ. Он приказывал войскам, действующим между Одером и Эльбой, не теряя времени, со всех сторон перейти в наступление на Берлин в тыл нашим частям, ворвавшимся в Берлин. Но войск между Одером и Эльбой, которые могли бы услышать призыв фюрера, уже не было. Там остались разрозненные бродячие группы солдат, эсэсовцев, потерявших человеческий облик от страха перед возмездием за свои преступления, сошедших с ума от грохота, огня и крови…

29 апреля в 23 часа Гитлер запросил генерал‑полковника Йодля:

«Где передовые части армии Венка? Когда они возобновят наступление? Где находится 9‑я армия? Куда должна прорываться 9‑я армия?»

Йодль уже ничего не мог ответить своему фюреру. Он и сам не знал, где армии, что с ними, что происходит. Он ждал с часа на час конца…

30 апреля в 18 часов 35 минут гросс‑адмирал Дениц получил из Берлина радиограмму:

«Гросс‑адмиралу Деницу. Вместо назначенного ранее рейхсмаршала Геринга фюрер назначает Вас, господин гросс‑адмирал, своим преемником. Письменное полномочие выслано. Вам надлежит немедленно принять все вытекающие из настоящего положения меры.

Борман».

Эта радиограмма знаменательна и другим. Это последний ход в игре Геббельса и Бормана. Гитлера нет, Гитлер устраняется или устранен, власть переходит к генералитету… Может быть, с генералами союзники пойдут на переговоры? А вдруг да чудо свершится?

Гитлер знал, что союзные нации готовят суд над ним и его ближайшими приспешниками. Он понимал, что его заставят отвечать публично перед всем миром – почему он взял себе «право» уничтожать миллионы людей, нации, стирать с лица земли государства, города, жилища людские, жечь, казнить и уничтожать… Все это им провозглашалось под защитой оружия коричневорубашечников, государственной полиции, под защитой армии, под защитой германского генералитета. Ему предоставлялась историей трибуна, чтобы все это провозгласить перед законами, выработанными человеческой цивилизацией.

Он сбросил со своих плеч ответственность…

Мы, советские воины, пришли в Берлин не ради разрушения и убийства. Мы прошагали свой трудный путь, освобождая родную землю и братские народы от фашистских захватчиков. И дошли до Берлина, чтобы покончить с фашистским режимом в Германии и тем самым навсегда уничтожить опаснейший очаг агрессии.

Жертвы на войне неизбежны. Но их было бы меньше, если бы Гитлер и его подручные думали о благополучии нации…

И в первые часы штурма Берлина фашистские главари могли отдать приказ о прекращении сопротивления. Бомбы и снаряды остались бы лежать на складах. Сотни тысяч жителей были бы спасены.

Сейчас нет объективных свидетелей, которые могли бы рассказать правду о последних днях и часах Третьего рейха. Никого из его главарей не осталось в живых. Известно, что в двадцатых числах апреля Геринг и Гиммлер вступили в переговоры с англичанами и американцами, добиваясь, даже ценой физического устранения Гитлера, сепаратного мира или перемирия. По своей ли инициативе они выступали как «спасители Германии от коммунизма» или были посланы самим Гитлером – ответить трудно. Это осталось тайной. Мне скажут, что на Нюрнбергском процессе отчасти прояснились события последних дней Третьего рейха. Но Гитлер, Геббельс и Гиммлер еще до начала суда были мертвы, а Геринг давал уклончивые показания, а затем покончил жизнь самоубийством. Вполне возможно, что тайну последних дней жизни верхушки третьего рейха они унесли с собой в могилу.

Есть завещание Гитлера, в котором он перед смертью исключил из партии Геринга и Гиммлера…

Есть такое завещание. Я первый получил этот документ из рук начальника штаба сухопутных войск генерала Кребса, держал в руках последнее письмо за подписью Геббельса и Бормана. Но я, получив устные и письменные сообщения о смерти Гитлера, не верил в его смерть, пока наши воины не увидели его обгоревший труп во дворе имперской канцелярии. По словам Кребса и по письму Геббельса и Бормана, Гитлер покончил с собой 30 апреля, тут же был завернут в ковер, облит бензином и сожжен. Об этом также пишет шофер и адъютант Гитлера подполковник Кемпка в свой книге «Я сжег Адольфа Гитлера».

Долгое время ставились под сомнения показания Э. Кемпка о гибели Бормана под гусеницами танка, когда группа фашистов пыталась прорваться на запад. После войны в различных печатных изданиях не раз появлялись сообщения, что Борман уцелел, что он сделал пластическую операцию и скрывается где‑то в Южной Америке… Теперь точно установлено, что Борман был убит во время прорыва его группы в сторону Потсдама и несколько лет назад его труп был найден и опознан военными экспертами.

25 апреля 1945 года начался заключительный штурм столицы Третьего рейха.

Еще до его начала Берлин был разрушен американской и английской авиацией.

Мы понимали, что там, в центре Берлина, зарылись в каменные руины не просто солдаты, что там сосредоточились фашистские маньяки, преступники, которые обагрили свои руки невинной кровью. Им было безразлично, где умирать, в Берлине под пулями советских войск или со скамьи подсудимых идти на смертную казнь. Фанатиков, связавших насмерть свою жизнь с фашистским режимом, было тогда в Германии еще достаточно. Железнодорожные вокзалы, каменные дома, 113 станций метро, десятки железобетонных оборонительных сооружений были насыщены оружием всех систем.

В ночь перед штурмом я побывал на огневых позициях артиллеристов. Они готовились к открытию огня по Берлину, и мне хотелось посмотреть результаты пристрелки и просто оставить в своей памяти первый выстрел последнего нашего удара по третьему рейху. На батарею тяжелых орудий меня провел командующий артиллерией армии генерал‑лейтенант Пожарский.

Низко плыли черные лохматые тучи. Шел небольшой дождь. Земля, казалось, дремала, изредка вздрагивая от далеких взрывов.

Батарея расположилась на лужайке возле леса. Артиллеристы развернули тяжелые пушки и ожидали команды. Стволы орудий наведены на Берлин. Батарейцы стояли под дождем у лафетов пушек и всматривались вперед, словно сквозь пелену дождя можно было разглядеть тех, кто зажег пожар этой войны. На груди у батарейцев медали «За оборону Сталинграда».

Вот стоят лучшие наводчики младшие сержанты Куприян Кучеренко и Дмитрий Лапшин – парторг и комсорг батареи. Стоит у орудия командир расчета кавалер ордена Красной Звезды и Славы III степени сержант Иван Тарасов… О чем мог думать сейчас этот человек, у которого гитлеровцы убили родного брата?

Все готово к стрельбе.

– По укреплениям проклятого Берлина – огонь!

Тяжелые снаряды полетели, со свистом разрезая воздух. Трасса проложена!

Утром я поднялся на свой наблюдательный пункт. Он находился в большом пятиэтажном доме вблизи аэродрома Иоганнисталь. Из угловой комнаты со щербатым проломом в стене был виден Берлин, точнее, его южная и юго‑восточная части. Весь город охватить взглядом невозможно, он раскинулся по обе стороны Шпрее на несколько десятков километров. Крыши, крыши, нет им конца, тут и там провалы – следы фугасных бомб. Вдали заводские трубы, шпили кирх. Парки и скверы, уже одетые молодой листвой, издали кажутся очажками зеленого пламени. Вдоль улиц стелется утренний туман, смешанный с неосевшей пылью после ночного артиллерийского налета. Местами туман перемежается с черными полосами густого дыма. А где‑то в центре поднимались к небу желтые взлохмаченные султаны взрывов – тяжелые бомбардировщики уже начали обработку главных объектов предстоящей атаки.

И вдруг под ногами дрогнул и закачался пол. Тысячи орудий возвестили начало штурма.

Я смотрю сквозь пролом в стене и вижу: вон городские оборонительные обводы, построенные вдоль каналов Тельтов, Хафель, Тегель, по железнодорожным путям, огибающим центр города. Здесь что ни дом – то крепость. А там, где поднимаются стены старого Берлина, проходит самый мощный оборонительный рубеж нацистов. Канал Ландвер и крутая дуга Шпрее с высокими бетонированными берегами прикрывают все правительственные учреждения, в том числе имперскую канцелярию и Рейхстаг.

С наблюдательного пункта мне видно, какая мощь огня обрушилась на вражеские позиции. Рушатся стены домов с окнами, превращенными в амбразуры, взлетают на воздух завалы и баррикады, перегородившие улицы. Бессмысленно умирают тысячи немцев, которым Гитлер вручил оружие и заставил идти под губительный огонь, на смерть.

25 апреля 8‑я гвардейская армия повела наступление на центр Берлина с юга. Войска перестроились в штурмовые группы и штурмовые отряды. В состав этих подразделений включились танки, орудия всех калибров, вплоть до большой мощности, саперные и минометные подразделения. Тем штурмовым группам и отрядам, которым предстояло преодолевать водные препятствия, придавались переправочные средства. Шаг за шагом гвардейцы овладевали все новыми кварталами фашистской столицы.

Наступление шло беспрерывно днем и ночью, без передышек – в этом, собственно, главный смысл штурма. Мы двигались к Тиргартену вдоль Ландвер‑канала. Если посмотреть на карту, то будет видно, что полоса наступления армии постепенно сужается и к центру Берлина напоминает остро заточенную пику. Все войска, окружавшие Берлин, а именно: 2‑я гвардейская танковая, 3‑я и 5‑я Ударные, 8‑я гвардейская армия 1‑го Белорусского фронта, принимавшие непосредственное участие в штурме, имели такие конусные полосы наступления – они наносили концентрический удар. В полосе наступления 8‑й гвардейской наступали также части 1‑й гвардейской танковой армии Катукова.

Теперь мы уже выработали тактику применения крупных танковых частей в городском бою. Сначала танки двигались по улицам города колоннами. Это приводило только к отрицательным результатам. Танковые колонны, растянувшись вдоль улиц, создавали заторы, загорались как факелы под фаустпатронами. Воспламенится головной танк – и остальным некуда деваться: подставляй бок под удар фаустпатрона и гори… Поэтому в первый же день штурма наши танкисты перестроили боевые порядки. Они установили тесное взаимодействие с пехотинцами, артиллеристами, саперами. В результате потери бронированных машин сократились до минумума, и славные гвардейцы генерала Катукова закончили свой победный путь в Тиргартене, в центре Берлина. Танкистов и пехотинцев соединило настоящее боевое братство.

⇐ Предыдущая 28 29 30 31 323334 35 36 37 Следующая ⇒