В.И. Чуйков 3 страница

Гарантия была, есть и будет! Командиры, коммунисты, комсомольцы, их личный пример, высокое сознание ответственности перед своими товарищами, перед своей совестью, перед Родиной – постоянный и неистощимый источник боевого духа армии. Это залог успеха в любом деле.

Забегая немного вперед, скажу, что после той огромной работы, которую провели Военный совет, политорганы и партийные организации частей и соединений, завершающий штурм прошел на таком высоком уровне, что пришлось даже сдерживать людей, оберегая их от излишнего риска. Не было ни одного сигнала о том, что какой‑то батальон или штурмовой отряд робко и нерешительно выполняет поставленную задачу.

Разумеется, ставя вопрос о личном примере коммунистов и комсомольцев в штурме Тиргартена, мы не могли пойти на то, чтобы бросать их через канал, на укрепления противника, под фланкирующий огонь пулеметов или на заминированные площадки без тщательного обеспечения, без огневого прикрытия, без мощного артиллерийского удара по объектам атаки.

Была дана команда: снарядов не жалеть, патроны не экономить, мины и гранаты расходовать без оглядки – запасы есть! Артиллерийские орудия, от противотанковых до самых мощных систем, в том числе дальнобойные тяжелые пушки‑гаубицы, были выдвинуты на прямую наводку. Даже «катюши» различных систем под прикрытием образовавшейся завесы от порохового дыма и пыли подкатывались вплотную к каналу, разворачивались и били в упор по укреплениям противника.

Мы сочли целесообразным форсировать канал не всеми силами полков и дивизий одновременно, а опять мелкими группками и там, где артиллеристы смогли расчистить путь и подавить все, буквально все огневые точки, которые могли помешать преодолению водного рубежа. Право выбора участков форсирования я предоставил командирам частей. Командиру, который находится непосредственно на исходных позициях, виднее, как сработала артиллерия и где наиболее успешно, без потерь можно достигнуть цели.

Отдельные участки, мосты через канал, как, например, Горбатый мост Потсдамерштрассе, откуда можно было развивать наиболее эффективный удар на имперскую канцелярию, я взял под личный контроль.

В ходе обсуждения вопросов, связанных с подготовкой к штурму Тиргартена, Военный совет армии обратил внимание на сохранение национальных ценностей, принадлежащих немецкому народу. Охрана банков, книжных хранилищ, научно‑исследовательских институтов, медицинских учреждений была возложена на особые команды комендантской службы тыловых подразделений армии. Военный совет армии взял на себя обеспечение неприкосновенности дипломатических миссий, посольств и консульств, находившихся в Берлине. Начальникам политорганов корпусов и дивизий было предложено лично следить за неприкосновенностью тех дипломатических пунктов, которые окажутся в полосе действий их соединений.

Пришлось также подумать о питании и медицинском обслуживании мирного населения Берлина. К тому времени на складах и продуктовых базах немецкой столицы оставались считанные тонны муки, немного мясных и рыбных консервов. Мяса, крупы, молочных продуктов уже не было. Народ голодал. Дети лезли к танкам, под огонь пулеметов и орудий, лишь бы добраться до наших кухонь, выпросить кусочек хлеба, ложку супа или каши.

Да! По‑настоящему доброе сердце у русского солдата!

Бойцы кормили из своих котелков немецких детей, совали им в руки консервы, сахар – неси, мол, домой. Мы получили продовольственные лимиты в централизованном порядке для населения Берлина и развернули множество походных кухонь специально для местных жителей.

Сложнее обстояло дело с медицинским обслуживанием. Та часть Берлина, где проходили войска нашей армии, еще зимой была разрушена американской авиацией. Водопроводы и канализация оказались выведенными из строя. Освещение – коптилки, отопление – керосинки и железные печки. Санитарные узлы, кухни, коридоры и даже спальные комнаты завалены нечистотами. Кругом смрад, грязь, антисанитария. Тиф, чесотка, желудочные заболевания… Люди обовшивели, покрылись коростой.

Что же делать? Нужна целая армия санитаров, десятки госпиталей.

Начальник санитарной службы армии получил указание изыскать необходимое количество дезинфекционных средств и совместно с комендатурами районов мобилизовать немецких медико‑санитарных работников, чтобы не допустить эпидемий.

Начальнику тыла армии я приказал выдать горожанам все имевшиеся запасы мыла. Коменданты районов организовали восстановление водокачек и очистку канализационных магистралей.

Политические органы соединений выделили офицеров, знающих немецкий язык, и те разъясняли населению, что пора браться за восстановление разрушенного хозяйства: война кончается.

Все это входило в круг вопросов, так или иначе связанных с политическим обеспечением боевой операции.

…До возобновления штурма осталось несколько часов. Начало рассветать. Минувшую ночь я не смыкал глаз, но спать не хочется. Курю очень много. Уже пуста вторая пачка «Казбека». Напряженно работает мозг. Какие вести мы сообщим Родине, миру завтра, послезавтра, в день всенародного праздника 1 Мая? Чем закончится последнее безрассудство Адольфа Гитлера? Куда он может укрыться от удара таких сил, как наши? Нет, советские воины сумеют найти этого сеятеля смерти, где бы он ни спрятался. Найдут и избавят от него человечество!

За четверо суток наши части прорубились сквозь стены и каменные завалы к центру Берлина. Мы прошли за это время 12 километров. Армия Паулюса, наступая в Сталинграде, имела более выгодные позиции, чем мы здесь, но за сто с лишним дней не преодолела и половины того расстояния, которое мы преодолели за четверо суток.

За час до начала артподготовки знаменщик 220‑го гвардейского стрелкового полка 79‑й гвардейской стрелковой дивизии сержант Николай Масалов принес Знамя полка к Ландвер‑каналу. Его сопровождали два ассистента. Гвардейцы знали, что перед ними главный бастион фашистской столицы, знали, что здесь находится Гитлер и главный узел связи, через который главари третьего рейха еще продолжают руководить своими войсками, вынуждая их вести бессмысленные кровопролитные бои.

Путь к центру Тиргартена с юга преграждал глубокий с отвесными бетонированными берегами канал. Мосты и подступы к ним густо заминированы и плотно прикрыты огнем пулеметов. Только дружным и стремительным рывком можно преодолеть этот грозный и опасный рубеж.

От Ландвер‑канала к имперской канцелярии, в подземелье которой укрывался Гитлер, пробивались части 5‑й Ударной армии. Подступы к имперской канцелярии обороняли батальоны особой бригады лейб‑штандарт «Адольф Гитлер». Командовал бригадой верный слуга Гитлера, матерый нацист Монке.

Гвардейцы начали мелкими группами выдвигаться к рубежу атаки. Одним предстояло форсировать канал вплавь на подручных средствах, другим – решительным броском проскочить сквозь ливень свинца через заминированный Горбатый мост. А на противоположной стороне лишь бы зацепиться за первый дом. Потом наших гвардейцев не удержать, они пойдут вперед через проломы стен, через подвалы. За их плечами большой опыт уличных боев…

До атаки осталось минут 50. Наступила тишина, как перед бурей, – тревожная, напряженная. И вдруг в этой тишине, нарушаемой лишь треском пожаров, послышался детский плач. Словно откуда‑то из‑под земли, глухо и призывно звучал голос ребенка. Плача, он повторял одно, понятное всем слово: «Муттер, муттер…»

– Кажется, это на той стороне канала, – сказал товарищам Масалов.

Оставив у Знамени ассистентов, он пришел к командиру:

– Разрешите спасти ребенка, я знаю, где он.

Затрещали пулеметные очереди. Сержант Масалов полз вперед, как лист, прижимаясь к асфальту, временами прячась в неглубоких воронках от снарядов и мин. Не забывал ощупывать каждый бугорок, каждую трещину на асфальте, чтобы не нарваться на мину. Вот он пересек набережную и укрылся за выступом бетонированной стенки канала. И тут снова услышал голос ребенка. Тот звал мать жалобно, настойчиво. Он будто торопил Масалова. Тогда гвардеец поднялся во весь рост – высокий, могучий.

Боевая биография Николая Масалова как в капле воды отражала историю 8‑й гвардейской армии. Он был призван Тисульским райвоенкоматом Кемеровской области, когда формировалась 62‑я армия. На его долю выпало быть вместе с нами на направлении главного удара немецких войск, наступавших на Сталинград. Масалов сражался на Мамаевом кургане рядовым стрелком, в дни боев на Северском Донце стал пулеметчиком, при форсировании Днепра командовал отделением, после освобождения Одессы его назначили помощником командира комендантского взвода, на днестровском плацдарме был ранен, через четыре месяца, при форсировании Вислы, снова ранение, но гвардеец остался в строю и весь путь от Вислы до одерского плацдарма шел с забинтованной головой.

…Масалов перекинулся через барьер канала. Прошло еще несколько минут. На миг смолкли вражеские пулеметы. Затаив дыхание, гвардейцы ждали голос ребенка, но было тихо. Ждали пять… десять минут. Неужели напрасно рисковал Масалов?.. Несколько гвардейцев, не сговариваясь, приготовились к броску. И в это время все услышали голос Масалова:

– Внимание! Я с ребенком. Прикройте меня огнем. Пулемет справа, на балконе дома с колоннами. Заткните ему глотку!..

Но подошел момент артподготовки. Командующий артиллерией армии генерал Н.М. Пожарский уже дал команду:

– Натянуть шнуры… Огонь!

Тысячи орудий и минометов ударили по врагу. Тысячи снарядов и тысячи мин как бы прикрывали выход советского воина из зоны смерти с трехлетней немецкой девочкой на руках.

Передав девочку санитаркам, сержант Масалов снова встал у Знамени полка, готовый к броску вперед.

Артиллерийский огонь по Тиргартену продолжался с нарастающей силой около часа. С наблюдательного пункта я видел плотные тучи дыма и красноватой кирпичной пыли, поднимавшиеся над правительственными кварталами. Ветер дул с севера на юг, и одна из таких туч наползла на наш наблюдательный пункт. Едва заметный, тусклый диск солнца бесследно исчез. Стало сумрачно, лишь изредка мне удавалось разглядеть высокие стены набережной на противоположном берегу канала.

По характеру артиллерийских взрывов я понял, что артиллеристы, выкатившие свои орудия на прямую наводку, бьют по весьма ограниченному количеству целей, вероятно вдоль улиц, разметая на другой стороне канала баррикады, преграждающие подходы к площадям. Но пулеметные точки, запрятанные в переулках и за углами перекрестков, остаются недосягаемыми для нашей артиллерии. Как только туда прорвутся наши пехотинцы, они откроют огонь. Предупреждаю командиров частей:

– Не торопитесь. Бросок через канал начинайте мелкими группами, и там, где артиллерия сделала свое дело.

Прошло еще каких‑то полчаса, и командиры частей стали доносить, что на многих участках, намеченных для форсирования канала, противник ведет сильный фланкирующий огонь преимущественно из крупнокалиберных пулеметов и автоматических зенитных пушек.

Значит, предчувствие не обмануло меня.

– Мы ведем разведку боем. Продолжайте выявление огневых точек противника.

Таким ответом я дал понять, что необходимо искать новое решение, а не бросать людей под губительный огонь.

Фланкирующий огонь… Значит, противник запрятал свои огневые точки где‑то в прочных укрытиях и на весьма выгодных позициях. Где же? Смотрю на карту. В полосе наступления нашей армии канал Ландвер выгнулся дугой в сторону противника. С его отлогих изгибов врагу удобно вести фланкирующий огонь. Кроме того, враг может разместить своих пулеметчиков в опорах трех железнодорожных и шести трамвайных мостов, чтобы вести огонь вдоль канала, как только на воде появятся люди.

Какое же принять решение? Наша артиллерия, сосредоточенная в теснинах улиц, не может поразить огневых точек, что находятся в стороне от этих улиц – под мостами и в нишах у самой воды, на изгибах канала. Их можно подавить только тогда, когда орудия выйдут на набережную и смогут вести огонь вдоль канала. Значит, надо стремиться овладеть подступами к каналу, и прежде всего на его изгибах. Надо выбивать клин клином: по фланкирующим огневым точкам врага нанести артиллерийские удары тоже с флангов.

Одновременно перед артиллеристами поставили задачу поразить цели, находящиеся в глубине кварталов, прилегающих к каналу. Пускать в дело авиацию бесполезно: слишком узка нейтральная полоса. Пробивать стены ударами снарядов и затем в проломы бить наугад – едва ли целесообразно, да и на это потребуется несколько дней. Самое эффективное оружие в такой обстановке – миномет. Минометчики могут вести огонь через дом, доставать цели в самых узких переулках и, как шутят они, направлять мины по крутой траектории прямо в квартиры через дымоходные трубы.

Наступил вечер. Артиллеристы, уточнив задачи, приступили к подготовке нового удара. Стрелковые батальоны вместе с танкистами и саперами продолжали очищать подступы к каналу и занимать более выгодные позиции.

Чтобы подготовиться к решительному штурму Тиргартена, передышку сделали и другие армии. В частности 3‑я Ударная армия ввела целый свежий корпус для атаки Рейхстага.

Я выслушал соображения разведчиков о возможности проникновения в Тиргартен по подземным магистралям метро. До сих пор мы почти не пользовались этими туннелями, так как в южной части города большинство станций метро находилось на поверхности. А там, где магистрали скрывались под землю, они уводили нас в сторону. К тому же берлинское метро далеко не похоже на московское: станции узкие, тесные, туннели прорыты на глубине всего трех‑четырех метров, от взрывов авиационных бомб их во многих местах завалило землей или затопило водой.

Но два параллельных туннеля, идущих из Темпельхофа на Тиргартен, пересекают канал Ландвер под землей. Нельзя ли их использовать?

Вот что рассказал разведчик Александр Жамков:

– Задача у нас была пройти под землей как можно дальше и разведать пути до самого центра… Спустились мы в подземную станцию. Там – хоть глаз коли. Ориентируемся только по слуху и на ощупь. Прошли триста метров вдоль рельсов. Никого! Вдруг показалась тоненькая полоска света. Решили дальше двигаться ползком. Видим – в стене ниша, в ней аккумулятор, горит маленькая электрическая лампочка. Невдалеке слышен немецкий разговор. Пахнуло табачным дымом и мясными консервами. Засветился второй фонарик. Немцы направили его в нашу сторону и сами притаились в тени. Мы припали, пригляделись: впереди туннель перегорожен кирпичной стеной со стальными щитами в центре… Продвинулись еще на несколько десятков метров. Засвистели пули. Мы укрылись в нишах. Выждав немного, пустили в ход фаустпатроны и гранаты. Прорвались вперед. Через двести метров – снова препятствие: такая же стена. В общем, оборона немцев в метро построена перемычками: пустой участок – стена, снова пустой участок – снова стена.

Да, перебросить большие силы в Тиргартен по магистралям метрополитена нельзя. Послали в метро усиленные группы разведчиков. Их задачей было из‑под земли достать гитлеровцев.

Ночь прошла в беспрерывной перестрелке. Наши подразделения демонстрировали ложную активность, чтобы лучше выяснить огневую систему противника. На тех участках, где штурмовые отряды вплотную подошли к каналу, имитировались попытки форсировать его вплавь – на воду бросали мешки, набитые стружкой и перетянутые ремнями. Действовало: враг открывал огонь из всех пулеметов; гвардейцам оставалось лишь засекать их.

Утром артиллеристы и минометчики начали наносить мощные удары по разведанным огневым точкам противника. Дома и другие сооружения на изгибах канала разрушались буквально под корень. Штурмовые отряды приступили к форсированию канала.

Танки, действовавшие в составе штурмовых отрядов, могли ворваться в Тиргартен только через мосты. Поэтому мы стремились прежде всего овладеть ими. Наиболее напряженный бой развернулся за Горбатый мост. Саперам под огнем пулеметов удалось снять мины и разрядить два мощных фугасных заряда, подвешенных под фермами. Первая попытка проскочить мост с ходу не дала результатов. Танк – очень крупная цель, и, как только он появился на площади перед мостом, на него обрушился шквал огня. Из глубины Тиргартена ударил «тигр», закопанный где‑то по самую башню.

К вечеру, вытащив подбитый танк из опасной зоны, танкисты попросили усилить на этом участке огонь артиллерии и дать дымовую завесу.

Под прикрытием дыма через мост успели проскочить несколько автоматчиков штурмового отряда 1‑го батальона 220‑го гвардейского полка и захватить угловой дом на противоположном берегу канала. Но едва появились танки, как опять заработали огневые точки противника. Один танк, подскочивший к мосту, был подбит фаустпатроном, который выпустил гитлеровец, каким‑то чудом уцелевший в своем гнезде на балконе третьего этажа углового дома, уже захваченного нашими автоматчиками.

Казалось, на этом и закончатся попытки танкистов прорваться в Тиргартен со своими грозными машинами. Но опять выручила солдатская смекалка. Увешали танк дымовыми шашками. Их подожгли, когда машина подошла к мосту. Гитлеровцы растерялись: горящий танк идет вперед, не прекращая, ведет огонь. Этих нескольких секунд замешательства хватило для того, чтобы танк проскочил мост и скрылся во дворе углового дома. Отсюда танкисты, взаимодействуя с автоматчиками штурмового отряда, приступили к очистке квартала, который мы потом использовали в качестве плацдарма для развития дальнейшего наступления.

В борьбе за Горбатый мост отличился парторг полка капитан Александр Николаевич Евдокимов. Пули будто не брали его. В числе первых он перебежал через мост, а затем дважды возвращался обратно, увлекая за собой воинов полка. Кавалер Золотой Звезды, удостоенный высокого звания за подвиг на Висле, Евдокимов и здесь показал образец мужества и отваги.

Следуя примеру своего парторга, другой Герой Советского Союза из этого же полка, лейтенант Павел Васильевич Зубенко, командир взвода минометчиков, быстро оказался на той стороне канала, забрался вместе со своими подчиненными на крышу дома, втащил минометы, и оттуда они стали угощать эсэсовцев минами. Каждая мина ложилась точно в цель, так как сверху было хорошо видно, где сосредоточены силы противника и его огневые точки.

В тот же день смогли преодолеть водную преграду штурмовые отряды 74‑й гвардейской стрелковой дивизии. Прежде чем форсировать ее, отряд старшего лейтенанта Александра Никитовича Гуданова овладел кварталом, прилегающим к каналу на правом фланге в самом конце дуги. Гуданов и его бойцы под покровом густого дыма прорвались на берег, не задерживаясь для ликвидации вражеских автоматчиков, засевших в подвалах крайних домов.

Повернув одну часть пулеметов в сторону канала, другую – против окруженного гарнизона, он дождался прихода сюда других подразделений, которые во главе с комбатом бросились форсировать канал. Но в это время противник открыл огонь с тыла. Комбат был убит. Командование батальоном принял Гуданов. Несколько подразделений были направлены на ликвидацию осажденного вражеского гарнизона, остальные готовились к форсированию канала. Вскоре над осажденным кварталом взвился красный флаг. В это время штурмовые группы, руководимые Гудановым, форсировали канал и зацепились за противоположный берег. Таким образом, фланг дивизии оказался прикрытым, а все пулеметные точки противника, которые вели огонь вдоль канала, оказались под прицелом наших орудий и пулеметов с двух сторон. Это сразу облегчило переправу.

Сложный и тяжелый бой провел командир стрелкового батальона 47‑й гвардейской стрелковой дивизии 4‑го стрелкового корпуса майор Владимир Степанович Новиков. Форсировав канал в районе парка Тиргартен, он оказался со своими бойцами в расположении эсэсовцев. Схватка длилась шесть часов. В ход пошли гранаты, ножи. На стороне эсэсовцев были заранее подготовленные позиции и укрытия, на стороне Новикова и его бойцов – беззаветная храбрость и опыт, приобретенный еще в уличных боях на берегах Волги. Победили гвардейцы. Эсэсовцы Монке были разгромлены и частично пленены, хотя они и писали клятвы, что, прежде чем сдаться в плен, последнюю пулю пустят в собственную голову. Патроны у них еще остались, но руки они подняли.

Отлично действовал двадцатидвухлетний командир роты 39‑й гвардейской стрелковой дивизии 28‑го гвардейского стрелкового корпуса старший лейтенант Николай Пименович Балакин. Разведав канализационные трубы, он принял решение: бойцам пробраться по ним до канала, затем вплавь достигнуть противоположной стенки и там так же по сточному трубопроводу проникнуть в тыл противника. Маневр был осуществлен блестяще. Рота Балакина разгромила два вражеских гарнизона, захватив в плен 68 автоматчиков и пулеметчиков батальона фольксштурма. Балакин, будучи раненным, продолжал руководить боем, пока не подоспела помощь.

Так докладывал мне командир дивизии полковник Ефим Тимофеевич Марченко.

Таким же путем форсировали канал штурмовые группы отряда, которыми командовал старший лейтенант Александр Степанович Климушкин из 120‑го гвардейского стрелкового полка 39‑й гвардейской стрелковой дивизии. По сточным трубам и подземным коммуникациям связи он провел бойцов под мост, что возле железнодорожной станции Меккерн‑Брюкке, и оттуда стремительным броском ворвался в вокзал. Вскоре весь батальон, возглавляемый Героем Советского Союза капитаном Михаилом Павловичем Карнаущенко оказался на противоположном берегу канала и приступил к штурму привокзального квартала.

В этот же день по всей армии пролетела весть о новом подвиге бесстрашного комсорга полка старшего лейтенанта Леонида Ладыженко. Удивительной храбрости человек. Еще в прошлых боях он ходил в атаку с губной гармошкой. Увидев, что бойцы залегли под огнем противника, Ладыженко прикладывал к губам гармошку и, наигрывая на ней что‑нибудь веселое, первым шел вперед, а за ним поднимались в атаку и бойцы. Высокого роста, гибкий, ловкий, он поистине не знал страха в бою. Так было на Северском Донце, под Запорожьем, на Висле, на одерском плацдарме. А здесь, на Ландвере, он переплыл канал ночью, не переставая играть на губной гармошке, давая этим знать, где находится. Под утро гармошка смолкла. Когда к нему подоспели товарищи, Ладыженко показал на окровавленные щеки – пуля пробила их насквозь. Но комсорг не ушел из боя, пока не был вторично ранен, на этот раз тяжело, осколком мины в позвоночник.

Вот какие люди пришли в Берлин!

Захватив несколько небольших плацдармов на той стороне канала Ландвер, войска армии начали штурмовать Тиргартен с юга. Острие удара всех частей, в том числе и наступающих с севера, запада и востока, было направлено на центр острова, где находилась имперская канцелярия – объект 153, – оттуда все еще шли приказы о продолжении бессмысленной борьбы.

Территория Тиргартена напоминала сильно вытянутый эллипс – восемь километров в длину и два в ширину. Это все, что осталось от фашистской империи, – остров, охваченный огненным кольцом, которое неумолимо сжималось.

В западной части Тиргартена раскинулся обширный парк и зоологический сад. В центре парка возвышались два мощных железобетонных бункера из шести этажей каждый – три под землей и три над поверхностью. Двухметровые стены с бойницами и смотровыми окнами, закрывающимися стальными створками, надежно укрывали находящиеся там узлы связи, пункты управления и штабы противовоздушной обороны Берлина. На крышах бункеров располагались зенитные батареи.

Одно из огромных зданий, которыми густо застроена восточная часть Тиргартена, мрачное, угловатое, с массивными квадратными колоннами, занимает целую улицу Фосс‑штрассе. Это и есть имперская канцелярия. В ее подземных укрытиях нашел свое последнее убежище Гитлер. Пленные показали, что начиная с марта фюрер нигде не показывался. Нам стало известно, что вместе с ним в подземелье имперской канцелярии находятся Геббельс, Борман, начальник генерального штаба Кребс, заменивший на этом посту Гудериана, и многие другие высокопоставленные чиновники – всего около шестисот человек. Туда сходятся все нити руководства войсками третьего рейха, и от того, как скоро будет взято это гнездо, последняя цитадель Гитлера, зависит окончание боевых действий не только в Берлине, но и на всей территории Германии.

Севернее имперской канцелярии, около Бранденбургских ворот, находится Рейхстаг – высокое здание с куполом. Оно было повреждено прямыми попаданиями бомб и теперь представляло собой массивную коробку, удобную для обороны.

Оперный театр, дворцы, музеи – все это гитлеровцы превратили в опорные пункты и мощные узлы сопротивления.

Каждый шаг здесь стоил нам труда и жертв. Бои за этот последний район обороны Третьего рейха отмечены массовым героизмом советских воинов. Камни и кирпичи развалин, асфальт площадей и улиц немецкой столицы были политы кровью советских людей. Да каких! Они шли на смертный бой в солнечные весенние дни. Они хотели жить. Ради жизни, ради счастья на земле они прокладывали дорогу к Берлину через огонь и смерть от самой Волги.

Два дня – 29 и 30 апреля – войска фронта, преодолевая возрастающее упорство противника, особенно батальонов СС, все глубже вгрызались в правительственные кварталы Берлина. Войска 8‑й гвардейской армии и 1‑й гвардейской танковой генерала Катукова – с юга, войска 3‑й Ударной генерала Кузнецова и 5‑й Ударной генерала Берзарина – с востока и севера, танкисты 2‑й гвардейской танковой генерала Богданова – с запада, войска маршала Конева – с юго‑запада.

Вечером, 30 апреля, когда я вернулся со своего наблюдательного пункта в штаб армии в район Иоганнистали, мне позвонил командующий фронтом маршал Г.К. Жуков. Он спросил:

– Есть ли надежда, что к празднику Первого мая мы очистим полностью Берлин?

Я ответил, что, судя по сопротивлению противника, которое, правда, ослабевает, надежды на скорую капитуляцию у меня нет.

На этом наш разговор и закончился. Маршал Жуков не дал никаких указаний, так как знал, что задача нам всем ясна.

Настроение было хорошее, бодрое: скоро конец войны. Работники политического отдела армии пригласили меня поужинать, а заодно поговорить о предстоящих делах. В политотделе находились писатели Всеволод Вишневский, Константин Симонов и Евгений Долматовский, композиторы Тихон Хренников и Матвей Блантер. Пока накрывали на стол, Тихон Хренников сел за рояль и спел песенку из кинофильма «Свинарка и пастух», а Матвей Блантер – «В лесу прифронтовом». Собрались сесть за стол. В эту минуту ко мне подошел дежурный политотдела и сказал, что меня срочно вызывают к телефону. Я прошел в комнату дежурного, взял трубку. Говорил командир 4‑го гвардейского стрелкового корпуса генерал‑лейтенант В.А. Глазунов. Взволнованно, немного в приподнятом тоне он доложил:

– На передний край сто второго гвардейского стрелкового полка тридцать пятой дивизии прибыл с белым флагом подполковник германской армии. У него пакет на имя командования русских войск. Немец просит немедленно доставить его в вышестоящий штаб для передачи важного сообщения. Ему удалось перейти канал на участке Висячего моста. Фамилия этого подполковника Зейферд. Сейчас он находится в штабе дивизии. У него есть полномочия германского верховного командования. Он просит указать место и время для перехода линии фронта представителям верховного командования Германии.

– Ясно, – ответил я. – Скажите подполковнику, что мы готовы принять парламентеров. Пусть он ведет их по тому же участку, где перешел сам, через Висячий мост.

– Ваше указание я сейчас же передам в штаб дивизии, – сказал Глазунов.

– Огонь на этом участке прекратить, парламентеров принять и направить на мой передовой командный пункт, я сейчас же выезжаю туда.

Вслед за тем я вызвал к телефону начальника штаба армии В.А. Белявского и приказал обеспечить меня надежной связью. Затем доложил обо всем по телефону командующему фронтом и вместе с генералами Пожарским и Вайнрубом выехал на свой КП.

Еще не зная, с чем придут парламентеры, я чувствовал, что назревают серьезные события.

Едва успел перешагнуть порог рабочей комнаты, как на столе затрещал телефон. В трубке услышал хорошо знакомый мне голос писателя Всеволода Вишневского, который с самого Одера находился при 8‑й гвардейской армии. Узнав о том, что я на своем КП ожидаю парламентеров – представителей верховного командования Германии, Всеволод Вишневский взмолился всеми богами, даже назвал меня родным отцом, лишь бы я разрешил ему приехать на КП и присутствовать при переговорах. Я решил, что такое событие не должно пройти мимо наших писателей. Они ведь тоже шли вместе с войсками, по мере сил помогая нам. И многие из них погибли как солдаты. Кому, как не писателям, рассказать обо всем знаменательном в жизни наших воинов. Я пригласил Вишневского к себе.

После этого я вызвал к телефону генерала Белявского и приказал прибыть ко мне с офицерами и переводчиками разведотдела штаба армии.

Наступило томительное ожидание. В комнате только я и адъютант. Прошло полтора часа. Глубокая ночь, но спать совершенно не хочется. В голове проносятся воспоминания. Война длится уже четыре года. Перед глазами Волга, теперь далекая и в то же время близкая; по ней разлилась горящая нефть, бушующее пламя пожирает все – баржи, лодки. Вот листовки геббельсовской пропаганды, гитлеровцы сообщали в них нашим бойцам, что «будут считать дезертиром того, кто не сдастся в плен на западном берегу Волги, а всех тех, кто уйдет на восточный, запишут в списки злостных дезертиров…». Вот Запорожье, ночной штурм, Никополь, Одесса, Люблин, Лодзь. И вот наконец Берлин. Отстояв священные рубежи на Волге, советские воины стоят теперь на Шпрее. Опустив на время оружие, они ждут парламентеров от руководителей вермахта, тех самых, которые еще недавно были уверены в близком конце Советского государства. Парламентеры от главарей Третьего рейха. Не думают ли теперь эти главари, что у нас короткая память, и мы уже забыли о миллионах убитых, о десятках миллионов вдов и сирот, о виселицах и душегубках, о Майданеке и других лагерях смерти?..

⇐ Предыдущая 25 26 27 28 293031 32 33 34 Следующая ⇒