Часть третья 3 страница

Позже, когда я исчерпал весь запас ругательств, досадуя на упущенного Робертса, я спросил ее настоящее имя.

– Матушка знала меня как Мэри Рид, – ответила она, и в то же мгновение к моему паху прижалось что-то острое.

Глянув вниз, я увидел острие ее скрытого клинка.

Слава богу, она при этом улыбалась.

– Но никому ни слова, иначе я тебе кое-что оттяпаю, – пригрозила она.

И я никогда и никому не выдал ее тайну. Ведь Мэри была женщиной, умевшей мочиться стоя. Я не собирался недооценивать ее.

Январь 1718 г.

Дорогой Эдвард!

Пишу тебе, чтобы сообщить печальную весть. Месяц назад твой отец отошел в мир иной, сраженный плевритом. Уходил он тихо, без мучений, умерев у меня на руках, что отчасти служит мне утешением. По крайней мере, мы с ним были вместе до самого конца.

Ко времени его кончины мы уже совсем обеднели, и потому я пошла работать в местную таверну, куда ты можешь адресовать ответное письмо, если захочешь написать. До меня дошли известия о твоих подвигах. Говорят, будто ты сделался пиратом и снискал дурную славу. Прошу, напиши и развей мои страхи. К сожалению, Кэролайн я не видела с тех пор, как ты уплыл, и потому ничего не могу сообщить о ее здоровье.

Мама

Я смотрел на обратный адрес и не знал, смеяться мне или плакать.

Первые месяцы 1718 года я провел в Нассау. Где же еще? Нассау был моим домом. Но из событий тех дней память сохранила лишь обрывки. Почему? Этот вопрос задавай не мне, а ему. Ему, тихому голосу внутри, который побуждает выпить еще, когда ты знаешь, что уже хватит. Это он, тихий внутренний голос, начинал назойливо меня увещевать, не позволяя пройти мимо «Старого Эйвери», где я обычно и застревал на целый день. Наутро я просыпался в совершенно непотребном состоянии, зная, что существует лишь одно снадобье, способное облегчить мои страдания, и найти его можно у Энн Бонни в «Старом Эйвери». Я тащился туда. Что было потом? Думаю, ты уже догадалась: весь этот чертов порочный круг начинался заново.

Да, я уже давно привык выпивкой глушить свою неудовлетворенность. Но у выпивки есть особенность: порой ты сам не понимаешь, зачем пьешь. Ты не осознаешь, что выпивка – не лекарство от твоего состояния, а его симптом. Я сидел и тупо наблюдал, как Нассау все больше ветшает и превращается в развалины. Однако затуманенный ум притуплял всякое недовольство по этому поводу. Вместо действий я дни напролет просиживал в «Старом Эйвери», за своим излюбленным столом, разглядывая замызганный рисунок Обсерватории или пытаясь накропать письмо матери или Кэролайн. Иногда я думал об отце. Спрашивал себя: не приблизил ли пожар на ферме его смерть? Не был ли я виноват во всем этом? Ответ я знал, из-за чего все попытки написать матери оканчивались скомканными клочками бумаги, которыми был усеян пол террасы.

Но должен сказать: я был не настолько погружен в свои заботы, чтобы не услаждать глаза созерцанием великолепной задницы Энн Бонни, даже если сама Энн была запретным плодом. (Формально так оно и было, но Энн… скажем так, ей нравилось общество пиратов, если ты понимаешь, что я имею в виду.)

В Нассау Энн приплыла вместе со своим мужем Джеймсом – пиратом и счастливчиком, раз он женился на такой женщине. Было в этой Энн что-то притягательное. К тому же она была не прочь полюбезничать с пиратами. Поневоле возникал вопрос: не устал ли старина Джеймс Бонни от ее любезничаний? Могу побиться об заклад: работа в «Старом Эйвери» явно не была его затеей.

– Что хорошего в этом городишке? Повсюду мочой воняет, сплошные клопы и тараканы, – привычно ворчала она, убирая с лица прядки волос.

Энн была права, но слова словами, а с якоря она не снималась, продолжая подавать эль в таверне. Многие пытались за ней ухлестывать, но безуспешно. Энн редко кому дарила свои ласки.

И как раз в то время, когда я погряз в собственных горестях, когда дни мои начинались борьбой с похмельем, а проходили так, что назавтра все повторялось, мы впервые услышали о королевском помиловании.

– Мешок с дерьмом – вот что это!

Я услышал слова Чарльза Вэйна сквозь туман очередного похмелья, с которым упорно сражался.

«О чем это он?» – подумалось мне.

– Жалкая уловка! – гремел Чарльз. – Хотят посулами усыпить нашу бдительность, чтобы потом ударить по Нассау! Скоро вы сами убедитесь, попомните мои слова.

«О какой уловке он говорит?» – спрашивал мой затуманенный ум.

– Нет, Вэйн, это не уловка, – с непривычной серьезностью возразил Черная Борода. – Мне об этом рассказывал один капитан с Бермуд. Скользкий тип, но дело не в нем. Словом, помилование обещано любому пирату. Достаточно изъявить желание.

«Помилование». Услышанное вливалось в мой отупевший мозг.

В таверне был и Хорниголд.

– Уловка или нет, но мне ясно как день, что англичане вернутся в Нассау, – сказал он. – И уж конечно, вернутся при оружии. Пока никто из нас не придумал ничего толкового, предлагаю залечь на дно. Никакого пиратства, никакого насилия. Словом, ничем не щекотать королевские перышки.

– А я, Бен, не собираюсь дрожать над королевским оперением, – с упреком возразил Черная Борода.

– Что-то ты запоешь, когда король пришлет сюда солдат очищать остров от наших кишок, – сказал Бенджамин, поворачиваясь к нему. – Оглянись вокруг, приятель. Неужели ты собираешься помирать ради этой выгребной ямы?

Разумеется, Бен был прав. В Нассау воняло отовсюду, и с каждым днем все сильнее. Мы жили среди тошнотворной смеси дерьма, трюмной воды и гниющих шкур. И тем не менее это была наша тошнотворная смесь дерьма, трюмной воды и гниющих шкур. И за нее мы были готовы сражаться. А вообще, когда ты пьян, вонь ощущается не так уж сильно.

– Это наша республика. Наша идея, – упирался Черная Борода. – Свободная земля для свободных людей. Помнишь? Да, грязи и вони хватает. Но разве это мешает нам защищать свою землю?

Бенджамин отвел глаза. «Никак он уже решил для себя? Сделал выбор?»

– Меня гложут сомнения, – сказал он. – Когда я смотрю на плоды многих лет нашего труда, я повсюду вижу лишь болезни… безделье… безумие.

Помнишь, что я тебе говорил про Бенджамина? О том, как он и одевался по-другому, больше походя на военного? Оглядываясь назад… сдается мне, он никогда всерьез не хотел быть пиратом. Его устремления лежали в другой плоскости; его притягивал Королевский военно-морской флот. Бена особо не привлекало нападение на корабли, а такое редко встретишь среди пиратов. Помню, Черная Борода рассказал мне историю, как однажды корабль под командованием Хорниголда остановил шлюп. Так вот, Бенджамин ограничился тем, что забрал шляпы всех, кто был на борту. Шляпы, и больше ничего. Можешь называть это старческой сентиментальностью и нежеланием слишком уж пугать пассажиров. Возможно, ты окажешься права. Но факт остается фактом: Бенджамин Хорниголд очень мало походил на пирата, словно чурался своей принадлежности к нашему племени.

Учитывая все это, мне вряд ли стоило удивляться дальнейшему развитию событий.

Июль 1718 г.

«Моя дорогая Кэролайн…»

Это все, что я мог из себя выжать в данных условиях. (Если не забыла, местом, где я пытался сочинять письма, была таверна «Старый Эйвери».)

– Превращаешь чувства в слова? – подойдя к столику, спросила меня смуглая и прекрасная Энн – настоящая услада для глаз.

– Просто хочу написать краткое письмо домой. Мне кажется, она давно меня забыла.

Я скомкал лист и швырнул на пол.

– Твое сердце стало жестким, – посетовала Энн, возвращаясь за стойку. – Нужно бы его смягчить.

«Да, – подумал я. – Ты права, моя милая». И это смягчившееся сердце начало бы таять. Все месяцы, прошедшие с тех пор, как мы впервые услышали о королевском помиловании, в Нассау велись жаркие споры. Здешнее общество разделилось на три лагеря. Одни были готовы сразу принять помилование, другие намеревались это сделать, совершив последнюю, прощальную вылазку, а третьи были категорически против всяких помилований и проклинали клюнувших на королевские посулы. Этих возглавлял Чарльз Вэйн и…

Черная Борода? Мой старый друг держал порох сухим. Оглядываясь назад, я склонен думать, что он решил отойти от пиратства. Меж тем он покинул Нассау в поисках новой добычи. До нас доходили слухи о его успешных вылазках с богатыми трофеями и странных соглашениях, в которые он вступал. Я начал подумывать, что Черная Борода покинул Нассау, не имея ни малейших намерений вернуться. (Насколько знаю, так оно и случилось.)

Ну а я сам? С одной стороны, меня настораживало сближение с Вэйном. С другой – я не хотел принимать помилование, а это толкало меня к дружбе с ним независимо от моих симпатий и антипатий. Вэйн ждал якобитского подкрепления, которое так и не прибыло. Тогда он начал подумывать, не расстаться ли ему с Нассау и не основать ли где-нибудь новую пиратскую республику. Я бы мог подняться на борт «Галки» и уплыть вместе с ним. Что еще мне оставалось?

А затем наступило то знаменательное утро. До намеченного отплытия оставалось несколько дней. Я сидел на террасе «Старого Эйвери», пытаясь сочинять письмо к Кэролайн, но больше любуясь Энн Бонни, когда со стороны гавани послышалась артиллерийская стрельба. Залп из одиннадцати орудий. Мы сразу поняли его смысл. Время на обдумывание, отпущенное англичанами, кончилось. Теперь они явились, чтобы установить свою власть на острове.

И они это сделали. Англичане устроили нам блокаду, закрыв оба входа в гавань. Основной силой были военные корабли Королевского военно-морского флота «Милфорд» и «Роуз». Они сопровождали флотилию из пяти судов поменьше, на борту которых находились солдаты, ремесленники, припасы, строительные материалы. Словом, целая колония, готовая вытурить из Нассау пиратов, вытащить городишко из грязи и вернуть ему утраченную респектабельность.

Впереди двигался флагманский корабль «Делисия». Оттуда спустили шлюпки, поскольку корабельное кладбище не позволяло высадиться прямо на берег. Когда мы появились там, захватчики уже выгружались из лодок. Сюда приплыл не кто иной, как мой старинный приятель Вудс Роджерс. Матросы помогли ему выбраться из шлюпки. Такой же загорелый и опрятный, но одолеваемый заботами. Помнишь его обещание стать губернатором Багамских островов? Он добился желаемого. А помнишь, как он намеревался выдавить пиратов из Нассау? Похоже, он и здесь рассчитывал на успех.

Никогда еще я так не сожалел, что рядом нет Черной Бороды. Он бы точно знал, что делать. Смесь интуиции и природной смекалки была попутным ветром для его жизненных парусов.

– Чтоб мне болтаться на виселице, – пробурчал стоящий рядом со мной Калико Джек. (Ах, Джек, не искушай судьбу!) – Король Георг устал от наших проволочек. А что это за мрачный тип?

– Капитан Вудс Роджерс, – ответил я.

Я не спешил возобновлять знакомство с Роджерсом и встал так, чтобы он меня не видел, но мне были бы слышны его слова.

Капитан заглянул в поданный ему свиток:

– …мы желаем начать переговоры с людьми, именующими себя правителями острова. Это Чарльз Вэйн, Бен Хорниголд и Эдвард Тэтч. Соблаговолите выйти вперед.

Бенджамин вышел из толпы.

– Трусливый подонок, – выругался Джек.

Правдивее не скажешь. Этот момент явился концом прежнего Нассау и наших надежд сохранить пиратскую республику.

Ноябрь 1718 г.

Только встретившись с ним снова, я по-настоящему понял, как мне его не хватало.

Тогда я подумать не мог, что вскоре опять его потеряю, и уже навсегда.

Мы встретились на побережье Северной Каролины, в бухте Окракок, где он, конечно же, устроил пиршество, и оно, само собой, продолжалось всю ночь. Я там появился перед рассветом.

По всему берегу светились точки костров. Кто танцевал джигу под пиликанье скрипки, кто передавал по кругу кожаную флягу с ромом и громко хохотал. На вертеле жарился дикий кабан, распространяя такой потрясающий аромат, что мой голодный желудок тут же заурчал. Похоже, на побережье Окракок Черная Борода основал свою новую пиратскую республику. Судя по всему, он не горел желанием возвращаться в Нассау и восстанавливать там прежние порядки.

Чарльз Вэйн меня опередил. Когда я брел к ним по песку, предвкушая обжигающий вкус рома на губах и кабанье мясо, которым наемся до отвала, разговор между Черной Бородой и Вэйном почти закончился.

– Ты изрядно нас разочаровал, Тэтч, – громогласно и нагло заявил Чарльз. Увидев меня, он добавил: – Представляешь, Тэтч говорит, что намерен остаться здесь. Прокляни его, пока не поздно, и вздерни всех своих, кто вздумает последовать за этим жалким ублюдком в бесславие.

Будь это не Эдвард Тэтч, а кто-то другой, Вэйн перерезал бы ему глотку, не раздумывая. Но перед ним был Черная Борода, и потому Чарльз не схватился за кинжал.

И Черная Борода, будь перед ним кто-то другой, а не Вэйн, приказал бы заковать наглеца в кандалы за дерзкие речи. Но и он ничего не сделал. Почему? Возможно, из-за чувства вины, поскольку сам Черная Борода повернулся спиной к пиратству. Возможно, он восхищался Чарльзом. Что бы мы ни думали о Вэйне, в храбрости и верности пиратству ему не откажешь. Никто так бешено не сражался против королевского помилования, как Чарльз. И не было крупнее занозы в заду у Роджерса, чем он. С помощью брандера Чарльз прорвал блокаду и уплыл из Нассау. После этого он регулярно совершал набеги на Нью-Провиденс, всячески усугубляя трудности Роджерса. Сам он ждал подкрепления. Чарльз не оставлял надежды, что Черная Борода явится ему на помощь. Но в ту ночь, полную терпких запахов суши и моря, мне стало ясно: его последние надежды рухнули.

Вэйн ушел, вздымая песчаные облака. Прочь от тепла догорающих костров. Ушел, сотрясаемый гневом.

Мы смотрели Чарльзу вслед. Потом я перевел взгляд на Тэтча. Все его пояса были расстегнуты, пуговицы камзола – тоже. Из-под рубашки выпирал недавно появившийся животик. Черная Борода молча пригласил меня сесть на песок, протянул бутылку вина и ждал, когда я отхлебну.

– Этот Вэйн просто болван, – захмелевшим голосом произнес Черная Борода, махнув в сторону удалявшегося Чарльза.

«Да, – подумал я, – но представляешь, какая ирония? У твоего старого дружка Эдварда Кенуэя такие же желания, как у этого болвана».

Возможно, Вэйн и был предан нашим идеалам, однако собратья-пираты ему не доверяли. Он и раньше отличался жестокостью, а в последнее время совсем одичал и стал беспощадным. Мне рассказывали, что он изобрел новые пытки для пленных. Их привязывали к бушприту, под веки загоняли спички, которые затем поджигали. Даже сподвижники Вэйна усомнились в нем. Думаю, он не хуже меня сознавал: Нассау требовался предводитель, способный воодушевить людей. Человек калибра Тэтча.

Черная Борода встал. Я тоже поднялся. Чарльз Вэйн к этому времени превратился в едва различимую точку.

– Кенуэй, я знаю: ты приплыл звать меня обратно. – Чувствовалось, он был растроган. – Ты сохраняешь добрую веру в меня. Но с прежним Нассау покончено. Похоже, и во мне что-то оборвалось.

– А я, друг, так не думаю, – не кривя душой, возразил я. – Но твоему нынешнему состоянию не завидую.

Он кивнул:

– Ей-богу, Эдвард. Жить так – все равно что жить с громадной дырой в животе. Что ни шаг – кишки вываливаются наружу, и ты вынужден нагибаться, подбирать их и запихивать обратно. Когда мы с Беном только обосновались в Нассау, я не сразу понял, что нужно местным жителям. А им требовались сильные предводители, способные обеспечить порядок и процветание. Зато я не особо ошибся насчет упадка, который ждал Нассау при таком правлении, какое было у нас.

Некоторое время мы шагали молча, слушая негромкий шелест прилива, накатывающего на песок. Вероятно, нас одолевали схожие мысли: как и я, Черная Борода связывал крах Нассау с правлением Бенджамина.

– Стоит человеку вкусить власти, и он тут же начинает думать, как бы распространить ее на весь мир. – Черная Борода махнул в сторону костров. – Знаю, они считают меня прекрасным капитаном, но я до чертиков ненавижу вкус своего капитанства. Я высокомерен и самонадеян. Во мне нет равновесия, нет умения управлять толпой так, чтобы люди не чувствовали, что ими управляют.

Кажется, я понимал, что он имеет в виду. Вполне понимал. Но мне не нравились его слова. Не нравилось то, что Черная Борода отдаляется от нас.

Мы снова зашагали по берегу.

– Ты все еще разыскиваешь того Мудреца? – спросил Тэтч.

Я ответил, что да, но умолчал про то, что все мои усилия сводились к тому, как я целыми днями торчал в «Старом Эйвери», наливался элем и думал о Кэролайн.

– Месяц назад, когда мы потрошили один кораблик, услышал я про человека по фамилии Робертс. И плавал он на судне работорговцев. «Принцесса» называется. Может, разнюхаешь, что к чему?

Значит… плотник с мертвыми глазами, человек, обладающий древнейшими знаниями, перебрался с плантации на корабль работорговцев. В этом был смысл.

– Говоришь, «Принцесса»? Спасибо тебе огромное, Тэтч.

Разумеется, англичане не собирались оставлять Черную Бороду в покое. Как я узнал, для его поимки отправили военно-морской корабль «Жемчужина» под командованием лейтенанта Мэйнарда. Губернатор Виргинии установил награду за голову Тэтча. К этому его побудили жалобы торговцев. Черная Борода совершал вылазки из бухты Окракок, грабя всех без разбора. Естественно, губернатор опасался, как бы эта бухта не стала вторым Нассау. Кому понравится, когда у тебя на заднем дворе орудует дерзкий пират? И потому губернатор установил награду, а англичане отправились ловить Черную Бороду.

Вначале мы услышали тревожный шепот: «Англичане на подходе. Англичане на подходе». Глядя через оружейные щели шлюпа «Приключение» (так называлось судно Тэтча), мы видели, что англичане спустили лодку, рассчитывая незаметно подкрасться к нам. Мы бы легко расправились с ними, если бы не одно «но». Помнишь, я рассказывал о пиршестве, где было вино и жареный кабан? Начавшись, это пиршество никак не могло окончиться.

Нас мучило жесточайшее похмелье.

Мы решили отпугнуть приближающуюся лодку, дав по ней залп. Это все, на что мы тогда были способны.

В то утро на борту корабля Тэтча находилась лишь часть его команды. От силы человек двадцать. Я был одним из них и тогда вряд ли сознавал, что мне суждено сыграть свою роль в назревающих событиях, определивших судьбу знаменитого пирата.

Надо отдать ему должное, даже в состоянии жесточайшего похмелья Черная Борода не потерял способность ориентироваться в водных путях бухты Окракок. Подняв якорь, мы спешно двинулись в сторону отмелей.

Люди Мэйнарда устремились за нами. Они подняли красный вымпел, ясно показывая свои намерения. Я это понял по глазам Черной Бороды – моего давнего друга Эдварда Тэтча. Все, кто был тогда на борту «Приключения», знали: англичанам нужен только он и больше никто. В заявлении губернатора Виргинии упоминалось имя лишь одного пирата, и этим пиратом был Эдвард Тэтч. Настырные англичане охотились не за нами, а за Черной Бородой. И тем не менее никто не сдрейфил, никто не прыгнул за борт. Его личность так воодушевляла нас, что мы, исполненные верности и преданности, были готовы умереть за него. Эх, если бы эти его качества – да во благо Нассау!

День выдался тихим – ни ветерка. Паруса обвисли, и нам пришлось уходить на веслах. Англичане нас нагоняли: мы уже видели белки глаз друг друга. Черная Борода бросился к корме. Там, перегнувшись через планшир, он крикнул людям Мэйнарда:

– Черт вас побери, негодяи, кто вы такие? И откуда явились?

Его голос звенел в утренней тишине, но преследователи молчали и лишь безучастно глядели на нас своими пустыми глазами. Похоже, они хотели выбить нас из равновесия.

– Как видите, среди нас нет ни одного пирата, – размахивая руками, гремел Черная Борода. Его голос отражался от крутых песчаных отмелей по обоим берегам узкой протоки. – Спустите шлюпку, поднимитесь к нам на борт. Вы собственными глазами увидите, что мы не пираты.

– Я не собираюсь разбрасываться шлюпками, – ответил Мэйнард. – Вскоре мы так и так подойдем к вам вплотную, – выдержав паузу, добавил он.

Черная Борода выругался и поднял бокал с ромом, произнеся тост:

– Я пью за погибель тебя и твоих людей. Трусливые щенята – вот вы кто! Пощады у вас не прошу, но и вы на мою не рассчитывайте.

– А я не жду от тебя пощады, Эдвард Тэтч. И ты тоже не рассчитывай на мою.

К нам двигались два шлюпа под командованием Мэйнарда. Впервые за все годы знакомства с Эдвардом Тэтчем я увидел в его глазах растерянность. И страх.

– Эдвард…

Мне захотелось отвести его в тихий уголок, где бы мы сели и спокойно обдумали, как быть дальше. Сколько таких разговоров мы вели в «Старом Эйвери»! Но сейчас дело касалось не очередного похода за добычей. Нам требовалось оторваться от англичан и уйти в безопасное место. Люди Тэтча находились в каком-то оцепенении: похмелье еще не выветрилось из их мозгов. Сам Черная Борода торопливо глотал ром, и его голос звучал все громче. Чем сильнее он пьянел, тем меньше внимал доводам разума, тем бессмысленнее и безрассуднее становились его действия. Он приказал выстрелить по англичанам из пушек, а поскольку ядер не было, в жерла натолкали гвозди и старые железки.

– Эдвард, не надо…

Я пытался его удержать, сознавая, что уходить от англичан нужно более тактичным способом. Стрелять по ним означало подписать себе смертный приговор. Численное и оружейное превосходство было на стороне Мэйнарда. Его люди были трезвы как стеклышко. Их глаза горели решимостью. У них была одна-единственная цель – Черная Борода. Пьяный, злой, бушующий, которого они втайне побаивались.

«Бум!» – ударили наши пушки.

Залп получился широким, но облака дыма и песка скрыли его результаты. Затаив дыхание, мы ждали, когда завеса рассеется и мы увидим, насколько серьезно повредили английские корабли. Пока мы лишь слышали крики и треск ломающегося дерева. Кажется, мы неплохо их угостили. Когда воздух снова обрел прозрачность, мы увидели, что один корабль сбился с курса, сел на мель. Второму тоже досталось. Матросов на палубе не было, а в остове зияли пробоины. Наши ребята приободрились. Нам думалось, что еще не все потеряно.

Черная Борода уперся руками в планшир и подмигнул мне.

– Эдвард, второй корабль пока еще на плаву, – охладил я его радость. – Они дадут ответный залп.

Так и случилось. Англичане выстрелили книппелями, уничтожив наш кливер. Победные возгласы людей Тэтча сменились криками отчаяния. Наш корабль потерял плавучесть; его отнесло к берегу протоки, где он накренился, царапая обломками мачт по крутым склонам. Мы беспомощно качались на волнах. Английский шлюп подходил к нам с правого борта, позволяя оценить оставшиеся у противника силы. А сил-то у них почти не осталось. На палубе стоял Мэйнард, рядом с ним – рулевой, которому он все время кричал:

– Подводи ближе! Подводи ближе…

Вот тогда-то Эдвард и решил, что лучшая защита – это нападение. Он приказал нашим людям вооружаться и готовиться к абордажу. С заряженными пистолетами и обнаженными саблями, мы ждали начала последнего сражения в этом глухом уголке Вест-Индии.

Нас окружал пороховой дым, густые слои которого покачивались в воздухе, словно гамаки. Он ел нам глаза, создавая ощущение полной нереальности происходящего. Английский шлюп казался кораблем-призраком, выплывающим из такого же призрачного тумана. Пустые палубы лишь усугубляли это ощущение. Только Мэйнард и его помощник у руля…

– Подводи ближе! Еще ближе! – продолжал кричать Мэйнард.

Глаза у него были ошалелые и выпученные, как у безумца. Одно это, не говоря уже о состоянии его судна, давало нам надежду. Похоже, англичанам досталось сильнее, чем мы думали, и это сражение – не последнее. Мы еще поплаваем.

Но наши надежды были напрасными, в чем мы вскоре и убедились.

Мы притаились за планширом. Если не брать в расчет истеричных выкриков Мэйнарда, в остальном на палубе было тихо. Сколько человек уцелело на шлюпе – мы понятия не имели… за исключением Черной Бороды. Тот был уверен в нашем численном перевесе.

– Их не больше трех-четырех душ, – кричал он. – Остальным мы разнесли башки.

Он был в своей черной шляпе. В бороде дымились фитили. От похмелья не осталось и следа. Лицо Тэтча светилось дьявольским огнем.

– Вперед, на палубу! Искромсаем их на куски!

«Неужели только трое или четверо? – мысленно усомнился я. – А если уцелевших все-таки больше?»

Но к тому моменту борт английского шлюпа ударился о наш. Под боевые кличи Черной Бороды мы ринулись на палубу противников, быстро окружили Мэйнарда и его первого помощника, вцепившегося в штурвал.

Однако Мэйнард был лицедеем не хуже моей подруги Мэри Рид. Едва дюжина пиратов оказалась на борту его судна, он мгновенно перестал закатывать глаза и истерически бормотать. Теперь он крикнул: «Пора, ребята! Сюда!» Люк юта стремительно открылся, и мы попали в западню.

Все это время англичане прятались внутри, прикидываясь убитыми и заманивая нас на борт. Зато теперь они высыпали на палубу, словно крысы, убегающие от течи в трюме. Их было не менее двух дюжин против наших жалких двенадцати человек. Зазвенела сталь, захлопали выстрелы, воздух наполнился криками.

Передо мной вырос английский матрос. Я ударил его по лицу, одновременно выдвинув лезвие скрытого клинка. Из разбитого матросского носа хлынул фонтан крови и соплей, вынуждая меня пригнуться. Другая моя рука уже сжимала пистолет. И в это мгновение меня окликнул Черная Борода:

– Кенуэй.

Его ранили в ногу. Оттуда хлестала кровь. Тэтч отбивался мечом, но ему требовался пистолет. Я бросил ему свой. Черная Борода поймал и выстрелил в англичанина, занесшего над ним абордажную саблю.

Но это был его конец. Мы оба это знали. И не только мы.

– В мире без золота мы были бы героями! – крикнул Черная Борода окружившим его англичанам.

Мэйнард повел своих людей в атаку на Тэтча, и тот, видя, что участь его предрешена, оскалил зубы и взмахнул мечом. Лейтенант пронзительно закричал. Рукав его мундира покраснел от крови, меч с пробитым эфесом выпал из руки. Но Мэйнард выхватил из-за пояса пистолет, выстрелив Эдварду в плечо. Мой друг опустился на колени. Бормоча ругательства, он еще пытался размахивать мечом, но враги напирали на него со всех сторон.

Нас становилось все меньше. Я выстрелил из второго пистолета, сделав подбиравшемуся ко мне матросу дырку в переносице. Я убивал англичан одного за другим, умело и безжалостно. Похоже, это охладило пыл тем, кто был еще жив. Воспользовавшись паузой, я обернулся и увидел, что Эдвард смертельно ранен. Стоя на коленях, он еще продолжал отбиваться, а противники, будто стервятники, наскакивали на него, оставляя новые кровавые следы.

Вскричав от гнева и отчаяния, я раскинул руки и бросился к нему. Мое лезвие косило англичан направо и налево. Я перехватил инициативу. Очередного противника я швырнул на пол и, сделав его живым трамплином, перемахнул через нескольких англичан, загораживающих путь к Черной Бороде. Новый взмах клинка – и еще двое, разбрызгивая кровь, шумно грохнулись на палубу. Я был совсем рядом, готовый помочь другу.

Но я опоздал. Слева на меня выскочил английский матрос – здоровенный верзила. Мы оба двигались с такой скоростью, что не могли погасить инерцию движения. Столкнувшись, мы перелетели через планшир и оказались в воде.

За мгновение до этого я увидел, как моему другу перерезали горло. Хлынувшая кровь залила ему грудь, глаза закатились. Черная Борода упал на палубу, чтобы больше уже не подняться.

Декабрь 1718 г.

Если ты не слышала, как кричит человек с простреленным коленом, ты не слышала настоящего крика человеческой боли.

Так Чарльз Вэйн наказал капитана английского работоргового судна, которое мы взяли на абордаж. Но прежде их корабль успел продырявить посудину Вэйна, и нам пришлось подогнать «Галку» и взять его людей к себе на борт. Вэйн был зол до крайности, но и в этом случае он не имел права терять самообладание. Если уж на то пошло, вылазка была целиком его затеей.

Замысел этот появился у него вскоре после гибели Эдварда.

– Значит, Тэтч отпрыгал свое? – спросил Чарльз.

Мы сидели в капитанской каюте «Галки». Рядом храпел пьяный Калико Джек. Он спал прямо на стуле, в позе, противоречащей закону тяготения. Джек тоже отказался от королевского помилования, сделавшись моим невольным союзником.

– Англичане обступили его со всех сторон, – ответил я, продолжая разговор. Картина гибели Тэтча вновь предстала перед моими глазами. – Я не успел к нему пробраться.

Я помнил, как Черная Борода упал, помнил, как хлестала кровь из располосованного горла. Его убили, как бешеного пса. Прогоняя жуткое видение, я сделал изрядный глоток рома.

Я слышал, англичане подвесили его голову к бушприту, выставив в качестве трофея.

И они еще называли нас подонками!

– Свиреп он был, черт его подери, но сердце у него металось, – заявил Чарльз.

Говоря это, Вэйн царапал кончиком ножа по крышке стола. Любого другого гостя я бы заставил прекратить это занятие и не уродовать мой стол, но только не Чарльза Вэйна. Не Чарльза Вэйна, побитого Вудсом Роджерсом. Не Чарльза Вэйна, оплакивающего гибель Черной Бороды. И прежде всего, не Чарльза Вэйна, у которого в руке был нож.

⇐ Предыдущая 26 27 28 29 303132 33 34 35 Следующая ⇒