Часть третья 1 страница

Май 1716 г.

Два месяца спустя я оказался на восточном побережье полуострова Юкатан, в Тулуме. Как меня туда занесло? За это я должен был благодарить своего загадочного спутника Джеймса Кидда и за то, что он показал мне на острове Инагуа.

Теперь я понимаю: он выжидал. Терпеливо ждал момента, когда мы останемся вдвоем. Но сначала вкратце расскажу, как развивались события после гибели Дю Касса и захвата галеона… Как ты понимаешь, все его солдаты, пытавшиеся оказывать нам сопротивление, предстали перед нелегким выбором: или «примыкай к нам и становись пиратом», или «плыви на все четыре стороны». Тэтч на захваченном галеоне отбыл в Нассау. Большинство людей отправились вместе с ним.

Я, Адевале и Кидд остались на острове. Я не очень представлял, что нам делать с этой бухтой. Ничего интереснее, чем нежиться на солнышке и пить, мне в голову не приходило. А потом, когда будет выпит весь ром, вернуться в Нассау. «Ой, да вы тут без меня построили оборонительные сооружения! Мне так стыдно, что я упустил возможность вам помочь». Что-то вроде этого.

А что было на уме у Кидда? Попробуй туда проникнуть! Я ни о чем не подозревал, пока в один прекрасный день не услышал от него:

– Идем. Хочу кое-что тебе показать.

Он повел меня к камням, оставленным исчезнувшей цивилизацией майя.

– Согласись, они очень странно выглядят, – сказал он.

Я не спорил. Издали это выглядело нагромождением камней, однако чем ближе мы подходили, тем быстрее исчезала мнимая хаотичность. Нам открывался некий узор из обтесанных камней, поверхность которых покрывала странная резьба.

– Это и есть те, кого называли майя? – спросил я, вглядываясь в узоры на камнях. – Или это ацтеки?

Джеймс просто смотрел на меня. Как всегда, внимательно, загадочно, словно пронизывая насквозь. Не скрою, от его взгляда мне становилось неуютно. Почему у меня всегда неизменно возникает чувство, будто он хочет мне что-то сказать или рассказать? Свои карты он всегда держал при себе, но временами мне хотелось выдернуть их из его руки и посмотреть самому.

Интуиция подсказывала, что в скором времени я получу ответы на все свои вопросы. Так оно и случилось.

– Эдвард, ты хорошо умеешь разгадывать загадки? – вдруг спросил Кидд. – Головоломки, задачки и все такое?

– Да вроде не хуже других, – осторожно ответил я. – А почему ты спрашиваешь?

– Мне кажется, у тебя есть природная склонность к этому. С некоторых пор я это в тебе чувствую. Наблюдаю, как ты работаешь, как думаешь. Как воспринимаешь устройство мира.

Кажется, разгадка странностей Кидда была близка.

– Не знаю, Джеймс, так это или нет. Ты сейчас тоже говоришь загадками, но я ничего не понимаю.

Он кивнул. Что бы он ни собирался мне рассказать, он явно не желал вывалить на меня это одним махом.

– Давай поднимемся на вершину этой штуки. Не возражаешь? Помоги мне кое-что разгадать.

Мы вскарабкались по камням и уселись на корточки. Джеймс вдруг коснулся моей ноги. Я посмотрел на его руку. Обычная рука пирата: огрубелая кожа, мелкие шрамы, оставленные морем и не только. Впрочем, ладонь была меньше моей, а кончики пальцев слегка заострялись. Я задумался, почему он положил свою руку на мою ногу? Если только… Но нет! Этого просто не может быть.

Потом он заговорил, и его голос зазвучал серьезнее, чем прежде: как святоша во время медитации.

– Сосредоточься на своих ощущениях. Смотри глубже теней и звуков, в самую суть, пока не увидишь нечто вроде мерцания.

О чем это он?! Джеймс сильнее надавил мне на ногу. Он убеждал меня сосредоточиться. И этот его странный жест, и чудная манера говорить отрицали всякое неверие с моей стороны, прогоняли мое упрямство и подавляли попытки сопротивления…

А потом – потом я это увидел. Нет, не совсем так. Я не увидел, а скорее почувствовал своими глазами.

– Мерцание, – почти шепотом произнес я.

Воздух и все вокруг меня напомнило о схожем ощущении. Это было давно, еще в Хэзертоне. Однажды ночью я сидел во дворе, погруженный в мечтания. Мой разум странствовал, не скованный рамками тела, и в какой-то момент мне показалось, будто мир стал гораздо ярче и отчетливее. Слух предельно обострился. Я вдруг увидел события будущего, чего раньше со мной не случалось. И еще одно ощущение крепко запомнилось мне с той ночи: я почувствовал внутри себя… некое обширное хранилище знаний, ждущих, когда я к ним прикоснусь. Мне лишь требовался ключ, чтобы их открыть… Схожие ощущения я испытывал и сейчас, когда Кидд надавил на мою ногу.

Мне казалось, что я нашел наконец ключ.

Я понял, почему все эти годы во мне жила уверенность, что я не такой, как все.

– Теперь понимаешь? – шепотом спросил Кидд.

– Вроде да. Такое я видел и раньше. Сияние, похожее на лунный свет, разлитый по поверхности океана. Как будто задействованы все чувства сразу, чтобы видеть звуки и слышать образы. Некое сочетание.

– Внутри каждого человека, будь то мужчина или женщина, есть способность к интуитивному восприятию, – продолжал Кидд.

Я озирался вокруг, словно человек, внезапно перенесенный в другой мир. Мое состояние было сравнимо с тем, что испытывает неожиданно прозревший слепец.

– Я почти всю жизнь живу с этим ощущением, – признался я Кидду. – Только раньше я думал, что оно касается снов или грез наяву.

– У большинства оно вообще не пробуждается, – ответил Джеймс. – Кому-то нужны годы, чтобы оно проклюнулось. И только к редким счастливчикам оно приходит само собой, как способность дышать. Знаешь, что ты сейчас почувствовал? Свет жизни. Свет тех, кто жил прежде и живет сейчас. Остаток жизненности, которая приходит и уходит. Нужно слушать интуицию и постоянно упражняться. Любые чувства, данные человеку от рождения, можно значительно развить и усилить. Если постараться.

Потом мы с Киддом расстались, условившись встретиться в Тулуме. Вот так я оказался здесь… Солнце нещадно палило. Я заговорил с туземной женщиной, что стояла возле клетки с голубями. Услышав шаги, она обернулась и, щурясь от солнца, посмотрела на меня.

– Голуби у вас вроде домашней птицы? – спросил я.

– Посланники, – на ломаном английском ответила женщина. – Так мы обмениваемся сведениями и получаем… контракты.

– Контракты? – переспросил я, и в мозгу пронеслось: «Контракты на убийство?»

Туземка сообщила, что Кидд ждет меня в храме, и я двинулся дальше. Откуда она знает? И почему меня не покидало ощущение, что они ждали моего появления? Я шел через деревню, состоявшую из приземистых лачуг, и мне казалось, будто все жители говорят исключительно обо мне. Но стоило мне взглянуть в их сторону, лица туземцев делались равнодушными. Одеты они были в яркие одежды свободного покроя и обвешаны украшениями. Некоторые были вооружены копьями и палками. Впрочем, одежда была не на всех. Кто-то довольствовался набедренной повязкой. Тела их были странным образом раскрашены, а с золотыми и серебряными браслетами соседствовали ожерелья из костей.

Может, и здесь существовали сословия, о чем говорила разница в одежде и украшениях? В Англии, увидев мужчину в добротно сшитом камзоле, с дорогой тростью в руках, ты сразу понимал: он из числа знати. Похоже, и здесь достаток и положение в обществе имели свои проявления: больше одежды и украшений, более затейливая раскраска тела.

Наверное, Нассау и впрямь был единственным по-настоящему свободным местом. А может, я лишь дурачил себя, думая так.

За деревней джунгли расступились, и я увидел высокую, даже очень высокую пирамиду. Это и был многоярусный храм, оставшийся от цивилизации майя. Посредине начиналась громадная лестница, уводившая на самый верх.

Разглядывая храм, я не сразу заметил узкую просеку. Чувствовалось, ее проделали совсем недавно, вырубив кусты и подлесок. Я зашагал по ней и вскоре оказался возле узкого проема у основания пирамиды.

«Это здесь? – спросил я себя и тут же ответил: – Да, здесь».

Я ощупал боковые стороны, потом что есть силы стал давить на дверь плечом, пока не приоткрыл настолько, чтобы протиснуться внутрь. Я ожидал попасть в кромешную тьму, однако попал в сумерки. Похоже, кто-то потрудился зажечь факел…

– Капитан Кенуэй, – донеслось из сумрака.

Голос был мне незнаком. Я мгновенно выхватил пистолет и стал озираться по сторонам, вглядываясь во тьму. У моих новых врагов было преимущество: они могли напасть внезапно, чем и воспользовались, выбив пистолет из моих рук и крепко схватив меня сзади. В неровном свете факела я увидел, что удерживали меня несколько человек в плащах с капюшонами. Вскоре из сумрака вышли еще двое. Одним из них был Джеймс Кидд, вторым – какой-то туземец. Капюшон не позволял разглядеть его лицо. Какое-то время последний просто стоял и смотрел, пока я пытался вырваться, проклиная Джеймса Кидда. Дождавшись, когда я успокоюсь, он спросил:

– Где сейчас ассасин по имени Дункан Уолпол?

Я взглянул на Кидда. Его глаза говорили: «Все в порядке, тебе здесь ничего не грозит». Сам не знаю почему, но я ему поверил. Ведь в конце концов, это он заманил меня сюда. И тем не менее я несколько успокоился.

– Мертв и похоронен, – ответил я на вопрос об Уолполе.

Я не столько увидел, сколько почувствовал, как туземец обуздывает свой гнев.

– После того, как пытался меня убить, – быстро добавил я.

Туземец задумчиво кивнул и сказал:

– Мы не сожалеем о его смерти. Но его последнее предательство довел до конца именно ты. Почему?

– Из-за денег, – дерзко ответил я.

Он подошел ближе, и теперь я мог рассмотреть его лицо – коричневое, с узорами раскраски, морщинистое лицо черноволосого туземца. Его серьезные глаза так и сверлили меня. Он был явно очень сердит.

– Денег? – сухо переспросил он. – И это, по-твоему, должно меня успокоить?

– Наставник, у него есть чутье, – сказал Джеймс, делая особое ударение на последнем слове и выходя вперед.

«Чутье» мне было еще понятно. А вот «наставник»? Неужели этот туземный вождь являлся наставником Джеймса?

Похоже, упоминание о моем чутье успокоили туземца. Впоследствии я узнал, что его зовут А-Табай.

– Джеймс мне рассказывал, что в Гаване ты встречался с тамплиерами, – продолжал наставник Кидда. – Видел ли ты человека, которого называют Мудрецом?

Я кивнул.

– Узнал бы ты его лицо, если бы увидел снова? – спросил А-Табай.

– Полагаю, что да.

А-Табай задумался и, как мне показалось, принял решение.

– Я должен знать наверняка, – торопливо произнес он.

Затем А-Табай и его люди скрылись в сумраке, оставив меня наедине с Джеймсом. Тот сурово поглядел на меня и, предвосхищая мои возражения, поднес палец к губам, веля молчать.

Джеймс взял факел и, явно недовольный таким скудным освещением, повел меня по узкому проходу в недра храма. Потолок здесь был настолько низким, что приходилось сгибаться чуть ли не в три погибели. Мы шли, оба сознавая, какие силы и сущности могут таиться в храме, построенном тысячу лет назад, и сколько сюрпризов может нас ожидать. Если в «передней» каждое слово отзывалось гулким эхом, здесь все глушили стены. Их камень был сырым. Казалось, стены так и норовят сомкнуться вокруг нас.

– Слушай, Кидд! – не выдержал я. – Ты втянул меня черт-те куда, ничего не объяснив. Что это еще за туземный паяц, который вздумал устраивать мне допрос?

– Это А-Табай, – не оборачиваясь, ответил он. – Ассасин. Мой наставник.

– Так вы все – приверженцы какой-то сумасбродной религии?

– Мы, ассасины, следуем кредо. Но кредо не принуждает нас действовать или подчиняться… Оно лишь велит быть мудрыми.

Узкий туннель вывел нас в другой проход. Здесь хотя бы можно было идти в полный рост.

– Значит, кредо, – сказал я, идя вслед за Киддом. – Так расскажи о нем. С удовольствием послушаю.

– «Ничто не истинно. Все дозволено». В мире это единственный достоверный факт.

– Говоришь, «все дозволено»? Мне нравится, как звучит эта фраза. Значит, я могу думать как пожелаю и делать то, что мне нравится…

– Эдвард, ты повторяешь эти слова как попугай, но не понимаешь их.

– Кидд, давай без твоих высокомерных штучек, – со смешком ответил я. – Я последовал за тобой как за другом, а ты меня обманул.

– Да я шкуру тебе спас, упрямец, притащив тебя сюда. За то, что ты якшался с тамплиерами, эти люди требовали твоей смерти. Я их отговорил.

– Ах, премного тебе благодарен.

– Благодарность не будет лишней.

– Значит, это за вами гоняются гаванские тамплиеры?

Джеймс Кидд усмехнулся:

– Пока ты не влез и все не испортил, это мы гонялись за ними. И они испуганно улепетывали. Но теперь у них есть преимущество.

М-да…

На всем пути по туннелям я постоянно слышал какие-то странные звуки: как будто кто-то бил камнем по дереву.

– Мы что, здесь не одни? – спросил я Кидда.

– Весьма возможно. Мы же вторглись в чужие владения.

– За нами следят?

– Не сомневаюсь.

Наши слова падали, словно камни, и вновь появившееся эхо отражалось от стен. Бывал ли Кидд здесь раньше? Мне он ничего об этом не сказал, но думаю, что бывал. Во всяком случае, он умело открыл дверь, до которой мы долго добирались по лестницам и мостам, поднимаясь все выше и выше, пока не оказались возле нее. Эта дверь была последней.

– Уж не знаю, что меня ожидает по другую сторону, главное, чтобы оно стоило потраченного времени, – раздраженно произнес я и получил загадочный ответ Кидда:

– А это от тебя зависит.

Еще через мгновение каменный пол под ногами исчез, и мы грохнулись в воду.

Путь назад был отрезан, и нам пришлось какое-то время плыть под водой. Когда сил удерживать дыхание почти не осталось, мы вынырнули и увидели, что находимся в бассейне. Сам бассейн располагался в конце обширного помещения.

Оттуда мы перешли в другую комнату, где я увидел каменный бюст со знакомым лицом.

– Боже мой! – воскликнул я. – Это же он. Мудрец. Но статуя явно старая. Ей несколько сотен лет.

– Еще больше, – сказал Кидд, посмотрев на каменный бюст, затем на меня. – Ты уверен, что это он?

– Да. Глаза такие же. Запоминающиеся.

– Тамплиеры говорили, зачем им понадобился Мудрец?

Упоминание о тамплиерах заставило меня поморщиться.

– Они выдавили капельку его крови в стеклянный куб.

«Который ты им и дал», – мысленно добавил я, но своей вины не ощутил. С какой стати?

– Такой, как этот? – спросил Кидд, показывая мне похожий куб.

– Да. Тамплиеры намеревались расспросить Мудреца про Обсерваторию, но он сбежал.

Куб исчез в недрах сумки Кидда. Джеймс что-то обдумывал. Затем повернулся ко мне и объявил:

– Здесь нам делать больше нечего.

Обратно Кидд вел меня по другим храмовым лестницам и коридорам, пока мы не остановились перед каменной плитой, напоминавшей дверь. Она сдвинулась, и я снова увидел солнечный свет. (Мне казалось, будто я провел в храме несколько часов.) Глотнув свежего воздуха, я не стал, как обычно, проклинать изнуряющую жару. После липкого холода храмовых помещений я был лишь благодарен солнцу.

Кидд, шедший впереди, вдруг замер и стал прислушиваться, после чего обернулся и подал знак идти тихо и ничем себя не выдавать. Я не понял, чем это вызвано, но подчинился требованиям и дальше старался ступать бесшумно. Двигаясь черепашьими шагами, мы подошли к большому валуну, за которым прятался А-Табай. Вскоре я понял от кого. В отдалении слышались крики. Английские солдаты! Судя по манере речи – выходцы из лондонских низов. Они были чем-то заняты.

Мы сидели скрючившись и молчали, пока А-Табай не бросил на меня свой пронизывающий взгляд и не спросил шепотом:

– Статуя в храме похожа на человека, которого ты видел в Гаване?

– Как две капли воды, – прошептал я в ответ.

А-Табай продолжал наблюдать за солдатами.

– Значит, появился еще один Мудрец, – сказал он, рассуждая вслух. – Борьба за Обсерваторию начинается заново.

Удивительно ли, что меня пробрала дрожь? Теперь и я становился причастен ко всему этому.

– Мы потому говорим шепотом? – спросил я.

– Это последствия твоего поступка, капитан Кенуэй, – ответил А-Табай. – Карты, что ты продал тамплиерам, привели их прямиком к нам. И теперь лазутчики двух империй точно знают, где мы действуем.

Кидд намеревался вступить в схватку с солдатами. Не сомневаюсь, ему было приятнее расправляться с англичанами, чем убивать туземцев, однако А-Табай вовремя его остановил. Рука туземца удерживала Кидда, а глаза смотрели на меня.

– Помимо прочего, они захватили в плен команду Эдварда, – сказал А-Табай.

Я опешил. «Только не команду. Не Адевале и остальных моих ребят». Меж тем А-Табай, наградив меня последним укоризненным взглядом, тихо исчез, оставив нам духовую трубку, которую Кидд тут же подобрал.

– Бери, – сказал он, протягивая оружие мне. – Внимания к себе ты не привлечешь, а нескольких солдат уложишь.

Пока он вкратце объяснял, как стрелять из странного приспособления, я думал о случившемся. Что это? Новый вызов, брошенный мне? Или нечто иное, с чем я еще не сталкивался? Может, меня обучали? Или проверяли?

«Пусть попробуют, – мрачно думал я. – Я не подчиняюсь никому, кроме себя. Отвечаю только перед собой и своей совестью. Хотят навязать мне разные правила с побрякушками-финтифлюшками? Благодарю покорно, это не для меня».

Похоже, эти люди способны впихивать и вдалбливать свое учение где угодно. И зачем вообще я им понадобился? Может, дело в моем чутье, о котором говорил Кидд в храме? Или в моих боевых навыках?

«Вам это дорого обойдется, господа», – думал я, пробираясь к полянке, куда пригнали команду «Галки». Мои ребята сидели спина к спине, со связанными руками. Отнюдь не овцы, они и сейчас доставляли кучу хлопот английским солдатам.

– А ты, забулдыга, развяжи меня, и давай сразимся на равных! – услышал я голос кого-то из наших.

«Если бы вы только знали, чем я вас сейчас угощу, то схватили бы ранцы и драпанули отсюда», – подумал я о солдатах.

Я вложил в трубку дротик, решив, что буду убивать солдат по одному и таким образом лишу их численного превосходства. Бедолага-туземец послужил отвлекающим маневром, в котором я так нуждался. Взвыв от гнева, он вскочил и попытался убежать. Внимание солдат мгновенно переключилось на него. Радуясь возможности поразвлечься, вояки, ухмыляясь, упирали в плечо приклады мушкетов и стреляли. Звуки выстрелов напоминали хруст веток в лесу. Живая мишень покрылась ярко-красными пятнами. Гогочущие англичане не заметили, как их стало меньше на одного. Сраженный мною солдат беззвучно упал лицом в траву. Мертвые пальцы застыли на дротике, торчащем из горла.

Когда англичане вернулись на полянку, я сменил позицию и убил еще одного из них, шедшего сзади. Этого я подхватил под мышки и оттащил в кусты. Я благодарил Бога за своих буянов и забияк. Они и не догадывались, что я совсем рядом, но помогали мне успешнее, чем если бы заранее получили указания, как себя вести.

– Эй! – Солдат повернулся и, не увидев товарища, шедшего сзади, растерянно спросил: – А где Томпсон?

Прячась в кустах, я вставил в трубку новый дротик и поднес к губам. Набрал побольше воздуха, как показывал Кидд, и дунул. Вылетевший дротик вонзился англичанину в челюсть. Быть может, он успел подумать, что его укусил комар. Через секунду солдат уже был без сознания.

Англичане начали потихоньку догадываться, что происходит. Оставаясь в кустах, я пересчитал солдат. Трое убитых, шестеро живых. Если прежде, чем эти шестеро схватятся за свои мушкеты, я сумею уложить еще двоих… что ж, с остальными я справлюсь. Скрытый клинок мне в этом поможет.

Делало ли это меня ассасином? Ведь сейчас я думал и действовал как ассасин. И потом, разве я не поклялся отомстить тамплиерам за события в Хэзертоне?

«Враг моего врага – мой друг», – вспомнилось мне.

Нет. Я сам по себе. Отвечаю только за себя. Для меня не существует кредо. Я столько лет стремился освободиться от всевозможных правил и условностей, а потому не хотел так легко отказываться от всего, чего достиг.

К этому моменту солдаты начали озираться по сторонам в поисках пропавших товарищей. Время меня поджимало, не позволяя высматривать новую мишень для духовой трубки. Придется расправляться со всеми сразу.

Шестеро против одного. Но моей союзницей была внезапность. Едва выскочив на полянку, я перво-наперво полоснул клинком по веревкам, связывавшим руки Адевале. Он моментально встал, подыскивая себе оружие. Клинок был прикреплен у меня к правой руке, а в левой я держал пистолет. Оказавшись между двумя солдатами, я одновременно нажал курок и взмахнул клинком, после чего скрестил руки. Один англичанин был убит пулей в грудь. Второй рухнул с перерезанным горлом.

Бросив разряженный пистолет, я потянулся к поясу за другим, снова развел руки и повторил маневр. Лезвие клинка косо полоснуло по груди третьего солдата. Четвертому я выстрелил в рот. Удар мечом мне тоже пришлось отражать клинком. Затем передо мной вырос еще один захватчик. У него были оскалены зубы. Дотянуться до третьего пистолета я не мог. Мы обменялись ударами. Солдат оказался проворнее, чем я ожидал. Пока я тратил драгоценные секунды, справляясь с ним, его товарищ смотрел на меня через прицел и уже собирался нажать курок… Я опустился на колено и ударил обладателя меча клинком в бок.

Грязный трюк. Мерзкий трюк.

Солдат взвыл от боли и досады. Даже в этом душераздирающем крике улавливалось оскорбленное чувство достоинства англичанина. Ноги у него подкосились, и он шумно повалился на землю. Бессмысленные взмахи мечом уже не могли остановить моего клинка, который пробил ему подбородок и нёбо.

Грязный, мерзкий трюк. И вдобавок глупый. Следом на земле оказался и я (чего в сражении категорически нельзя допускать), поскольку мне было не вытащить лезвие, застрявшее в челюсти мертвого солдата. Я превратился в удобную мишень. Левой рукой я нашаривал третий пистолет, и, если бы не отсыревший порох, вызвавший осечку мушкета англичанина, я был бы мертв.

Я взглянул на него. Лицо солдата выражало готовность выстрелить. А потом… из его груди высунулось острие меча Адевале.

Я с облегчением выдохнул. Мой квартирмейстер помог мне встать. Я был буквально на волосок от смерти.

– Спасибо, дружище Аде.

Адевале улыбнулся, отмахиваясь от моих благодарностей. С друг друга мы перевели взгляд на умирающего солдата. Тот был на последнем издыхании. Его тело выгнулось дугой, а затем вновь распласталось на земле. Одна рука у него дернулась и застыла. Мы с Адевале пытались понять, что бы это могло значить.

Вскоре все пленники обрели свободу. Очищенный от солдат и рабовладельцев, Тулум вновь перешел в руки туземцев. Мы с Джеймсом стояли на берегу и смотрели в море. Бормоча ругательства, он передал мне подзорную трубу.

– А это кто такой? – спросил я.

По волнам скользила внушительного вида галера, с каждой секундой уходя все дальше от берега. Труба еще позволяла различать людей на палубе, один из которых размахивал руками, отдавая распоряжения.

– Ты про шелудивого старикашку? – вопросом ответил Джеймс. – Это Лауренс Принс, голландский работорговец. Живет на Ямайке как король. Мы за этим прохвостом гоняемся несколько лет. Сегодня он был почти у нас в руках, а мы его упустили!

Кидд смачно выругался. Я понимал его досаду. Работорговец действительно побывал в Тулуме, но успел улизнуть. Правда, эта вылазка окончилась для него провалом. Поди, радуется, что ноги унес.

Вторым ассасином, раздосадованным бегством голландца, был А-Табай. Когда туземец подошел к нам, лицо у него было настолько серьезным, что я невольно прыснул со смеху:

– Ей-богу, вас, ассасинов, веселыми парнями не назовешь. Сплошь угрюмые взгляды и нахмуренный лоб.

Глаза А-Табая обожгли меня.

– У тебя замечательные боевые навыки, капитан Кенуэй.

– Спасибо, приятель. Мой природный талант.

Туземец поджал губы:

– Но в то же время ты груб и высокомерен. Щеголяешь в одеянии, которого не заслужил.

– Так ведь все дозволено, – засмеялся я. – Разве не это ваш девиз?

Думаю, лет А-Табаю было более чем достаточно, но его тело оставалось крепким и гибким. Он и двигался как молодой, однако его лицо казалось вырезанным из дерева, а в черных глазах ощущалась некая тьма, древняя или вообще не имевшая возраста. Под его взглядом мне становилось все неуютнее. В какой-то момент я подумал, что туземец способен без всяких слов, одним лишь жаром своего презрения, вытянуть из меня все жизненные соки.

Так длилось, пока А-Табай не прервал пугающее молчание:

– Я прощаю тебе ошибки, допущенные в Гаване и в других местах, но здесь больше не появляйся.

Сказав это, А-Табай зашагал прочь. Джеймс, тоже собравшийся уходить, сочувственно на меня посмотрел, пробормотав:

– Извини, приятель. Хотел бы я, чтобы все сложилось по-другому.

Я остался на берегу, размышляя над услышанным.

«Проклятые ассасины», – думал я. Они были ничем не лучше остальных. То же самодовольство и уверенность в собственной правоте. Мы такие, мы эдакие. Мне вспомнились проповедники. Те любили околачиваться возле таверн. Едва выйдешь за порог, а они – тут как тут. Начнут обзывать тебя грешником и требовать покаяния. Им хотелось, чтобы человек постоянно жил с ощущением вины.

«Но разве ассасины сожгли отцовскую ферму? – следом подумал я. – Нет, это сделали тамплиеры. Зато ассасины научили тебя пользоваться интуитивным чутьем».

Вздохнув, я решил сгладить острые углы, появившиеся в отношениях с Киддом. Предлагаемый им путь меня не привлекал. Но ведь он предлагал мне этот путь, считая меня подходящим для целей своего ордена. Я чувствовал необходимость прояснить ситуацию.

Кидда я нашел возле клеток с голубями, где прежде встретил туземку. Джеймс стоял, упражняясь со скрытым клинком.

– Веселых дружков ты себе выбрал, – сказал я.

Он нахмурился, но глаза блеснули. Чувствовалось, он рад меня видеть. Однако мне Кидд сказал совсем другое:

– Эдвард, ты заслуживаешь порицания. Ты носишь наши одеяния, словно ты – один из нас. Этим ты позоришь наше дело.

– Какое «ваше дело»?

Легкое движение – и пружина выбросила лезвие клинка. Другое движение – лезвие бесшумно ушло в паз. Джеймс проделал это несколько раз, прежде чем повернуться ко мне:

– Откровенно говоря… мы убиваем людей. Тамплиеров и их сподвижников. Убиваем тех, кому нравится управлять всеми земными империями… Тех, кто утверждает, что делает это во имя мира и порядка.

Да. Такие люди встречались и мне. Они хотели властвовать над жизнью всех и каждого. А я пользовался их гостеприимством.

– Похоже на предсмертные слова Дю Касса, – сказал я.

– Понимаешь? Это ведь слова о власти. О господстве над людьми. О том, чтобы украсть нашу свободу.

Свободой я дорожил. Необычайно дорожил.

– И давно ты стал ассасином? – спросил я Джеймса.

– Пару лет назад. А-Табая я встретил в Спаниш-Тауне[6]. Его окружал… ореол мудрости, что ли. Я ему поверил.

– Так этот клан и все остальное – его идея?

Кидд усмехнулся:

– Вовсе нет. Ассасины и тамплиеры не одно тысячелетие сражаются за судьбы мира. У туземцев Нового Света с давних пор существовали схожие философские воззрения. И когда здесь появились европейцы, наши сообщества… во многом совпали. Культурные традиции, разница в религиях и языках – все это разделяло народы… Но в кредо ассасина есть то, что пересекает любые границы. Восхищение жизнью и свободой.

– Тебе не кажется, что это напоминает философию Нассау?

– Схожесть есть. Но не во всем.

Мы простились. Я знал: судьба еще сведет меня с Киддом.

Июль 1716 г.

Пока пираты Нассау расправлялись с караульными Порто-Гуарико, я вошел в сокровищницу форта. Лязг мечей, треск мушкетных выстрелов, крики раненых и умирающих – все стихло.

Я отряхнул кровь с лезвия, наслаждаясь ошеломлением на лице единственного обитателя сокровищницы.

Им был не кто иной, как губернатор Лауреано Торрес.

Он выглядел таким, каким я его помнил. Очки, водруженные на нос. Аккуратно подстриженная борода и подмигивающие умные глаза. Чувствовалось, потрясение от новой встречи со мной не было долгим. Губернатор быстро пришел в себя.

А за его спиной были деньги. Всё, как и обещал Чарльз Вэйн…

Замысел этого налета возник два дня назад. Я сидел в «Старом Эйвери». Разумеется, в Нассау были и другие таверны. И бордели тоже. Я бы соврал, утверждая, что моя нога никогда туда не ступала. Но вернулся я не куда-нибудь, а в «Старый Эйвери», где подавальщицей служила Энн Бонни. (Никто не умел так соблазнительно склоняться над пивной бочкой, как она.) В этой таверне я провел немало счастливых часов, любуясь ее восхитительной задницей; здесь мы с Эдвардом и Бенджамином тряслись от хохота и пили, забыв о времени. Здесь нам казалось, будто мы недосягаемы для остального мира. Естественно, приплыв из Тулума, я немедленно отправился сюда, подгоняемый сильнейшим приступом жажды.

Вот так. Совсем как в давние бристольские времена: чем паршивее на душе, тем сильнее жажда. Конечно, в тот момент я это не очень понимал и вообще не был склонен предаваться размышлениям, хотя стоило бы. Вместо этого я вливал в себя кружку за кружкой, думая, что утоляю жажду, а на самом деле лишь усугублял ее. Мои мысли крутились вокруг Обсерватории; я думал про то, как она вписывается в мои замыслы разбогатеть и отомстить тамплиерам. В мыслях всплывали Джеймс Кидд и Кэролайн. В тот день я выглядел настолько мрачным и угрюмым, что первым вопросом, который я услышал от пирата Джека Рэкхема по прозвищу Калико Джек, был такой:

⇐ Предыдущая 24 25 26 27 282930 31 32 33 Следующая ⇒