Хелпикс

Главная

Контакты

Случайная статья





Часть первая 8 страница



Он говорил все громче. Двое матросов, что сидели за соседним столиком, повернулись в нашу сторону.

– Это ведь ты, да? – почти выкрикивал он.

Я встал, сдернул его со стула и припечатал к стене:

– Заткни пасть, пока я не загнал туда пулю. Слышишь?

Матрос щурил на меня мутные пьяные глаза. То ли он не понял моих слов, то ли пропустил мимо ушей. Потом он еще больше сощурился, наклонил голову и сказал:

– Тебя же Эдвардом звать. Верно?

Вот черт!

Лучший способ утихомирить в гаванской таверне излишне говорливого матроса – полоснуть ножом ему по горлу или дать коленом в пах. Я выбрал третий способ и ударил его лбом в подбородок. Кажется, я сломал ему пару зубов. Но все слова стихли, а сам матрос растянулся на полу и замер.

– Ах ты, мразь! – послышалось сзади.

Обернувшись, я увидел второго матроса. Его лицо было багровым от злости. Я развел руками, показывая, что не ищу лишних проблем.

Матрос был иного мнения. Раньше, чем я успел опомниться, его правый кулак соприкоснулся с моим лицом. Боль окрасила окружающий мир в густой малиново-красный цвет. Сквозь ее завесу виднелось еще двое спешащих ко мне матросов. Я обернулся к ним. Первого нанесенного мне удара хватило, чтобы за несколько драгоценных секунд снова пробудить во мне Эдварда Кенуэя. Потому что, где бы ты ни находился, в Бристоле или Гаване, как бы ни называлось питейное заведение, потасовки в таких местах всегда одинаковы. Говорят, совершенство достигается постоянными упражнениями. Я бы не рискнул утверждать, что достиг совершенства, но бойцовские навыки, приобретенные за годы моей непутевой юности, не прошли даром. Вскоре все трое матросов стонали на полу, разметав руки и ноги. Вокруг них валялись обломки мебели, годные лишь на дрова.

Я отирал пот и отряхивался, когда послышался крик:

– Солдаты!

Через мгновение меня в таверне уже не было – я несся по улицам Гаваны, пытаясь избежать встречи с мушкетами этих краснорожих молодцов и одновременно не заблудиться.

Я справился с обеими задачами. Выждав время, я вернулся в таверну и узнал две печальные новости. Солдаты не только забрали весь сахар Боннета, но вместе с ним и сумку настоящего Дункана Уолпола. Сумку, служившую моим пропуском к Торресу. Вот черт!

Без сахара своего попутчика я еще мог обойтись. Но никак не без сумки.

 

 

Гавана – одно из мест, где можно слоняться без дела, не привлекая к себе особого внимания. Но это в обычный день. А в день, когда казнят пиратов, все слоняющиеся непременно должны были оказаться на площади, где происходила казнь, – их присутствие там всячески поощрялось.

Мирный договор между Англией и Испанией не сделал отношения этих государств дружескими, но кое в чем взгляды обеих стран полностью совпадали. Во-первых, и Англия, и Испания ненавидели пиратов. Во-вторых, и англичанам, и испанцам нравилось смотреть, как пиратов казнят.

В тот день на эшафоте стояло трое флибустьеров со связанными руками. Они смотрели огромными от страха глазами на петли, что болтались перед ними.

Неподалеку стоял испанец по прозвищу Эль Тибурон[2] – крупный бородатый человек с мертвыми глазами. Никто не слышал от него ни слова, поскольку он был немым.

Я перевел взгляд с него на приговоренных и вдруг понял, что не могу на них смотреть. «Если бы не милость Божья, и я оказался бы среди них», – пронеслось в моей голове.

Мы с Боннетом пришли сюда не из желания поглазеть на казнь. Мы стояли, прислонившись спиной к выщербленной ветрами стене, и лишь изображали зевак, лениво поглядывающих на окружающий мир и ожидающих начала печального действа. Какое нам дело до болтовни кучки испанских солдат, что стояли в нескольких шагах? Мало ли о чем те говорят?

– У тебя еще не пропало желание взглянуть на груз, что мы забрали вчера вечером? Несколько ящиков английского сахара.

– Ага, отнятого у какого-то купчишки с Барбадоса.

– Дункан, – шепнул мне Боннет, – они говорят о моем сахаре.

Я повернулся к нему и кивнул, благодаря за перевод.

Солдаты продолжили обсуждать вчерашнюю потасовку в таверне. А тем временем испанский офицер, стоя перед эшафотом, перечислял преступления троих осужденных.

– А посему все трое приговариваются к смертной казни через повешение, – заключил он.

По сигналу офицера Эль Тибурон нажал деревянный рычаг. Под ногами приговоренных открылся широкий люк, куда они и упали, повиснув на веревках. Толпа шумно вздохнула.

Я заставил себя смотреть на три раскачивающихся трупа. Я задержал дыхание на случай, если у повешенных опорожнится кишечник. Трупы уберут не сразу. Некоторое время они еще будут болтаться на виселицах. Такие же виселицы мы с Боннетом видели в других местах. Испанцы стремились продемонстрировать всему миру свою нетерпимость к пиратам.

Я изнывал от жары в плаще Уолпола, но сейчас меня устраивало, что никто не видит моего лица.

Мы покинули площадь, узнав все необходимые сведения. Сахар Боннета и сумка Уолпола находились в castillo[3]. И потому наш дальнейший путь лежал туда.

 

 

Перед нами высилась громадная стена, выложенная из серого камня. Неужели она и впрямь загораживала солнце или нам показалось? В любом случае ее тень давала прохладу и возможность спрятаться, словно мы были двумя бездомными мальчишками. Уж не знаю, кто построил кубинцам (или испанцам) внушительную крепость Эль-Морро, называемую еще Крепостью волхвов, но дело свое эти люди знали. Они возвели устрашающее сооружение почти полторы сотни лет назад. Казалось, еще через сто пятьдесят лет оно все еще будет стоять здесь в своем первозданном виде. Мой взгляд переместился с крепостных стен в сторону бухты. Я представил, как бортовые орудия военного корабля обстреливают эти стены. Произвело бы это на испанцев хоть какое-то впечатление? Скорее всего, незначительное.

Но военного корабля у меня не было. Я располагал лишь толстым торговцем сахаром, поэтому мне требовался более изощренный способ проникновения внутрь. У меня имелось преимущество: никто в здравом уме не захотел бы по собственному желанию оказаться внутри темных, угрюмых стен, где испанские солдаты пытали узников, иногда замучивая тех до смерти. Только дурак согласился бы войти под своды, не знавшие солнечного света, где никто не услышит твоего крика. Однако это не означало, что туда можно было войти просто так средь бела дня. Ведь не скажешь караульному: «Эй, приятель! А где у вас тут помещение, куда свозят всю добычу? Я, знаешь ли, потерял сумочку с важными бумагами и еще одну странную хрустальную вещицу».

Здесь я должен поблагодарить проституток. И не за их продажные ласки. С их помощью можно было проникнуть внутрь крепости. Эти «ночные бабочки», зарабатывающие известной частью своего тела, неспроста обретались снаружи стен крепости. Лучшего проводника внутрь было не найти.

– Эй, чужестранец, хочешь подружку? Женщина нужна? – спросила одна из «ночных бабочек».

Она вызывающе трясла грудями, улыбалась ярко накрашенными губами, а ее глаза с поволокой были полны обещаний.

Отведя девицу подальше от стен крепости, я по-английски спросил, как ее зовут.

– Моя вас не понимать, сеньор, – ответила она на ломаном английском.

– Ты что же, совсем не говоришь по-английски?

– Нет, нет английский.

Я улыбнулся:

– Но зато мы все говорим на языке золота, верно?

Я не ошибся. Рут – так звали эту жрицу любви – прекрасно говорила на языке золота. Ее подружка Жаклин – тоже.

Боннет переминался с ноги на ногу в нескольких шагах, беспокойно поглядывая на нас. Вскоре мы вчетвером двинулись к крепостным воротам. Держались мы достаточно нагло, что тоже являлось частью моего замысла.

Жара, шум и суета города остались где-то позади. От сторожевых башен замка исходило что-то зловещее. Мне вспомнились рассказы моряков о мифических чудовищах, что обитали в океанских глубинах, – гигантских и смертельно опасных. Усилием воли я остановил эти мысли. У нас был план, и теперь нужно было проверить, насколько он осуществим.

Я играл роль телохранителя – сильного, самоуверенного, привыкшего, чтобы его боялись. Подойдя к воротам, я бесцеремонно забарабанил в их дверцу. Она быстро открылась. Оттуда вышли двое испанских солдат. В руках у них были мушкеты со штыками. Испанцы недоверчиво посмотрели на нас с Боннетом, но их глаза тут же загорелись, когда они увидели Рут и Жаклин. Я хорошо играл свою роль сильного и угрюмого молодца. От Рут и Жаклин же требовалось возбуждать мужское желание, и они тоже справлялись со своими ролями на ура. Боннет же должен был вести переговоры. Он говорил на каком-то жаргоне: часть слов я понимал, остальное он перевел мне позже.

– Здравствуйте, сеньоры, – начал Боннет. – Эти дамы не говорят по-испански, поскольку они родом из другой страны. Я буду говорить от их имени. Этот сеньор, – он указал на меня, – их телохранитель.

(Я затаил дыхание. Мне показалось, что над нашими головами появилась огненная надпись: «Обман».)

Солдаты облизывались на девиц, решимость которых мы укрепили не только золотом, но и несколькими порциями рома. Рут и Жаклин тут же принялись строить глазки и охорашиваться так правдоподобно, что можно было легко принять их за настоящих актрис. Однако солдат их игра не впечатлила: они быстро вспомнили, что находятся на посту, и уже были готовы прогнать нас и вернуться в недра серого каменного чудовища, как Боннет произнес волшебное слово «Эль Тибурон». Он объявил, что девиц мы привели по распоряжению самого Эль Тибурона, грозного палача. Караульные побледнели и беспокойно переглянулись.

Мы уже видели его в действии. Конечно, чтобы нажать рычаг, особого умения не требовалось. Но это требовало… как бы поточнее выразиться… особого характера. Характера, склонного к жестокостям. Нехитрый механизм не просто открывал люк, а отправлял людей на быструю смерть. Так что одно только имя Эль Тибурона вызывало страх.

Подмигнув солдатам, Боннет добавил, что Эль Тибурону нравятся девицы из Португалии. Рут и Жаклин продолжали хорошо исполнять свои роли, хихикая, посылая шутливые воздушные поцелуи и как бы ненароком трогая себя за грудь.

– Эль Тибурон – правая рука губернатора. Самый надежный исполнитель губернаторских приказов, – подозрительно глядя на нас, сказал один из караульных. – С чего вы решили, что он будет в замке?

Я громко сглотнул. Сердце колотилось, угрожая выскочить из груди. Я косо поглядел на Боннета. «И что же теперь делать?» – вопрошал мой взгляд.

– Ах, любезный сеньор, – улыбнулся Боннет, – неужели вы всерьез думаете, что губернатор Торрес одобрил бы это любовное свидание? Да узнай губернатор, что его правая рука развлекается с проститутками, Эль Тибурону пришлось бы искать себе новую работу. А если бы Эль Тибурон устроил эту встречу в доме губернатора…

Боннет намеренно оглянулся по сторонам. Солдаты вытянули шею. Им не терпелось услышать новые тайные подробности.

– Сеньоры, думаю, вы и сами понимаете: знание подобных сведений ставит вас в очень щекотливое положение. С одной стороны, вам известно, что Эль Тибурон – самый опасный человек во всей Гаване, способный либо безжалостно убить… либо хорошо заплатить…

Боннет нарочно сделал паузу, чтобы до солдат дошел смысл сказанного.

– Умение хранить чужие тайны всегда высоко оплачивалось. Надеюсь, сеньоры, я достаточно понятно объяснил?

Мне его слова (насколько я их понял) показались пустым разглагольствованием, однако на солдат они произвели нужное действие. Караульные отошли, пропуская нас внутрь.

Мы очутились во внутреннем дворе крепости.

– Идите в столовую. – Солдат показал направление. – Там скажете, что ищете Эль Тибурона. Вас проведут, куда нужно. И предупредите ваших дам, чтобы… держались поскромнее. Иначе… другие могут догадаться.

Боннет наградил солдат поистине «сахарной» улыбкой и поклонился. Затем кивнул мне. Мы оставили двух оболваненных караульных позади.

Вскоре мы разделились, и я отправился искать трофейное помещение. Главным для меня сейчас было не привлекать к себе лишнего внимания. Мне повезло. Во внутреннем дворе было пусто. Похоже, основная часть солдат сейчас находилась в столовой.

Я прямиком направился в трофейное помещение. Удивительно, но дверь туда была не заперта. Войдя, я сразу увидел свою сумку. Все ее содержимое, включая хрустальный куб, было в целости и сохранности. Кроме кошелька с несколькими золотыми монетами (его я отправил в карман плаща) и ящиков с сахаром, отобранных у Боннета, других трофеев, как назло, в помещении не было. Похоже, с ящиками моему спутнику придется распроститься. «Увы, Боннет, – подумал я, – твой сахар подождет до лучших времен».

Через несколько минут я вернулся во внутренний двор. Боннет не рискнул идти в столовую и вместе с девицами бродил по проходам, дожидаясь моего возвращения. Увидев меня, он так обрадовался, что даже не спросил про сахар. Вытирая вспотевший лоб, толстяк повел нас обратно к воротам. Увидев нашу дружную компанию вновь, караульные недоуменно переглянулись.

– Понимаю, сеньоры. Вас удивляет, что мы так скоро вернулись. – Боннет пожал плечами. – Мы пришли в столовую, спросили Эль Тибурона. Нам ответили, что в крепости его нет. Не исключаю, что произошла какая-то ошибка. Быть может, он удовлетворил свои желания где-нибудь в другом месте…

– Мы скажем Эль Тибурону, что вы приходили.

Боннет одобрительно кивнул:

– Конечно. Только помните: осторожность и еще раз осторожность.

Караульные понимающе закивали. Один даже постучал себе по носу, показывая, что они умеют хранить секреты.

 

Тем же вечером в порту я отдал толстяку кошелек с золотыми монетами, «изъятыми» из трофейного помещения крепости. Нужно было хоть частично возместить ему убыток за потерянный сахар. Видишь, я не так плох, как тебе кажется.

– Невелика потеря, – сказал Боннет, однако деньги взял.

– Вы еще долго пробудете в Гаване? – спросил я.

– Пару недель точно. А потом – обратно на Барбадос, к привычной, скучной жизни.

– Зачем же возвращаться в скуку? Плывите в Нассау и живите жизнью, о какой мечтаете.

Боннет уже стоял на сходнях. Матросы, которых он нанял, проверяли парус и снасти.

– Наслышан я про Нассау. Это место кишит пиратами, – засмеялся он.

Мои мысли перенеслись в Нассау.

– Зато дышится там свободно.

– А это было бы знатное приключение, – улыбнулся Боннет. – Но я вынужден сказать «нет». У меня жена, дети. Ответственность перед семьей. Жизнь, Дункан, не может состоять из сплошных удовольствий и развлечений.

В тот момент я забыл о своей новой личности и почувствовал угрызения совести. Ведь Боннет мне здорово помог. Словом, сам не знаю, что на меня нашло. Должно быть, чувство вины нахлынуло. Но тем не менее я признался ему:

– Эй, Боннет! Мое настоящее имя – Эдвард. А Дункан – это… только прикрытие.

– Ах вот как… – Он снова улыбнулся. – Тайное имя для вашей тайной встречи с губернатором…

– Точно, губернатор. Пожалуй, он меня заждался.

 

 

Я отправился прямиком в резиденцию губернатора Торреса. Высокие каменные стены отделяли его внушительный особняк от городского шума. У железных ворот стояли двое караульных.

– Добрый день, сеньоры, – поздоровался я. – Меня зовут Дункан Уолпол. Я прибыл из Англии по приглашению губернатора. Полагаю, он меня ждет.

– Да, мистер Уолпол. Добро пожаловать.

Проще простого.

Ворота скрипнули. Я шагнул внутрь и попал в совершенно иной мир. Наверное, так жила вся испанская знать. Повсюду росли пальмы. На пьедесталах стояли невысокие статуи. Откуда-то слышалось журчание воды. Какой разительный контраст с крепостью, где все яркое, шумное и полное жизни находилось под запретом.

Караульные проследовали за мной, продолжая болтать между собой. Я плохо понимал быструю испанскую речь, но все же сумел разобрать, что опоздал на пару дней. Караульные называли меня asesino – ассасин, делая странный упор на этом слове.

Я шел, распрямив плечи, с высоко поднятой головой, понимая, что еще какое-то время должен разыгрывать из себя Дункана Уолпола. Роль эта мне нравилась. Я хотел освободиться от Эдварда Кенуэя. Бывали моменты, когда я подумывал проститься с ним навсегда. В личности Дункана я находил немало привлекательного для себя. Мне нравилось его одеяние, манера сражаться и удивительное самообладание.

Но сейчас я больше всего хотел получить вознаграждение, обещанное Торресом.

Мы вошли во внутренний двор, отдаленно напоминавший крепость. Однако вместо каменного плаца и окаймлявших его сумрачных проходов здесь повсюду стояли статуи и буйствовала зелень. Это был настоящий palacio[4] с прихотливо украшенными галереями. Его очертания красиво смотрелись на фоне сочного синего неба.

Во дворе я увидел двух мужчин, щеголевато одетых и явно принадлежащих к высшим слоям общества. «Этих одурачить будет сложнее», – сразу подумалось мне. Рядом с ними была оружейная стойка. Один мужчина целился из пистолета в мишень, второй сосредоточенно чистил свой пистолет.

Услышав наши шаги, стрелок обернулся, явно недовольный вторжением. Затем, передернув плечами, он погасил раздражение, вторично прицелился и нажал курок.

По двору разнесся гулкий звук выстрела. Вспорхнули потревоженные птицы. Хлопанье их крыльев было похоже на аплодисменты. Мишень, стоявшая на треножнике, слегка качнулась. Пуля пробила ее ровно посредине, и оттуда теперь поднималась тонкая струйка дыма. Криво улыбнувшись, стрелок взглянул на своего компаньона. Тот удовлетворенно приподнял бровь. Вот как разговаривают между собой богатые люди. Затем оба повернулись ко мне.

«Ты же Дункан Уолпол, – сказал я себе, стараясь не сжаться под их пристальными взглядами. – Ты – Дункан Уолпол. Опасный человек. Ровня им. Ты здесь по приглашению губернатора».

– Добрый день, сэр! – широко улыбнулся человек, чистивший пистолет.

У него были длинные седеющие волосы, заплетенные в косицу. Лицо говорило о многолетнем знакомстве с соленым морским ветром.

– Если мое предположение верно, вы и есть Дункан Уолпол?

Я стал вспоминать манеру речи Уолпола. Он родился явно не в фермерской семье.

– Да, вы совершенно правы, – ответил я.

Произнесенные слова показались мне настолько лживыми, что я бы не удивился, если бы спросивший навел на меня пистолет и приказал караульным арестовать самозванца.

Но вместо этого он произнес:

– Я так и думал.

Продолжая улыбаться, он подошел ко мне и протянул твердую, как мореный дуб, руку:

– Вудс Роджерс. Рад знакомству.

Вудс Роджерс. Я слышал о нем, и пират внутри меня побледнел, ибо Вудс Роджерс был грозой мне подобных. Начинал он капером, а когда мирные договоры положили конец этому ремеслу, объявил, что будет беспощадно расправляться со свернувшими на пиратскую дорожку. Он обещал возглавить карательные экспедиции, намереваясь извести пиратство под корень. Такого, как Эдвард Кенуэй, Роджерс бы тут же приказал повесить.

«Ты – Дункан Уолпол», – еще раз напомнил я себе, крепко пожимая протянутую руку. Я – не пират. Ни в коем случае. Презираю саму мысль о пиратстве. Я – равный этим людям. Я здесь по приглашению губернатора.

Какой бы успокоительной ни была эта мысль, она померкла, когда я почувствовал, что взгляд Роджерса сделался излишне любопытным, а на губах появилась легкая загадочная улыбка. Казалось, он что-то вспомнил и теперь решал, стоит ли говорить об этом вслух.

– Должен сказать, моя жена совершенно ничего не смыслит в красоте, – проговорил Роджерс, решив все-таки дать волю любопытству.

– Что, простите?

– Вы должны помнить мою жену. Несколько лет назад вы встречались с ней на бале-маскараде у Перси.

– Ах да…

– Она назвала вас «дьявольски красивым». Теперь я понимаю: она солгала, чтобы вызвать у меня ревность.

Я засмеялся, словно это было шуткой. Может, мне стоило обидеться на то, что сам Роджерс не считал меня дьявольски красивым? Или радоваться завязавшемуся разговору?

Памятуя о его пистолете, я избрал второй вариант.

Следом меня представили второму мужчине – смуглому темноволосому французу с настороженным взглядом. Некто Жюльен Дю Касс. Он назвал меня «почетным гостем» и заговорил о каком-то «ордене», в который, по его словам, мне предстояло вступить. И снова он называл меня не иначе как «ассасин». Дю Касс делал какой-то странный упор на этом слове, который был мне непонятен.

Asesino . Ассасин.

Дю Касса волновала искренность моего «обращения» и готовность вступить в «орден». Я вспомнил строчки из письма, найденного у настоящего Уолпола: «Ваша поддержка нашего тайного и в высшей степени благородного дела согревает мне душу».

Что же это за тайное и в высшей степени благородное дело?

– Я прибыл не затем, чтобы вас разочаровать, – не слишком уверенно произнес я.

По правде говоря, я не имел даже отдаленного представления о том, во что вляпался. Я хотел просто отдать им сумку и получить взамен туго набитый кошель.

Увы, простого обмена не случилось. Я хотел поскорее покинуть это место, потому что чувствовал, что мой обман вот-вот вылезет наружу, и искренне обрадовался, когда лицо Вудса Роджерса расплылось в улыбке. Не удивлюсь, если такая же улыбка появлялась у него при виде пиратов с петлей на шее. Он дружески похлопал меня по спине и буквально потребовал, чтобы я присоединился к стрельбе по мишеням.

Я с радостью подчинился. Я был готов сделать что угодно, только бы отвлечь их внимание от своей персоны.

– Как поживает ваша жена, капитан Роджерс? – спросил я, вовлекая их в разговор. – Она тоже в Гаване?

Я затаил дыхание, ожидая услышать что-то вроде: «Конечно. Кстати, вот и она… Дорогая, ты ведь помнишь Дункана Уолпола?»

К моему великому облегчению, он сказал:

– Увы, нет. Вот уже два года мы живем порознь.

– Мне грустно об этом слышать, – благовоспитанным тоном произнес я, хотя думал обратное.

– Полагаю, она в добром здравии, – с оттенком грусти продолжал Роджерс, и его грусть пробудила мимолетное воспоминание о моей покинутой любви. – Но… наверняка я не знаю. Последние четырнадцать месяцев я провел на Мадагаскаре, истребляя пиратов.

Я слышал об этом.

– Вы говорите про пиратский город Либерталия?

Был такой город на Мадагаскаре. Если верить легенде, капитан Уильям Кидд высадился там в 1697 году, а когда снимался с якоря, численность его команды уменьшилась наполовину. Остальные прельстились жизнью в пиратском раю, девизом которого было «За Бога и свободу». Естественно, основной упор делался на свободу. Пленных там не казнили, ссоры со смертельным исходом были редки, а добыча делилась поровну вне зависимости от занимаемого положения.

Все это звучало слишком уж красиво и вызывало сомнение в достоверности. Многие считали Либерталию простой выдумкой, но я не сомневался в существовании города.

Мой вопрос рассмешил Роджерса.

– Увиденное на Мадагаскаре я бы назвал затухающими углями печальной вакханалии. Поселением опустившихся негодяев. По-моему, даже одичавшие псы стыдились этой зловонной дыры. Население сего, с позволения сказать, города составляли не то двадцать, не то тридцать человек. Я не могу назвать их оборванцами, поскольку на них вообще не было никакой одежды.

Я подумал о Нассау. У нас бы такого не потерпели. Во всяком случае, днем мне не попадалось никого, кто вздумал бы разгуливать голышом.

– И как вам удалось разобраться с этой публикой? – спросил я, разыгрывая невинность.

– Очень просто. Большинство пиратов тупы, как обезьяны. Я предложил им выбор… Или получить прощение и вернуться в Англию без гроша в кармане, зато свободными, или быть вздернутыми на виселице. Нашлась горстка особо упрямых. Их пришлось уничтожить. Но успех был на нашей стороне. В будущем я надеюсь применять аналогичную тактику по всей Вест-Индии.

– В таком случае, полагаю, вашей следующей целью станет Нассау, – сказал я.

– Вы очень проницательны, Дункан. Так оно и есть. Фактически… по возвращении в Англию я намерен подать королю Георгу петицию в надежде стать его посланником на Багамских островах. Не ниже губернатора.

Так-так. Значит, следующий шаг Роджерса – Нассау. Место, которое я привык считать своим духовным домом, оказывалось под угрозой. Под угрозой обстрела с кораблей, мушкетных залпов или даже обычного росчерка пера.

Я показал отличную стрельбу и порадовался за себя. Мои мысли вновь вернулись к обещанной награде. Получить бы поскорее денежки – и назад, в Нассау. Я торопился предупредить Эдварда и Бенджамина, что неуемный Роджерс замахивается на Багамские острова. Пока есть время, надо всерьез подумать о защите нашей маленькой пиратской республики.

– Замечательный результат, Дункан, – сказал Роджерс, открывая стоявшую на столе шкатулку. – Вы – прирожденный стрелок. Думаю, что ручным оружием вы владеете еще виртуознее, чем пистолетом.

Я не сразу понял, что он подразумевал под «ручным оружием».

– Если только у нашего гостя оно есть, – усмехнулся Дю Касс.

В шкатулке лежало несколько скрытых клинков – таких же, как тот, что я с великой неохотой бросил рядом с могилой настоящего Дункана Уолпола в джунглях мыса Буэна-Виста.

– В самом деле, Дункан, где ваши клинки? – спросил Дю Касс. – Впервые вижу столь плохо вооруженного ассасина.

Ах да, ассасин. Точнее, Ассасин.

– К несчастью, сломал их оба, – уклончиво ответил я.

– Тогда выбирайте на свой вкус, – промурлыкал Дю Касс.

Возможно, причиной был его сильный французский акцент, однако мне показалось, что я уловил в предложении Дю Касса скрытую угрозу.

Откуда же эти клинки попали к ним? Конечно же, от других ассасинов (или Ассасинов?). Уолпол был одним из них, но собирался перейти в другой орден. Предатель? Но в какой именно «орден» он намеревался вступить?

– Трофеи на память, – с усмешкой добавил Дю Касс.

«Снятые с мертвецов, не иначе», – подумал я.

Я потянулся к одному из клинков. Лезвие, начищенное до блеска. Кожаные тесемки и нечто вроде ножен, которые крепились к накладке, надеваемой на руку. И тут до меня дошло: Роджерс и Дю Касс хотели увидеть, как я владею скрытым клинком. И не важно, было ли это проверкой, или джентльменам просто захотелось развлечься. В любом случае я должен был показать умелое владение оружием, которым вообще ни разу в своей жизни не пользовался.

Еще недавно я считал, что скрытый клинок Уолпола выдал бы меня с головой, и хвалил себя за благоразумие. Теперь я горько сожалел, что не взял его. За это время я бы не только понял принцип действия, но и сумел бы поупражняться.

Я расправил плечи. Человек в чужом обличье. Самозванец. Я был вынужден стать Дунканом Уолполом. Превратиться в него.

Они смотрели, как я закрепляю клинок на руке. Моя неуклюжая шутка насчет «давно не упражнялся, поотвык немного» была встречена вежливыми холодными смешками. Закрепив клинок, я опустил рукав плаща. На ходу я начал сгибать пальцы, приспосабливая запястье к незнакомому оружию. Я ждал, когда же щелкнет пружина спускового механизма.

Почему же тогда, в джунглях, у меня ничего не получилось? Возможно, механизм скрытого клинка чувствителен к воде. Он вполне мог сломаться. Быть может, этот, смазанный, с начищенным лезвием, окажется сговорчивее?

Я молил Бога, чтобы так и случилось. Представлял недоумение на лице Роджерса и Дю Касса, если я оплошаю, и их диалог:

– Вы уверены, что вы тот, за кого себя выдаете?

– Стража!

Эти мысли инстинктивно заставили меня высматривать ближайший путь к отступлению. Я успел не раз пожалеть, что не оставил эту чертову сумку с картами и кубом-безделушкой там, где нашел. И вообще, зачем я увязался за раненым Уолполом? Пусть бы умирал без меня. Чем мне не нравилась жизнь Эдварда Кенуэя? Я был беден, но сумел уцелеть в жуткой передряге. К этому времени я бы уже вернулся в Нассау и сидел бы сейчас с Эдвардом в «Старом Эйвери», обсуждая новые планы или пялясь на Энн Бонни.

Мне снова вспомнилось, как Тэтч отговаривал меня плыть с капитаном Брамой. Едва я заикнулся о той вылазке, он сразу сказал, что потом я крупно пожалею. Почему я тогда свалял дурака и не прислушался к его словам?

Мои раздумья прервал голос Жюльена Дю Касса.

– Дункан, – он произносил это имя как «Дэнкэн», – может, вы все же обяжете нас и продемонстрируете ваши навыки?

Меня проверяли. Каждый вопрос, каждая просьба были не чем иным, как попытками заставить меня показать, на что я способен. До сих пор мне это удавалось. Пусть и не с блеском, но удавалось.

Мы вышли за пределы двора и оказались на… своеобразном плацу для упражнений. Чувствовалось, его соорудили совсем недавно. С двух сторон плац-лужайку окаймляли высокие пальмы. На другом конце были расставлены мишени. За ними блестела гладь искусственного озера. Солнце делало воду ярко-голубой.

За чешуйчатыми стволами пальм мелькали тени. Дополнительная охрана на случай, если я выкину какое-нибудь коленце.

– Пока ждали вас, мы тут немного упражнялись, – сказал Робертс.

Я громко сглотнул.

Мои новые знакомые приняли выжидательные позы. Роджерс играл пистолетом, хотя палец держал на курке. Правая рука Жюльена как бы невзначай улеглась на эфес меча. Караульные за деревьями тоже замерли в ожидании. Мне показалось, что даже птицы смолкли и прекратили жужжать насекомые.

– Досадно было бы покинуть Гавану, не увидев вас в действии, – сказал Вудс Роджерс.

Он улыбался, однако глаза оставались холодными.

И как назло, единственное оружие, которым я располагал, было совершенно мне незнакомо.



  

© helpiks.su При использовании или копировании материалов прямая ссылка на сайт обязательна.