Оливер Боуден 6 страница

– Блэйни, что ты задумал? Нам приказано присмотреть за капитаном «Галеры», пока наши берут судно на абордаж. Я не знаю, чем я тебе не угодил и за что ты злишься на меня. Но выяснение причин твоей ненависти, сдается мне, придется отложить до лучших времен, если у тебя нет других мыслей по этому поводу.

Блэйни улыбнулся, сверкнув золотым зубом:

– У меня, малявка, полным-полно других мыслей. Скажем, пленный капитан попытался сбежать, а ты оказался на его пути, и он проткнул тебя насквозь. А может, даже не так: это ты помог ему сбежать. Ты развязал ему руки и хотел слинять сам, а я вам помешал и убил обоих. Эта мысль мне нравится даже больше. Что скажешь?

Блэйни говорил вполне серьезно. Он давно искал удобного момента. В иных условиях за мое избиение ему грозила бы порка. Но сейчас задуманное вполне могло сойти ему с рук.

И тут случилось нечто, определившее дальнейший ход моих действий. Склонившись над пленным капитаном, я вдруг заметил у него на пальце массивный перстень с печаткой. Символ на печатке был мне знаком.

В свой первый день на борту «Императора», бродя по нижним палубам, я наткнулся на зеркало и осмотрел все раны, ссадины и синяки на лице. Выглядел я, надо признать, далеко не лучшим образом. Среди отметин в глаза бросилась одна. Память об ударе, нанесенном мне человеком в капюшоне. От его кольца у меня на коже остался след в виде креста.

Такой же крест был и на перстне капитана Притчарда.

Я видел, в каком состоянии находился пленный, однако не мог пересилить свое любопытство.

– Что это? – спросил я.

Мой вопрос, довольно резкий и громкий, мгновенно насторожил Блэйни. Он перестал подпирать закрытую дверь и двинулся к нам.

– Вы о чем? – переспросил Притчард, но Блэйни уже был рядом.

Он тоже увидел перстень. Символы Блэйни не интересовали. Он посчитал перстень своей законной добычей и, не колеблясь, стащил трофей с пальца капитана, причинив несчастному новые страдания.

Он снова закричал, и прошло немало времени, прежде чем его вопли стихли. Крики отняли у капитана последние силы: его голова упала на грудь, а изо рта к полу потянулась длинная нить слюны.

– Отдай мне перстень, – потребовал я у Блэйни.

– С чего это я должен тебе его отдавать?

– Ну же, Блэйни, отдай… – начал было я.

Но в это мгновение снаружи донесся крик нашего впередсмотрящего:

– Вижу парус!

Эта новость не положила конец нашей вражде, а лишь на время отодвинула ее.

– Жди здесь, – приказал мне Блэйни, выразительно помахав кинжалом.

В проеме распахнувшейся двери я на мгновение увидел остальных членов нашей команды, в панике заметавшихся по кораблю. Затем «Император» качнуло, и дверь захлопнулась снова. Капитан Притчард пришел в себя и вновь застонал от боли. Я никогда не хотел быть пиратом. Я был сыном фермера из-под Бристоля. Да, я тяготился крестьянской жизнью и жаждал приключений. Но не таких, которые бы ставили меня вне закона. Я не был преступником и не хотел принимать участия в пытках невинных людей.

– Развяжи меня, – превозмогая боль, сухим голосом произнес капитан. – Я могу тебе помочь. Я могу гарантировать тебе прощение.

– Развяжу, если вы расскажете мне про кольцо.

Капитан Притчард медленно качал головой из стороны в сторону, словно хотел таким образом сбросить с себя оковы боли.

– Кольцо… Какое кольцо?

Он не сразу понял, о каком кольце идет речь и почему молодой палубный матрос спрашивает его о нем в такую минуту.

– Такое же кольцо, как у вас, было у одного таинственного человека, которого я считаю своим врагом. Мне нужно знать смысл символа.

Притчард заставил себя собраться. Его голос по-прежнему был сухим и тихим, но зазвучал увереннее.

– Друг мой, этот символ означает могучую силу, способную тебе помочь.

– А если эта могучая сила обратится против меня?

– И такое возможно.

– Однажды ее уже использовали мне во зло.

– Освободи меня, и я употреблю свое влияние, чтобы выяснить, что произошло. Какое бы зло тебе ни причинили, я помогу все исправить.

– Дело касается моей любимой женщины. И нескольких влиятельных людей.

– Влиятельные люди бывают разными. Могу поклясться тебе на Библии: все, что не дает тебе покоя, можно уладить. Какое бы зло тебе ни причинили, его можно исправить.

Я стал торопливо развязывать веревки. Но когда последняя упала на пол, дверь штурманской рубки снова распахнулась. На пороге стоял капитан Дользелл. Его глаза дико сверкали. Меч в руке был опущен. В проеме двери я снова разглядел мечущихся по палубе товарищей. Я никак не мог понять, почему матросы, еще недавно представлявшие собой сплоченную команду и готовившиеся взять на абордаж «Амазонскую галеру», вдруг растерялись, не зная, как им быть.

Капитан Дользелл смог выдавить из себя только одно слово:

– Каперы!

– Сэр? – удивленно переспросил я.

К счастью для меня, Дользелл был слишком поглощен внезапным поворотом событий, чтобы заметить, чем именно я занят возле стула капитана Притчарда.

– Каперский корабль на подходе! – крикнул он.

В панике мой взгляд метнулся от Дользелла к развязанным рукам капитана «Галеры».

Услышав про корабль, Притчард ожил. У него хватило сообразительности не вытаскивать руки из-за стула. Но удержаться от колкостей в адрес Дользелла он не смог:

– К нам на выручку спешит Эдвард Тэтч. Я бы посоветовал вам поскорее уносить ноги, капитан. В отличие от вас, Эдвард Тэтч – капер, сохраняющий верность английской короне. Когда я ему расскажу про то, что здесь произошло…

Дользелл в два прыжка подскочил к пленному и вонзил меч ему в живот. Притчард задергался на стуле, наколотый на лезвие. Потом его голова запрокинулась, глаза на секунду остановились на мне, а еще через мгновение его тело обмякло.

– Ничего ты не расскажешь своему дружку! – прорычал Дользелл, выдергивая меч.

Руки мертвого Притчарда повисли по бокам.

– Почему у него руки развязаны? – спросил Дользелл, переводя взгляд на меня.

– Ваш меч, сэр, рассек веревку, – нашелся я.

Мое объяснение его удовлетворило. Он выбежал из рубки, и в то же мгновение «Император» сильно тряхнуло. Позже я узнал, что корабль Тэтча пошел на бортовое столкновение с нашим. Мне рассказывали, что Дользелл кинулся в гущу сражения, но удар каперского судна сбросил его с палубы. Он не успел схватиться за перила планшира и упал в воду. Другие утверждали, будто бы капитан, живо представляя, что может оказаться в доке экзекуций, сам прыгнул за борт.

В штурманской рубке я взял абордажную саблю и пистолет, который сунул за пояс. Обзаведясь оружием, я поспешил на палубу.

Там шла настоящая война. Каперское судно подошло к нам с правого борта. А с левого оставалась «Амазонская галера», команда которой не упустила возможности нанести ответный удар. Мы безнадежно уступали обоим кораблям по численности. И хотя я рвался в бой, размахивая саблей, даже мне было понятно: это сражение мы проиграли. По палубе текли кровавые реки. Повсюду я натыкался на трупы своих бывших товарищей. Особенно жутко было смотреть, как их тела свешивались с планширов, исполосованные мечами и саблями. Живые продолжали биться. Хлопали выстрелы пистолетов и мушкетов. Звенела сталь. Стонали умирающие. Слышались торжествующие крики атакующих.

И все равно я чувствовал непонятную отстраненность. Трусом я никогда не был, но успел взмахнуть саблей не больше пары раз, прежде чем битва закончилась. Бо́льшая часть команды «Императора» была перебита. Остальные торопливо вставали на колени, бросая оружие на палубу и явно рассчитывая на милосердие противной стороны. Горстка упрямцев продолжала отбиваться, включая первого помощника Трэффорда и человека… не помню его фамилии. Меллинг, кажется. Я видел, как к нему подбежали двое каперов. От их ударов вряд ли бы отбился даже самый опытный боец. В итоге Меллинг был вынужден отступить к планширу. Несколько ран открылось у него на лице, а затем, с истошным криком, Меллинг скончался от двух одновременных ударов в живот.

Блэйни тоже был там. А неподалеку от него я увидел капитана каперского судна – того самого Эдварда Тэтча, о котором говорил Притчард. Через несколько лет он станет известен миру как пират Черная Борода. Легенды довольно точно описывали его внешность. Правда, тогда его борода еще не была такой длинной. Высокий, тощий, с густыми черными волосами. Чувствовалось, он побывал в самой гуще сражения. Одежда Тэтча была густо забрызгана кровью. Кровь капала и с лезвия его сабли. Вместе с двумя своими людьми Тэтч шел по палубе, направляясь в мою сторону. Я же, сам того не желая, оказался рядом с двумя своими товарищами, Трэффордом и Блэйни.

Блэйни. Иначе и быть не могло.

Битва была окончена. Я видел, как Блэйни перевел взгляд с меня на Трэффорда, а затем Тэтча. В его голове мимолетно созрел новый план, и в следующее мгновение он уже деловито спрашивал:

– Сэр, прикажете кончить этих двоих? – указывая мечом на нас с Трэффордом, меня он наградил особо злобной усмешкой.

Мы с первым помощником не верили своим ушам. Как он мог?!

– Ах ты, гнида трюмная! – крикнул Трэффорд, взбешенный таким откровенным предательством.

Он бросился на Блэйни, тыча саблей больше на удачу, чем на точный расчет. Если, конечно, его расчетом не была мгновенная смерть, которая не заставила себя ждать.

Блэйни спокойно отступил в сторону и тут же нанес удар снизу. Его меч вонзился Трэффорду в грудь, пропоров рубашку и залив ее кровью. Первый помощник заверещал от боли и удивления, однако предпринял вторую, еще более яростную, но такую же безуспешную атаку. Блэйни стал наносить ему удар за ударом: в грудь, лицо, плечо. Каждый достигал цели. Расправа продолжалась и после того, как Трэффорд выронил саблю и рухнул на колени. Кровь пузырилась у него на губах. Прохрипев что-то, он повалился на палубу и замер.

Я подхватил саблю и бросился на Блэйни, но атака вышла не более удачной, чем у Трэффорда. Противник с легкостью обезоружил меня, даже не вспотел при этом.

На корабле воцарилась мертвая тишина. Все, кто остался в живых, смотрели теперь в нашу с Блэйни сторону. Мы оказались зажаты между людьми Тэтча и входом в капитанскую каюту. Мне казалось, будто мы с Блэйни – единственные уцелевшие из всей команды «Императора».

– Сэр, прикажете разделаться и с этим? – спросил Блэйни.

Прежде чем я успел опомниться, острие его меча уперлось мне в горло. Сам Блэйни расплылся в улыбке.

Люди Эдварда Тэтча расступились, пропуская своего капитана вперед.

– Эй! – Тэтч взмахнул саблей, с которой и сейчас капала кровь наших матросов. – С какой стати, парень, ты называешь меня «сэром»?

Острие меча Блэйни щекотало мне горло.

– Я надеюсь, сэр, примкнуть к вам и доказать свою верность, – ответил Блэйни.

Тэтч повернулся ко мне:

– А что скажешь ты, парень? Твоему сослуживцу не терпится тебя прикончить. Что тебе милее: присоединиться к моей команде как капер или умереть как пират здесь, от руки своего товарища, или на виселице в нашей старой доброй Англии.

– Сэр, я никогда не хотел быть пиратом, – поспешил возразить я. – Я всего лишь хотел заработать денег для себя и своей жены. Заработать честным путем, сэр. А затем вернуться в Бристоль.

(В Бристоль, куда мне запретили возвращаться. К жене, с которой мне не дадут увидеться. Однако Тэтчу было незачем знать эти мелкие подробности.)

– Вот-вот, – засмеялся Тэтч и указал на остатки нашей команды. – Такие же слова я наверняка услышу от каждого из вашей команды, уцелевшего в этой заварушке. Каждый будет мне клясться, что никогда не хотел марать руки пиратским ремеслом. Мне скажут, что капитан им приказал. Заставил разбойничать против их воли.

– Капитан управлял нами железной рукой, сэр, – сказал я. – Любой, кто вам это скажет, не погрешит против правды.

– И как это капитан сумел подбить вас на откровенный разбой, скажи на милость? – спросил Тэтч.

– Он сказал нам, сэр, что после подписания мирного договора мы так и так станем пиратами.

– Что ж, в этом он, скорее всего, был прав, – задумчиво произнес Тэтч и вздохнул. – Не стану отрицать. Но это вас не оправдывает. – Он снова оскалил зубы. – Пока что я остаюсь капером, принесшим клятву защищать корабли ее величества, включая и торговые суда вроде «Амазонской галеры». А ты, смотрю, не больно-то умеешь владеть мечом, да, парниша?

Я покачал головой.

– Что ж, это даже слепому видно, – усмехнулся Тэтч. – Однако ты все равно пошел против этого человека. Зная, что он запросто проткнет тебя своим мечом. Почему ты это сделал?

Злость на Блэйни вспыхнула во мне снова.

– Потому что Блэйни – предатель. Меня это разъярило, сэр.

Тэтч упер саблю в палубу и, обхватив эфес обеими руками, посмотрел на меня, затем на Блэйни. К обычному хмурому выражению на лице Блэйни добавилась настороженность. Я представлял, каково ему сейчас. Я пытался угадать, кому из нас двоих симпатизирует капитан. Но Тэтч продолжал смотреть то на меня, то на Блэйни.

– Мне пришла в голову мысль, – наконец громогласно объявил он, и все на палубе облегченно вздохнули. – Мы устроим поединок. Что скажете, парни?

Остатки нашей команды воспрянули духом, мой же опустился ниже морского дна. Я всего пару раз держал меч в руке. А Блэйни был опытным бойцом. Ему понадобятся считаные секунды, чтобы отправить меня на тот свет.

– Но драться вы будете не на мечах, – снова усмехнулся Тэтч, – поскольку у одного из вас в этом есть неоспоримое преимущество. Я предлагаю честный бой. Без оружия, включая ножи. Что, парень, такие условия тебя устраивают?

Я кивнул, подумав, что больше всего меня устроило бы отсутствие поединка. Однако предложение Тэтча было лучшим, на что я сейчас мог рассчитывать.

– Отлично. – Тэтч хлопнул в ладоши, заставив дрожать лезвие сабли. – Тогда давайте начинать. Всем встать в круг. Приступайте, джентльмены! – Последние слова были обращены к нам с Блэйни.

На дворе был 1713 год. Я не сомневался, что пробил мой смертный час.

Девять лет назад… Хотя, постой, если подумать, то именно в этот год ты появилась на свет, не так ли?

– Начинайте! – скомандовал Тэтч.

Зрители торопливо влезали на мачты, повисали на снастях, устраивались на перилах, занимали верхние палубы всех трех кораблей. Каждому не терпелось увидеть дармовое развлечение. Играя на публику, Блэйни снял рубашку, оставшись в одних бриджах. Сознавая, что не могу похвастаться мускулистой грудью, я тоже разделся. Согнув локти и сжав кулаки, мы уставились друг на друга.

Мой противник довольно ухмылялся, выставив свои громадные кулаки. Они казались каменными. Костяшки пальцев напоминали носы статуй. Возможно, Блэйни рассчитывал на драку на мечах, но и кулачный поединок вполне его устраивал. Главное – он получил возможность уничтожить меня с согласия чужого капитана. Избить меня до смерти, не рискуя отведать за это плетки-девятихвостки.

Отовсюду слышались крики матросов, предвкушавших впечатляющую драку. То есть драку с обилием крови и сломанных костей. Трудно сказать, кому из нас они отдавали предпочтение. Я попробовал поставить себя на их место: чего бы хотелось мне самому, окажись я в числе зрителей? Конечно же, зрелища.

«Будет вам зрелище», – мысленно решил я и тоже вскинул кулаки. О чем я думал? Только о том, что все это время – с самого первого дня на борту «Императора» – Блэйни был для меня занозой в заднице. Больше я не враждовал ни с кем. Только с ним. С этим непроходимо тупым верзилой. Я только и делал, что старался не попадаться ему на глаза. Я искренне недоумевал, почему Блэйни меня возненавидел. На корабле я вел себя совсем не так, как когда-то на суше. Никакого высокомерия, никакой заносчивости. Морская жизнь быстро притушила во мне эти черты характера. Думаю, я даже немного повзрослел. Это я к тому, что у Блэйни не было никаких реальных причин меня ненавидеть.

И вдруг я понял. Понял причину. Блэйни ненавидел меня просто так. Не будь меня, он бы обязательно нашел себе другой предмет для ненависти. Например, какого-нибудь юнгу. Или чернокожего. Ему просто нравилось ненавидеть.

И одно это стало причиной для моей ответной ненависти. Все свои чувства к Блэйни я превратил в ненависть. Меня ошеломляла его враждебность? Я и ее превратил в ненависть. Я был вынужден день за днем прятаться от него? И это тоже отправилось в котел моей ненависти. Как и необходимость изо дня в день видеть его тупое, мясистое лицо.

И потому первый удар нанес я. Я двинулся на Блэйни. Скопившаяся ненависть вырвалась наружу. Худощавость и проворство стали моими союзниками. Я нырнул под кулаки Блэйни и ударил его в солнечное сплетение. Он вскрикнул и попятился. Вряд ли ему было так уж больно. Мой выпад застал Блэйни врасплох. На какое-то время он утратил бдительность. Этого мне хватило, чтобы быстро сместиться влево и въехать левым кулаком ему под правый глаз. На секунду мне даже показалось, что я вот-вот расправлюсь с ним.

Зрители одобрительно загудели. Они жаждали крови. Мой кулак пропорол ему кожу, и по лицу потекла струйка крови. Однако этого было недостаточно, чтобы остановить его навсегда. Удар лишь усилил злобное недоумение, которое я привык видеть на физиономии Блэйни. Разозлил его. Ведь я успел нанести ему два удара, а он мне – ни одного. Он даже не сдвинулся с места.

Я чуть отступил. Я не был знатоком хитроумных маневров. Но в сравнении с Блэйни я был само проворство. И конечно же, у меня было преимущество. Я первым пролил кровь, а потому симпатии зрителей были на моей стороне. Я чувствовал себя Давидом, вышедшим на битву с Голиафом.

– Иди сюда, толстый болван, – дразнил я Блэйни. – Давай не стесняйся. Ты же хотел этого с первой минуты моего появления на борту. Давай посмотрим, на что ты способен, Блэйни.

Зрители слышали мои слова и дружными криками выразили одобрение. Я вырос в собственных глазах. Краешком глаза я видел, что Тэтч вовсю хохочет, держась рукой за живот. Чтобы не потерять лицо, Блэйни был просто обязан действовать. И надо отдать ему должное: он начал действовать.

Со слов Пятницы я знал: Блэйни умело владел мечом и потому участвовал во всех абордажных атаках «Императора». Но чернокожий матрос почему-то умолчал о том, что и кулаками Блэйни владеет не хуже. Сам я почему-то думал, что Блэйни полагается лишь на оружие, а кулачный бой – не его сильная сторона. Помимо навигационных премудростей, я узнал на корабле и одну житейскую: «Не строй предположений». Эти слова я слышал не раз, однако не придавал им значения. И опять самонадеянность вовлекла меня в беду.

Стоило Блэйни нанести ответный удар, как симпатии толпы сразу поменялись. В поединке есть золотое правило: ни в коем случае не допускай, чтобы тебя сбили с ног. Я был бы рад последовать этому правилу, но кулак Блэйни ударил меня в челюсть. Я оказался на четвереньках, выплевывая на палубу кровь, слизь и зубы. У меня помутилось в глазах. Меня и раньше сильно поколачивали, но чтобы так жестоко… Этого не было никогда.

Боль заслонила все прочие ощущения. Зрители кричали и свистели, требуя крови. Блэйни был готов доставить такое удовольствие себе и им. Но вначале он наклонился ко мне, показывая гнилые почерневшие зубы и окутывая меня облаком зловонного дыхания.

– Говоришь, «толстый болван»? – спросил он и выплюнул мне в лицо сгусток зеленой слизи.

Слов «толстый болван» часто бывает достаточно, чтобы раззадорить таких, как Блэйни.

Он выпрямился. Я увидел сапог, занесенный над моим лицом. Сапог был совсем рядом – поношенный, с паутиной трещин на коже. Превозмогая боль, я поднял руку, неуклюже пытаясь загородиться от неминуемого удара.

Однако удар пришелся не по лицу, а в живот. Удар такой силы, что я взлетел в воздух и снова шмякнулся на палубу. Краем глаза я увидел Тэтча. До сих пор я думал, что он благоволит ко мне за смелость. Совсем недавно он искренне смеялся над Блэйни. Теперь капитан не менее искренне смеялся надо мной. Я кое-как перевернулся на бок и увидел приближающегося верзилу. Он снова поднял ногу, готовясь наступить на меня, и посмотрел в сторону Тэтча.

– Ваше решение, сэр? – спросил он.

Я не стал ждать, пока капитан ему ответит. Застонав от напряжения, я схватил Блэйни за ногу, свернул ее в сторону, а его опрокинул на палубу. Зрительские симпатии снова переметнулись ко мне. Опять свист и крики.

Зрителям было совершенно все равно, кто победит. Им хотелось кровавого зрелища со смертельным исходом. Однако Блэйни лежал распластанный на палубе. Не теряя драгоценных секунд, я оказался на нем, молотя его кулаками. Коленями я ударил его в пах и под ребра. Наверное, со стороны я был похож на раскапризничавшегося мальчишку, пытающегося справиться со взрослым. Я отчаянно надеялся, что каким-нибудь случайным ударом заставлю его отключиться.

Но чуда не произошло. Это явно был не мой день. Блэйни схватил мои кулаки, повернул меня на бок и тыльной стороной ладони ударил по лицу. Я отлетел в сторону. Хрустнул сломанный нос, откуда хлынула кровь. Блэйни придавил меня собой. На этот раз он не стал ждать позволения Тэтча. Блэйни решил покончить со мной. У него в руке блеснуло лезвие ножа…

Раздался хлопок выстрела. Во лбу Блэйни появилась дырка. Рот верзилы раскрылся. Толстый болван стал оседать и замертво рухнул на палубу.

Когда рассеялась пелена перед глазами, я увидел протянутую руку Тэтча. Он помог мне встать. В другой руке он держал еще теплый кремневый пистолет.

– Вот что, парень. У меня в команде есть вакантное место, – сказал капитан. – Хочешь его занять?

Я кивнул, глядя на тело Блэйни. Над окровавленной дырой в его лбу поднималась струйка дыма. «Напрасно ты не убил меня, когда у тебя была такая возможность», – подумал я.

Март 1713 г.

В одном далеком месте, где я никогда не бывал и не намеревался бывать… хотя, в общем-то, отправиться туда никогда не поздно… собрались посланники Англии, Испании, Франции, Португалии и Голландии. День за днем они обсуждали детали соглашений, которые очень скоро изменят жизнь каждого из нас. Прежние мечты окажутся разбитыми вдребезги, и нам придется выбирать новое направление.

Но я немного забегаю вперед. А пока я привыкал к новой жизни, которая мне очень нравилась.

Я считал себя счастливчиком, поскольку Эдвард Тэтч мне благоволил. Он частенько называл меня забиякой. Думаю, ему нравилось мое общество. Он говорил, что я – человек, на которого можно опереться. И здесь он был прав. Эдвард Тэтч спас меня от участи вести жизнь преступника, которую навязывал мне капитан Дользелл (впрочем, оставалась еще альтернатива быть сброшенным за борт, как те бедняги). Благодаря его вмешательству и заботе я вновь стал мечтать, как составлю себе достойную репутацию и с гордо поднятой головой вернусь в Бристоль, к Кэролайн.

Если сейчас мы оба знаем, что мои тогдашние мечты не сбылись, это не делало их менее значимыми.

Моя новая морская жизнь во многом напоминала прежнюю, однако были и весьма приятные отличия. На корабле Тэтча мне не угрожал никакой Блэйни. Последний раз я видел этого верзилу с мозгом устрицы, когда его тело, словно дохлого кита, сбросили за борт. Не было здесь и Александра Дользелла. Он все-таки попал в руки английского правосудия и был казнен в 1715 году. Без этих двоих моя корабельная жизнь заметно улучшилась, став настоящей жизнью капера. Когда удавалось, мы нападали на испанские и португальские корабли и захватывали добычу. Я набирался знаний и навыков, необходимых моряку, и оттачивал свое умение сражаться. Именно Тэтч научил меня владению мечом и стрельбе из пистолетов.

А еще Эдвард Тэтч познакомил меня с определенной жизненной философией, которую перенял от другого человека, старого флибустьера. Этот человек был учителем Тэтча, а вскоре стал и моим наставником. Звали его Бенджамином Хорниголдом.

Где еще я мог встретить Бенджамина, как не в Нассау?

Вряд ли мы считали этот порт на багамском острове Нью-Провиденс «принадлежащим» нам. Мы как-то не задумывались о подобных вещах. Но для нас Нассау был чем-то вроде рая. С одной стороны его окружали крутые скалы. О песчаный берег плескалось неглубокое море. Да, оно было слишком мелким для военных кораблей ее величества. Не годились им и наши причалы, где мы выгружали добычу и припасы. На вершине холма стояла крепость. Оттуда открывался вид на скопище разномастных ветхих домов, лачуг и полусгнивших деревянных террас. Именно здесь и жил Бенджамин Хорниголд. А где же еще, если именно он вместе с Томом Борроу и основали город? Гавань была замечательной. Она надежно укрывала корабли от капризов природы и врагов. Мелководье существенно уменьшало число желающих напасть на этот райский уголок. Дополнительным предостережением некоторым излишне горячим головам служило корабельное кладбище с полузатонувшими останками сожженных и разбитых пушками кораблей.

Мне понравился Бенджамин. Он был непревзойденным моряком и хорошим учителем для Черной Бороды, как тот в свое время – для меня.

Тебе может показаться, что я говорю так лишь из-за событий, случившихся потом. Поверь, те события здесь ни при чем. Едва увидев Бенджамина, я почувствовал: этот человек не просто капер. Он был скорее похож на военного. Я так и видел его профиль с горбатым носом и генеральский мундир. Щеголеватый английский генерал. Даже его одежда больше походила на военную, чем на каперскую.

Возможно, я питал к нему чуть меньше симпатии, чем к Тэтчу, но мое уважение к Бенджамину было таким же, если не выше. Как-никак он основал Нассау. Одно это вызывало у меня самые теплые чувства к нему.

В июле 1713 года, во время вылазки на берег, у Эдварда убили квартирмейстера. А недели через две меня позвали в капитанскую каюту.

– Сынок, ты читать умеешь?

– Да, сэр, – ответил я, ненадолго вспомнив о жене, оставшейся в далеком Бристоле.

Эдвард сидел не за штурманским столом, а на нем. Он был обут в длинные черные сапоги с ботфортами, на поясе красовался красный кушак, из кожаной портупеи выглядывали рукоятки четырех пистолетов. Стол был завален всевозможными картами. Но что-то подсказывало мне: Тэтч позвал меня не ради них.

– Мне нужен новый квартирмейстер, – сообщил он.

– Сэр, не думаю, что я…

Он разразился диким смехом, хлопнув себя по бокам:

– И я, сынок, не «думаю». Ты слишком молод, и для квартирмейстера у тебя нет опыта. Ты это хотел сказать?

Я разглядывал носки сапог.

– Подойди и прочти вот это.

Я послушно подошел и вслух прочитал короткое сообщение. Там говорилось о мирных соглашениях, заключенных Англией с Испанией и Португалией.

– Это значит… – пробормотал я, прочтя до конца.

– Да, Эдвард. – Он впервые назвал меня по имени, а не «сынок» или «парень», как раньше. С тех пор он больше не называл меня ни «сынком», ни «парнем». – Выходит, твой бывший капитан Александр Дользелл был прав. Золотые деньки, когда каперы набивали сундуки добычей, прошли безвозвратно. Позже я обращусь к команде. А пока спрашиваю у тебя: ты последуешь за мной?

Я бы последовал за ним на край света, однако вслух этого не сказал. Лишь кивнул, словно мне было из чего выбирать.

Тэтч смотрел в мою сторону. Его глаза так и буравили меня. Черные волосы и черная борода усиливали их блеск.

– Учти, Эдвард, в таком случае ты становишься пиратом, человеком вне закона. Ты уверен, что хочешь такой жизни?

Честно говоря, мне совсем не хотелось такой жизни, но разве у меня был выбор? Я не мог вернуться в Бристоль без сундука денег, а добыть их я мог лишь пиратским ремеслом.

– Мы поплывем в Нассау, – продолжал Тэтч. – У нас с Бенджамином была договоренность: если такое случится – обязательно встретимся. Придется объединять силы. Когда матросы услышат о мирном договоре… думаю, мы с ним оба лишимся команды.

Эдвард, я хочу, чтобы ты остался со мной. В сражении я всегда могу положиться на твою смелость, силу духа и умение. И потом, мне нужен грамотный человек.

Польщенный, я кивнул.

Когда я вернулся в каюту, там было пусто. Я улегся в гамак и зажмурил глаза, боясь, что из них польются слезы. Море манило меня с ранних лет, но я не хотел быть пиратом. Я понимал: другого выбора у меня нет, как не было его у самого Эдварда Тэтча и остальных. И все равно я не хотел себе такой жизни. И становиться преступником я тоже не мечтал. Все, чего я хотел, – вести жизнь достойного человека.

Но, повторюсь, выбора у меня не было. С того момента я напрочь оставил прежние замыслы вернуться в Бристоль уважаемым членом общества. Самое большее, на что я теперь мог надеяться, – это возвращение в Бристоль человеком состоятельным. Отныне моей целью стало стяжание богатства. Так родился пират Эдвард Кенуэй.

⇐ Предыдущая 1 2 3 4 567 8 9 10 Следующая ⇒