СОЮЗ СВОБОДНЫХ ПЛАНЕТ 5 страница

— Верю, что он поступает согласно своим принципам. Пока Союз будет признавать правительство в изгнании, они охотно позволят Меркатцу быть его частью.

— Понятно. А как мы поступим с войсками под его командованием?

Вопрос был бессмысленным, и Руперт даже не задумывался об этом. Охваченный эмоциями, — к чему он обычно не был склонен, — Руперт считал, что перед ним был тот тип порочного аристократа, тщеславие которого, убившее в нём все добрые устремления, превышало его способности. Руперт испытывал к этому человеку отвращение. Его отец, Адриан Рубинский, прекратил бы этот диалог задолго до того, как он зашёл в такое русло. Хотя Руперт и не осознавал этого, в самом вопросе крылась насмешка, а вот его собеседник прекрасно это почувствовал. Радость графа Ремшейда быстро остыла, но он не показал виду:

— Беспокойство среди беженцев растёт. Нельзя позволять им самоорганизовываться и тренироваться без надзора. Чтобы решить проблему, нужны деньги.

— Если вас волнуют затраты, то не стоит переживать. Просто скажите, сколько средств вам необходимо выделить, и считайте, что они уже ваши.

— Вы слишком добры.

Руперт не сказал «безвозмездно». Он ни слова не сказал об официальном отчёте о расходах и проведённой ревизии. Как только долг законного имперского правительства перед Феззаном достигнет определённого уровня, им придётся действовать более осторожно. Будучи одним из отцов-основателей правительства, Руперт всегда знал, что оно не сможет погасить свой долг. Несчастному мальчишке-императору суждено отправиться в небытие из-за прихоти небольшой кучки людей. Этому бесславному предприятию суждено было умереть по заранее подготовленному плану. Но, конечно, если ребёнок окажется энергичным и амбициозным, как, например, Руперт Кессельринг, — это совсем другое дело. Но это всего лишь догадка. Одна из многих, что вертелись у него в голове. Для юноши, устойчивого морально и физически, каким был сам Руперт, поставившего себе целью оказаться на вершине политического Олимпа, время было наивысшей ценностью. Попросив графа фон Ремшейда сделать копию списка кабинета министров правительства в изгнании, он удалился. День уже давно сменился вечером, и холод начал ощущаться в сухом воздухе. Он договорился о ночлеге: на следующее утро ему предстояло явиться в главную резиденцию правителя.

Руперт родился в 775-м году космической эры, или в 466-м году по имперскому календарю. Он был на год старше Райнхарда фон Лоэнграмма. В этом году ему исполнится двадцать три года. Кессельринг — фамилия его матери, одной из многих любовниц Адриана Рубинского. А может быть, она была для него единственной. Рубинский не был невероятным красавцем, но, определённо, женщин притягивало к нему, как магнитом, — будущим биографам придется сильно постараться, чтобы выяснить их личности. Официально Адриан Рубинский не имел детей. «И тем не менее, вот он я», — думал Руперт, криво ухмыляясь. Его отец был агентом Земли, а значит, самым мерзким человеческим отбросом, который когда-либо обманывал народ Феззана. Каков отец, таков и сын. Получалось, что Руперт был человеческим мусором.

Руперт прибыл в великолепный особняк в округе Шипхорн. Он открыл окно лэндкара и приложил ладонь к стойке ворот. Когда отпечаток был подтвержден, резные бронзовые ворота беззвучно отворились.

Владельцем особняка была дама, обладавшая многими достоинствами. Хозяйка ювелирного магазина, собственного ночного клуба, владелица нескольких грузовых кораблей, она к тому же была ещё и певицей, актрисой и танцовщицей. Но все эти достоинства не имели особого значения. Поскольку она была одной из любовниц Адриана Рубинского, ей не суждено было войти в историю в качестве значимой персоны, несмотря на то, что она была важным закулисным источником влияния на политиков и торговцев. В последнее время Рубинский навещал её реже, поэтому, наверное, правильным было бы назвать ее «запасной любовницей». Восемь лет назад она — Доминик Сен-Пьер — работала певицей в клубе и влюбилась в Рубинского с первого взгляда. Ей было тогда девятнадцать лет, а он ещё не получил титул правителя Феззана. Рубинский рассказал ей, как он был очарован её живыми танцами, как прекрасно она пела, какое впечатление на него произвел её ум. Она была красивой женщиной с каштаново-рыжими волосами, но не такой красивой, как другие, поэтому жила относительно незаметной жизнью.

Женщина встретила гостя внутри особняка и заговорила с ним певучим голосом:

— Я так понимаю, ты останешься на ночь, Руперт?

— Да, хотя отца мне не заменить.

— Не глупи. С другой стороны, эти слова настолько в твоём стиле. Не желаешь чего-нибудь выпить?

— Конечно, сперва я бы выпил. Позволь мне попросить тебя об одолжении, пока я ещё трезв? — спросил младший из двух любовников Доминик, когда она принесла ему бутылку ярко-алого яблочного виски и несколько кубиков льда из бара.

— А в чём дело?

— Есть такой епископ церкви Земли, Дегсби.

— Я его знаю. У него неестественно бледное лицо.

— Я хочу узнать его слабости.

Она спросила, не потому ли его это интересует, что он хочет сделать Дегсби союзником.

— Нет. Чтобы он склонился передо мной.

Высокомерность этого ответа и его тон, казалось, были слишком резки. Быть может, он был просто раздражён. Ему предстояло сражение, которое станет для него суровым испытанием: ему не нужны были союзники, равные ему самому. Руперту был нужен тот, кто пойдёт ради него на жертву без вопросов.

— Со стороны кажется, что он настоящий аскет, но я сомневаюсь, что это так. Если он строит из себя аскета, то достаточно какой-нибудь одной детали, компрометирующей его образ, и он окажется у меня в руках, — сказала Доминик.

— А если он и правда аскет — ничего, людям свойственно меняться. Если дать немного времени.

— Есть ещё кое-что, что нам понадобится: деньги.

— Не беспокойся об этом. Я сделаю всё, что потребуется.

Эти же слова сказал ему недавно граф фон Ремшейд.

— Жизнь советника правителя не так уж и плоха в этом плане, да? Ты же говорил, что в ней есть свои дополнительные плюсы. Так или иначе, дело с изгнанниками-аристократами и Землёй подходит к развязке.

— Просто безумие. В этой стране постоянно один пытается перешагнуть через другого. Но я не дам никому перешагнуть через себя, вот увидишь.

На вечно грациозном лице Руперта на секунду, казалось, отразилась борьба с мимолетным предчувствием беды. Он вновь наполнил свой бокал алым напитком и выпил одним глотком, наслаждаясь даже не его вкусом, а обжигающим ощущением. Горло и живот горели. «Я выйду из этой мясорубки победителем», — сказал себе Руперт. Впрочем, эти же слова говорили себе и все остальные.

«Росинант» был крупнейшим частным торговым кораблём Феззана, не связанным ни с одной крупной межзвёздной торговой компанией. На его борту находились император Эрвин-Йозеф II, Альфред фон Лансберг, Леопольд Шумахер, представитель Феззана в Империи Болтек и ещё четыре юных служанки малолетнего императора.

Подобные безбилетники оказывались на борту этого корабля далеко не в первый раз. Складские помещения «Росинанта» были достаточно просторными, чтобы там могли разместиться незарегистрированные пассажиры. Потайные двери открывались с помощью системы распознавания голоса, а тёплая вода, нагретая до температуры человеческого тела и циркулирующая между внешней и внутренней стенками, делала использование инфракрасного излучения для просвечивания склада бессмысленным. На самом деле, беженцы были самым большим источником дохода «Росинанта»: нахождение секретных пассажиров на борту капитана Бомеля каждый раз оставалось тайной для имперской инспекции. Бомель всегда знал, как достигнуть нужного результата, понимал, когда нужно косить под дурака, а когда просто бессовестно дать взятку. Уполномоченный Болтек, как представитель Феззана в Империи, специально выбрал этот корабль, чтобы вывезти Эрвина-Йозефа с Одина.

Бомеля рекомендовал непосредственно уполномоченный Болтек, и, поскольку ему заплатили заранее, он сделал всё возможное, чтобы доставить свой благородный «груз» на Феззан благополучно и с комфортом. Конечно, принципы запрещали ему пытаться определить, кто же является его «грузом». И потому, несмотря на то, что ему в голову закрадывались мысли, что взрослый мужчина, молодой паренёк, четыре женщины возрастом около двадцати лет и впридачу ребёнок составляют довольно странную компанию, он знал, что лучше не совать нос в чужие дела. Он даже поручил своим офицерам обслуживание пассажиров: они приносили им еду и заботились об их удобстве. Предполагая, что предприятие окончится успехом, он держал в голове вполне реальную вероятность, что, при необходимости, к нему и дальше будут обращаться за перевозкой именитых пассажиров.

Беспокойство охватило Бомеля сразу, когда корабль получил разрешение покинуть космический порт Одина.

— Этот маленький дьяволёнок просто невыносим, — объявил один из членов утомленного экипажа после того, как отнёс еду новым пассажирам.

Когда его спросили, откуда у него волдыри на левой руке, он ответил, что ребёнок швырнул в него целую миску тушёной курицы, потому что ему не понравился её запах. Когда одна из девушек попыталась остановить его, он дёрнул её за волосы, и она заплакала. Только после этого вмешались мужчины. Даже Бомеля поразило услышанное.

— Похоже, что родители ужасно его разбаловали. Он не знает, что такое хорошо, а что такое плохо. Сдаётся мне, все эти знатные ублюдки такие же. Так или иначе, придётся кому-нибудь другому носить ему еду. Я умываю руки.

С этими словами он направился в лазарет, чтобы вылечить ожог. Бомель послал другого члена команды, но он вернулся с глубокой царапиной на лице. А когда третий вернулся с подбитым носом, даже такой опытный торговец, как Бомель, растерялся и не знал, что делать. Перевозка горных львов не входила в сделку, он запротестовал и попросил, чтобы ему было оказано должное уважение. Элегантный юноша поклонился и вручил ему внушительную сумму. Бомель хотел было удалиться, но тут он заметил шрамы на руках и лице одной из девушек:

— Простите меня за дерзость, но детям нужна строгая дисциплина. Непослушный ребёнок ничем не лучше дикого зверя.

Девушка лишь едва улыбнулась ему в ответ. Если раньше Бомель считал, что эта девушка — старшая сестра или тётя, то теперь он подумал, что она, должно быть, служанка.

Только по прибытии на Феззан, когда он выгрузил свой «груз», его осенило, что ребёнком на его корабле был никто иной, как священный и неприкосновенный император Галактической Империи. Когда в баре под названием «Де ла Корт» он услышал сообщение из Союза Свободных Планет о похищении императора, он опустил взгляд на дно чашки, стиснутой в левой руке:

— Не знаю, узурпатор ли герцог Лоэнграмм или же амбициозный человек, но, если тот выродок усядется на троне, вся нация обречена.

Когда Бомель лично принес Эрвину-Йозефу II еду, тот укусил его так сильно, что на левой руке остался след от зубов в виде полумесяца. Если обладатель этих зубов будет в бешенстве, поскольку что-то пойдёт не так, как хочет лично он, насилие будет его единственным ответом.

Глава 4. Законное правительство Галактической Империи

В момент, когда императора Эрвина Йозефа II похищали со столичной планеты Галактической Империи, Одина, передовая база Союза, крепость Изерлон, всё ещё пребывала в сонном царстве.

Яну Вэнли, командующему крепостью Изерлон и Изерлонским Патрульным флотом, был 31 год, что делало его самым молодым адмиралом в истории вооруженных сил Союза. Это был худой, среднего телосложения мужчина, с чёрными, слегка непослушными и длинными для военного волосами и челкой, которую он по привычке убирал со лба. Он знал, что ему уже давно следовало подстричься, но после того, как прошлой весной его отчитали за длинные волосы, он решил их оставить. Он всегда был из тех людей, что идут налево, когда им недвусмысленно приказывают идти направо, но и берут на себя ответственность за последствия своего своеволия. Глаза у него были угольно-чёрные, но добрые. Один биограф позже скажет о нём: «ум, обёрнутый в благородство, и благородство, обёрнутое в ум». С этой характеристикой согласились бы все, кто его знал. Говорили, что черты его лица «непримечательны, но привлекательны», но ему было далеко до элегантности его противника, Райнхарда фон Лоэнграмма. Чаще всего его описывали — довольно точно — как человека, выглядящего моложе своих лет и похожего на кого угодно, но только не на военного.

Не то чтобы Ян Вэнли не понимал этого сам. Вопреки своему желанию стать историком, в двадцать год он получил звание капитана 3-го ранга, после того, как успешно спас гражданских с планеты Эль-Фасиль. В двадцать восмь лет он за год был трижды повышен, став контр-адмиралом после битвы при Астарте, вице-адмиралом после битвы при Изерлоне и адмиралом после битвы при Амритсаре. Говоря о его военных подвигах, достаточным свидетельством его доблести были бесчисленные вражеские солдаты, которых он отправил в могилу. На поле боя он был творцом, но он же всегда самым первым и преуменьшал значение собственных достижений. «Быть солдатом, — часто говорил он, — это работа, которая ничего не даёт ни цивилизации, ни человечеству». Он хотел как можно скорее выйти в отставку, чтобы жить на заработанную пенсию, отдыхать и провести остаток жизни над написанием своего исторического opus magnum.

После отражения атаки имперского флота во главе с крепостью Гайесбург в мае, Ян неделю пролежал с простудой, и с тех пор, как встал с постели, с каждым днём напряжение постепенно уходило.

Юлиана Минца, приёмного сына Яна, повысили до мичмана. Юлиан смотрел на Яна и думал, не тратит ли адмирал своё время впустую, занимаясь всей этой умственной гимнастикой: размышлениями о великих тактических противостояниях или о глубокой философии истории. Однако Юлиан был склонен переоценивать мыслительную активность и тяжесть ежедневных забот Яна.

На деле Ян бездельничал и лишь подписывал документы, ожидая одобрения своего привычного «надсмотрщика» контр-адмирала Алекса Кассельна и адъютанта лейтенанта Фредерики Гринхилл. Последние два месяца он коротал время в центральном командном пункте, читая книги по истории и разгадывая кроссворды, делая перерывы лишь на чай и сон. Иными словами, он особенно не перетруждался. Поле его разума было непахано — оно поросло сорняками и кишело насекомыми — и всячески требовало обработки, однако его хозяин заботился лишь о еде и сне.

Полный желания потратить своё время на что-то творческое, он начал писать эссе под названием «Вино и культура», но вывел лишь пару строк, и вдохновение покинуло его. Да и то, что он написал, было просто ужасно:

Человеческая цивилизация началась с вина. С вином она и закончится. Разум и эмоции соединились в вине — возможно, единственной вещи, которая позволяет отличить человека от животного.

Юлиан прочитал эти строки уже давно, но высказался только сейчас:

— Я видел заходы и получше в рекламах забегаловок.

Ян быстро забросил свои бесполезные усилия, как только понял, что медленно деградирует. Командующий службой безопасности крепости бригадный генерал Вальтер фон Шёнкопф позже поддел его, назвав похитителем зарплаты.

Хотя Шёнкопф и сам был далеко не воплощением идеального военного. Всё ещё оставаясь холостяком в свои тридцать четыре года, он, с тех пор как был капитаном и командиром полка Розенриттеров, имел репутацию храбреца, когда дело касалось женщин. Однако в этом он всё же не мог сравниться с пилотом-асом, капитаном 3-го ранга и командиром Первой космической эскадрильи крепости Изерлон Оливером Попланом. Шёнкопф и Поплан обучили Юлиана всему, что они знали о стрельбе и управлении одноместным истребителем-спартанцем. Ян назначил их Юлиану в инструкторы как лучших в своих подразделениях, хотя и опасался, что они могут сбить с пути истинного.

Истории о похождениях Шёнкопфа и Поплана стали легендой. Одна из историй звучала так:

Однажды утром, как раз в тот момент, когда Шёнкопф выходил из комнаты некой дамы-младшего лейтенанта, Поплан закрывал за собой соседнюю дверь в комнату некой дамы-сержанта. Они обменялись взглядами и разошлись, но через пару дней они вновь встретились утром. Вот только в этот раз Шёнкопф выходил из комнаты сержанта, а Поплан — из комнаты младшего лейтенанта.

Доказательств, что всё это произошло на самом деле, не было. Типичное сарафанное радио. Что, впрочем, не мешало большинству поверить в реальность истории. Когда Поплана попросили подтвердить подлинность истории, он ответил: «Почему мужчины в этой истории названы по именам, а женщины остались анонимны? Разве это чуточку не несправедливо?»

Шёнкопф же ответил так: «Скажу лишь, что мои стандарты не настолько низки, как у Поплана».

«Вполне естественно, — думал Ян, — что с такими наставниками Юлиану проблем не избежать». Юлиан и сам был привлекательным молодым человеком. Во время учёбы в Академии Хайнессена он получил звание лучшего игрока во флайбол и вскружил голову многим девушкам в своём классе. На искусственной планете Изерлон проживало пять миллионов человек, и, как приемный сын адмирала, доказавший свою отвагу, уничтожив крейсер в своей первой битве, он, естественно, был весьма популярен.

— По правде говоря, Юлиан может делать всё, чего не можешь ты.

Некогда старший товарищ Яна по Военной академии, Алекс Кассельн не упускал возможности поддеть его. У Кассельна было две дочери, и, по слухам, он намеревался выдать старшую, Шарлотту Филлис, за Юлиана. Когда Ян узнал об этом, он сказал:

— Шарлотта милая девочка. А вот её отец...

Неослабевающая военная и политическая проницательность Яна Вэнли заставляла многих думать, что он своего рода провидец. Но сейчас он ощущал лишь зловещее смутное ощущение тревоги. Он понятия не имел, какие политические, дипломатические и стратегические партии разыгрываются в Империи, Феззане и даже в Союзе, а поэтому продолжал раз за разом пополнять копилку своих поражений в 3D-шахматах, обращая внимания лишь на то, сколько бренди он добавляет в свой чёрный чай.

20-го августа было публично объявлено о том, что позже станет известно как «Бесчестный пакт 798-го года космической эры». Суть «Бесчестного пакта» заключалась в обоюдном противодействии прежнего режима Галактической Империи и Союза Свободных Планет диктатуре Лоэнграмма.

Союз Свободных Планет принял бежавшего императора Эрвина Йозефа II и официально признал графа Йохана фон Ремшейда канцлером правительства в изгнании, или «законного правительства Галактической Империи». Согласно договору, если законное правительство свергнет режим Лоэнграмма и вернётся в Империю, то с Союзом Свободных Планет будут установлены дипломатические и торговые отношения, а также будет проведена демократизация системы путём принятия конституции и созыва парламента.

Союз Свободных Планет гарантировал, что законное правительство Галактической Империи восстановит всех изгнанников в своих правах, окажет полную поддержку в установлении нового и вечного мирного порядка.

Председатель Верховного Совета Союза Трунихт и канцлер законного правительства Галактической Империи достигли договорённости ещё в начале августа, но предусмотрительно решили обнародовать его не сразу. Путь к соглашению был отнюдь не прост.

Эрвин Йозеф II с сопровождающими пересекли границу Союза Свободных Планет в середине июля. Председатель Трунихт приказал адмиралу Доусону укрыть их в здании Центра стратегического планирования. Доусон был посредственным военным, но в вопросах, где нужна была строжайшая секретность, на него можно было положиться. Переговоры продолжались более трёх недель, и в итоге граф фон Ремшейд неохотно пообещал переход к конституционному правлению.

В этот самый вечер 20-го августа Юлиан разговаривал с Яном в крепости Изерлон.

— Слышал, что председатель Трунихт выступит со срочным и важным сообщением.

— Если оно срочное, тогда точно должно быть важное, — ответил Ян. Прямолинейность его свидетельствовала, что он не желает слышать ни о чём, что не требует его внимания. Но когда с Хайнессена поступил приказ всем солдатам быть у экранов, Ян сказал себе: «Что ж, наверное, это тоже часть работы». И всё же даже он растерялся, когда на экране появилось лицо председателя.

— Обращаюсь ко всем гражданам Союза Свободных Планет! Я, председатель Верховного Совета, Джоб Трунихт, рад объявить, что человечество получило невероятный подарок. Чувство гордости переполняет меня, поскольку именно мне предстоит сделать это историческое заявление.

«Радуйся на здоровье, нам-то что», — выругался Ян про себя. Вероятно, на беду обеим сторонам, самый молодой адмирал Союза абсолютно не переваривал правителя Союза и относился к нему нескрываемой ненавистью.

— Недавно один беженец, ищущий приют, нашёл его у нашего свободного народа. Многие, спасаясь от жестокостей деспотизма, бежали сюда в поисках нового дома, и мы никогда не отказали ни единому беженцу. Но этот человек особенный. Его имя известно всем: Эрвин Йозеф фон Голденбаум.

Он сделал паузу, чтобы эти слова дошли до всех и наслаждаясь их эффектом.

Прекрасный политик-демагог, Трунихт был в своей стихии: его заявление поразило тринадцатимиллиардное население Союза Свободных Планет как удар гигантской молнии, лишённой света, тепла и звука. Половина граждан ахнула в шоке, а другая просто уставилась на фигуру их правителя, который выпячивал грудь колесом у них на экранах.

Император Галактической Империи бежал, бросив страну, которой он должен был управлять, и людей, которыми должен был править. Этого было достаточно, чтобы любой усомнился в своих знаниях о мире.

— Дорогие граждане Союза, — нагло продолжал Трунихт. — Райнхард фон Лоэнграмм, устранив оппозицию себе грубой воинской силой, теперь жаждет полной власти диктатора. Он жестоко относился к императору, которому едва исполнилось семь лет, изменяет законы, как ему заблагорассудится, назначает своих подчинённых на важнейшие посты и ко всей Вселенной относится как к своей личной собственности. Речь идет не только об Империи, он уже обратил свой хищный взгляд на нашу страну. Он желает владеть всей Вселенной, как деспот, и потому пытается погасить пламя свободы и демократии, которые наш народ так долго берёг. Само его существование — угроза для нас. В сложившейся ситуации у нас нет иного выбора, кроме как оставить разногласия в прошлом и работать сообща с этими несчастными, которых Лоэнграмм выгнал из их домов. Пришло время защитить себя от великой угрозы, которой он является для всего человечества. Устранив эту угрозу, мы сможем, наконец, достигнуть прочного мира.

После битвы в системе Дагон в 640-м году КЭ (331-м году по Имперскому календарю), Галактическая Империя Голденбаумов и Союз Свободных Планет находились в состоянии перманентной войны. Большое число политиков в то время боролось за установление принципа невмешательства и заключение договора о торговле между странами. Но каждый раз соглашению мешали фанатики и фундаменталисты с обеих сторон. Одна сторона считала врага мятежником, который пошёл против всего, что олицетворяет собой его императорское величество; другая видела в противнике воплощение тирании. Разве из-за того, что они не признавали существование друг друга, не были в кровопролитных конфликтах принесены на алтарь того, что каждый из них считал справедливостью, бесчисленные жертвы?

Идея объединения ради достижения общей цели ставила с ног на голову всю историю. Неудивительно, что люди были шокированы.

Юлиан быстро оглядел собравшихся в центральном пункте управления. Даже острые на язык Кассельн и Шёнкопф смиренно молчали. В свою очередь, Ян не знал, что и думать, но внимательно смотрел на появившуюся на экране седовласую фигуру.

— Я канцлер законного правительства Галактической Империи, Йохан фон Ремшейд. Невозможно выразить всю глубину моей благодарности Союзу Свободных Планет. Вашими заботами я получил возможность и условия для восстановления справедливости на своей родине. От имени всех своих единомышленников, чьи имена я сейчас назову, я искренне говорю вам «спасибо».

Граф Ремшейд начал перечислять членов кабинета министров своего так называемого «законного правительства». Пост канцлера занял Ремшейд, среди назначенных на другие министерства можно было услышать имена аристократов-изгнанников, но когда объявили, что на пост министра обороны был назначен адмирал флота Меркатц, все с выпученными глазами уставились на адмирала-изгнанника Сам адмирал Меркатц выглядел ещё более удивлённым, чем все, кто смотрел на него.

— Ваше превосходительство, это... — пробормотал адъютант Меркатца Шнайдер, шокированно оглядываясь по сторонам и извиняясь от имени своего молчаливого командира.

— Прошу, не поймите неправильно. Его превосходительство слышит об этом впервые, как и вы сами. Мне самому очень хочется узнать, почему граф Ремшейд назвал имя его превосходительства.

— Я знаю, почему. Никто тут и не думает, что адмирал Меркатц продался.

Эта попытка Яна успокоить Шнайдера удержала высказываний его подчиненных, которые сверлили Меркатца глазами, полными подозрения.

Вряд ли граф Ремшейд спрашивал согласия у Меркатца, поскольку был уверен, что предложенная должность — подходящая цена, чтобы договориться и без всяких переговоров.

— Сдаётся мне, что граф Ремшейд в любом случае предложил бы пост министра обороны адмиралу Меркатцу. Не могу представить более подходящего кандидата.

— Согласен.

Шёнкопф произнес лишь одно слово, но настолько вовремя, что Ян почувствовал облегчение. Сама пунктуальность. Формирование кабинета министров графа Ремшейда явно не обошлось без участия правительства Союза, а это означало, что Меркатц скоро покинет Изерлон, чтобы заняться организацией армии законного правительства Империи. Ян почувствовал, что его лишают ценного советника.

Капитана Оливера Поплана, как и многих других, выступление председателя привело в ярость:

— Получается, мы, рыцари на белом коне, спасаем неприкаянного дитя-императора и сражаемся с узурпатором, который не что иное, как воплощение зла. Что за чёрт! Мы что, в дешёвом сериале?

Поплан попытался рассмеяться, но не смог и с отвращением бросил свой чёрный берет на пол. Его друг Иван Конев молча поднял берет и протянул его Поплану. Молодой пилот-ас берет не взял и продолжил свою тираду:

— Почему мы должны проливать свою кровь ради защиты династии Голденбаумов? Разве ещё со времён наших прадедов более ста лет назад, люди не проливали кровь, чтобы свергнуть Голденбаумов и восстановить свободу и демократию в Галактике?

— Если это приведёт к миру, то изменения в политике необходимы.

— Если это приведет к миру. Но если мир установится между нами и Голденбаумами, как поступит герцог Лоэнграмм? Такой исход его никогда не устроит. Так что помешает ему слететь с катушек и отыграться на нас?

— Я говорю лишь, что мы не можем прогнать императора. Он всего лишь семилетний ребёнок. Отказать ему в помощи будет негуманно.

— Негуманно? Хочешь сказать, что Голденбаумы достойны гуманного обращения? Открой и перечитай учебник истории, чтобы вспомнить о миллиардах людей, убитых Рудольфом и его наследниками.

— Дети не должны платить за грехи отцов.

— А ты любишь поспорить. Будешь придираться к каждому моему слову?

— Не к каждому.

— Расслабься. Я просто пошутил.

Понимая, что причин продолжать разговор нет, Поплан выхватил берет и удалился. Конев пожал плечами и криво улыбнулся, провожая его взглядом.

III

Получается, династия Голденбаумов и Галактическая Империя — больше не единое целое.

Ян вздохнул, и его губы стали влажными от пара, который исходил от чая с бренди. Перед каждым офицером штаба стоял кофе — впрочем, времени наслаждаться его ароматом у них не было. Юлиан стоял за спиной Яна у стены и послушно подавал ему чай.

— Ни один семилетний ребенок не покинет свой дом по собственной воле. «Спасение» или «побег» — называй, как хочешь, — но как его самопровозглашённые верноподданные, мы должны видеть в этом не что иное, как похищение, — предложил Кассельн.

Послышалось несколько согласных возгласов.

— Даже если и так, меня больше интересует какой ход сделает герцог Лоэнграмм. Что, если он потребует освобождения императора?

Контр-адмирал Мурай нахмурился, а коммодор Патричев пожал широкими плечами, словно забыв о субординации.

— Вы слышали, какую речь закатил председатель. После того, как он наговорил тут с три короба о великих задачах, не думаю, что он так легко отступится.

Вальтер фон Шёнкопф в своей изящной манере поставил чашку кофе на блюдце и сложил руки в замок.

— Ну, если бы мы собирались играть по правилам, то нужно было объединять силы ещё сто лет назад. Наши противники потеряли реальную власть и сбежали, а теперь навязываются нам в друзья. Если вам интересно моё мнение, всё это попахивает абсурдом.

— Макиавеллистам среди нас покажется, что объединение сил с меньшим из двух зол — хорошая идея. Но даже если предположить, что для этого объединения выдалось удачное время, им понадобится реальная сила. А её-то у них и нет.

Ян хорошенько потянулся и устроился на стуле поудобнее. Если бы Союз руководствовался принципами макиавеллизма, то нужно было извлечь выгоду из столкновения про– и анти-лоэнграммовских сил в прошлогодней Липпштадтской войне. Вмешайся Союз тогда, он мог бы пожинать плоды успеха, пока имперцы воюют между собой.

⇐ Предыдущая 1 2 3 4 567 8 9 10 Следующая ⇒