|
|||
БЕСЕДА ВОСЕМНАДЦАТАЯБЕСЕДА ВОСЕМНАДЦАТАЯ На утро перед следующей беседой с протом мне позвонил Чарли Флинн, астроном из Принстонского университета и коллега Стива, изучающий планетарную систему, откуда по заявлениям прота он прибыл. Голос Чарли напоминал скрипучее колесо. «Почему ты не сказал мне, что прот вернулся?» - сказал он с ходу, даже не поздоровавшись. «Остынь. Ты должен понимать, что прот – наш пациент, и он находится в институте не ради тебя или кого-то еще.» «Категорически не согласен.» «Это не тебе решать!» - огрызнулся я. Сказывалась бессонная ночь накануне. «Кто в праве решать такие вопросы? Прот может нам многое рассказать. То, чему мы научились у твоего «пациента», уже изменило наши представления о некоторых астрономических проблемах, и я уверен, что это только начало. Он нужен нам.» «Но я прежде всего несу ответственность перед пациентом, а не перед астрономией». Последовала короткая пауза, во время которой Чарли пересмотрел свой подход. «Конечно, я понимаю. Смотри. Я не прошу тебя принести прота в жертву на алтарь науки. Всё, чего я прошу – это возможности разговаривать с ним в удобное для него время.» Мне была понятна его позиция. Вся эта ситуация напоминала разговор с Жизель. «Я предлагаю тебе компромисс». «Ну нет. Составления списка вопросов, как в прошлый раз, недостаточно.» «Если я позволю тебе разговаривать с ним лично, то от астрономов не будет отбоя.» «Но я пришёл первым.» «Нет, не первым. Был тут кое-кто и до тебя.» «Что? Кто именно?» «Журналистка, которая помогла нам узнать о прошлом прота пять лет назад – Жизель Гриффин.» «А, вот оно что. Но какое отношение она имеет к нашему разговору? Она ведь не ученый.» «И тем не менее я настаиваю, что любой желающий поговорить с протом будет общаться с ним через Жизель. Это приемлемо?» Снова пауза. «Выслушай моё предложение: я встречусь с ним всего один раз, а затем буду общаться через Жизель. Мы ведь тоже помогли тебе пять лет назад, подтвердив его выдающиеся познания, помнишь?» «Хорошо, но тебе следует заранее поговорить с Гриффин. Она встречается с ним по часу в день.» «Как её найти?» «Я попрошу её связаться с тобой.» Пробормотав что-то про журналистов, Чарли повесил трубку. Я немедленно позвонил главе секретариата и попросил, чтобы все вопросы касательно прота передавались Жизель. «Это касается и пачки писем, которые мы получили за последние годы?» «Да, и их тоже.»
Когда в 1992 году Жизель опубликовала статью про прота, это вызвало шквал звонков и писем на адрес госпиталя. Большинство из них касалось планеты Ка-Пэкс и способов на неё попасть. После выхода фильма «Ка-Пэкс» двумя годами позже мы снова оказались завалены вопросами со всего мира. Многие люди искали способа покинуть нашу планету, не прибегая к самоубийству. Поскольку у нас не было ответов, мы оставляли письма без ответа. С другой стороны всем желающим мы отправляли копии «отчёта» прота, включающего оценку жизни на Земле и перспективы её развития. Эта монография, «Предварительные Наблюдения за B-TIK (RX 4987165.233)», породила множество споров в рядах учёных, многие из которых считали предсказания прота о неминуемой гибели человечества преувеличением. Они считали, что только сумасшедший может призывать к разрушению общественных устоев, которые – по мнению прота – приближают дату нашего исчезновения. Что касается меня, я принял монографию и слова прота о нашем обществе за то, чем они и являются: мнением выдающегося человека, который научился использовать те части мозга, которые доступны только савантам. Однако в случае прота часть его мозга принадлежала Роберту Портеру, его альтер-эго. И я отчаянно желал помочь Роберту, даже если это приведет к исчезновению прота.
«Персики!» - воскликнул прот, закрывая за собой дверь. На нём была его любимая одежда: небесно-голубая джинсовая рубашка и вельветовые штаны. «Я много лет не ел персиков! То есть ваших лет». Он предложил мне кусочек, а затем разломил фрукт и принялся есть с явным удовольствием. Струйки персикового сока и слюны брызгали во все стороны. Персик был одним из немногих фруктов, которые прот не съедал целиком, отбрасывая косточку. Я поинтересовался, почему. «Слишком твердые для зубов» - объяснил прот, бросая кость в одной из чаш. «Не хочу посещать стоматолога.» «У вас на Ка-Пэкс есть стоматологи?» «Боже упаси.» «Везёт вам.» «Везение здесь не при чём.» «Пока ты ешь, позволь спросить: ты планируешь написать ещё один отчет о землянах?» «Неа» - ответил он, смачно кусая персик. «Я не буду писать отчёт, если не увижу каких-либо значимых изменений с момента моего прошлого визита.» Он сделал паузу и посмотрел на меня своим искренним невинным взглядом. «Я ведь ничего не пропустил?» «Полагаю, ничего из того, что ты мог бы назвать достаточно серьёзным изменением.» «Этого я и боялся.» «Но и без мировых войн обошлось» - заметил я поспешно. «Только дюжина региональных, как обычно.» «Но ведь это тоже прогресс, разве не так?» Он улыбнулся в ответ, хотя улыбка больше походила на оскал животного. «В этом один из самых забавных парадоксов касательно землян. Вы убиваете миллионы и миллионы живых существ каждый день, а если на следующий день убито чуть меньше – вы называете это прогрессом. На Ка-Пэкс вы бы подняли восстание. «Да ладно, перестань, мы не убиваем «миллионы и миллионы людей каждый день.» «А разве я говорил только о людях?» Вторая косточка со звоном упала в чашу. Я забыл, что он считает равными всех животных, даже насекомых. Я решил сменить тему. «Ты разговаривал с другими пациентами с нашей прошлой встречи?» «Чаще они разговаривали со мной.» «Полагаю, они все хотят вернуться на Ка-Пэкс вместе с тобой.» «Не все.» «Скажи, ты разговаривал со всеми пациентами на втором этаже?» «Конечно. Ты тоже сможешь это сделать, если попробуешь.» «Даже с теми, кто ни с кем не разговаривает?» «Они все разговаривают. Тебе просто нужно научиться слушать.» Я верил, что если мы научимся понимать, о чём говорят пациенты с невнятной речью, в чём их мысли отличаются от нормы, то сможем многое узнать о природе их заболеваний. «А как же шизофреники? Я имею в виду тех, у кого речь кажется спутанной и невнятной – ты понимаешь, о чём они говорят?» «Конечно.» «Как?» Прот развёл руками. «Ты помнишь запись, которую включал мне пять лет назад? С песнями китов.» «Да.» «Какая память! Вот тебе и ответ.» «Я не…» «Ты должен перестать относиться к пациентам как к своим точным копиям. Если научиться воспринимать их как живых существ, у которых ты можешь чему-то научиться, то сможешь их понять.» «Ты поможешь мне в этом?» «Я мог бы, но не стану.» «Почему же?» «Ты должен научиться этому самостоятельно. И ты будешь удивлён, как легко это даётся, если забыть всё, чему учился, и начать заново.» «Ты говоришь о моих пациентах или про землян в целом?» «Это одно и то же, не так ли?» Он отодвинул чашу с косточками и замер, смотря в потолок с совершенно беззаботным видом. «А как же Роберт?» - спросил я. «Что с ним?» «Ты разговаривал с ним в последнее время?» «Он пока говорит мало, но…» «Но - что?» «Мне кажется, он уже готов сотрудничать с тобой.» Я выпрямился. «Правда? Как ты это понял? Что он сказал?» «Ничего не говорил. Но я чувствую это. Кажется, Роберт устал прятаться. Устал от всего.» «От всего? Он не планирует…?» «Нет. Он, кажется, устал от того, чтобы быть уставшим.» «Очень рад это слышать.» «Думаю, это ты и зовёшь «прогрессом».» Я смотрел на прота, думая над тем, не готов ли Роберт появится и без гипноза. «Он не настолько устал, джин.» - подметил прот. Мои плечи опустились. «В таком случае начнём. Если ты готов.» «В любое время.» «Хорошо. Ты помнишь маленькое пятнышко на стене позади меня?» «Конечно. Раз, два, три, четыре, пять.» И он погас, как луч света. «Прот?» «Да, доктор б.?» «Как себя чувствуешь?» «Немного странно.» (В оригинале «A little spacey» - отсылка к Space, Космос, намёк на внеземное происхождение прота. – прим. перев.) «Очень смешно. Ты помнишь, что произошло в последний раз, когда мы беседовали в этом кабинете?» «Конечно. Был жаркий день и ты сильно потел.» «Верно. И Роберт не захотел со мной разговаривать – помнишь?» «Конечно.» «А сегодня он готов к диалогу?» Возникла небольшая пауза перед тем, как прот сполз вдоль кресла. «Роберт?» Молчание. «Роберт, наш последний разговор проходил при совсем других обстоятельствах. Тогда я почти ничего не знал о тебе. С тех пор я узнал причину твоих страданий и хочу попробовать помочь тебе справиться с ними. В этот раз я ничего не могу обещать, поскольку процесс будет трудным и мне нужна твоя помощь. А сейчас я бы хотел только поговорить с тобой и удостоверится, что тебе стало немного лучше. Ты понимаешь? Давай просто поговорим о счастливых моментах твоей жизни или о чём-то ещё, что ты хотел бы обсудить. Поговоришь со мной?» Роберт молчал. «Хочу, чтобы ты воспринимал это место как своё убежище, где тебе ничего не угрожает. Здесь ты можешь рассказать всё, что угодно, без чувства вины, страха или стыда. Это никому не навредит. Пожалуйста, помни об этом.» Молчание. «Вот что я тебе скажу. У меня появились сведения о твоём прошлом. Я сейчас начну их читать и ты меня остановишь, если что-то из прочитанного будет неверным, хорошо?» Ответа снова не последовало, но я заметил, как Роберт слегка наклонил голову, как будто прислушиваясь к тому, что я буду говорить. «Окей. Ты был чемпионом по реслингу с абсолютным рекордом 26-8. Ты был капитаном команды и занял второе место в соревнованиях штата в год завершения обучения.» Роберт по-прежнему молчал. «Ты был сильным студентом и получил стипендию в университете штата. Тебя наградили медалью Гуэльфского Ротари клуба за общественную деятельность в 1974 году. Ты также занимал должность вице-президента класса три года подряд. Всё верно?» Всё ещё нет ответа. «Ты и твоя жена Сара с дочкой Ребеккой первые семь лет после свадьбы жили в трейлере, а затем построили дом в деревне неподалёку от леса и реки. Кажется, это прекрасное место для проживания. Именно в таком домике я бы хотел жить после выхода на пенсию…» Я посмотрел на Роберта и к своему удивлению обнаружил, что он смотрит на меня. Я не спросил его, как он себя чувствует. Он выглядел ужасно. «Простите меня.» - прохрипел Роберт. Мне было непонятно, за что он извиняется, но я немедленно ответил: «Спасибо, Роберт. И ты меня прости.» Его глаза закрылись и голова снова опустилась на плечи. Очевидно, единственная причина, по которой он заговорил, - это попытка извинится передо мной или перед всем миром. Я с грустью посмотрел на него некоторое время, затем он открыл глаза и распрямился. «Спасибо, прот.» «За что?» «За… - ладно, забудь. Я собираюсь разбудить тебя. Когда я начну считать от пяти до одного, ты начнёшь медленно просыпаться, и…» «Пяять, четыыре, трии, дваа, одиииин.» - пропел прот. «Привет, док. Ты уже поговорил с Робертом?» (Примечание: после пробуждения от гипноза прот не помнил ничего из происходящего под гипнозом). «Да.» «Не шутишь? Хотя… это был вопрос времени.» «Вопрос в том, сколько времени у нас осталось до твоего исчезновения.» «Всё время в МИРЕ.» «Прот, ты знаешь о Робе то, чего не знаю я?» «Например?» «Почему он ощущает себя таким никчёмным?» «Понятия не имею, коуч. Возможно, это как-то связано с его жизнью на ЗЕМЛЕ.» «Но ты ведь разговаривал с ним, верно?» «Да, но не об этом.» «Почему?» «Он не хочет об этом говорить.» «Но, возможно, захочет сейчас?» «Даже не надейся.» «Окей, я отпускаю тебя с крючка на сегодня. Посмотрим, удастся ли тебе узнать что-то от Роберта до нашей следующей беседы в пятницу.» «Подвесь побольше фруктов на крючок» - посоветовал прот и вышел за дверь.
Жизель подошла ко мне, когда я стоял на крыльце внутреннего двора института и наблюдал, как пациенты играют в бадминтон без воланчика. Мы не виделись с последнего нашего разговора два дня назад. «Всё так, как ты и говорил! Он совсем не изменился!» Я спросил, узнала ли она дату, когда прот планирует вернуться на Ка-Пэкс. «Пока нет.» - призналась Жизель. «Но похоже, что он никуда не торопится!». Она выглядела абсолютно помешанной. Я напомнил ей узнать дату возвращения и как можно скорее сообщить мне. «Но не будь слишком прямолинейной» - добавил я сам не зная зачем. Жизель уже прочла всю корреспонденцию, которую прислали на адрес психиатрического института по поводу прота и Ка-Пэкс. Странным было то, что к появлению прота писем стало приходить намного больше. «Но никто не знал, что он вернулся!» «Кто-то знал! Или просто ждал его возвращения через пять лет. Забавно, что в разделе «Адрес получателя» многие писали просто «прот», не упомянув ни персонал института с просьбой вручить ему письмо, ни планету, где он предположительно находился. «Слышал об этом.» «Ты понимаешь, что это значит?» «Что?» «Это означает, что многие хотят, чтобы их письма прочёл прот, и никто другой.» «Ты ожидала чего-то другого?» «Не совсем. А еще многие письма имеют надпись «Личное и конфиденциальное».» «И?» «Думаю, многие люди не доверяют нам вскрывать эти письма. Я бы тоже не доверила, а ты?» Возможно она была права. Я прочел несколько писем, которые были адресованы лично мне. Многие из них начинались со слов: «Вы идиот!». Пока я обдумывал сложившиеся обстоятельства, Жизель добавила: «Кроме того, у вас могут быть проблемы с законом, если вы не передадите их адресату.» «Какого рода проблемы с законом?» «Вы создаете препятствия работе почтовой службы Соединённых Штатов.» «Не смеши меня. Прот – пациент нашего института, и мы имеем право…» «Посоветуйтесь с юристом.» «Возможно я так и сделаю.» «Нет необходимости. Я уже поговорила с ним. В 1989 году был случай, когда улики, полученные из письма, направленного пациенту клиники, были исключены из дела, поскольку вскрытие письма само по себе нарушало закон. Ко всему прочему госпиталь был оштрафован за чтение чужих писем. Так или иначе» – продолжала она – «если прот – всего лишь часть личности Роберта, то какой вред может причинить чтение писем?» «Не знаю» - ответил я искренне. В первую очередь меня интересовало состояние Роберта, а не пачка писем «от Санта Клауса» или как еще назвал бы их прот. «Хорошо. Но отдавай ему только те письма, которые адресованы лично проту.» Я внезапно почувствовал себя как преступник Уотергейтского скандала [i], который пытается минимизировать негативные последствия, хотя понятия не имеет, к чему всё это приведет. «И еще одна новость. Прошлым вечером мне позвонил доктор Флинн.» «Ах, да, я как раз хотел попросить тебя, чтобы ты с ним связалась.» «Он решил не дожидаться звонка. Я назначила ему встречу с протом.» «Только не позволяй ему отнимать слишком много времени у нашего гостя. Флинн – не единственный, кто хотел бы поговорить с протом.» «Знаю. Я уже слышала о цетологе[ii] и антропологе.» «Думаю, пока достаточно.» «Посмотрим.» Жизель ушла, оставив меня с Джеки, тридцатидвухлетней женщиной-«ребенком», которая сидела на мокрой земле рядом со стеной, копала ложкой ямку и восторженно нюхала каждый комочек земли перед тем, как слепить из неё шарик и положить поверх остальных. У неё на лице виднелись усы из глины и грязи, но я не стал предлагать ей всё бросить и пойти умыться. Как и у многих наших пациентов, у Джеки была за спиной трагедия. Она выросла на ферме в Вермонте и провела детство на природе. Изолированная от контактов со сверстниками, Джеки училась дома и проявляла интерес к природе во всём её разнообразии. Когда ей было девять лет, оба родителя погибли в автокатастрофе. После их смерти Джеки была вынуждена переехать к тёте в Бруклин. Несколько дней спустя на площадке рядом со школой десятилетний мальчик случайно выстрелил ей в живот. Он преследовал убийцу своего старшего брата, а Джеки просто оказалась поблизости. По возвращению из больницы она не произнесла ни слова и с тех пор психологически не повзрослела. Одна из медсестёр до сих пор заплетает ей косы, как это делала мама пока была жива. Несмотря на то, что мозг Джеки не имел повреждений, мы никак не могли вытащить её из состояния беззаботного детства. Похоже, она жила в гипнотическом состоянии, которое вызвала самостоятельно, и мы ничем не могли ей помочь. Но как она радовалась миру! Играя с котами или игрушками, она отдавалась этому целиком, игнорируя всё вокруг почти как аутисты. Она с восторгом и умиротворением любовалась закатом и стайками воробьёв в ветвях женьшеня. Было приятно наблюдать за тем, как она ест: глаза закрыты, а рот издаёт чмокающие звуки. Я втайне надеялся, что именно таким пациентам, как Джеки и Майкл, сможет помочь прот перед своим исчезновением. Видит Бог, мы не можем сделать для них многого. Прот уже помог Роберту проявить себя и извиниться. Я не понял, за что он извинялся. Возможно, за то, что не может сотрудничать с нами в своём исцелении. А может это был знак, робкая попытка начать диалог. В тот вечер, спеша на заседание комитета, я заметил прота в комнате отдыха. Он вёл беседу с двумя самыми трогательными пациентами нашего института. Один из них – двадцатисемилетний американец мексиканского происхождения, считающий, что может взлететь с помощью силы мысли. Его любимым автором конечно же был Габриэль Гарсиа Маркес[iii]. Ни мощные лекарства, ни психотерапия не могли убедить его, что летать могут только птицы, мыши и насекомые. Мануэль проводил большую часть времени, бегая по газону и размахивая руками. Он был самым младшим в семье из шестнадцати человек. Ему часто не хватало еды, у него не было новой одежды - даже нижнего белья и носков. К тому же он был невысокого роста, едва достигая полутора метров. Всё это повлияло на самооценку Мануэля и он начал считать себя неудачником еще до того как стал взрослым. По понятным только ему причинам в шестнадцать лет Мануэль поставил перед собой недостижимую цель: научиться летать. Он считал, что способность летать поставит его в один ряд с остальными «нормальными» людьми, компенсируя все «неудачи». Другой пациент по имени Лу – афроамериканский гомосексуалист, убежденный в том, что он вынашивает ребенка. Что заставило его так думать? Когда Лу кладёт руку на свой живот, то чувствует пульс ребенка. Артур Бимиш – наш новый психиатр, гей и лечащий врач Лу – не смог убедить его в том, что любой человек может ощутить биение своего сердца, приложив руку к животу, поскольку там проходит брюшная аорта и другие артерии. Артур безуспешно пытался объяснить, что мужчина не способен забеременеть, поскольку не имеет яйцеклетки. Что привело Лу к столь странному убеждению? Его ум был женским, а тело – мужским. Подобная проблема с половой идентификацией встречается не так уж редко и называется транссексуализм. Когда Лу был ребёнком, он получал удовольствие от переодевания в одежду старшей сестры. Его незамужняя мать поощряла подобное поведение и заставляла Лу мочиться сидя. То, что для мальчика подобное неприемлемо, открылось в школе, когда ему было уже двенадцать лет. К тому времени половая идентификация Лу как девочки укрепилась окончательно. Он говорил о себе как о женщине, и персонал госпиталя этого не поощрял, поскольку от подобных взглядов - по их мнению - Лу становилось хуже. Однажды у Лу было кровотечение: в его мочевом пузыре обнаружилась доброкачественная киста, которая привела к появлению крови в моче. Лу воспринял этот симптом как менструацию и укрепился в своей абсурдной вере. Не смотря на буллинг со стороны сверстников в средней школе, он упрямо поддерживал свой женский образ: носил юбки и лифчики, красился и всё в этом духе. Он набивал ватой лифчик, чтобы грудь казалась больше, но так делали и некоторые девочки. После окончания школы Лу вместе с матерью переехал в другой штат, где никто не знал о его ориентации. Он нашёл работу секретарём в крупной корпорации и в один из вечеров с первого взгляда влюбился в человека, которого встретил в лифте. У них завязались страстные отношения, а через несколько месяцев кровотечения необъяснимым образом прекратились. Лу воспринял это как признак беременности. Он всей душой хотел иметь ребенка, чтобы подтвердить факт своего существования. Почти сразу после прекращения кровотечений последовала тошнота, боли в животе и повышенная утомляемость. С тех пор он носил одежду для беременных. «Отец» ребёнка, напуганный непонятным поведением своего партнёра, убедил его обратится к психиатру. Так Лу оказался в МПИ. Прошло уже шесть месяцев с его госпитализации и ребенок «должен был родиться» через пару недель. Что случится через эти пару недель, никто не знал, но пациенты и персонал активно строили догадки. Сам Лу ожидал рождения ребенка с возвышенным предвкушением, как и некоторые пациенты, которые уже подбирали имена для новорожденного.
|
|||
|