Свами Абхишиктананда - Гуру и ученик 6 страница

⇐ ПредыдущаяСтр 6 из 12Следующая ⇒

Кайласанадар произнёс громким голосом:

«Священный пепел, возвращающий к жизни,

Тируниру,

Священный пепел, дарующий спасение,

Тируниру,

Чего бояться тому, чей лоб украшает белый пепел?

Какой демон осмелится напасть на него?

Какое зло может сокрушить его?

Тиру ниру, тиру ниру...»

Затем он перешёл к прекрасному утреннему гимну Маникка Васагара⁸⁷ Тиру-пали-элуси. Его тамильские шиваиты исполняют в час пробуждения тварного мира, ожидающего восход солнца. Это страстный призыв к Шиве, дабы Он соизволил явиться в храме и раскрыть Свою славу и благодать в сердцах любящих Его.

Священник рассказал Страннику историю Маникка Васагара, горделивого министра другого правителя Мадурая, жившего несколько веков спустя. Однажды во время поездки по поручению своего господина, в роскошных одеждах, случилось ему оказаться рядом с храмом Перунтурай. Там под баньяном

но

сидел и проповедовал святой человек. Чиновник сошёл со своего паланкина и присоединился к толпе. Вскоре он не смог более контролировать себя: воздев руки кверху, он совершил прадакшину вокруг гуру и пал к его стопам, позабыв не только о своём положении и регалиях, но и о поручении царя. Он сорвал с себя все украшения и шелка, оставил паланкин, слуг и стал странствующим аскетом, бродящим от храма к храму и воспевая славу Шивы, возлюбленного Бога всего человечества. Это лишь один из примеров лил Шивы в стране тамилов, где Он так часто являлся то как нищий, то как учитель мудрости, дабы привлекать сердца Своих избранников.

Вскоре Кайласанадар покинул друга, так как пришло время совершения обрядов сандхъяванда- ны: ритуального омовения у колодца, окропления головы и конечностей, повторения гаятри, поклонения сторонам света, нанесения сандаловой пасты на лоб и трёх полосок пепла на шестнадцать частей тела. Затем он расположился на полу в небольшой мандапе прямо напротив святилища, поместив на низкий столик перед собой разнообразные сосуды с водой, топлёным маслом, цветами, рисом и прочими предметами, а также маленький колокольчик и масляные лампы.

Позднее он объяснил, что проводил атма-пуджу, обязательную подготовку к каждому храмовому богослужению. В реальности, если Странник всё правильно понял, она представляет собой поклонение Богу, пребывающему в человеческом теле и особым образом проявляющемуся в пяти органах чувств, позволяющих нам общаться с внешним миром, и в пяти «потоках воздуха», поддерживающих жизнь. Человеческое тело через дыхание и чувства связано с пятью соответствующими им элементами Вселенной (земля, вода, воздух, огонь и пространство), с пятью сторонами света (включая зенит), с Солнцем, Луной и планетами, движущимися по небу, а также с ведическими божествами, управляющими различными небесами. Таким образом, атма-пуджа — экспрессивный космический обряд, элементы и мантры которого сфокусированы на тайне Атмана, этого центра человека и Вселенной, как пел риши Сандилья в Чхандогья Упанишаде:

Единый Атман, пребывающий в сердце,

Больше неба и больше земли,

Больше, чем все миры...

В нём все труды и желания,

Все ароматы и вкусы,

Наполняет Он всю Вселенную.

Этот Атман — центр моего сердца,

Он есть Сам Брахман!⁸⁸

«Итак, вот град Брахмана (тело), место пребывания, цветок лотоса. В нём — небольшое пространство. Именно это внутреннее следует искать, именно его следует познать. Это пространство внутри сердца столь же велико, что и внешнее пространство. В нём заключены небеса и земля, солнце и луна, всё, чем в этом мире владеет человек, и всё, чем он не владеет. Все его желания. Таков Атман, таково истинное Я, свободное от болезней и печалей, от голода и жажды, неподвластное возрасту и смерти, чьё единственное желание — Реальность, Истина. Атман пребывает в сердце. Безмятежно и бесстрашно поднимается Он и оставляет тело, достигая высочайшего света, являя Свою истинную форму высшего Существа (уттара Пуруша), Себя, бессмертного, бесстрашного. Он есть Брахман» (Чхандогья Упанишада)⁸⁹.

'к * Ус

Утреннюю пуджу в храме Агарам проводил отец Кай- ласанадара. Сам же он каждое утро, вне зависимости от погоды, через поля и пустыри, шёл в старый храм, находившийся более чем в пяти километрах от его деревни. Перед выходом он никогда не завтракал. Палило ли летнее солнце или шли муссонные ливни — не брал он с собой ни сандалий, ни зонтика.

Доходы храма были ничтожны: денег хватало лишь на рис для ежедневного подношения и масло для ламп. В качестве вознаграждения священник получал часть риса, предложенного во время богослужения (то, что осталось после трапезы богов), и, как правило, порядка двадцати рупий. В то время, однако, он уже в течение целого года ничего не получал: якобы храмовые поля не приносили урожая в связи с продолжительной засухой. Как супруга Товии Анна⁹⁰, Камачи Аммал, жена священника, не приветствовала нестяжательство мужа и открыто ворчала об этом.

«Ты думаешь, — оборвал её Кайласанадар, — я имею право оставить свой долг из-за такой мелочи? Вот уже десять лет день за днём я хожу в храм Баласундарешвара проводить пуджу, а теперь из-за этих проклятых денег я должен бросить это занятие? Мы бедны — это правда — средств нам хватает лишь чтобы прокормить себя и детей. Но мы, по милости божьей, никогда не нуждались. Если я откажусь идти туда из-за этих несчастных двадцати рупий, поклонение там прекратится, не будет возжигаться огонь и не будут воспеваться мантры — и это в том самом месте, которое наши предки определили для встречи между Небесами и нами самими. Так мы отблагодарим их за все эти бесконечные благословения?»

Таким образом, каждое утро и в любую погоду Кайласанадар продолжал совершать поклонение в лесном храме. Он уходил из дома на восходе и редко возвращался ранее 11-12 часов дня.

Он настолько тепло отзывался о храме и особенно о его уединённости, что Странник попросил священника взять его с собой. Молча шли они друг за другом по узкой тропе между рисовыми полями, пересекая ручьи и продираясь сквозь заросли кустарников. Священник тихонько повторял мантры, иногда распевая гимны Маникка Васагара и прочих святых. Чем дальше они углублялись в пустынную местность, тем более впечатляющей становилась тишина. Именно о таком одиночестве постоянно мечтал Странник. И вдруг — о чудо из чудес! — над линией горизонта возник силуэт Аруначалы.

Обогнув с правой стороны большую деревню, они оказались перед храмом. Священник не преувеличивал, когда говорил, что его содержание оставляло желать лучшего. Брахманы, ответственные за этот храм, жили на другой стороне реки, но их набожность была несравнима с набожностью жителей Ага- рама. Они не заботились ни о чём, кроме мирских дел. Хотя само каменное здание было ещё в достаточно хорошем состоянии, прочие строения выглядели весьма плачевно.

Храм располагался в центре двора и включал в себя большую мандапу и святилище, а также связывающий их коридор. Вокруг храма были расположены небольшие традиционные алтари, посвящённые Ганапати, Муругану, Дакшинамурти и другим Божествам. Старый деревенский ризничий⁹¹ уже ждал священника. Отворив дверь, он зажёг лампы и подготовил дрова для огня. Священник достал из храмового резервуара воду, окропил себя и начал готовить рис к подношению. Странник же тем временем решил окунуться в речку неподалёку, а затем вернулся в храм. Ничто здесь не заинтересовало бы археолога и, тем более, любителя высокого искусства. Внутри пребывала лишь мистерия тёмного святилища с его простым камнем, символизирующим Бесформенное. Странник долго стоял в мандате, погрузившись в Присутствие и наблюдая, как его друзья проводили пуджу.

Само место было необычайно привлекательным — одинокий храм, говоривший лишь о том, что пребывает внутри, и лишь с теми, кто способен слышать этот внутренний голос; одинокий пейзаж, где ни единый звук (ни из соседней деревни, ни с той стороны реки Туринджал) не нарушал тишину; сама река, окаймлённая деревьями и никогда не пересыхавшая; внешнее одиночество, символизирующее и углубляющее внутреннее одиночество того, кто оставил эго позади и поместил в центр своего преображённого сознания лишь Присутствие — Присутствие Единого, Единственного, бесконечно Одинокого. Странник мечтал вернуться однажды в этот храм и поселиться в каком-нибудь из его тайных уголков, положившись на милосердие деревенских жителей в вопросах хлеба насущного.

На обратной дороге он поделился своей мечтой с другом, который, однако, заметил: «Люди будут постоянно беспокоить вас, то прося прасад, то желая получить вашу даршану. Что касается брахманов этой деревни, то они не особенно набожны — смотрите, в каком состоянии их храм! Через несколько дней им надоест кормить вас. Если же вы принесёте провизию с собой, то лишь вызовете к себе зависть местных разбойников — ведь так легко ограбить человека в уединённом месте!»

Кайласанадар чувствовал свою ответственность за этого иностранного садху, который остановился в его храме, и не хотел, чтобы тот попал в беду... Однако ему так и не удалось убедить Странника, и они решили обратиться за советом к гуру. Если Свамид- жи даст добро, то все препятствия устранятся сами собой (это признал и сам священник). Но время ещё не пришло.

Весь следующий день Странник также провёл в гостях у деревни, у храма и, воистину, в гостях у Шивы, Господа Кайласа, милостиво принявшего путника в Своей Собственной обители и обеспечившего ему заботу Своих верных слуг.

Таким образом, Странник прожил три удивительных дня в этой деревне вместе со своими братьями-брахманами, как один из них и всё-таки отдельно, будучи посвящённым.

Разумеется, за свою жизнь он встречался со многими брахманами и на всех уровнях человеческих взаимоотношений — от деловых и социальных связей до глубокого дружеского и духовного контакта. Он много читал о них, однако жизнь вместе с ними стала для него настоящим откровением. Одно дело — встретить кого-то на улице или в офисе, где каждый постоянно носит маску, или даже принять в качестве гостя в своей обители, и совсем другое — побывать в его доме, в его семье, в его деревне. Это особенно верно для мест, сохранивших атмосферу и традиции старых времён, как в случае с аграхарамом.

Дома индиец сбрасывает маску, и вы видите реального человека, являющего своё подлинное лицо в каждой детали повседневной жизни, начиная от омовения и принятия пищи и заканчивая молитвами и посещением храма. Несомненно, существуют деградировавшие индусы, священники, считающие свои религиозные обязанности средством заработать себе на жизнь, лицемеры, прикрывающие религией своё бесчестие, суеверные и эгоцентричные люди, пытающиеся воспользоваться Богом. Но, слава Богу, в наших городах и деревнях по-прежнему много людей, чья гордость в отношении национального наследия сочетается с глубоким чувством ответственности перед Богом и людьми.

В любом случае эти дни, проведённые в аграха- раме, равно как и следующие две недели в ашраме Шри Джнянананды, подарили Страннику радость осознания того, что Божественные дары никогда не забираются назад. Как бы много ни было тех, кто по слабости или вследствие гордыни сходят с пути, предначертанного для их нации, по милости божьей всегда остаются те, кто твёрдо хранит свои обеты и внимает голосу Духа.

Об этих трёх днях, почти полностью проведённых в храме Кайласанадара, можно рассказать кое-что ещё (помимо паломничества в лесной храм и ежедневных омовений в реке). Жители деревни боролись друг с другом за право принести Страннику еду. Утром молоко ему приносили из трёх разных домов. В полдень люди спорили о том, кто приготовит ему обед, а вечером вновь молоко, фрукты и сладости доставлялись от нескольких семей. Люди приходили просто побыть с ним, иногда даже днём, но, как правило, после вечернего богослужения. Зная, что он не очень разговорчив, они задавали ему мало вопросов, наслаждаясь таким положением дел. Монаху нечего сказать о внешнем, что же касается духовных вопросов, то гораздо более эффективно он учит своей жизнью, сосредоточившись на внутреннем.

К нему часто захаживали дети: они простирались ниц и усаживались рядом. Иногда они останавливались по дороге из школы, всё ещё в шортах и заправленных в них рубашках. Вскоре они возвращались, уже освободившись от своей формы, с чистым белоснежным куском материи, обёрнутым вокруг талии, обнажённой грудью (более старшие ребята уже носили брахманский шнур по диагонали), белыми линиями пепла на лбу и руках и длинными чёрными волосами, ниспадавшими на плечи. Они называли Страннику имена (свои и своих друзей) и рассказывали о своих играх и уроках. Странник просил их принять медитативную позу, так называемую позу лотоса, и сохранять безмолвие и неподвижность, держа ноги скрещёнными, стопы на бёдрах, ладони открытыми на коленях, указательные и большие пальцы соединёнными, а спины прямыми, как у солдат. Удивительно, как долго они могли оставаться в таком положении без малейшего движения, даже не моргая глазами.

Сын Кайласанадара был его наиболее верным другом. Он почти не покидал Странника, за исключением школьных часов и времени приёма пищи. Его звали Шенмуган: это тамильская форма имени Шанмукха, одного из многих имён Муругана или Су- браманьи, Бога с шестью (шан) ликами (мукха), Который одновременно видит всю Вселенную, будучи трансцендентным ко всем направлениям и точкам в пространстве и времени. Мальчик получил это имя потому, что родился в ночь, посвящённую Муруга- ну. Ему было девять лет, и казалось, храм действительно был его местом и что он, подобно отцу и деду, посвятит всю свою жизнь служению Шиве, Господу Кайласа, охраняя Его дом и проводя обряды в честь

Него. Чего стоила только его преданность, с которой он совершал прадакшину вокруг храма, приветствуя различные мурти и простираясь перед каменным Шивалингамом. Он признался Страннику, что ещё не знает наизусть все мантры, необходимые для поклонения, однако хорошо владеет искусством предложения цветов и огня во время арати. Однажды он даже подменял отца, когда тот не мог совершать пуджу в связи с ритуальной нечистотой.

Странник думал, чем он может помочь этому ребёнку с таким чистым сердцем развить любовь к Богу. Говорить с ним о Боге, пребывающем внутри, было слишком рано, так что он лишь вдохновлял его пребывать в тишине, расслабляться и концентрироваться на своих мыслях. Он был уверен, что в открытом и жаждущем сердце мальчика тайна проявится ведомым лишь ей способом и без помощи слов.

Однажды вечером Шенмуган рассказывал Страннику о пее (в верованиях тамилов пей — аналог североиндийского бхута или «духа» в западных странах; это понятие включает в себя как чертей, так и «бестелесных существ», подобных феям и гоблинам европейского фольклора). Днём раньше один из его друзей видел гигантского пея на тропинке, ведущей от главной дороги к деревне, и теперь мальчик был очень напуган и активно жестикулировал:

«Бхайям⁹², Свами, Бхайям! Я так напуган, так напуган!»

«Кого ты боишься?» — мягко спросил Странник.

«Пея, конечно, если он увидит меня, то нападёт, унесёт и убьёт!»

«А разве пей и вправду такой сильный? Скажи-ка, если бы твой отец был рядом, ты бы испугался?»

«Конечно нет, Свами».

«Но разве с тобой нет постоянно Того, Кто любит тебя как собственного сына? Я имею в виду Бхагава- на, Господа, сокрытого в твоём сердце?»

«Да, Свами, это правда».

«И разве Бхагаван не сильнее демона?»

«Конечно, сильнее!» ••

«Как же ты можешь бояться демонов, если с тобой Бхагаван?»

«Вы хотите сказать, что мне не следует бояться демонов?»

«Определённо нет!»

«Хорошо, Свами, с этого момента я больше не буду бояться».

Даже когда ворота храма были закрыты, Шен- муган часто появлялся в мандапе, так как его дом напрямую примыкал к храму. Вечерами он иногда заставал Странника в процессе созерцания, и тогда, не производя лишнего шума, он лишь совершал на- маскар и садился со скрещёнными ногами напротив свами, сохраняя молчание. Ребёнок рассматривал его, или, точнее, ласкал своими большими глубокими глазами. Странник в свою очередь пытался разглядеть в глубине этих удивительных глаз святилище сердца мальчика, в котором так явственно пребывал Господь.

В среду после обеда пришла новость о возвращении Шри Джнянананды. Приняв в последний раз пищу от своих хозяев, Странник отправился в путь.

Не успел он выйти на главную дорогу, как рядом с ним остановилась машина: это был Субраманьян Айяр, который, доставив гуру из Ситтилингамадама, приехал за Странником. Вежливо упрекнув последнего за то, что он не воспользовался его гостеприимством в ожидании Свамиджи, он добавил: «Я был бы так рад позаботиться о вас. На самом деле, как только до меня дошёл слух о вашем прибытии, я тут же послал за вами человека, но вы уже исчезли».

Точно так же днём ранее, когда Странник возвращался из Туринджала, ему встретился Сундарам, старший сын Шриранганатха Айяра, приглашавший его к себе домой в Тирукойилур. Но евангельские принципы остаются актуальными в любой ситуации: «Не ходите от дома к дому, оставайтесь там, где вас принимают, до тех пор, пока вам рады, с простотой принимайте всё, что вам предлагают...»⁹³ В конце концов, всё, что происходит, —лила Господа и Его милость.

ДНИ БЛАГОДАТИ

транник провёл со своим гуру две незабыва

емые недели. Это были дни безмятежности

и реализации, те редкие минуты человеческой жизни, которые хотелось бы повторить вновь в полной мере, те особенные мгновения, когда осознаёшь, что живёшь на глубоком духовном уровне, для которого весь мир внешних проявлений остался позади, и ты оказываешься лицом к лицу с Реальностью⁹⁴.

Распорядок дня прост и очень гибок. На рассвете совершаешь омовение у большого колодца во дворе или в реке, протекающей примерно в километре от ашрама (правда, в марте она пересыхает — полностью или частично). В 9-10 утра завтрак. В полдень небольшая сиеста. В течение всего дня посетители из близлежащих деревень, а также паломники из отдалённых мест приходят получить даршану учителя. В один из воскресных дней поток гостей Тапованама (паломников, последователей и искателей) не прерывался с 7 утра до восьми вечера, так что гуру удалось сделать лишь один десятиминутный перерыв на обед.

Приём пищи зачастую превращался в настоящий пир. Обычно его организовывали ученики из города или аграхарама по случаю семейного торжества, дня рождения или в связи с другими событиями в качестве доказательства страстной преданности гуру и в ожидании его благословений; подношения в виде еды типичны для индуизма и его социально-религиозных устоев.

В такие дни предобеденные омовения носили подчёркнуто церемониальный характер. Свами просили встать на камень перед дверью подсобного помещения, использовавшегося также и в качестве трапезной. Ученик омывал его стопы, массируя их любящими руками и украшая сандаловой пастой. Затем он со сложенными руками обходил вокруг Свами и совершал поклон. Монашеское облачение Странника неоднократно делало объектом поклонения также и его самого⁹⁵.

Поистине, за эти дни Странник узнал столько нового! В то же время ему приходилось быть очень внимательным, чтобы не совершить какую-нибудь оплошность, ведь тамильские брахманы тщательно соблюдают все правила поведения. Подобные ошибки были бы ещё более непростительными для того, кто имел дерзновение облачиться в одежду индийцев, отказавшихся от всего.

К примеру, однажды утром Шри Джнянананда принимал англичанина, и тому принесли чашечку кофе. Невежественный гость выпил её в «отвратительной» манере европейцев и жителей Северной Индии (т.е. прикоснувшись к чашке губами). После этого ни один представитель высокой касты не смог до неё дотронуться, не говоря уже о том, чтобы вымыть её. С другой стороны, француженка, преподававшая в местном колледже, во время посещения ашрама вообще отказывалась пить в течение всего дня, признавшись позднее, что ещё не освоила тамильский способ употребления напитков и хотела любой ценой избежать оскорблений со своей стороны.

Однажды мы все сидели на полу, проводя ритуал окропления пищи, лежавшей перед нами на банановых листьях. И вдруг Свами Джнянананда поднял голову и спросил гостей: «А понимаете ли вы, что делаете?» Собравшимся брахманам пришлось признать своё невежество, хотя с самого детства они проводили подобный обряд два-три раза в день и наизусть знали все мантры.

«Вам следует понимать значение того, что вы делаете, — продолжал гуру. — В противном случае, какой смысл в ваших обрядах и мантрах? Смотрите, вначале вы окропляете землю, затем лист, затем, взяв немного воды в ладонь правой руки, вы рисуете круг над едой, которую собираетесь съесть. Все эти действия символизируют, или, скорее, осуществляют — по крайней мере, в той степени, в которой вы думаете об этом и верите в это, — отделение пищи для вашей плоти. На самом деле в нашей жизни нет ничего мирского. Ни одно движение наших конечностей, ни одно действие наших чувств не остаётся незатронутым Священным, которое мы носим в себе и которое нас окружает. Вода — великий очиститель. Она очищает наши тела как от материальной грязи, так и от ритуальной нечистоты; она также символизирует внутреннее омовение, которое не менее важно. Перед совершением любого обряда мы совершаем омовение. Кто из вас осмелится пойти в храм или начать есть, не выполнив эту обязанность? Когда вы возвращаетесь домой, не должны ли вы ополоснуть ноги, прежде чем переступить порог? Это ещё один знак того, что ничто нечистое не должно войти в святилище вашего духа, и это подтверждается фактом, что по возвращении из храма или с реки омовение не требуется.

Тело — храм Бога. Именно Господу, пребывающему в нас, мы предлагаем жертву в виде пищи, которая сгорит в огне пяти жизненных потоков, праны. Не начинаете ли вы есть с первых пяти глотков, которые считаются агнихотрой Атману? Ваша пища священна, равно как и сама трапеза. Поэтому её никогда не следует готовить (и, тем более, принимать) грязными руками. Поглощать пищу, приготовленную или предложенную нечистым человеком, означает, приняв на себя его грехи, разделить с ним их последствия как в этом мире, так и в следующем; есть грязными руками, равно как и с нечистым сердцем, — путь к осквернению. Вот почему, положив пищу на банановый лист, прежде чем прикоснуться к ней, вы рисуете над ней мистический круг водой, дабы отделить её от всего мирского или нечистого и сделать её достойной напитать ваше тело. После этого настаёт очередь желудка, призванного принимать и переваривать эту пищу: он символически очищается каплей воды, которую вы проглатываете. Наконец, вы дотрагиваетесь пальцем до земли, куда упала последняя капля, как бы признавая, что все материальные благословения, даруемые Богом, приходят к нам при посредничестве Матери Земли».

Свами Джнянананда был предельно гостеприимен и зачастую приводил тех, кто готовил или приносил еду, в замешательство. Ожидается, скажем, пятнадцать гостей — Свами собирает посетителей и наслаждается посланной Богом пищей. И тут выясняется, что придут ещё тридцать или сорок человек! Однажды он обескуражил всех тем, что разозлился и принялся ругаться (что обычно ему не свойственно): оказалось, что повар (чья преданность была безграничной), будучи новичком, незнакомым с правилами ашрама, не смог накормить всех гостей. Гуру отказывался начать есть до тех пор, пока не поели все остальные (или хотя бы не сделали вид, что сыты). На следующий день повар пришёл в ашрам рано утром и, распростёршись перед гуру, спросил его, на сколько человек готовить рис. «На шестьдесят», — отрезал Джнянананда. Но когда пришло время обеда, собралось не более дюжины человек.

Вечером для «мирских» гостей вновь готовили рис. Гуру и гости-монахи съели немного фруктов и сладких шариков, которые постоянно приносили женщины из Агарама. На самом деле садху предписан лишь один полный приём пищи в день.

После обеда, как правило, из Агарама приходили брахманы, чтобы попеть свои мантры: Странник уже видел их во время своего первого визита. Кай- ласанадар был одним из самых преданных, а когда не нужно было идти в школу, к нему присоединялся и Шенмуган. В конце каждой сукты и санскритской литании Кайласанадар исполнял тамильские гимны Джнянасамбандара или Маникка Васагара. Как-то вечером он принёс все атрибуты, необходимые для особой пуджи, которую он хотел отслужить в святом присутствии гуру. Всегда было радостно видеть, как он проводил богослужение, и слушать его пение, ведь он вкладывал в это всю душу. Кроме того, его голос обладал удивительным резонансом и наделял все его ритуальные действия поистине впечатляющими красотой и усердием.

Посоветовавшись со Свами Джнянанандой, Странник решил, что во время своего пребывания в ашраме, во избежание вопросов и ненужных разговоров, большую часть времени он будет хранить молчание (естественно, за исключением общения с гуру). Разумеется, он хотел узнать от учителя как можно больше. В комнате для даршаны он, как правило, располагался подле гуру: это место принадлежало ему по праву, ведь он носил шафранные одежды. Но главное, он был счастлив просто слушать. Его лучшие беседы с учителем проходили либо в отсутствие прочих учеников, либо утром и вечером, когда рядом были лишь самые близкие к ашраму люди.

Когда в ашрам наведывались европейцы, Странник из принципа предоставлял право и удовольствие поработать в качестве переводчика одному из присутствовавших брахманов. Их перевод зачастую был весьма личной интерпретацией слов гуру, кроме того, иногда он приводил слушателя в замешательство. Переводчик воспринимал слова учителя, исходя из собственного понимания, а затем лишь малую толику действительно понятого им пытался адаптировать к тому, что считал религиозным менталитетом западного человека, который, с его точки зрения, был лишь некой размытой теософией. Более того, слова и выражения, используемые в индийских языках для передачи ведантического опыта, не имеют точных эквивалентов ни в каких других языках мира. Как же можно справиться с этой задачей тому, для кого как христианский, так и индуистский опыт — не более чем набор необработанных идей? Когда люди рассказывали Джнянананде об этих проблемах с переводом, он отвечал: «Неужели вы и вправду надеетесь передать мудрость и реальный опыт Божественного, используя европейские языки? В этих языках отсутствует шабдабрахман, божественный звук, приходящий изнутри и наделяющий слова их мистическим смыслом. Они предназначены для описания виджняны, светских наук, но абсолютно бесполезны для обсуждения джняны, мудрости, высшего знания».

И всё-таки иногда, в отсутствие переводчиков, Страннику приходилось самому переводить для Свами. Многим казалось, что он передаёт мысли и наставления учителя более верно, нежели прочие, и его постоянно спрашивали о секрете такого мастерства... На самом деле вы должны слышать «слово» на духовном уровне, для которого рациональный ум закрыт... Однажды, когда он перевёл вопрос на тамильский, Шри Джнянананда спросил его: «А как бы ответил ты сам?» В ответ Странник, кажется, процитировал одну из любимых гилок Свами. «Чего же ты ждёшь тогда, — сказал учитель, — ответь на этот вопрос сам».

Как-то раз в ашрам приехал молодой ирландец по имени Питер. Как и многие другие, он путешествовал по Индии и посещал различных гуру в поисках так называемых духовных опытов. Когда-то он работал официантом в Дублине, но затем услышал зов Индии. Не долго думая, он бросил всё и отправился в Гималаи. По пути он посетил, пожалуй, всех свами и все ашрамы и наконец добрался до Тирукойилура. Набожные женщины из Тапованама с материнским теплом заботились о Питере и готовили для него вкуснейшие блюда. В один из вечеров после ужина Шри Джнянананда попросил Странника узнать у Питера, какова была цель его приезда в Индию. «Заниматься йогой», — ответил молодой человек. «Если ты хочешь заниматься йогой, — сказал гуру — сначала спроси себя, кто хочет заниматься йогой; обрети его и забудь о прочем, включая чтение, беседы, путешествия, паломничества и так далее. Вот что такое йога».

Учение Шри Джнянананды очень напоминало наставления Махарши, однако его подход и практика были иными.

Шри Рамана никогда не чувствовал ответственности за тех, кто приходил к нему. Никого не считал он своим учеником в строгом смысле слова и никогда не называл себя чьим-то гуру. Люди приходили к нему, простирались перед ним, рассказывали о своих материальных, умственных или духовных проблемах, задавали вопросы, а в ответ получали в лучшем случае несколько слов ободрения. Он почти ни с кем не разговаривал — разве что с обитателями ашрама и постоянными посетителями. Но даже когда он говорил, как правило, личные дела и мир майи играли слишком незначительную роль.

Всё это идеально подходило набожным прихожанам, считавшим себя истинными учениками и проживавшими под сенью ашрама. Утром и вечером строго в одно и то же время они приходили получить даршану Бхагавана — женщины старались выглядеть наилучшим образом, надевая многочисленные украшения и шёлковые сари. Во время даршаны они занимались медитацией и погружались в мистическое влияние, исходившее, по их словам, от этого человека. В гостиных проходили высокопарные беседы о духовности, и каждый за чашкой чая хвастался своим духовным прогрессом. Шри Рамана был слишком проницателен, чтобы не понимать, каким снобизмом он был окружён, но никогда не высказывался по этому поводу: не в его правилах было отдавать приказания или вмешиваться в жизнь тех, кто собирался вокруг его личности. -

Для Джнянананды в свою очередь не было характерно подобное безразличие. Он никогда не запрещал мирским людям — тем, на ком лежит ответственность за семьи и общество, — приходить к своему гуру, служить ему, просить его благословений. Напротив, он поощрял их, причём его совсем не беспокоило, что иногда и у них обнаруживались следы снобизма. Учитывая духовный уровень этих людей и невозможность-в их положении сделать больше, он чувствовал, что они на верном пути. Однако с теми, кто был свободен от обязательств и говорил, что хочет посвятить всю жизнь поиску Бога и духовности, Джнянананда был бескомпромиссен. Невозможно заигрывать с мудростью, невозможно заигрывать с Богом. У нас нет права обманывать, заявляя о том, что мы встали на путь, ведущий к Богу. О медитации не нужно рассуждать — ею нужно заниматься, отбросив всё. В отличие от самозваных учеников мы должны прекратить бегать от места к месту, рассуждая обо всём подряд и читая все книги, попадающие в поле нашего зрения. Следует остановиться и обратить свой взор исключительно внутрь. Среди постоянных посетителей ашрама ока- зался-таки человек, до которого Страннику от имени гуру пришлось донести все эти жестокие истины и призвать его к Реальности.

⇐ Предыдущая 1 2 3 4 567 8 9 10 Следующая ⇒