Исторические примечания 5 страница

– Я уж постараюсь не разочаровывать тебя, – пробормотала Кэт, снова принимаясь исподтишка рассматривать Ахиллеса.

Только теперь она гораздо чаще замечала, что воин тоже осторожно поглядывает на нее, стараясь, чтобы этого никто не заметил.

– Отлично, – сказала Джаскелина. – Вот так‑то будет лучше.

Кэт посмотрела на рану, которая уже кровоточила гораздо меньше, потому что была аккуратно зашита.

– Дай‑ка мне ту льняную ленту.

Кэт передала Джаскелине повязку, и Джаки тщательно, опытной рукой забинтовала рану воина.

– Следи, чтобы повязка оставалась чистой и сухой. Я осмотрю тебя завтра утром, – сказала Джаки Патроклу.

– Ему теперь необходимо отдохнуть, – повернулась она к Ахиллесу.

Ахиллес кивнул и помог нетрезвому Патроклу подняться на ноги. Патрокл весьма ловко вывернулся из‑под руки двоюродного брата и обратился к Джаскелине, которая принялась тщательно кипятить иглу и все, что осталось у нее из подсобных материалов для наложения швов.

– Спасибо, что спасла мне жизнь! – неразборчиво пробормотал Патрокл и пошатнулся.

Кэт прикусила губы, чтобы не захихикать, глядя на воина. Он выглядел как пьяный студент. Да, высокий умный, пьяный студент.

– Ты не умер бы от этой царапины, идиот, – проворчал Ахиллес, хотя Катрина отлично видела, что он тоже с трудом сдерживает улыбку.

– Нет. Нет! – Патрокл поднял палец, как будто желая сообщить нечто чрезвычайно важное, – Я настаиваю на том, что малышка Мелия спасла меня и я теперь обязан ей жизнью. Моей. Поэтому я заявляю, что с этого момента она находится под моей защитой!

Тут Патрокл ненадолго умолк, нахмурился и, моргнув, неуверенно посмотрел на Кэт.

– Если ее царевна позволит.

– Ох, пожалуйста! – сказала Джаки, – Все, что угодно. Только теперь постарайся протрезветь и поправиться.

Патрокла, похоже, смутили странные слова Джаскелины, но молодой воин был воистину бесстрашен.

– Я прошу с полным уважением. Царевна, если ты не против, прелестная Мелия будет официально находиться под моей защитой.

Он икнул и опять пошатнулся, на этот раз едва не упав, но сохранив на пьяном лице серьезное выражение.

Кэт решила, что мальчик просто восхитителен. И наверное, для Джаскелины совсем неплохо всегда иметь под рукой этого блондинчика, который будет вертеться рядом, словно лабораторный щенок. Катрина хихикнула, представив эту картину.

– Эй, насчет меня можешь не беспокоиться.

– Тогда решено. Официально. Мелия больше не служанка, она теперь военная жена Патрокла!

Воин стукнул себя в мускулистую грудь и поморщился от боли, которую сам же себе и причинил.

– А? – вырвалось у Джаскелины.

Патрокл ухмыльнулся так, словно Джаки была большим, перевязанным красной лентой подарком, который он нашел рождественским утром.

– И я заявляю, что твое целительское искусство, моя подруга, почти так же велико, как твоя красота!

После этого Патрокл поклонился и тут уж не удержался на ногах и растянулся на песке у ног Джаскелины.

– Ох, сладкий младенец Иисус! – с отвращением воскликнула Джаскелина. – Заберите его! Он же порвет все швы!

Трое воинов в очередной раз поставили Патрокла на ноги, и как раз в этот момент к ним, прихрамывая, подошел старый Калхас.

– Агамемнон велит Ахиллесу явиться в его шатер и приказывает привести с собой царевну Поликсену, так называемого оракула.

Глава 8

Кэт чувствовала себя коровой на льду, когда с трудом тащилась по песку следом за молчаливым, хмурым Ахиллесом и уже в стомиллионный раз пыталась понять, о чем она, черт побери, думала, когда отвечала на вопрос сообразительного, хотя и вдрызг пьяного Патрокла, почему не поняла, о чем именно он просит, и почему так глупо ответила «насчет меня можешь не беспокоиться», когда он заявил о своем желании защищать Джаскелину. Ну вообще‑то... кто мог знать, что это означает, что Джаскелину тут же утащат в его шатер и Кэт предоставит своей лучшей подруге самой разбираться с мистером Рослым и Блондинистым?

Это может стать серьезной проблемой. А пока... Кэт и Ахиллес уже почти дошли до лагеря греков. Солнце недавно опустилось за горизонт, и пляж выглядел ошеломительно – со всеми этими шатрами, и факелами, и кострами... Вот только мягкие кожаные сандалии Катрины были полны песка. А длинное платье‑роба‑тога, хотя и было прекрасного цвета и мило прилегало к ее новому молодому телу, раздражало Катрину неимоверно, потому что ей приходилось все время поддерживать подол, чтобы не наступить на него и не растянуться во весь рост. А ее волосы, ну да, они были длинными и густыми и, конечно, выглядели чудесно, но ветер с океана отчаянно трепал их и, как сказала бы Джаки, постоянно швырял эти чертовы локоны прямо в лицо Кэт. К тому же она проголодалась. И устала. И ей сейчас хотелось только съесть какой‑нибудь гамбургер, выпить вина и посмотреть интересную программу по телевизору.

Когда в ее сандалию забралась какая‑то колючка, Кэт решила, что с нее довольно. Она остановилась и откашлялась. Но Ахиллес даже не замедлил шага.

– Эй! Ты обо мне не забыл? – окликнула его Катрина.

Тогда он остановился. Кэт была совершенно уверена, что видела, как его плечи приподнялись в глубочайшем вздохе, прежде чем он обернулся назад.

Она посмотрела на него.

Он посмотрел на нее.

– У меня какой‑то шип в туфле! – крикнула Кэт через разделявший их песок. – И я устала ползти следом за тобой и стараться не отстать.

Поскольку Ахиллес никак не отреагировал, Катрина вытаращила глаза.

– У тебя ноги длиннее моих!

Он продолжал молчать.

– Ну в чем дело? Ты кто, пещерный человек? Мне бы не помешала небольшая помощь!

Она развела руками, окончательно рассердившись.

Ахиллес медленно вернулся к ней.

– Ты очень много говоришь, – сообщил он.

– Ага, зато ты в основном помалкиваешь, – огрызнулась Кэт, а когда он очутился достаточно близко, схватила его за руку, чтобы не потерять равновесия, снимая сандалию и вытряхивая из нее галлоны песка.

Кэт ощущала на себе взгляд Ахиллеса, пока внимательно рассматривала сандалию, пытаясь отыскать шип и позволила воину любоваться собой. Наконец ей удалось найти колючку, и тогда она взялась за Ахиллеса другой рукой, чтобы повторить процедуру со второй сандалией.

– Ты меня не боишься?

Голос Ахиллеса был низким и мрачным, и в нем слышалось откровенное недоумение.

Продолжая держаться за него, Катрина сняла вторую сандалию и только после этого посмотрела на воина.

– А что, я должна тебя бояться?

– Женщины меня боятся, должны они это делать или нет.

Вытряхнув наконец весь песок, Кэт выпрямилась и облегченно вздохнула. Убрав с лица волосы, она сказала:

– Ты не ответил на мой вопрос.

Губы Ахиллеса скривились.

– Так же как и ты на мой.

– Ты мне не давал поводов, так что – нет, я тебя не боюсь. То есть я хочу сказать, я вполне одобрила бы, если бы ты шагал помедленнее, предложил мне руку и помог перебраться через этот песок, но твоя грубоватость не пугает меня.

Ахиллес долго молча смотрел на нее, и Катрина увидела, как в глубине его ослепительно голубых глаз отражается внутренняя борьба. Наконец он предложил ей руку.

– Спасибо.

Кэт улыбнулась и оперлась на его локоть, и они снова зашагали к греческому лагерю, но на этот раз Ахиллес уже не выглядел так, словно возглавлял похоронную процессию.

– Похоже, Мелия – отличный целитель, – сказал наконец Ахиллес.

– Так оно и есть, – кивнула Кэт.

Она не знала, что тут еще можно сказать. «Да, она отличная медицинская сестра «скорой помощи» »? Это вряд ли подошло бы. Но тут в голову Кэт пришла одна мысль, и она тут же решила кое‑что выяснить для себя.

– А что за человек этот Патрокл? То есть я хочу сказать, будет ли он добр с ней? И... ну, достаточно ли он терпелив, ведь Мелия – довольно необычная женщина?

– Это я уже понял, – ответил Ахиллес. – Да, Патрокл – человек чести. И он добрый.

– А он еще не женат или что‑то в этом роде?

– Нет.

– А ты?

– Я?

– Да, ты женат? Или у тебя есть кто‑то? – спросила Кэт, хотя и знала уже, каким будет ответ.

– Нет. У меня нет жены. Или кого‑то еще.

Повисло молчание. Пока оно не стало слишком уж неловким, Кэт сказала:

– Я проголодалась. Как ты думаешь, Агамемнон нас накормит?

– Нет, – ответил Ахиллес. – Мы не преломим хлеб с Агамемноном. Мы с ним не друзья. Он приказал мне явиться к нему только затем, чтобы показать: он уверен в своей власти надо мной.

– А на самом деле разве у него такой власти нет? Он ведь твой царь.

Взгляд Ахиллеса стал жестким.

– Он не мой царь.

– А, ну ладно, тогда я могу не беспокоиться из‑за того, что у меня слишком громко заурчит в желудке в его присутствии, тебя это не смутит.

Смех Ахиллеса, похоже, так же сильно удивил его самого, как и Кэт, и он посмотрел на нее, покачивая головой и улыбаясь.

– Царевна, мы не будем в шатре Агамемнона настолько долго, чтобы твой желудок начал жаловаться.

– Рада это слышать. Я просто умираю от голода. Ох, а тебе надо чаще улыбаться. Тебе это очень идет.

Катрина ощутила легкую дрожь, пробежавшую по телу Ахиллеса при ее словах, и подумала, сколько же времени прошло с тех пор, как этот парень в последний раз слышал от женщины комплимент. Потом она вспомнила, что говорила о нем богиня: у него уже много лет не было возлюбленной, потому что женщины его боятся, и тут саму Кэт пробрала легкая дрожь. «Этот древний герой и воин... мужчина, чью необычайную доблесть и отвагу люди помнят и через тысячи лет после его смерти... и он не занимался сексом многие годы подряд!..» Так, лучше поговорить о том, что есть хочется.

– Позволь заверить тебя, царевна, я позабочусь о том, чтобы тебя как следует накормили, когда мы вернемся в мой шатер.

Кэт посмотрела в глаза Ахиллесу, и легкий жар, уже охвативший ее, внезапно разгорелся, превратившись в приятное тепло в глубине тела.

– Я очень на это рассчитываю, – негромко ответила она.

Но тут момент их близости был нарушен возгласом:

– Приветствую тебя, Ахиллес!

Какой‑то воин в доспехах отсалютовал по всей форме и откинул перед ними полог гигантского шатра.

Крепко вцепившись в руку Ахиллеса, Катрина шагнула в чертог экзотических картин, громких звуков и пряных запахов. Кэт сразу же решила, что Агамемнон, должно быть, просто обожает золото. Стены шатра были алыми, но всё остальное было золотым, золотым, золотым... Толстые тканые ковры были золотыми. Стулья, на которых сидели седобородые мужи, одетые в свободные одежды с ошеломительным количеством драгоценностей, тоже были золотыми. Колонны, поддерживавшие крышу шатра, были золотыми. Кубки, из которых пили вино присутствующие, – золотые. Возвышение с тремя ступенями в дальней части шатра, к которому вела узкая дорожка ковра, тоже было золотым. А завершением картины служил не огромный золотой трон, торчавший на этом возвышении, а старик, восседавший на троне.

Он был одет в гигантскую золотую штуковину, нечто вроде тоги‑туники, которая походила на младенца‑мутанта, который мог бы родиться, если бы костюм Элизабет Тэйлор из «Клеопатры» и невероятно пышную пелерину шоумена Либерэйса скрестили между собой. К тому же на нем было навешано достаточно драгоценностей, чтобы окружавшие его старцы казались бедными родственниками. Не говоря уж о короне – золотой, разумеется, – которая сверкала в свете факелов.

Но Катрина уставилась в первую очередь не на золото и драгоценные камни. Что показалось ей слишком уж необычным, так это богатые волосы царя. Они были длинными и спадали ему на грудь. К тому же они выглядели откровенно крашеными – уж очень фальшивым был их темный каштановый цвет. И еще они были завиты кольцами, которые каким‑то образом сплетались с длинной, тоже крашеной бородой царя, увешанной самоцветами. Глаза царя были обведены черными линиями, что придавало его взгляду некую странность, как будто царь накурился марихуаны. Вообще‑то Кэт почувствовала, что ей трудно удержаться от смеха при виде столь глупой помпезности, – но вот царь заговорил, и она ощутила, как теплая мужская рука Ахиллеса, за которую она держалась, мгновенно превратилась в холодную сталь.

– Как приятно, что ты откликнулся на наш зов, Ахиллес! Хотя ты, как обычно, опоздал.

Голос Агамемнона звучал резко и презрительно, как будто он обращался к надоедливому ребенку. Разговоры утихли, все взгляды устремились к Ахиллесу. Кэт не могла не заметить потрясения на лицах мужчин, когда они увидели, что Кэт держит Ахиллеса под руку. Катрина машинально вскинула голову и бешено уставилась на них. Ну нет, черт побери, она не такая, как здешние женщины, все эти нежные фиалочки, которые боятся шрамов и некоторой раздражительности. Она бы тоже стала раздражительной, если бы у нее годами не было секса. Вот дерьмо... Только теперь, когда Кэт об этом подумала, она сообразила, что действительно уже несколько лет не занималась сексом. По крайней мере, таким сексом, о котором стоило бы упоминать.

Потом Кэт осознала, что бормочет что‑то себе под нос, в то время как все остальные молчат. Все до единого. Ахиллес стоял рядом с ней, как памятник самому себе. Агамемнон угрожающе помрачнел, и Катрина приготовилась вынести царственную бурю, когда вдруг лицо Агамемнона неожиданно расслабилось, и на нем отразилось странное веселье.

– А, теперь мы понимаем, почему ты выглядишь таким одуревшим. Ты просто не привык сопровождать прекрасных женщин. И вообразить только, что эти троянцы сражаются с могучим Ахиллесом уже целых девять лет! Какое счастье для нас, что они не знают: одно лишь прикосновение женщины может превратить его в раба!

Агамемнон грубо захихикал и протянул руку, чтобы огладить юную девушку, сидевшую на полу рядом с его ном; девушка была принаряжена в едва заметный лоскуток золотого шелка. И эта девушка, видимо, та самая Брисеида, весьма неприязненно смотрела на Катрину однако при этом не обращала ни малейшего внимания на Ахиллеса.

Кэт поверить не могла, каким ослом или даже какой ослиной задницей оказался этот золотой тип. И он – царь, правитель всех этих людей? Чушь какая‑то. Полное дерьмо. Катрина искренне ненавидела хамов. Но насколько она знала из своего многолетнего опыта, если тебе приходится иметь дело с хамом, ни в коем случае нельзя проявлять слабость, надо решительно противостоять таким уродам. Катрина оглядывала шатер, пока не нашла лицо, которое искала, и с облегчением увидела, что нужный ей человек не хихикал, как мелкий лизоблюд, вместе с Агамемноном.

– Одиссей! – окликнула его Катрина, повысив голос так, чтобы ее можно было расслышать сквозь подобострастный смех, – Меня сегодня несколько смутило то, что ты говорил о репутации моего отца, – о том, что он мудр и благороден и что его любит народ, – и говорил так, словно в этом есть что‑то необычное. Но теперь я тебя поняла. Такие черты характера, похоже, несвойственны вашим греческим правителям.

– Ах ты, бесстыжая шлюха! – завизжал старик Калхас, выскакивая откуда‑то из‑за царского трона. – Ее надо высечь за подобную неуважительность!

Несколько мужчин тоже стали что‑то выкрикивать, требуя крови Катрины, но Одиссей заставил их умолкнуть, подняв руку.

– Поосторожнее, Калхас! – сказал Одиссей. – Афина объявила, что Поликсена не просто под ее защитой, но что она – оракул богини войны! Не забывай, я сам был свидетелем того, как Афина даровала эту девушку Ахиллесу, так что никакой ошибки тут быть не может именно такова воля богини!

Голос Ахиллеса перекрыл раздраженное бормотание старцев.

– Царевна и под моей защитой. И у меня нет ни малейшего желания ссориться с кем‑то из вас, – сказал он но Кэт видела, что Ахиллес не смотрел на царя, подчеркнуто исключая его из числа тех, с кем он «не желал ссориться», – Но если вы зайдете так далеко, что прикоснетесь к ней, я убью вас.

Он произнес последние слова совершенно спокойно, как бы между прочим, однако на его лице отразилась такая неумолимость, что Кэт ни на секунду не усомнилась в том, что он именно так и поступит.

Снисходительный смех Агамемнона нарушил тишину, воцарившуюся после слов Ахиллеса.

– Ох, да будет тебе, Ахиллес! Прибереги свои убийственные угрозы для троянцев. Ну, то есть для всех троянцев, кроме вот этой маленькой нежной крошки. В конце концов, твоей новой военной жене ничто не грозит. И очень хорошо, что ты так быстро нашел замену, да еще такую симпатичную.

Агамемнон улыбнулся Катрине, и отношение к ней в толпе собравшихся изменилось в лучшую сторону.

– Тебе завтра понадобятся все силы. Ко мне сегодня являлась Гера, и я уверен: это знак того, что наша победа близка. Завтра у греков будет великий день!

Катрине пришлось приложить усилия, чтобы не разинуть рот в изумлении. Визит Геры расценивается как знак того, что греки вот‑вот выиграют войну? Кэт могла лишь вообразить реакцию богини на подобную новость. Никогда в жизни Катрине не приходилось слышать большей глупости. Что ж, неудивительно, что именно в этом месте рождались самые нелепые слухи.

Однако мужчины в шатре проглотили каждое слово своего царя, и вокруг Кэт разразилась тестостероновая буря. Ахиллес переждал, пока утихнет шум, и произнес одно‑единственное слово, похоже поразившее царя до мозга костей:

– Нет.

Агамемнон сумел быстро восстановить на лице выражение снисходительного безразличия.

– Нет? – Он произнес это с саркастической усмешкой. – Что, какие‑то нелады с мирмидонянами, Ахиллес? Какая‑то новая болезнь? Я вернул Хрисеиду, как ты настаивал. После этого прекратился мор в твоем лагере. А теперь какой жертвы ты просишь у меня?

– Я не прошу у тебя никаких жертв, Агамемнон. Я просто прошу тебя самому вести свою войну.

Ахиллес мягко высвободил руку, за которую продолжала держаться Катрина, и шагнул вперед, обращаясь не столько к роскошно одетому старику, восседавшему на золотом троне, сколько к молодому воину, стоявшему рядом с царем.

– Почему это о войнах рассуждают старые люди, но сражаются в них только молодые? Если мне нужна женщина, я дерусь за нее. Если я хочу богатства, я буду за него сражаться. Если мне хочется славы, я стану ее добывать в бою. Но я никогда не забирал себе того, за что другие сражались и умирали.

Кэт вместе со всеми зачарованно смотрела на Ахиллеса. Он вовсе не был безмозглой машиной убийства, подчиненной славе и судьбе. Ахиллес был лидером, истинным королем по праву рождения. Он продолжал неспешно шагать вперед, пока не остановился прямо перед тронным возвышением.

– Возможно, пришло для тебя время сразиться за то чем ты желаешь обладать, великий царь.

В отличие от Агамемнона, Ахиллес говорил без capказма. Его низкий голос звучал твердо и открыто. Он прямо смотрел в глаза царя, потому что говорил правду, не пытаясь никого обмануть.

– И возможно, для меня настало время отдохнуть Жизнь больше, чем война. Так уж получилось, что сегодня я вспомнил: Афина – куда более богиня мудрости, чем войны.

– Ты не можешь оставить поле боя! – Агамемнон резко вскочил, полностью утратив власть над собой, – Я – твой царь, и я приказываю тебе сражаться!

Ахиллес снова медленно повернулся, опять очутившись лицом к Агамемнону.

– Ты не мой царь. Я никогда не приносил тебе клятву верности. Я – сын другого царя, и я командую своими собственными людьми. Я здесь из‑за ошибки, совершенной в юности.

– Ты что, действительно думаешь, что можешь убежать от своей судьбы? – с презрительной усмешкой произнес Агамемнон.

– Я не намерен никуда бежать, но могу заявить тебе вот что: если я пожелаю снова сражаться, то только тогда, когда будет за что умереть, – ответил Ахиллес и широким шагом вернулся к Катрине.

– Остановите его! – заверещал Агамемнон.

Реакция Ахиллеса была мгновенной. Он подтолкнул Кэт к выходу из шатра, а сам выхватил меч и принял боевую позицию. Воины заколебались. Было совершенно очевидно, что у них нет ни малейшего желания связываться с Ахиллесом.

Внезапно послышалось хлопанье крыльев, и огромная сова, белая, как только что выпавший снег, ворвалась в шатер. Мужчины разинули рты, когда сова опустилась на землю рядом с Ахиллесом и уставилась на них, как бы поощряя кого‑нибудь сдвинуться с места.

Одиссей был первым, кто нарушил молчание. Он быстро сделал два шага вперед и преклонил колени перед совой.

– Как пожелаешь, моя богиня, – сказал он.

Встав, он вызывающе оглядел присутствующих.

– Афина все вам объяснила. Ахиллес и царевна – неприкосновенны. И если кто‑то из вас захочет восстать против воли моей богини, ему сначала придется иметь дело со мной.

Это было последним, что услышала Кэт, потому что Ахиллес вытолкал ее из шатра. Крепко схватив Кэт за руку, он быстро зашагал через лагерь греков, туда, где располагались мирмидоняне.

И потому Катрина не могла увидеть, как молодой воин, Талфибий, принялся шепотом рассказывать Агамемнону историю о том, как он утром этого дня разграбил храм Геры, и о том, что царевна, находившаяся в том храме, оказалась очень, ну просто очень мертва...

Глава 9

На обратном пути не Кэт держалась за Ахиллеса, – он сам крепко держал ее за руку, волоча за собой так, что ее ноги едва касались песка; они стремительно пересекли греческий лагерь, песчаный пляж и дюны, что отделяли их от мирмидонян. Но даже если бы Кэт не приходилось тратить все силы, чтобы удержаться в вертикальном положении, она все равно не стала бы сейчас атаковать Ахиллеса сотнями вопросов. Ведь буквально за несколько секунд Ахиллес из израненного, почти застенчивого человека превратился во внушительного воина‑короля, и Катрине нужно было время, чтобы осмыслить произошедшую перемену.

Прежде всего Кэт подумала о ярости берсеркера, что временами овладевала Ахиллесом. Но сейчас он вроде бы оставался самим собой. На губах не выступила пена, он не превратился в неуправляемого зверя, как описывали исторические статьи, говоря о ярости берсеркеров. Кэт осторожно, искоса посмотрела на каменное лицо Ахиллеса. Воин был напряжен, все его тело пребывало в готовности к схватке. Черт побери, никто и ничто не смогло бы сейчас подобраться к нему незамеченным, Ахиллес держал наготове меч, угрожающе поблескивавший в лучах луны, повисшей над морем. Но не меч Ахиллеса представлял собой главную опасность. Сам Ахиллес превратился в смертельное оружие – и теперь шрамы на его теле получали объяснение. Ахиллес действительно использовал свое тело как инструмент... как машину убийства. Убивающая машина...

Наконец они добрались до лагеря мирмидонян, и Ахиллес замедлил шаг и выпустил руку Катрины.

– Автомедон! – крикнул он, – Ко мне!

Невысокий мускулистый мужчина, на нагрудной кирасе которого красовалось чеканное изображение колесницы, подбежал к Ахиллесу.

– Агамемнон вообразил, что имеет право приказывать мне. Удвой стражу.

– Да, мой командир! – Автомедон отсалютовал и убежал.

Ахиллес пошел дальше через лагерь, и Кэт видела, что с каждым шагом напряжение ослабевает. К тому времени, когда они добрались до шатра, каменное выражение исчезло с его лица, и он вложил меч в ножны.

– Ты все еще хочешь есть? – спросил он, заговорив с Кэт впервые с того момента, как они покинули шатер Агамемнона.

– Хочу.

– Ужин накрыт вон там. Идем. Еда у нас попроще, чем у Агамемнона, но зато она не такая горькая.

Они направились к костру, над которым висел медленно кипевший огромный железный котел; из котла разносился аппетитный запах. Около десятка мужчин сидели на больших камнях и обломках дерева, установленных вокруг костра. Им прислуживали две женщины, хорошенькие, но одетые в простые льняные одежды. К несчастью, Джаскелины нигде не было видно.

Мужчины запросто приветствовали Ахиллеса, но говорили с ним хотя и с уважением, однако без поклонов и лести. Женщина сразу же подала ему чашу, наполненную ароматной тушеной рыбой, и ломоть свежего хлеба. Кэт заметила, что женщина старалась не смотреть в лицо Ахиллесу. Он показал на Катрину, и та же самая женщина торопливо наполнила вторую чашу и принесла ее Кэт вместе с хлебом. Когда женщина взглянула в глаза Катрины, она вздрогнула. И едва заметно склонила перед ней голову, прошептав: «Царевна...»

Кэт ела удивительно вкусную рыбу и думала, что было бы, пожалуй, куда лучше избегать общества других женщин все недолгое время, что ей предстояло провести здесь. Понятно же, что многие пленницы были родом из Трои и могли ее знать, могли опознать в ней свою царевну. Или, если говорить точнее, могли узнать то молодое тело, в котором Кэт временно пребывала.

– Как прошла встреча с Агамемноном? – спросил Ахиллеса самый старший воин.

– Он ничуть не изменился... высокомерен и груб и по‑прежнему пребывает в заблуждении, что может мне приказывать.

– Но ты же поставил его на место, мой командир, так?

Губы Ахиллеса слегка изогнулись, и Кэт уже начала понимать, что это служит ему своеобразным заменителем улыбки.

– Да, и поэтому сегодня ночью нам нужно удвоить стражу, да и во все следующие ночи тоже.

Мужчины одобрительно хмыкнули, не сказав ни слова.

– Я официально отказался сражаться против Трои. – Ахиллес небрежно швырнул в воинов эту бомбу, продолжая жевать.

Катрина внимательно наблюдала за мужчинами и видела на их лицах самые разные выражения – от потрясения до недоверия и даже гнева, хотя только все тот же старший воин решился заговорить.

– Надолго ли, командир?

Ахиллес пожал плечами.

– Пока я не почувствую необходимости сражаться за чужую славу.

– Но, командир, мы‑то все сражались за славу Ахиллеса, – брякнул молодой воин, – Чтобы твое имя воспевали многие века!

Ахиллес кивнул, переводя взгляд с одного воина на другого.

– И вы храбро сражались в этой войне почти десять лет, хотя эта судьба и не была вашим собственным выбором. Так что, наверное, пришло время для каждого из нас пересмотреть свою судьбу.

– Ты хочешь, чтобы мы сражались без тебя, мой командир? – спросил тот же молодой человек.

– Я хочу только, чтобы каждый из вас слушался собственной совести, как буду делать это я.

Несколько минут все молчали, а потом старший воин зевнул, потянулся и сказал:

– Думаю, эти старые кости заслужили отдых от битв. Я останусь с Ахиллесом.

– Я тоже.

– И я.

Все сидевшие вокруг костра мирмидоняне повторили это, став на сторону командира. Кэт наблюдала за Ахиллесом, за человеком, отказавшимся от битв и славы.

Он невидящим взглядом уставился в чашу с недоеденной рыбой и никак не откликнулся на слова воинов.

Когда же Ахиллес наконец заговорил, он обратился к Кэт, а не к воинам, уже вернувшимся к своим разговорам.

– Мой шатер – твой дом. Все, что оставила там Брисеида, принадлежит тебе. Если что‑то понадобится, вот эти женщины принесут все необходимое.

Потом он бросил свою чашу к костру, схватил лежавший рядом винный мех и, не добавив больше ни слова, быстро ушел к берегу моря.

Кэт понятия не имела, что ей теперь делать. Мужчины не обращали на нее внимания. Женщины, сидевшие неподалеку от воинов, тайком бросали на «свою царевну» удивленные взгляды. Наверняка Катрина знала только одно: раздражение Ахиллеса к ней не относится. Разве они уже не наладили отношения? Похоже, что да. А потом эта стычка с Агамемноном все испортила. Вздохнув, Кэт встала и подошла к женщине, подававшей ужин.

– Привет! Э‑э... я как раз подумала, не знаешь ли ты, где моя служанка, Мелия.

Женщина беспокойно заерзала на месте.

– А могу ли я быть тебе чем‑то полезна? Как ты себя чувствуешь, царевна? Они ведь тебя не ранили и не обидели?

– Нет, я в порядке, – заверила ее Кэт. – В полном порядке.

Женщина встала, подошла к Катрине и прошептала:

– Царевна, меня зовут Этния, я была помощницей на кухне во дворце твоего отца. Меня захватили в плен вместе с другими слугами, когда мы ловили рыбу за городской стеной, с тех пор уже больше двух лет прошло. Конечно, это будет нелегко, но мы поможем тебе бежать. Как только ты очутишься так близко к городской стене, что тебя можно будет увидеть, Гектор наверняка явится, чтобы тебя спасти.

Катрина удивленно моргнула, ошеломленная горячим энтузиазмом женщины, желавшей ее освободить.

– Ох, нет, сегодня ничего такого не нужно, – ответила она достаточно громко, чтобы ее услыхали воины.

Потом она понизила голос и прошептала:

– Спасибо тебе, но я не хочу бежать. По крайней мере, прямо сейчас.

И снова заговорила громко:

– Думаю, я пойду в шатер. День был слишком утомительным.

Она быстро направилась к пустому шатру Ахиллеса.

Впрочем, он не был пустым в буквальном смысле этого слова. Шатер был наполнен прекрасными вещами. Кэт одобрительно присвистнула. Не может такого быть, чтобы человек, собравший эти сокровища, оказался бездушной машиной убийства, подчиненной только войне и разрушению. Шатер был огромным, хотя и не таким гигантским, как у Агамемнона. Его освещали мягким светом масляные лампы, подвешенные на потолочных опорах. Под ногами Катрины лежал алый ковер с вытканными птицами и полевыми цветами. На стенках шатра висели искусные гобелены с изображением морских пейзажей и чудесного города со множеством храмов, на холме над морем. И кроме шлема, нескольких копий и золотого щита, на котором был изображен орел, здесь не было свидетельств того, что шатер принадлежит солдату. В дальней части шатра Катрина увидела кровать, застеленную льняными простынями и скрытую за тонкими занавесками. Кэт нервно посмотрела на кровать, думая, что она, конечно, выглядит довольно широкой сейчас, когда в ней нет Ахиллеса, – но вряд ли ей грозит целомудренный сон, если она будет постоянно касаться его кожи, и израненных в боях мышц, и...

⇐ Предыдущая 1 2 3 4 567 8 9 10 Следующая ⇒