Бар «У Рика»

18. Бар «У Рика»

Энн – это, конечно, хорошо. Но Маффи – было в ней что-то… Кибби, тяжело сопя, подцепил курсором свою иконку и затащил в амбар. Курам требовалось подсыпать зерна. Глаза чесались и горели, однако от экрана его было не оттащить: чем глубже он погружался в игру, тем тише и незаметнее делалась болезнь. Он даже боялся – до дрожи в желудке,– что его ненароком прервут. Впрочем, у этих страхов были и практические причины: Кибби хотелось побыть с Маффи наедине.

Надо осторожненько… Я ведь не на чердаке. Да еще миссионеры опять приперлись. Сидят внизу…

У него уже набралось внушительное стадо, и в банке на счету лежали деньжата. Самое время жениться. С Маффи он общался больше, чем с остальными девушками. Она у всех пользовалась популярностью, в интернете только о ней и говорили.

12.05.2004, 7:15

ХМ-1 Любовник

Статус: ветеран

Маффи лучше всех, мужики! Такая симпотная, классная! В первой игре я женился на Энн, потому что она мне дала фиолетовое сердечко. Но Маффи… Эх, лучше не заводите меня! Такая кисочка!

Впрочем, звучали и другие голоса, более критичные, призывающие поглядеть на обратную сторону медали.

12.05.2004, 7:52

Мастер Ниджицу

Статус: зарегистрированный пользователь

Мне Маффи не нравится. Слишком хвостом вертит. Назвала меня сексуальным – гадость какая!

Вот дурачок, не понимает… Маффи – прелесть! С ней так классно… Жаль, что это лишь игра… Она, конечно, куколка. Маленькая юная нежная япошка… Ее бы поцеловать взасос… а потом повалить и оттрахать… Показать глупышке, что такое англосаксонский член… Трахать до посинения… порвать ее маленькую японскую… сладенькую тугую… а-ах… чтобы на японских мужиков смотреть не могла… после того как англосаксонский толстый член… нет, нет! Остановись!.. о-о… Боже, прости меня! Боже, прости…

Кибби ожесточенно хлюпал, закусив губу… И вдруг грянул звонок, чуть не доведя его до инфаркта. Кто-то звонил в дверь. Воображение по инерции заложило фривольный финт.

Может, Люси пришла проведать?..

Джойс подбежала и отперла замок: на пороге стоял Джеральд. На прошлой неделе он уже звонил, справлялся о здоровье Брайана, якобы по дружбе. Джойс обрадовалась, что «Заводные походники» не забывают ее сына. Она провела гостя в дом и познакомила с белозубыми опрятными техасцами, которые при его появлении синхронно повернули стриженные бобриком головы. Затем мать отвела его наверх и прокричала:

– Брайан, к тебе пришли! Твои друзья-походники!

Кибби сперва обрадовался – вдруг и правда Люси?– а потом до смерти испугался, вспомнив о своем состоянии. Следующей мыслью было: Ян. Но когда вслед за матерью в комнату вошел толстый Джеральд, Кибби стоило большого труда скрыть разочарование.

Массивный собрат по рюкзаку без церемоний плюхнулся в плетеное кресло и нейтральным тоном произнес:

– Привет, Брай. Как поживаешь?

Его свиные глазки сверкали нехорошим огоньком. Кибби мысленно вздохнул и приготовился к худщему.

– Здравствуй, Джед,– проблеял он тихонько.

Джойс шустро сходила вниз и вернулась с двумя стаканами апельсинового сока, стратегический запас которого регулярно пополнялся с тех пор, как в дом зачастили техасские миссионеры, большие любители полезных витаминизированных напитков. К соку прилагалась исполинская тарелка, до краев нагруженная шоколадками «Маквити» и фруктовыми пирожными. Пройдя через спальню на цыпочках, словно по минному полю, Джойс поставила поднос в изножье кровати. Алчный взгляд Джеральда живо проинспектировал содержимое тарелки, не упустив ни одной крошечки.

– Надеюсь, ты скоро поправишься,– сказал толстяк, ухватив фруктовое пирожное.– Такие походы пропускаешь!

Он облизнулся и принялся живописать, как они сходили в Гленши, как там было весело и круто, а главное, каким хватом показал себя Ангус Хетэрхил, который в автобусе только и делал, что тискал Люси – всю дорогу, туда и обратно.

– Эта парочка времени зря не теряет,– заключил он с улыбочкой садиста, наблюдая за реакцией бедного Брайана, который хлопал глазами в вялой прострации.

Джед… До чего же он… жирный…

Болезнь притупила чувства Кибби. Одной бедой больше – какая разница? Тарелка его несчастий была переполнена не хуже той, что стояла на подносе, хотя последняя стараниями прожорливого гостя уже заметно полегчала. Удары, сыпавшиеся один за другим, казались неизбежными, изможденная душа принимала их с тоскливой покорностью. Жирный… какой жирный… жирный боров…

– Так ты идешь с нами на Нетти-Бридж?– спросил Джеральд.

– Может, и пойду.

Жирная туша… Когда-нибудь я тебя убью. Просто убью. Спихну со скалы, как жабу. Плюх! Шмякнешься на камни, забрызгаешь все вокруг… Боже, прости меня! Дурные мысли, прости, Боже… Это все болезнь…

А жирный Джеральд, пережевывая упоительную вязкую смесь шоколада и бисквитов, смотрел на сидевшее перед ним квелое существо, и уровень глюкозы в крови поднимался, разгоняя хроническую депрессию, вызванную многолетней изнурительной диетой, и злорадный восторг долгожданного триумфа блистал в поросячьих очах, подсвечивая наступивший час расплаты – за бесчисленные подначки, за мелочные издевательства, которым подвергал его Кибби. Вот видишь, Брай, думал жирный Джеральд, никакой ты не крутой, не умный и не хороший; обычный неудачник и слабак, получивший по заслугам.

Наконец толстяк ушел, а вслед за ним откланялись миссионеры. Кибби услышал, как за ними хлопнула дверь, и нацелился было нырнуть обратно в «Харвест Мун», но тут на лестнице заскрипели шаги матери. Джойс вошла и решительно протянула ему тощенькую брошюру.

– Это тебе, сынок. Подарок от Элдэра Эллена и Элдэра Клинтона. Они сказали, что им это очень помогло.

Кибби дрожащей рукой принял подарок – и ошарашенно захлопал глазами. Брошюра называлась «Обуздай мастурбацию». Ниже мелкими буковками значилось: «Новая церковь апостолов Христовых. Отдел мирских вопросов».

– Ты обсуждала мои… мою… обсуждала мастурбацию – с незнакомцами?! С американцами?!

– Нет, конечно! Упаси Бог! Я им не сказала, что это ты. Просто выдумала подростка-племянника, который постоянно себя… э-э… теребит. Прочти эту книжку, сынок! В ней масса добрых, практичных советов.

Кибби фыркнул и бросил брошюру на стол. Как только мать вышла за дверь, он схватил ее и начал жадно читать.

Дорогой друг! Ты знаешь, что наше тело – это храм Господень, который надо содержать в чистоте, дабы Дух Святой мог в нем обитать. Мастурбация – греховная привычка. Ее физические последствия, за исключением запущенных и оголтелых случаев, не являются опасными, но она изнуряет тебя духовно, вызывая стресс и угрызения совести. На почве мастурбации процветают скрытность и эгоизм. Предаваясь мастурбации, ты вхолостую расходуешь великий дар воспроизводства, извлекая греховную усладу из божественного таинства, кое продлевает род людской и ведет нас к жизни вечной. Таким образом, ты злостно противишься Промыслу Божию и саботируешь Великий План, содержащийся в Священном Писании.

Не отчаивайся, друг! Выход есть. Многие подобные тебе грешники – как мужчины, так и женщины – успешно избавились от дьявольской привычки. Сможешь и ты, если проявишь волю. Первый шаг – это принять решение и бросить вызов мастурбации. Твердо решив покончить с богопротивным пороком, ты сразу отнимешь у искусителя половину его силы.

Важно понять, что РЕШЕНИЕ отличается от желания или надежды. Одного желания недостаточно. Ты должен твердо и недвусмысленно сказать себе: «Я обуздаю мастурбацию!» Приняв РЕШЕНИЕ, ты найдешь в себе силы изменить укоренившиеся привычки и побороть соблазны, подстерегающие на каждом шагу.

Ступив на путь борьбы, следуй предложенным ниже правилам и советам.

Правила и советы:

1. Никогда не дотрагивайся до интимных частей тела, если это не вызвано бытовой необходимостью – гигиеническими соображениями или отправлением естественных надобностей.

2. Избегай оставаться в одиночестве. Найди приличную компанию и проводи в ней свободное время.

3. Если кто-то из твоих друзей подвержен пороку мастурбации, РАЗОРВИ С НИМ ОТНОШЕНИЯ. Не надейся, что вместе вам будет легче победить грязную привычку. Это опасное заблуждение. Соблазн должен быть вырван из души с корнем, без остатка, и общество людей, страдающих тем же расстройством, будет лишь напоминать о грешных желаниях.

4. Принимая ванну или душ, не разглядывай себя в зеркало. Сократи процедуру до необходимого минимума: пять-шесть минут. Быстро вытрись, оденься и ПОКИНЬ ВАННУЮ КОМНАТУ. Перейди на кухню или в гостиную – туда, где находятся другие члены семьи.

5. Ложась спать, надевай закрытую пижаму, затрудняющую доступ к интимным частям тела.

6. Если, лежа в кровати, ты почувствовал, что желание стало непреодолимым, ВСТАНЬ, ПОЙДИ НА КУХНЮ И ПРИГОТОВЬ СЕБЕ БУТЕРБРОД, даже если время ночное и ты не голоден. Не беспокойся о лишних килограммах: твоя цель – ОТВЛЕЧЬСЯ ОТ ГРЕШНЫХ МЫСЛЕЙ.

7. Никогда не читай порнографической или возбуждающей литературы.

8. Старайся думать о благочестивых предметах. Читай хорошие и мудрые книги, содержащие религиозные идеи, например, Библию, Евангелие и Жития Святых.

9. Чаще молись Господу – но не о преодолении дурной привычки, ибо это лишь напомнит о ней. Молись с чувством и осознанно и НИКОГДА НЕ НАЗЫВАЙ ИМЕНИ СВОЕГО СОБЛАЗНА, ДАЖЕ В БЛАГОЧЕСТИВЫХ БЕСЕДАХ С ДРУГИМИ. Любое упоминание о пороке помогает ему укорениться.

10. Интенсивно занимайся физкультурой.

11. Если желание станет нестерпимым, громко крикни «ПРОЧЬ!» и тут же прочти заранее приготовленный отрывок из Библии или спой псалом.

12. На небольшом листке картона нарисуй календарь. Всегда носи его с собой, однако старайся никому не показывать. Те дни, когда соблазн одержал верх, закрашивай черным фломастером. Календарь послужит наглядной летописью твоей войны с пороком и заставит подумать дважды, прежде чем вычеркнуть из жизни очередной день.

13. Попробуй отпугнуть соблазн неприятными картинами. Представь, что лежишь в ванне, наполненной червями и мокрицами. Представь, что несколько мокриц заползли в рот.

14. Перед сном крепко сожми в руке благочестивый физический объект, например, Библию.

15. В особо запущенных случаях целесообразно бывает привязать руку к спинке кровати, чтобы не мастурбировать в полусне.

16. Сохраняй оптимизм и бодрость духа. Сатана не дремлет – будь и ты настороже! Ты выиграешь эту битву, мы верим в тебя!

Две загорелые девушки в открытых летних платьях выбрались из такси, притормозившего на перекрестке с Лотиан-роуд. Дэнни Скиннер украдкой посматривал на них из другого такси, стоявшего напротив, у бара «Шекспир». Расплачиваясь с водителем, он заметил промельк белых трусиков под юбкой одной из девушек. На его лице расплылась донжуанская улыбка. Девушка смерила его быстрым взглядом и тоже улыбнулась.

Ух, какие девчонки! Обалдеть. Ну и райончик! Надо за ними… нет, нельзя. А было бы классно! Прогуляться по веселым местам. Сначала по Роуз-стрит, потом на Джордж-стрит. Конкурс красоты под открытым небом.

Впрочем, сегодня у него были дела поважнее.

Бар «У Рика» прославился на всю страну после хвалебной статьи в одном из гламурных журналов от издательства «Конде Наст». Восторженно сюсюкающий автор окрестил его «самым остромодным и пафосным заведение Великобритании», не больше и не меньше. От этого удара бару так и не удалось оправиться: теперь его посещали преимущественно местные звезды футбола со своими поклонницами да представители шотландской прессы, обожающие блеск чужого успеха.

На сегодняшний вечер Алан де Фретэ ангажировал бар «У Рика» под праздничный фуршет в честь своего дня рождения. Дэнни Скиннер оказался единственным представителем городской администрации, удостоившимся высокой чести быть приглашенным на торжество, ибо его начальник Боб Фой отбыл на неделю в Альгарв поиграть в гольф.

Скиннер с нетерпением ждал этого вечера.

У нас с де Фретэ есть кое-что общее: мы оба инстинктивно ненавидим Кибби. Может, жирный повар действительно мой отец?

У Скиннера запрыгало сердце и загустела в жилах кровь, когда де Фретэ встретил его в дверях бара и энергично повлек внутрь. Ну точно мой папочка, думал он с веселым отвращением, направляясь вслед за именинником к стойке бара, где гуртились особо приближенные особы.

– Мистер Дэнни Скиннер! Департамент санитарно-эпидемиологического контроля!– театрально объявил де Фретэ.

Скиннер отрывисто склонил голову и крутанул глазами, приветствуя скопление вечерних платьев и костюмов.

– Спасибо за приглашение, Алан. Я как раз читаю вашу книгу.

– Ну и как, нравится?– оживился де Фретэ.

– Весьма, весьма! И знаете что интересно? Я недавно встретил одного из ваших героев, старого Сэнди. Он до сих пор ходит в таверну «Архангел». Каждый вечер там пьет.

– Хм-м, вот как?– прохладно процедил де Фретэ. И добавил, слегка оттаяв: – Что говорить, отличный был повар. И человек интересный. Природное чутье имел, мог бы многого добиться… Ну, ты видел, во что он превратился.– Де Фретэ беспокойно стрельнул глазами по залу.– Ты сюда его не притащил, надеюсь?

– Да нет, что вы.

– Это хорошо. Я ему, видишь ли, многим обязан… И он никогда не упускает случая, чтобы напомнить. Увы, как ни печально, алкоголиков рано или поздно приходится вычеркивать из жизни. Иначе нельзя.

Скиннер почувствовал себя неловко под пристальным взглядом де Фретэ. Знает ли толстяк о его проблемах с алкоголем? «Вычеркивать из жизни!» Слишком просто у него получается.

Заметив смущение Скиннера, де Фретэ пояснил:

– Мне постоянно приходится с этим встречаться. Среди поваров пьянство – один из самых распространенных пороков.

Скиннер кивнул на бокал вина в руке у собеседника.

– Вас, я вижу, это не останавливает.

– Сейчас нет. А раньше останавливало.– Де Фретэ скупо улыбнулся. Лицо его было покрыто ровным загаром: то ли Испания, то ли солярий.– Было время, я подсел на стакан, пришлось на несколько лет завязать. Затем понял, что могу пить умеренно, без срывов. Дело было не в вине, как выяснилось.– Он ухмыльнулся и отхлебнул вина.– А в самовлюбленности. Алкоголь – всего лишь лекарство для самовлюбленных.

– Но постоите, каждый нормальный человек себя любит!– воскликнул Скиннер в волнении.– Вы же не хотите сказать… Я имею в виду, вы и сами отнюдь не страдаете от недостатка самоуважения!

– Э, дружище, это разные вещи! Не надо путать самовлюбленность и чувство собственного достоинства.– Де Фретэ покачал головой.– Знаешь, сколько вокруг надутых нарциссов, которые за всю жизнь ничего путного не сделали?– Он рассеянно обежал глазами шумный зал.– И наоборот, столько скромных, по-настоящему добрых парней, отлично знающих себе цену… Мы привыкли сочувствовать пьянчуге печального образа, исполненному жалости к самому себе. А между тем веселый кутила и прожигатель жизни, считающий, что весь мир, кроме него, шагает не в ногу, заслуживают не меньшего сочувствия, ибо он, по сути, жертва того же недуга.

Скиннер задумчиво кивнул и минуту стоял молча. Затем встрепенулся и вспомнил о своей миссии.

– Вообще-то в вашей книге мне больше всего понравились места, где раскрывается тема «е».

Де Фретэ от души рассмеялся и выгнул бровь, ожидая продолжения.

– То, как вы описываете таверну «Архангел»… Сразу видно: веселое было место. Энтони Бурден рассказал нам про Америку, про то, как панк-культура повлияла на тамошние кулинарные традиции. Но про Англию – вы первый. Помните Бев Скиннер? Она там официанткой работала… Моя мать,– добавил он.

Де Фретэ улыбнулся и кивнул, однако в подробности вдаваться не спешил. Скиннер подумал, что существовавшая между этими людьми эмоциональная связь, если она и была, уже давно истончилась и исчезла. На лице повара не отразилось ни враждебности, ни симпатии.

– Да, это имя я запомнил. Девчонка ошивалась с музыкантами, с группой «Старички». Неплохо играли ребята. Но так и не вышли на уровень, которого заслуживали.

– Точно. Солиста звали Уэс Пилтон. У него голос был неплохой.– В детстве Скиннер наслушался «Старичков», Беверли часто крутила их записи.

– Как поживает твоя мать?

– О, замечательно! По-прежнему верна панк-року. Уверена, что после него музыка умерла.

– А мне панк-рок быстро надоел. Несколько месяцев можно послушать, пока есть чувство новизны, а потом… Если продолжаешь – значит у тебя проблемы с головой.– Де Фретэ спохватился, видимо, осознав, что Беверли до сих пор убежденная поклонница панк-рока.– В общем, передавай ей привет. Веселые были времена.

– А она никогда… э-э… ну, вы с ней – ни разу?– Скиннер попытался вложить в улыбку всю доброжелательность, на которую был способен, хотя в груди медленно разгорался уголек.

– На что это вы намекаете, мистер Скиннер?– Де Фретэ игриво завел глаза.

– Ну, у вас определенная репутация… Да и в книге много чего написано. Вот я и подумал…– Скиннер подмигнул.

– Положа руку на сердце – никогда!– ответил де Фретэ убежденно и, насколько можно было судить, искренне.– Хотя я, помнится, был отнюдь не прочь. Твоя мать даже со всей этой дикой косметикой и панковскими шмотками смотрелась очень ничего. Но у нее был парнишка, на других она внимания не обращала. Вся история была окутана некой тайной. Помню, парнишка тоже был поваром. А кто именно – не знаю. Скорее всего Грег Томлин, американец. Приятель мой. Любимец начальства, любимец девочек, любимец фортуны!– Де Фретэ усмехнулся, пристально посмотрел на Скиннера и добавил: – Но твоя мать была однолюбкой, это факт. Все время только с одним парнем… А ты, я вижу, не такой.

– Я что угодно попробую. Один раз.– Скиннер хмыкнул.– А если понравится, то и не один.

– Вот это по-нашему!– воскликнул де Фретэ и, оглядевшись, прошептал: – Мы после ресторана кое-куда поедем, узким кружком. Экзотическое местечко, без лишних условностей. Ты как?

– Да легко!– с воодушевлением ответил Скиннер.– Свистните, когда будете отчаливать.

Черт его знает, куда он меня потащит… Но какая разница! За все платит Кибби.

Саранча в вечерних туалетах в два счета подмела бесплатные закуски и напитки. Было ясно, что вряд ли кто останется догуливать за свои деньги.

Женщина средних лет с искусственным мехом на плечах воздела руки к небу.

– Алан, вы мой гений! Ваша книга просто чудо! Я испытала рецепт со спаржей на своем Конраде – это лучше любой виагры. Я так вам благодарна! Вы тронули меня до глубины души. Надеюсь, что тронете еще глубже.

– Вы же знаете, мадам: я всегда к вашим услугам!– Де Фретэ склонился и расцеловал даму в обе щеки.

Скиннера подобные разговоры начали утомлять. Окружающие заметили это и перестали обращать на него внимание. Скиннер платил им той же монетой. В одном, правда, он был с ними заодно – его неприятно будоражил тот факт, что закончилась бесплатная выпивка. Вскоре де Фретэ ему подмигнул, и они двинулись к выходу. На улице ждали два таксомотора. В первую машину, кроме Скиннера и де Фретэ, залезли еще двое мужчин и одна женщина. Один из незнакомцев был щуплым азиатом в богатом замшевом пиджаке. Женщина, которой на вид было хорошо за тридцать, щеголяла в чем-то черном от «Прада».

Штукатурки слишком много, но для своих лет очень даже ничего.

Расклад, правда, косоват: четверо мужиков на одну старуху. В очереди, что ли, стоять?

Второй незнакомец кольнул Скиннера пристальным взглядом. У него были угольно-черные волосы, костлявые скулы и неестественно выкаченные глаза, что вкупе с тонкими поджатыми губами придавало ему вид хронического скандалиста. Такси неслось по булыжным улицам ночного Нью-тауна. Пучеглазый говорил с де Фретэ о кулинарии.

– Я не ставлю под сомнение ваш авторитет, упаси бог! Но согласитесь, французы…

– Ваши французы все переперли у древних греков и римлян!– перебил де Фретэ.– Запомните, дружище, существует три источника: китайская кухня, греческая и римская. Остальное – более поздние производные. Греки и римляне дали начало западным кулинарным традициям. Все эти пиршества, игрища, оргии… Смысл в том, что каждое чувственное наслаждение должно быть тщательно изучено.– Он повернулся и подмигнул Скиннеру, который беспокойно ерзал в уголке.

Отпустив такси, они подошли к неприметному подъезду. Де Фретэ нажал кнопку домофона и каркнул свое имя. Дверь открылась, на пороге стоял высокий тип – дочерна загорелый, с карими глазами и короткой волнистой стрижкой. Его виски были тронуты сединой.

– Алан! Роджер! И новых друзей привели,– замурлыкал он, смерив Скиннера взглядом.

– Грэйми, рад тебя видеть!– расплылся де Фретэ.– Ты ведь знаком с Ануаром?– Он указал на азиата. Тот шагнул вперед и обменялся с Грэйми рукопожатием.

– Это Кларисса, а это Дэнни.

Грэйми чмокнул женщину в щеку, затем повернулся и энергично пожал Скиннеру руку. В его глазах светились холодные хищные огни, гибкие пальцы были налиты нешуточной силой. Он был уже немолод, но, несмотря на возраст, пребывал, по-видимому, в отличной физической форме. Скиннер почувствовал себя неуютно и отчего-то подумал о Кибби.

Де Фретэ и Грэйми провели гостей в просторный зал. Белые крашеные стены, высокие потолки, лепные карнизы, огромный мраморный камин, вычурные бронзовые канделябры. В центре стоял длинный дубовый стол с пестрой снедью: копченой рыбой, рубленой курятиной, итальянскими закусками и салатами. Скиннер с интересом отметил устриц, лежащих на серебряном блюде в ледяной крошке,– этой экзотики он еще ни разу не пробовал. Еще более любопытными казались внушительные батареи шампанского, частью уже разлитого в бокалы. Помимо стола в зале находился исполинских размеров матрас, застеленный лиловой простыней, а также несколько низких кушеток и шезлонгов.

– Дамы и господа, прошу: у нас самообслуживание,– прогремел гулкий бас де Фретэ.

Гости не заставили себя упрашивать и ринулись к столу. Скиннер подхватил крупную устрицу и употребил ее, следуя инструкции де Фретэ. Слизистый комочек скользнул по пищеводу.

– Это почти как… в общем, вкусно!– комментировал он задумчиво.

– Ничего не напоминает?– игриво проворковал де Фретэ. Скиннер неуверенно улыбнулся и перевел разговор на американского повара:

– Этот парень, которого вы упомянули. Который придумал шоколадный десерт. Где он сейчас?

– Грег? Он в живет в Сан-Франциско. Шеф-повар одного из лучших ресторанов. Увы, еще один пример несчастного, который, подобно твоему покорному слуге, продал душу телевидению и книгоиздателям.

Скиннер осмелел от выпитого и приготовился любой ценой выпытать у де Фретэ подробности про Грега Томлина, но тут подскочил Грэйми с подносом.

– L’escargots?

– Улитками не интересуюсь, спасибо.– Скиннер сморщил нос.

– Напрасно!– ледяным тоном произнес Грэйми.

Пожав плечами, Скиннер проткнул вилкой одну из улиток и щедро окунул ее в чесночный соус. С виду улитка напоминала гриб. Да и на вкус не очень отличалась.

Между тем прибыло второе такси, и в зале появились новые люди: двое молодых людей, а с ними три девушки, которых не было в баре «У Рика». Проститутки, подумал Скиннер.

– Мистер Скиннер! Как вы относитесь к национальному вопросу?– с легким шотландским акцентом поинтересовался Роджер.

– Нам, шотландцам, от Объединенного Королевства только польза,– ответил Скиннер, рассудив, что роскошный салон в центре Нью-тауна наверняка окажется бастионом унионистов.– Мы плачемся перед мировым сообществом, что до сих пор ходим в колониях Британской империи. А сами всю дорогу только и делали, что поддерживали ее, помогали насаждать такие прелести, как рабство, расизм и ку-клукс-клан.

– Думаю, вы слишком упрощаете,– фыркнула Кларисса и резко отвернулась.

Грэйми, увивавшийся поблизости, сухо улыбнулся.

– Здесь такие взгляды поддержки не найдут.

Скиннеру вдруг захотелось поговорить с проститутками – узнать, как они смотрят на национальный вопрос. Он попытался встретиться глазами с самой симпатичной, одетой в голубую обтягивающую блузку, но девушка была занята: ее руку настойчиво ласкал один из юношей.

– Сколько вам лет, мистер Скиннер?– поинтересовался Роджер.

– Двадцать пять.– Скиннер решил накинуть пару лет, чтобы по возможности избежать нравоучительной проповеди.

– Хм-м…– с сомнением протянул Роджер.

Кларисса вновь повернулась и заговорила, обращаясь исключительно к Роджеру:

– Вы читали статью Грегора в последнем выпуске «Современной Эдины»? Он там дает достойную отповедь некоторым любителям обобщений,– она кольнула Скиннера взглядом,– которые болтают, не зная фактов.

– Срезали, сдаюсь!– Скиннер осклабился и отошел поближе к шампанскому, поминая выражение «кто платит, тот и заказывает музыку».

По предложению де Фретэ все переместились на кушетки. Грэйми подскользнул к Скиннеру и ловко подлил ему в шампанское светло-голубой жидкости из прозрачной бутылки.

– Вы у нас впервые,– улыбнулся он.– Это поможет расслабиться.

В глазах у него по-прежнему сверкали ледышки.

Поколебавшись не более секунды, Скиннер поднес бокал к губам и отхлебнул. На цвет и вкус шампанское не изменилось, даже пузырьки бежали как обычно.

Кибби! Слава яйцам, что ты есть.

Напиток его и вправду расслабил: руки-ноги отяжелели и разбухли. Скиннер благодушно позволил Роджеру и Грэйми снять с себя куртку. Налетела легкая тошнота, потом столь же легкое чувство голода… потом реальность расплавилась, и Скиннер вяло свалился с подушки на пол, успев подумать, что, должно быть, Роджер его толкнул.

В груди что-то давит. Трудно дышать. Легкие будто отмерзли. Кто это рассказывал, что у дедушки было железное легкое?.. У меня легкие из железа. Надо, наверное, кричать, звать на помощь, брыкаться. Но что-то мудрое и доброе шепчет: не бойся, пустое, чему быть, того не миновать… Хорошо бы вот так умереть – спокойно, мудро, без страха…

Скиннер не сопротивлялся, хотя мог бы, если бы захотел. Ему расстегнули ремень, стянули брюки, трусы. Рывком раздвинули ноги – безвольные, как мертвое мясо. В лицо уперся пыльный ворс ковра, еще пуще затруднив дыхание. Скиннер скосил глаза и увидел ниточку света, пробивающегося из-под далекой двери. Сверху навалилась мягкая тяжесть. В анус вломилось нечто твердое, горячее – и начало ерзать. Кто-то вошел в него. Наверное, Грэйми. Или Роджер. Кто-то из них. Над ухом скрежетали зубы, словно лежащему на нем человеку было больно. Словно ему тоже вломили в зад. Наверное, так оно и было. Горячая боль втиснулась глубже, раздирая тело напополам, травмируя внутренности – даже сквозь подушку наркотика. Сверху долетали ожесточенные ругательства.

– Грязный сучонок, северный брит! Вот тебе! Н-на! В твое вонючее англоебучее дупло! Тупая крыса, щенок! Британский прихвостень!

Замутненному сознанию эти лютые крики казались добрыми и успокаивающими, как мамина колыбельная.

Первый насильник отстрелялся, его сменил второй. Скиннер с трудом различал в розовом мареве, что рядом корячится обнаженный Ануар, принимая сзади грузного незнакомца, очевидно, пришедшего позже. Де Фретэ стоял на коленях перед Клариссой, засунув ей голову под юбку, и старательно вылизывал у нее между ног, а она кривила губы и смотрела на Скиннера с пристальным презрением. Две проститутки, раздевшись, ласкали друг друга на лиловом матрасе под аккомпанемент одобрительных мужских голосов, которые делались то тише, то громче, как далекие радиостанции на пустынном шоссе.

Потом наступило забытье.

Очнулся Скиннер один, в той же комнате. Натянув штаны и обувшись, он тихо выскользнул за дверь. Каждый шаг отдавался внутри нестерпимым жжением, от жопы до кишок. Скиннер чуть не кричал от боли, по щекам бежали слезы. Доковыляв до дома, он осторожно потрогал растерзанный анус: палец окрасился кровью.

Скиннер чувствовал себя наивным дурачком, которого облапошили, трахнули и бросили. На душе было темно. Он вспомнил о мистическом заклятии. Поможет ли ему сон? Забравшись под одеяло, он скорчился и затих, подрагивая от боли, в ожидании целительной волны. И волна накатила, утащив его в пучину.

Проснулся он свежим и бодреньким. Анус больше не болел. Ощупывание не выявило следов крови – ни свежей, ни засохшей. Как будто ничего не случилось.

Как будто это случилось с кем-то другим.

Она никогда не отличалась крепким здоровьем: нервозная, склонная к простуде женщина с зеленоватым оттенком лица. От резких запахов ее тошнило, а общественные туалеты вызывали брезгливый ужас. Покорствуя судьбе, Джойс Кибби, казалось, болела за компанию – сперва с мужем, потом с сыном. Ее прическа всегда выглядела дурно: сколько бы раз в неделю она ни мыла голову, волосы были либо сальными, либо сухими и ломкими.

Джойс знала, что Кит до встречи с ней крепко пил. Через общество анонимных алкоголиков он вышел на церковь, а через церковь – на будущую жену. Позже, когда он смертельно заболел, Джойс решила, что виноваты годы безудержного пьянства, ослабившие организм. Теперь, когда ее сын начал выказывать похожие симптомы, она поняла, что поспешила с оценками.

Джойс любила сына и дочь яростно, самозабвенно и заполошно, однако не могла не сознавать, что теперь, в отсутствие Кита, компенсировавшего ее кудахтанье своим спокойствием, им тяжелее будет сносить ее суетливую любовь. Она отчаянно боролась с инстинктивным желанием переложить на их плечи собственные страхи и слабости. Брайан и Кэролайн унаследовали отцовскую силу не поровну: сестре досталась большая часть, и Джойс с особым трепетом старалась оградить этот ценный дар от своей излишней мягкости. Увы, дело осложнялось тем, что дочь уже несколько раз возвращалась домой под утро, от нее крепко пахло спиртным, и мать не знала, как реагировать. Она решила выждать момент и провести воспитательную беседу и даже завязала на память мысленный узелок, который, впрочем, безнадежно затерялся в хаосе ее скорбящего ума, подобно прочим узелкам, галочкам и закладкам.

Главной движущей силой Джойс был страх. Она выросла в Льюисе, под свинцовой пятой пресвитерианской Свободной церкви, и слово «богобоязненный» понимала буквально. Ее Господь был безжалостен и грозен: получив очередной удар судьбы, Джойс прежде всего пыталась понять, чем Его прогневила. Вину за болезнь Брайана она привычно взяла на себя, поскольку больше винить было некого. В ее сердце созрела горькая уверенность, что сюсюканья и чрезмерная забота ослабили иммунную систему сына. Выход был один: молиться, молиться и еще раз молиться. И, разумеется, следовать советам докторов.

От последних, правда, толку не было – ни один эскулап не мог предложить вразумительного курса лечения. Медицина с достоверностью установила лишь одно: Брайан, говоря простым языком, гнил заживо. Его внутренние органы медленно и неуклонно умирали: сердце, печень, почки, селезенка, легкие, кишечник, трахея, мочевой пузырь, нервная система – все приходило в упадок, а причина по-прежнему была неясна.

Дружба между Джойс и техасскими миссионерами Элдером Элленом и Элдером Клинтоном (она так и не смогла привыкнуть к этим странным именам) несколько охладела. Юноши стали реже наведываться в гости, несмотря на обильные обеды, которыми она их всякий раз потчевала. Их смущали агитки Свободной церкви, которые Джойс пыталась им всучить,– там говорилось, что «Современная Библия» – полная ересь, а носители ее – лжепророки. Они приехали из Техаса, чтобы обращать других, а быть обращенными в их планы не входило.

Укрывшись в своей комнате, Брайан Кибби пытался следовать рекомендациям памфлета «Обуздай мастурбацию». Он с головой погрузился в «Харвест Мун», чтобы не думать о Люси, однако в поселке ему повстречалась Маффи – и рот сразу пересох.

Она всего лишь картинка… электронный образ… это просто игра…

Джойс не спалось; она пошла на кухню, чтобы приготовить на завтра еду. Возясь с фирменным шотландским бульоном и размышляя о благочестивых предметах, она внезапно услыхала крик и грохот. У Брайана Кибби случился приступ. Устояв перед чарами Маффи, он спокойно проходил игру – занимался починкой подгнившего забора, убирал урожай,– как вдруг сознание помутилось. Реальность поплыла, окружающие предметы исказили очертания, а внутри, в самом кишечнике, вспыхнула жгучая крутящая боль. Он закричал и упал со стула: нестерпимая ломота в заднем проходе раздирала его напополам, причиняя жуткие страдания.

⇐ Предыдущая 12 13 14 15 161718 19 20 21 Следующая ⇒