|
|||
Собеседование17. Собеседование
Боб Фой сидел в своем кабинетике на промежуточном этаже и, подавшись вперед, изучал висящий на стене внушительный календарь, испещренный аккуратными разноцветными пометками. Система обозначений была продумана до мелочей и соблюдалась с религиозной тщательностью: каждый оттенок символизировал определенную фазу инспекционного процесса. Однако календарь, подобно большинству артефактов такого рода, давал весьма идеализированную версию истинного положения вещей. Фой скроил трагическую мину: назревали перемены, а он перемен не любил, особенно тех, которые были ему неподконтрольны. Кандидаты на должность старшего инспектора, помимо собеседования с Фоем и Купером, должны были выдержать экзамен перед членами комитета общественного здравоохранения; при этом ни один из соискателей, по мнению Фоя, не дотягивал до нужного уровня. И тем не менее… Дэнни Скиннера после скорбного казуса с докладом Кибби словно подменили: он подтянулся, навел порядок в отчетах и начал в числе первых появляться на работе. Брайан Кибби, напротив, совсем расклеился. Айткен и Макги оказались вне игры – первый уходил на пенсию, а второй получил долгожданный перевод в Глазго,– что, в сущности, оставляло трех кандидатов: Скиннера, Кибби и «эту девчонку», как Фой про себя привык называть Шеннон Макдауэл. Шеннон отстрелялась первой, продемонстрировав недюжинную эрудицию и богатый опыт. Ее старания, однако, были напрасны: Фой с Купером втихаря подредактировали ее личное дело, переправив некоторые плюсы на минусы, и сфабриковали списочек причин, по которым она якобы была недостойна ответственного поста. Дэнни Скиннер произвел на комиссию приятное впечатление. Он подал себя энергично, собранно и доброжелательно, а главное – умно, то есть не особо выпячивая свой ум, как и подобает успешному кандидату на должность старшего государственного чиновника. Брайан Кибби явился полной противоположностью своему конкуренту: члены комиссии как по команде разинули рты, когда перед ними предстала его щедро разукрашенная физиономия. Выступал он отвратно – заикался, потел, дергался, то и дело срывался на неразборчивый хрип. После него в комнате остался призрачный дух жалкого неудачника, барахтающегося в болоте личных неурядиц. Пока строгое жюри размазывало Кибби в лепешку, Шеннон и Скиннер беседовали в офисе за чашкой кофе. – Я, конечно, надеюсь, что выберут меня,– говорил Скиннер искренне,– но по-хорошему это твоя должность. И я буду за тебя рад. – Спасибо, Дэнни! Взаимно,– отвечала Шеннон с несколько меньшей искренностью: оба понимали, что именно она по справедливости заслуживает повышения. У Шеннон опыта больше, чем у всех нас, вместе взятых. Плюс еще способности и обаяние. Но когда Брайан Кибби воротился с расправы и обессиленно рухнул на свое место, а вслед за ним вошли Фой с Купером с нарочито драматическими лицами, Скиннер с легкой горечью подумал: жаль, что Шеннон женщина. Прошло несколько дней, прежде чем было объявлено решение комиссии. Фой повел новоиспеченного старшего инспектора в «Маленький садик» отметить назначение. – Я, конечно, не женофоб,– поделился он со Скиннером.– Но в нашем отделе всякие люди есть. Лучше уберечь Шеннон от неприятностей. Некоторые скорее умрут, чем согласятся работать под началом женщины. Зачем ее так подставлять? Да и мне среди подчиненных смута не нужна… И потом, не надо забывать о владельцах ресторанов. Думаешь, такой человек, как де Фретэ, станет принимать женщину всерьез? Да он залезет ей под юбку и сорвет трусики, прежде чем она успеет произнести: «Эдинбургская санитарно-эпидемиологическая инспекция!» – М-да,– кивал Скиннер с сомнением. С одной стороны, повышение его радовало, а с другой – было неловко перед Шеннон. Их интимные встречи в последние дни сильно участились, к некоторому беспокойству обоих. Главным зачинщиком этих встреч выступал обычно Скиннер, с недавнего времени чувствовавший себя как никогда бодрым и любвеобильным. Шеннон здорово расстроилась, когда узнала о решении комиссии, однако нашла в себе силы сердечно поздравить нового главного инспектора, тем самым усугубив мучившие его угрызения совести. Фой подался вперед и доверительно шепнул, обдав Скиннера терпким духом своего любимого одеколона: – Между нами говоря, какие из девчонок инспекторы? Они же постоянно отвлекаются на ерунду! «Ах, какая милая скатерть! Ой, какие веселые занавесочки!» А что в кухне дерьма по колено – это по барабану! У Скиннера внезапно кровь застыла в жилах: двери подсобки распахнулись, и в зал ввалился жирный де Фретэ – в огромном переднике, с огромной улыбкой,– прямиком к их столу. Скиннер в панике поднялся и поспешно убежал в туалет, процедив сквозь зубы: – Пардон, прихватило… Обернувшись на бегу, он увидел трогательную картину: братание шеф-повара с ответственным чиновником. Неторопливо мочась, Скиннер размышлял о коварной природе служебных романов. Вот ведь, думал он, с отвращением глядя в зеркало, сначала трахаешь девчонку, потом подсиживаешь ее, уводишь должность из-под носа… Затем он вспомнил Кибби и спросил себя вслух: – А что я увожу у него? Что у меня сейчас на душе? Кто я вообще такой? Интересно, одобрил бы отец такое поведение? Отец… Вот де Фретэ – точно одобрил бы. Интересная мысль… Старый Сэнди, значит, был учителем толстяка… Хе, неудивительно, что он спился! Его, конечно, исключаем как инвалида. А вот сам де Фретэ – известный потаскун. Конечно, он не похож на поджарого загорелого старца моей мечты, зато пьет будь здоров и на отсутствие успеха не жалуется. Выйдя из туалета, Скиннер с облегчением увидел, что де Фретэ испарился, оставив на столе бутылку шампанского «Кюве брют». – Подарок нашего общего друга,– пояснил Фой, изогнув бровь.– В честь твоего повышения. …натолкнуло меня на любопытную мысль, которую я в тот же день за обедом обсудил со своим редактором. Нашу беседу оживляли несколько бутылочек доброго шампанского «Крюг» 2000 года: мы отмечали успех моей книги «Кулинарные путешествия – мир глазами шеф-повара», продажи которой в Великобритании перевалили двухсоттысячный рубеж. Моя гипотеза, вдохновленная в немалой степени алкогольными парами, заключалась в следующем. С одной стороны, истинный сластолюбец в силу своей природы и образа жизни – а отчасти и в силу полученного образования – обладает весьма специфическими и ценными знаниями, которыми он не прочь поделиться. С другой стороны, каждый повар (а точнее, шеф-повар, каковыми являются мои друзья), по сути, не кто иной, как сластолюбец. Поэтому когда речь заходит о вопросах любви, секса и отношений полов – а эти вопросы, я убежден, волнуют любого из нас,– каждый из моих коллег может послужить неоценимым кладезем полезных советов и поучительных историй. Во второй раз де Фретэ вышел с бутылкой старого бургундского. Это было весьма кстати – шампанское давно закончилось,– и Скиннер, уже находившийся подшофе, сменил гнев на милость. – Поздравляю с назначением,– церемонно произнес де Фретэ, растянув губы в хитрой оценивающей улыбке. Скиннер пару секунд молча смотрел ему в глаза. В душе крутились вихри противоборствующих эмоций: близость грандиозного повара одновременно завораживала, пугала и вызывала отвращение. Эта жирная сволочь – мой отец?! – Спасибо,– ответил он в тон.– Весьма польщен. – Не стоит благодарности.– Де Фретэ заносчиво вскинул подбородок.– Джентльмены, я должен вас покинуть. Улетаю в солнечную Испанию. – На отдых?– спросил Фой. – Увы! Снимать очередное шоу. Двадцать восьмого я вернусь – и в кругу друзей отпраздную день рождения. Приглашаю вас присоединиться. Фой и Скиннер синхронно кивнули. Де Фретэ откланялся. Может, он в юности был тощим, как и я? А потом постарел и раздулся? Скиннеру хотелось задержать де Фретэ, расспросить его о таверне «Архангел», о Сэнди Каннингам-Блайте, об американском поваре, с которым он стажировался, а главное – о Беверли. Но вино уже шумело в голове, и на первый план, отодвинув остальные желания, выступила острая жажда праздника. А что, повод у него был! К тому же расплачивался теперь Кибби. Этот фантастический расклад, конечно, долго не продлится. Рано или поздно все вернется в норму. Значит, надо пользоваться, пока есть возможность. Сейчас ты у меня попляшешь, крыса вонючая! Фой заграбастал бутылку бургундского и лукаво подмигнул. – Ну что, Дэнни? Ты же у нас красного не пьешь? Скиннер ухмыльнулся и выдвинул вперед пустой бокал. – Сегодня сделаем исключение. В субботу утром Кен Рэдден постучал в дверь Кибби. Джойс отворила – и с тревогой посмотрела сперва на него, потом на стоящий у обочины микроавтобус, из окон которого выглядывали молодые радостные лица. – Мистер Рэдден… Видите ли, Брайан… Брайан Кибби появился в дверях: его глаза были налиты кровью, лицо опухло. – Что, повеселился вчера?– спросил Кен, принюхиваясь к плывущим из дома запахам кухни и уборки. – Да нет… я дома был… Не ходил никуда…– Сердце Кибби оборвалось при виде микроавтобуса.– Я… вирус подхватил. Мы у доктора вчера были. Ну конечно! Поход в Гленши… Как я мог забыть? – Да, были у доктора,– скорбно подтвердила Джойс. – В общем… какая-то странная болезнь, простуда,– мямлил Кибби, с беспокойным отчаянием поглядывая на окна автобуса: шустрый Ангус Хетэрхил, разумеется, сидел рядом с Люси. – Ну что ж!– энергично сказал Кен Рэдден.– Увидимся, когда поправишься. О поправке, однако, речь пока не шла. На протяжении следующих трех недель Брайан Кибби только и делал, что болтался по разномастным больницам. Вертелась бесконечная карусель белых халатов, озабоченных лиц, мудреных анализов… Диагнозы ставились самые невообразимые: неизвестный вирус, болезнь Крона, редкая форма рака, метаболические расстройства, даже шизофрения. На самом деле медицина просто зашла в тупик. И все-таки Кибби отказывался сдаваться. Он упорно посещал спортзал – превозмогая слабость, работал с гантелями, чтобы укрепить организм. Усилия не пропали даром: он начал заметно прибавлять в весе. Вначале это его воодушевило – прощай, ненавистная худоба!.. Увы, вскоре стало безнадежно очевидно, что масса прибывает не за счет мускулов, а за счет жира. Кибби штудировал дневники отца не менее скрупулезно, чем это делала Джойс, хотя и не так открыто – он по-прежнему не хотел, чтобы их прочла сестра. Кэролайн тем временем пила практически ежедневно, становясь от этого замкнутой и угрюмой, под стать абсолютно трезвому брату. Болезнь, однако, сделала Кибби эгоистом: он почти не интересовался поведением сестры. В дверь постучали; Брайан с трудом поднялся и отпер замок – только чтобы увидеть спины двух убегающих со смехом мальчишек. Вот же хулиганы… Он вздохнул и вернулся к прерванному чтению. Дневники Кита Кибби, помимо признаний в любви, содержали педантичные разборы прочитанных книг. Для Брайана это было открытием: он понятия не имел об отцовском увлечении литературой. Наиболее пространных отзывов удостоились «Портрет Дориана Грея» Оскара Уайльда и «Странная история доктора Джекила и мистера Хайда» Роберта Луиса Стивенсона. Брайан между тем ни разу не видел отца читающим что-либо, кроме вечерней газеты. Видимо, в силу неясных причин Кит Кибби не хотел посвящать семью в эту часть своей жизни. Брайан принялся было читать упомянутые в дневниках романы, однако не смог осилить ни одного: истории казались ему сухими и мрачными, навевали головную боль. Он вернулся к любимым видеоиграм, а спортзал забросил – слишком утомительно, да и бесполезно. Однажды вечером Брайан сидел в кресле в гостиной, сипло дыша. Они с матерью смотрели сериал «Улица Коронации». Каждый хриплый вздох сына ножом вонзался в сердце Джойс. Она покосилась на него с усталым сочувствием. – Ты ведь не стал бы от меня скрывать, что пьешь? А, сынок? – Конечно, не стал бы, ма!– простонал Брайан в отчаянии.– Я не пью, сколько можно повторять! Когда мне пить? Я целый день или на работе, или по больницам мотаюсь. – Прости, сынок,– вздохнула Джойс. Ее беспокойство было объяснимо: она уже несколько раз замечала, что от дочери пахнет спиртным.– Я просто хотела… Ты всегда можешь мне довериться. – Да, ма, я знаю,– мягко ответил Кибби. И после минутного молчания сказал: – Знаешь, эти американцы, которые к нам приходят… ну, миссионеры… – Да, Элдэр Клинтон и Элдэр Эллен. Они из Техаса, от Новой церкви апостолов Христовых. Такие милые молодые люди!– Джойс улыбнулась.– Я им, правда, сразу заявила, что обратить меня не удастся. – Им ведь запрещается пить, да? Ну и это… с девушками… – Верно, они совсем не пьют! А про остальное даже речи нет… Пока не женятся, конечно,– вдохновенно сказала Джойс. Она полагала «Современную Библию» чушью, а ее авторов – еретиками и лжепророками, однако жесткий моральный кодекс последователей Новой церкви не мог не заслуживать уважения. – Но они ведь молодые. Наверное, их одолевают… э-э… желания. – Конечно, как и всех!– ответила Джойс.– Для этого нам и дается вера, сынок! Надо почаще ходить в церковь. Тогда будет легче бороться с соблазнами. Брайану Кибби хотелось услышать совсем не это. Вскоре он столкнулся с новой дилеммой. Во время обеденного перерыва, сидя в кафетерии и ковыряя пресный салат, он уныло размышлял, что его все неудержимее тянет на сладкое и жирное. А живот между тем уже выплескивался через ремень. – Не могу понять, от чего я так страшно растолстел!– воскликнул он с отчаянием. Шеннон принялась его утешать: это временное явление, связано с возрастом, скоро пройдет… Кибби угрюмо кивал и с завистью поглядывал на стройного и подтянутого Дэнни Скиннера, с аппетитом поглощавшего обильный обед. Коварный злодей в последние дни вел себя чуть ли не дружелюбно, по крайней мере с виду. – Просто несправедливо!– пробурчал Брайан.– Некоторые вон жрут как кони и пьют как рыбы, а ни грамма не толстеют. – А у них метаболизм хороший,– осклабился Скиннер. И посмотрел, облизнувшись, на буфетную стойку.– Пожалуй, возьму еще кусочек глазированного пудинга. Такая вкуснятина!
|
|||
|