Лиза Джейн Смит 5 страница

Злясь на Дамона (а заодно и на себя) за подобные мысли, Елена отвернулась от зеркала.

Прошлое – это прошлое. Она не представляла, почему Дамону вдруг стали противны ее прикосновения, почему он смотрит на нее холодно, как на предательницу. Почему‑то он возненавидел ее до такой степени, что с трудом мог находиться с ней в одной машине. Какова бы ни была причина, Елене придется научиться игнорировать это. Потому что, если Дамон уйдет, она никогда не найдет Стефана.

Стефан. На худой конец, она всегда может найти утешение в мыслях о Стефане. Ему неважно, как она выглядит: его волнует, как она себя чувствует. Включив горячую воду, Елена закрыла глаза и сняла мокрую, липнущую к телу одежду, греясь воспоминаниями о любви Стефана.

В ванной нашлась маленькая бутылочка пены для ванн, но Елена ее не тронула. У нее в рюкзаке был золотистый прозрачный пакет ванильной соли для ванн – и наконец‑то представился случай ею воспользоваться.

Она осторожно высыпала примерно треть украшенного ленточками пакета в быстро наполняющуюся ванну и вдохнула пахнущий ванилью пар.

Через несколько минут Елена по плечи погрузилась в горячую воду и ванильную пену. Глаза она закрыла. Тепло постепенно охватило все тело, вода смывала боль.

Соль для ванн была не обычная, а лечебная. От нее не пахло медикаментами, но Стефан получил ее от своей квартирной хозяйки, миссис Флауэрс – пожилой интеллигентной светлой ведьмы. Травяные сборы были ее коньком, и Елена могла бы поклясться, что чувствует, как напряжение последних дней вымывается из тела.

Да, это то, что нужно. Никогда раньше она не получала такого удовольствия от ванны.

«Только вот, – твердо сказала она себе, вдыхая нежный ванильный пар, – ты, конечно, просила у миссис Флауэрс расслабляющую соль, но спать здесь нельзя. Утонешь, а ты знаешь, каково это. Ты там была – даже на саван не пришлось тратиться».

Сейчас, когда горячая вода расслабляла мышцы, а аромат ванили – голову, мысли становились все примитивнее и беспорядочнее. Она думала что‑то бессвязное, время от времени почти засыпая. Она полностью отдалась теплу и возможности ничего не делать…

Она спала.

Во сне она двигалась. Было темно, но она все равно понимала, что скользит сквозь густой серый туман. Вокруг слышались голоса – и они спорили о ней:

– Второй шанс? Я говорил с ней об этом.

– Она ничего не вспомнит.

– Это неважно. Все останется при ней, если она проснется.

Оно будет расти внутри нее… пока не придет время.

Елена не представляла, о чем это они.

Потом туман начал рассеиваться, облака разошлись, а она заскользила вниз, постепенно замедляясь, и упала на землю, покрытую сосновыми иглами.

Голоса исчезли. Елена лежала на лесной полянке – правда, одетая. На ней была ее лучшая ночная рубашка – та, с настоящими валансьенскими кружевами. Прислушиваясь к ночным звукам, она вдруг почувствовала, что ее аура реагирует как‑то непонятно.

Она ясно ощущала, что кто‑то идет. Кто‑то распространявший вокруг себя ощущение безопасности – теплые земные тона, мягкий розовый оттенок и глубокий фиолетовый цвет, – она почувствовала все это, пока человек еще не появился. Это были… чьи‑то… чувства к ней. И за любовью и умиротворением она почувствовала темно‑зеленые тона, золотые всплески и загадочный прозрачный оттенок – как сверкающий водопад, обдававший ее бриллиантовым сиянием.

– Елена, – прошептал голос, – Елена…

Так знакомо…

– Елена. Елена.

Она знала , кто это.

– Елена, ангел мой…

Это любовь.

Не зная, сон это или явь, Елена распахнула объятия. Это был ее человек. Ее волшебство, ее утешение, ее возлюбленный. Неважно, как он попал сюда, неважно, что было раньше. Половина ее души – навечно.

И вдруг…

Сильные руки нежно обняли ее…

Теплое тело прижалось к ней…

Сладкие поцелуи…

Тысячи поцелуев…

Такие знакомые ощущения… она таяла в его объятиях.

Он был таким осторожным, но в то же время неистовым. Он клялся не убивать, но убил бы, защищая ее. Для него не было ничего драгоценнее ее. Любая жертва для него оправданна, лишь бы Елена была свободна и в безопасности. Его жизнь без нее ничего не значила, он отдал бы ее с радостью и перед смертью целовал бы ей руки. Елена вдохнула запах осенних листьев, исходивший от его свитера, и почувствовала себя защищенной. Как ребенок, она успокаивалась от простых знакомых запахов, от ощущения твердого плеча под щекой, от того, что ее дыхание сливалось с его дыханием воедино.

Она попыталась найти имя этому чуду – и имя встало у нее перед глазами.

Стефан…

Елене не нужно было даже смотреть на лицо, чтобы увидеть изумрудные глаза, в которых вспыхивали искры – как на колеблемой водой поверхности пруда. Она спрятала лицо у него на плече, почему‑то боясь оторваться от него – хотя и не помнила почему.

«Я не знаю, как оказалась здесь», – сказала она без слов.

Вообще‑то она совсем не помнила, что происходило до ее пробуждения. Так, смутные картинки.

«Неважно. Я с тобой».

Ее охватил страх.

«Это ведь не сон?»

«Не бывает просто снов. Я всегда с тобой».

«Как мы сюда попали?»

«Ш‑ш‑ш… Ты устала. Я рядом. Всегда буду рядом, клянусь. Просто отдыхай. Дай мне обнять тебя… хотя бы раз».

«Один раз? Но…»

Теперь Елена должна была посмотреть Стефану в лицо, так она испугалась.

Она откинула голову назад – и встретилась взглядом со смеющимися глазами невероятной черноты, смотревшими на нее с бледного точеного лица.

Она почти закричала.

«Тихо. Тихо, ангел мой».

«Дамон!»

Черные глаза светились любовью и радостью.

«А кто еще?»

«Как ты посмел? Как ты попал сюда?» – Елена запуталась еще сильнее.

«Место для меня не имеет значения, – он был неожиданно грустен. – Ты знаешь, что я всегда буду с тобой».

«Не знаю. Нет! Верни Стефана!»

Но было уже слишком поздно. Елена услышала тихий плеск и почувствовала, что вода в ванне остыла. Она проснулась как раз вовремя, чтобы не соскользнуть под воду.

Сон…

Телу было гораздо лучше, но она не могла отделаться от грустных мыслей. Это был не выход из тела, а обычный глупый непонятный сон.

«Место для меня не имеет значения. Я всегда буду с тобой».

И что эта ерунда значит?

Но сердце Елены дрогнуло от этих слов. Она быстро переоделась – не в кружевную ночную рубашку, а в черно‑серый спортивный костюм. Она очень устала, разозлилась и чувствована, что, если Дамон как‑то покажет, что проникал в ее мысли и сны, она просто полезет в драку.

Дамон ничего не сделал.

Елена увидела кровать, решительно направилась к ней и упала, утонув головой в неприятно мягкой подушке. Она предпочитала жесткие. Несколько минут она лежала, наслаждаясь ощущениями, оставшимися от ванны. Кожа постепенно остывала – и голова тоже. Как она поняла, Дамон не переменил позы с того момента, как они вошли в номер.

И он молчал, как и утром.

Наконец‑то она решила разобраться с ним и сразу начала с сути проблемы:

– Что не так?

– Все в порядке, – он смотрел в окно, изображая безумный интерес к чему‑то за стеклом.

– А помимо этого?

Дамой покачал головой. Но его спина достаточно красноречиво выражала то, что он думает о номере.

Елена осмотрела комнату – все было слишком ярким; тело явно работало за пределами своих возможностей. Бежевые стены, бежевый ковер, бежевое кресло, бежевый стол и, конечно, бежевое покрывало на кровати. Даже Дамон не мог отказаться от номера только на том основании, что он не черный.

«Я устала. И ничего не понимаю. И боюсь».

«И еще я дура. Здесь всего одна кровать, и на ней лежу я».

– Дамон? – Она с некоторым усилием села. – Чего ты хочешь? Здесь есть кресло. Я могу спать на нем.

Он повернулся. По его движению она поняла, что он не злятся и не играет. Он в ярости. Этот поворот… быстрее, чем мог бы заметить человек. И контроль над телом, позволивший сразу же остановиться. Эти резкие движения и пугающее спокойствие… Он снова глянул в окно, привычно подобравшись для… чего‑то. Сейчас казалось, что он готов выпрыгнуть наружу прямо через стекло.

– Вампиры не нуждаются в сне, – такого холодного и спокойного голоса она не слышала с тех пор, как ушел Мэтт.

Она разозлилась настолько, что это придало ей сил:

– Ты знаешь, что я знаю, что это не так.

– Ложись, Елена. Спи. – Голос остался прежним.

Она ждала, что он будет говорить ровно и устало.

Но голос Дамона был напряженным.

Дрожащим.

Глаза закрывались сами:

– Это из‑за Мэтта?

– Нет.

– Из‑за Шиничи?

– НЕТ!

Ага.

– То есть из‑за Шиничи. Ты боишься, что он сломает защиту и снова завладеет тобой, да?

– Ложись спать, – сказал он без выражения.

Он откровенно затыкал ей рот, и она разозлилась:

– Как мне показать, что я тебе доверяю? Я езжу с тобой совсем одна, не имея ни малейшего понятия о маршруте. Я доверила тебе жизнь Стефана.

Она стояла за спиной Дамона на бежевом ковре, от которого пахло… кипятком. Даже не пылью.

Пылью пахло от ее слов. Какими‑то они вышли пустыми и неправильными. Это была правда – но Дамона она не трогала…

Елена вздохнула. Тронуть Дамона – дело непростое, да еще и рискованное; можно разбудить в нем – смертоносные инстинкты, даже если он не находится под чужим контролем. Она осторожно положила кончики пальцев ему на локоть и заговорила как можно точнее и спокойнее:

– Ты знаешь, что у меня есть и другие чувства, кроме обычных пяти. Сколько раз мне еще это сказать? Я знаю, что не ты пытал меня и Мэтта на прошлой неделе, – Елена услышала мольбу в собственном голосе. – Я знаю, что ты защищал меня, когда я была в опасности… даже убивал ради меня. Это многое для меня значит. Ты можешь сказать, что не веришь человеческой сентиментальности и прощению, но я не думаю, что ты все это забыл. Во‑первых, прощать здесь абсолютно нечего…

– Прошлая неделя здесь ни при чем!

Голос изменился – в нем появилась сила. Он был как удар кнута. Ранил… и пугал. Дамон был серьезен. Что‑то воздействовало на него, и это был не контроль Шиничи.

– Дамон…

– Оставь меня в покое!

Где я уже слышала подобное? Сбитая с толку, Елена принялась рыться в своих воспоминаниях.

Ах да. Стефан. Стефан, когда они впервые остались наедине. Стефан, боявшийся своей любви к ней. Он был уверен, что обречет ее на страдания, показав свои чувства.

Дамон настолько похож на брата, которого всегда передразнивает?

– Прежде всего, повернись ко мне лицом.

– Елена, – он говорил шепотом, как будто не мог подпустить в голос привычной ленивой угрозы. – Иди спать. Убирайся к дьяволу. Делай что хочешь, только отстань от меня!

– Да, это проще всего, – голос Елены тоже стал ледяным. Забыв об осторожности, она придвинулась ближе. – Ты умеешь гнать людей. Но я знаю, что ты не ел сегодня вечером. Больше ты ничего от меня не хочешь, а изображать из себя умирающего от голода мученика у тебя получается хуже, чем у Стефана.

Елена знала, что ее слова не могут не вызвать реакции. Но обычная для Дамона реакция на подобные провокации – сесть поудобнее и сделать вид, что ничего не слышал. Тем удивительнее оказалось случившееся.

Дамон резко обернулся, схватил ее, крепко сжал – не вырвешься. А потом поцеловал – движением сокола, пикирующего на дичь. Он был достаточно силен, чтобы держать ее, не причиняя боли.

Поцелуй был жестким и долгим, и в какой‑то момент Елена отдалась инстинкту. Кожа Дамона была прохладной, а ее – все еще теплой и мокрой после ванны. Он держал ее так, что вырываться было бы очень больно. А потом – Елена знала – он бы отпустил ее. Точно ли? Готова ли она сломать пару костей для проверки?

Он гладил ее волосы… так нечестно… накручивал кончики волос на пальцы – всего через несколько часов после того, как он учил ее чувствовать всем телом, до кончиков волос. Он знал ее слабые места – не слабые места каждой женщины, а ее собственные. Он мог успокоить ее, а мог заставить стонать от удовольствия.

Ничего не оставалось, кроме как проверить ее теорию и, может быть, покалечиться. Она не покорится. Она его об этом не просила. Нет!

А потом, она вспомнила о маленьком, мальчике и каменной стене – и открыла разум Дамону. Он рухнул в собственную ловушку.

Разумы соприкоснулись. Это было похоже на фейерверк. Взрыв. Ракеты. Сверхновые звезды. Елена попыталась забыть о своем теле и принялась искать стену.

Она была спрятана очень глубоко, в самом тайном уголке души. В спавшей там вечной темноте. Но у Елены был с собой свет. Куда бы она ни смотрела, от ее взгляда падали темные лохмотья паутины, а тяжелые каменные арки рушились на землю.

– Не бойся, – услышала свой голос Елена, – свет тебе не повредит. Тебе не нужно оставаться здесь. Я покажу тебе красоту света.

Что я говорю? Что я могу обещать ему? Может, ему нравится жить в темноте?

Но в следующее мгновение она нашла мальчика, увидела его бледное, удивленное лицо.

– Ты пришла снова, – он говорил, как будто не веря в это чудо, – ты сказала, что придешь – и пришла.

Все барьеры внутри Елены рухнули. Она упала на колени, схватила мальчика на руки – насколько позволяла длина цепей.

– Ты рад, что я вернулась? – мягко спросила она, перебирая его волосы.

– Да! – Он кричал, и это испугало Елену почти так же сильно, как обрадовало. – Ты лучшая, кого я… самая красивая…

– Тихо, тихо. Нужно тебя согреть.

– Железо, – тихо сказал мальчик, – из‑за него я такой слабый и все время мерзну. Но оно необходимо: без него он не может меня контролировать.

– Ясно, – мрачно сказала Елена. Она начала понимать, какие отношения связывают Дамона с этим мальчиком. Она рванула цепи голыми руками – если она излучает свет, может, у нее еще и суперсила есть? Но, потянув и покрутив цепи, она только ободрала палец.

– Ой! – Мальчик уставился на темную каплю крови. Она явно зачаровала – и испугала его.

Бедняжка, как ему нужна чужая кровь! Он робко указал на нее подбородком, уверенный, что она рассердится. Но Елена улыбнулась, и он почтительно взял ее палец и снял каплю крови губами – как поцелуем.

Когда он поднял голову, на бледном лице появилась краска.

– Говоришь, Дамон держит тебя здесь, – она обнимала его, чувствуя, как в холодном тельце течет ее собственная кровь. – А почему, не скажешь?

Он все еще облизывал губы, но ответил сразу же:

– Я Хранитель Тайн. Но, – грустно добавил он, – тайны настолько страшные, что я их не знаю.

Елена посмотрела на железную цепь, тянущуюся от тонких ручек к огромному железному ядру, и почувствовала, как ее захлестывает жалость. Что же прячется за стеной? Почему Дамон охраняет ее так тщательно?

Но она не успела спросить.

Елена открыла рот, собираясь что‑то сказать, но тут ее подняло и куда‑то потащило. Еще секунду она цеплялась за мальчика, но времени хватило, только чтобы прокричать:

– Я вернусь! – и услышать его ответ, прежде чем оказаться в обычном мире с его ванными, манипуляциями и номерами в мотеле.

– Я сохраню наш секрет! – крикнул ей мальчик.

Конечно же, это означало, что реальный Дамон не узнает об их встрече.

В следующее мгновение Елена обнаружила себя в грязном номере мотеля, Дамон держал ее за руки. Потом он отпустил ее. Губы были солеными – по щекам текли слезы.

Напавшему на нее не было до этого никакого дела. Дамон был в отчаянии, он трясся, как мальчишка, впервые поцеловавший любимую девушку. Вот, значит, как можно справиться с его спокойствием…

Сама она чувствовала, что может вот‑вот упасть в обморок.

Нет! Нужно остаться в сознании.

Елена толкнула его и попыталась вывернуться из железных объятий, намеренно причиняя себе боль.

Он держал.

Снова одержимость? Снова Шиничи проник в разум Дамона и контролирует его?

Елена забилась яростнее, она вырывалась, пока не заплакала от боли. Всхлипнула.

Хватка разжалась.

Елена чувствовала, что Шиничи здесь ни при чем. Душа Дамона – это маленький мальчик, черт знает сколько веков проведший в цепях, никогда не знавший тепла и близости, но безумно в них нуждающийся. Ребенок, прикованный к стене, за которой прячется самая страшная тайна Дамона. Елену трясло так, что она с трудом держалась на ногах, но она продолжала думать о мальчике. Ему холодно? Он плачет? Откуда ей знать?

Они с Дамоном смотрели друг на друга, тяжело дыша. Взлохмаченные волосы придавали ему пиратский вид. Лицо, обычно бледное и сосредоточенное, пылало. Он опустил глаза и заметил, что Елена автоматически принялась растирать себе запястья. Под кожей кололо: кровообращение восстанавливалось. Снова взглянуть ей в глаза. Дамон не решился.

Зрительный контакт. Отлично. Елена нашла оружие против него. Она пыталась нащупать стул, но вместо этого обнаружила кровать. Оружия сейчас было немного, и надо было использовать все. Она была вынуждена сесть, но не отвела взгляда от глаз Дамона. Он надул губы. Нечестно… Такая гримаса была одним из вернейших его средств. У него были самые красивые губы, которые она когда‑либо видела.

Губы, волосы, полуприкрытые веки, густые ресницы, изящная линия подбородка… слишком даже для Елены, которая давно перестала оценивать люден по внешности.

Но она никогда не видела эти губы надутыми, эти волосы – растрепанными, эти ресницы – дрожащими из‑за того, что он смотрел на нее, но старался это скрыть.

– Об этом ты думал, когда отказывался со мной разговаривать? – У нее получилось задать вопрос почти ровным тоном.

Дамон внезапно успокоился. Его спокойствие было идеальным – как и все, что он делал. Ни вздоха… он уставился на ковер – по‑хорошему, ковер должен был вспыхнуть под этим взглядом. Потом поднял на нее огромные черные глаза. Судить о чем‑то по глазам Дамона было очень трудно – радужка почти совпадала по цвету со зрачком, но у Елены создалось ощущение, что сейчас зрачки расширены до предела. Как глаза могут быть такими темными, чтобы в них тонул свет? Ей показалось, что в них прячется целая галактика звезд.

Дамон тихо и мягко сказал:

– Беги.

У Елены напряглись все мышцы:

– Шиничи?

– Нет. Ты должна бежать.

Мышцы расслабились. К счастью, прямо сейчас не придется вспоминать, что она способна бегать – или хотя бы ползать. А вот кулаки сжались.

– Потому что ты ублюдок? Снова будешь меня ненавидеть? Тебе это нравится?

Дамон снова обернулся – движение вышло быстрее, чем можно было заметить глазом. Он ударил кулаком в оконную раму, чуть‑чуть смягчив удар только в самый последний момент. Стекло разлетелось, и тысячи осколков стекла сверкнули в ночной темноте, как бриллианты.

– Это привлечет внимание… тебе помогут. – Эта мысль явно пришла в голову Дамону уже после удара. Он отвернулся от нее, наплевав на все внешние приличия, мелко дрожа всем телом.

– Ночью, в грозу, вдалеке от основного здания… сомневаюсь.

Елену захлестнул адреналин – тот самый, который позволил ей вырваться из хватки Дамона. Кожу словно покалывало, она с трудом сдерживалась, чтобы не дрожать.

Снова все было прилично – Дамон смотрел в ночь, а она – ему в спину. По крайней мере его это вполне устраивало.

– Ты мог просто попросить. – Она не знала, способен ли вампир это понять: Стефан до сих пор так и не смог научиться просить. Стефан часто не получал того, что хотел, просто потому, что не понимал, как это – просить. Одержимый самыми лучшими намерениями, он доводил дело до того, что Елене приходилось просить его.

У Дамона, наверное, не возникало такой проблемы. Он брал то, что хотел, с такой же легкостью, как берут продукты с полки в супермаркете.

Он тихо засмеялся – видно, его это по‑настоящему удивило.

– Я приму это в качестве извинения, – мягко сказала Елена.

На этот раз он расхохотался в голос, а Елене стало неуютно. Она пыталась помочь ему, а…

– Думаешь, – нарушил он ее размышления, – я хотел этого ?

Елене стало зябко. Дамон легко мог укусить ее, пока держал в руках. По – конечно же – он хотел не только этого. Ее аура… она знала, какой эффект она оказывает на вампиров. Дамон защищал от нее всех остальных вампиров, которые могли заметить ауру.

Разница же состояла в том, честно призналась себе Елена, что на всех остальных вампиров ей было наплевать. Но Дамон… Дамон – это другое. Когда он ее целовал, она ощущала эту разницу. Чувствовала что‑то, чего не знала раньше… до Стефана.

Боже… не предает ли она, Елена Гилберт, Стефана уже тем, что не пытается убежать? Дамон лучше нее: он просит избавить его от искушения.

Чтобы назавтра начать пытку заново.

Елена много раз оказывалась в ситуациях, когда мудрее всего было исчезнуть, пока не стало жарко. Проблема состояла в том, что сейчас убежать означало подвергнуть себя еще большей опасности. Ну и еще потерять шанс найти Стефана.

Может, надо было ехать с Мэттом? Но Дамон сказал, что сами они не найдут Темное Измерение. Он сказал, что необходим им. И Елена до сих пор не была уверена, стал бы Дамон тратить время хотя бы на то, чтобы доехать до Аризоны, не говоря уж о поисках Стефана, если бы ее не было рядом.

Кроме того, смог бы Мэтт защитить ее на этом опасном пути? Елена знала, что Мэтт готов умереть за нее – именно это и произошло бы при встрече с вампирами или оборотнями. А Елена осталась бы с врагами один на один. Да, Елена знала, что Дамон делает по ночам, когда она спит в машине. Он накладывает на автомобиль темные чары, помечает их споим именем, запечатывает своей печатью, и чары до утра отпугивают случайных созданий ночи.

Но против главных врагов, близнецов‑кицуно Шиничи и Мисао, это не поможет.

Елена обдумала все это, а потом посмотрела Дамону в глаза. Глаза напомнили ей о ребенке, прикованном к стене.

– Ты не уйдешь? – прошептал он.

Елена покачала головой.

– Ты не боишься меня?

– Боюсь, – Елена снова почувствовала, что дрожит. Но у нее есть цель – и ничто ее не остановит. Особенно сейчас, когда он так на нее смотрит. Это напомнило ей о жестокой радости, о почти невольной гордости, которую она видела в Дамоне, когда они вместе расправлялись с врагом. – Я не стану Принцессой тьмы. Ты знаешь, что я никогда не брошу Стефана.

Жалкое подобие обычной насмешливой улыбки тронуло его губы:

– У меня будет время, чтобы убедить тебя посмотреть на это по‑моему.

Не нужно, подумала Елена. Она знала, что Стефан поймет. Но даже сейчас, когда мир кружился в глазах, что‑то заставляло ее бросить вызов Дамону:

– Ты сказал, что это не Шиничи. Я тебе верю. Причина в том… о чем говорила Кэролайн? – Голос неожиданно оказался очень жестким.

– Кэролайн? – Дамон моргнул в замешательстве.

– Она говорила, что до встречи со Стефаном я была просто… – Елена не смогла выговорить последнее слово, – у меня было много мужчин.

Дамой сжал зубы и покраснел – как будто не ожидал удара с этой стороны.

– Девчонка, – пробормотал он. – Она выбрала свою судьбу, и кого другого я бы пожалел. Но она… она… выходит… за все пределы… допустимого, – он говорил все медленнее, а на лицо постепенно выползало смущение. Он смотрел на Елену – и она поняла, что он видит слезы у нее на глазах, потому что он смахнул их кончиками пальцев. Внезапно он замер и, отчаянно смущаясь, поднес руку к губам и слизнул слезинку.

Каковы бы ни оказались слезы на вкус, он в это явно не поверил и поднес к губам другую руку. Елена откровенно уставилась на него, надеясь понять что‑то по его лицу, но это ей не удалось. Его эмоции сменяли друг друга с такой скоростью, что она просто не успевала заметить их все. Удивление, неверие, обида, изумление, радостный шок… и, кажется, тоже слезы.

А потом Дамон засмеялся. Коротко, иронично – но это был настоящий, искренний смех.

– Дамон, – Елена все еще смаргивала слезы, настолько быстро все произошло, – что с тобой?

– Все в порядке, – он назидательно поднял палец, – никогда не пытайся обмануть вампира. У нас есть много чувств, которых нет у людей, – иногда мы о них даже не знаем, пока они нам не понадобятся. У меня ушло много времени, чтобы понять, что я о тебе знаю. Потому что все говорили мне одно, а чувствовал я другое. Но теперь я все понял. Я знаю, кто ты, Елена.

С полминуты Елена ошеломленно молчала.

– Даже если это так, я должна сказать, что никто тебе не поверит.

– Может быть. Особенно люди. Но вампиры всегда чувствуют ауру девственниц. А ты, дорогая, устроила бы самого привередливого единорога. Не знаю, как ты заработала свою репутацию, и это меня не волнует. Я сам долго верил слухам, а теперь наконец‑то знаю правду. – Внезапно он склонился к ней, заслонив все остальное. Его волосы щекотали ей лоб, его губы приблизились к ее губам, бездонный взгляд черных глаз затягивал. – Елена, – прошептал он, – вот твоя тайна. Не знаю, как это у тебя получилось, но… ты девственница.

Он прикоснулся губами к ее губам, смешивая дыхание. Так они стояли очень долго. Дамон, казалось, пытался подарить Елене часть себя, передать ей кислород, в котором они оба нуждались, хоть и получали разными путями. Их неподвижность, молчание и слияние взглядов – ни один не закрывал глаз – казались слишком долгими. Как будто они совсем погрузились друг в друга, потеряли свое «я» и слились в единое существо еще до первого поцелуя.

Елена парила в воздухе – в дыхании Дамона. В буквальном смысле. Если бы сильные красивые руки Дамона не держали ее за плечи, она оторвалась бы от земли. Она знала, что есть еще один способ удержаться на ногах – он мог зачаровать ее, чтобы гравитация снова начала действовать. Это выглядело так, словно он оставлял ей право выбора. Он не соблазнит ее ни одним из отработанных способов, трюков и ухищрений, выученных им в течение тысяч ночей.

Только дыхание, которое все учащалось. У Елены захватывало дух, сердце колотилось. Она правда думала, что Стефану на это наплевать? Но Стефан оказал ей высочайшее доверие, поверив в ее любовь и ее здравомыслие. А Елена чувствовала настоящего Дамона, его одержимость настоящей страстью, уязвимость и то, как он нуждался в ней. Не пытаясь зачаровать ее, он расправлял над ней мягкие черные крылья, чтобы она не могла убежать. Елена почувствовала, что сейчас упадет в обморок – такое напряжение царило между ними. И – не отказ, но приглашение – она запрокинула голову, открыв горло, и позволила ему почувствовать ее желание.

Где‑то далеко зазвенели огромные хрустальные колокола; Елена ощутила – Дамон счастлив, что она добровольно отдалась бархатной темноте.

Она никогда не чувствовала, как зубы протыкают кожу и добираются до крови.

Она увидела звезды. А потом вселенная утонула в огромных глазах Дамона.

⇐ Предыдущая 1 2 3 456 7 8 9 10 Следующая ⇒