Рубинштейн А. Г. 2 страница

Каким образом получается, что дети (мальчики) раньше всего и больше всего любят играть в солдаты, носить сабли и оружие, изображать из себя полководцев, командовать и вообще любят все военное? Неужели это будет характеристикой самого милитаризма или монарха, направляющего все свои мысли и силы к милитаризму? (Это бывает часто.) Меня в особенности сильно поражает выражение этого пристрастия при парадах.

Я убежден, что магнетизм, после того, как он будет изучен во всех своих проявлениях и действиях строго научным образом, сделает нам доступным большую часть того, что до сих пор казалось нам необъяснимым и загадочным.

Когда мне случалось нечаянно наступать на муравьиную кучу, и я замечал, как несчастные создания разбегались во все стороны и были вне себя, мне всегда приходила мысль, что если какое-либо несчастье (землетрясение, эпидемия, наводнение и др.) посетит обитаемые людьми места, то там должен был пройти какой-то бог, который нечаянно наступил ногой. Расстояние между мною и Богом - то же, что и между муравьем и мной, а населенные места (деревни и города), ведь не что иное как человеческие муравейники.

Неожиданное посещение обыкновенно бывает попыткой к какому-нибудь ходатайству.

Необходимо иметь гораздо больше храбрости, чтобы спасти кого-либо из горящего здания или вытащить утопающего из воды, чем для того, чтобы сражаться в бою. Здесь, по крайней мере, помогает численность товарищей, знамя полка, честолюбие, мысль об Отечестве... Между тем как в первом случае двигателями являются исключительно человеколюбие и готовность к жертвам. Однако люди, отличившиеся в этих подвигах, в лучшем случае получают медаль, между тем как военные получают титулы, чины, ордена и другие всевозможные отличия.

Художник, особенно творящий, не может существовать без признания, иначе его творчество иссякнет от горечи сомнений в своих возможностях. Это не обязательно должно быть всеобщим признанием, достаточно и признания небольшого кружка. Иногда даже и одного почитателя. Лучше всего в данном случае тем счастливым композиторам, которым удается приобрести фанатических прозелитов-приверженцев.

Моряк стоит на плавающей доске. Он богобоязнен так же, как и рудокоп, столь часто видящий перед собой бездну. Человек, обитаю-щий на земле, только верит в Бога, но тем не менее чувствует поползновение "mit seinem Gotte zu rech-ten"*.

Слабый должен иметь поддержку, точку опоры. Поэтому человек, а в особенности женщина, должен быть религиозным.

Почему атеист больше боится смерти, чем верующий? Потому что он не признает загробной жизни.

У России блестящее будущее, так как русский способен ко всему наилучшему. Но пока что она еще "La belle au bois dormant"*, усиленная деспотизмом. Но если принц "Свобода" разбудит ее своим поцелуем, то (после того как она сначала пройдет через какое-то переходное время) она сможет превзойти все остальные государства Европы, в том числе помимо политической силы своими подлинными идейными преимуществами.

Лицом к лицу человек представляется сильным. Но с высоты башни он кажется похожим на муравья. А уж с небесной высоты!.. Как представить, что Бог постоянно занимается человеком?

Я заметил до сих пор три различных направления в музыкальном вкусе: первое - приблизительно до 1855 года, когда во всех отраслях преобладала и признавалась исключительно абсолютная виртуозность, и с удовольствием слушались только итальянские и мейерберовские оперы (и эти большею частью вследствие виртуозности исполнения их певцами и певицами), и когда были в ходу лишь фантазии и вариации на известные оперные мотивы, легкие, сухие салонные пьески, танцевальные ритмы и концертные бравурные вещи. С того времени до 1880 года приблизительно, когда публика и артисты обратились к классическим авторам, демонстративно отрицали все новое, и когда симфонические концерты и даже камерная музыка (квартеты) могли рассчитывать на большой успех у публики, и где оперная фантазия считалась в концертной программе явлением не художественным. И наконец, настоящее время, когда все стремится к новому, на старину смотрят лишь с точки зрения исторического интереса и требуют на всех областях трансцендентального. Продержится ли это последнее направление вкуса или наступит реакция, или, быть может, явится что-либо другое, на злобу дня? Что бы это могло быть? Народная музыка?.. Значит, все начнется опять с начала?..

Я не понимаю, зачем женщины в настоящее время так стремятся к правам. Ведь во все времена и во всех вопросах (хотя и тайно, большей частью) они всегда имели решающий голос. Теперь же они хотят иметь специальные права. Это, мне кажется, будет скорее сокращением тех прав, которыми они до сих пор пользовались.

Ритм в народной мелодии (за исключением ритма в танцах) есть принадлежность лишь цивилизованных народов. Восточные племена его не имеют. Они к неритмическому своему пению бьют в такт на ударных инструментах или отбивают его руками, но делают это как бы во сне, как отголосок заснувшей цивилизации. Ритм в музыке - это пульсация, свидетельствующая о жизни. В современных композициях замечается извращение ритма. Не является ли это признаком упадка музыкального искусства?

Когда я в 1871 году спустился по Рейну от Майнца до Роттердама, то испытал ощущение, будто эта река может теперь течь спокойно, так как она уже окончила свою борьбу, и ей теперь приходится нести на своих волнах только английских леди и американских мисс, отмечающих в своих красных бедекерах* карандашом ее скалу Лорелей, Штольценфельс, Роландсек и т. п. Но когда я плыл вниз по Дунаю от Вены до Галаца и наблюдал на пароходе всех пассажиров (немцев, венгров, сербов, румын, турок, русских), мне стало ясно, что здесь еще должна разыграться страшная трагедия, сюжетом которой будет восточный вопрос, и что европейский мир зависит больше всего от исхода этой трагедии.

При господствующем теперь по-всеместном антиеврейском движении, когда евреев из одной страны изгоняют, а в другую не принимают и т. д., мне не ясно, почему Европа не позаботится вернуть им их Иерусалим, вознаградив за него Турцию другой территорией, и не даст им возможности там поселиться и жить, как им заблагорассудится. Ведь оттуда они точно также могут иметь свои денежные сношения с Европой, как и в самой Европе. Нетерпимая травля маленького, ничтожного народа, в сущности не совершившего иного преступления, как то, что он на деле доказывает свое финансовое преимущество перед другими народами, положительно недостойна XIX столетия. Ведь Европа устроила греков, румын, бельгийцев, голландцев, сербов, болгар и т. д. Отчего же ей не устроить и евреев?

Если во время еды мне объясняют, как и из чего приготовлено блюдо, то оно мне перестает нравиться. Также не люблю я видеть эскизов к картине, которая меня восхищает. Менее всего мне нравятся изменения, которые делал Бетховен у какой-либо музыкальной мысли, пока она не была приведена им в окончательный вид. Я испытываю чувство, будто становлюсь очевидцем рождения ребенка.

Молодая девушка может посмеяться над шестидесятилетним стариком, который говорит ей о своей любви. Так же может отнестись и публика к шестидесятилетнему артисту, поющему или говорящему о любви. Артисты должны принять это к сведению.

Так как человеку очень многое кажется загадочным и лишь очень малое может быть им объяснено, то он делается суеверным. Люди же, которые не суеверны, т. е. такие, которые не основывают удачу или неудачу своих начинаний на чем-нибудь видимом или осязаемом, и, большей частью, такие, которые стремятся к малому и мало что переживают, относят все к провидению, судьбе, что в сущности ни что иное как суеверие.

В музыке нельзя ничего доказать - ни прекрасное, ни безобразное. Если кто-нибудь скажет, что Девятая симфония Бетховена - некрасивая музыка, то от него можно отвернуться, но доказать ему, что он говорит глупость, невозможно. Необходимо иметь музыкальное и эстетическое образование, чтобы различать в музыке красивое от некрасивого. Но даже и тогда определение бывает условным, ибо субъективное чувство при этом имеет слишком сильное значение. В этом заключается общность музыки с верой: ведь доказать, что существует Бог - тоже немыслимо. Счастливы в обоих случаях те, которые правильно чувствуют.

С политической точки зрения существование маленьких государств кажется смешным, но человечество должно быть благодарно за цивилизацию именно только мелким государствам: маленькой древней Греции - больше чем великому древнему Риму; прежней Италии и Германии - больше чем теперешним великим державам.

Странно, что изображение человека в миниатюре нас не оскорбляет, а изображение его в сверхъестественной величине производит на нас неприятное впечатление. Так что умалять в наших глазах человека мы допускаем, а преувеличивать его - нам обидно.

Если спасти кому-нибудь жизнь или в большой нужде помочь кому-нибудь деньгами и ежедневно и ежечасно о том ему напоминать, то он из чувства благодарности впадает в чувство вражды к своему спасителю и помощнику. Эту ошибку делают немцы, поселяющиеся в чужих странах. Беспрестанно при каждом случае повторяют они туземцам: "За все, чем вы сделались, вы должны быть благодарны нам, мы принесли вам цивилизацию", и т. д. Отсюда враждебное настроение против немцев в Америке, Poccии и в других странах.

Удивительно, что до сих пор не-объяснимы сны. Что касается меня, то я свои сны могу назвать лишь противоположностью действительности: каждый раз, как мне снилось что-либо прекрасное, блестящее, воодушевляющее, со мной случалось что-нибудь неприятное, даже грустное, и каждый раз, как мне снилось что-либо ужасное, противное, скверное - со мной случалось приятное.

Я слышу многое, но вижу не много. Яснее: говорят много, делают мало.

Я хотел написать композицию: "Любовь. Тема с вариациями", но бросил это намерение, ибо в прежние времена я легко мог найти тему, но у меня не хватало знания для вариаций. Теперь же я легко мог бы написать вариации, но для темы у меня уже не хватает способности.

Славянская раса состоит из двух главных групп: католической и православной. Никогда и ни за что не соединятся эти две группы (разве только при возникновении расовой борьбы между германцами и славянами, но и это сомнительно, ибо различие вероисповеданий играет у славян главную роль). Вот почему следует смотреть на стремление славянофилов соединить всю расу в одну братскую семью как на утопию.

Певцы и певицы пользуются между артистами привилегированным положением как в общественном, так и, в особенности, в материальном отношении. Причем последнее не имеет никакого соотношения с требованиями исполнения, предъявляемыми к инструментальным артистам. Это стараются прикрыть понятием, что голос якобы легко пропадает, и что потому, пока он существует, необходимо применять к нему исключительный масштаб. А между тем разве повреждение пальцев, перелом руки, ревматизм, паралич и т. п. не случаются чаще, чем потеря голоса?

Буква "I" - единственная, которую англичане пишут прописной буквой. Я нахожу, что это лучшее выражение их характера.

На меня всегда производит тягостное впечатление страсть девочек к животным (за исключением птиц).

Утонченный комфорт человеческих потребностей как в домашней, так и в общественной жизни представляет собой завоевание и почти ежедневное усовершенствование новейшего времени и совершенно отсутствовал в прежние времена. Как же жили тогда люди, король или граждане, жены рыцарей или крестьянки? Я задаю себе этот вопрос, когда рассматриваю картины давних времен или когда вижу в театре великолепные костюмы и процессии. Ведь не все же было тогда золотом, что блестело?

Из всех пяти частей света Европа наиболее заслуживает сожаления. Столь достойная удивления в отношении развивающегося прогресса цивилизации, она в политической области и сейчас неизменно осталась на позиции средневековой теории завоеваний и права сильного. Но теперь, когда народы начали думать и высказываться, они могут задать вопрос: "Как это случилось, что мы принадлежим к тому, а не к иному государству? Почему мы вообще входим в состав другого государства, а не являемся самостоятельным?" и т. д. В Европе тогда только был бы мыслим мир, если бы она могла быть разделена по совершенно новому принципу: соответственно религии, языку и торговым (или промышленным) интересам народов. Ибо так, как это обстоит сегодня, нет в ней клочка земли, который не послужил бы поводом ко всеобщей войне. Поэтому все современные конгрессы мира могут вызвать лишь ироническую улыбку.

Ни одно положение, за исключением разве положения министра финансов, не представляется мне более затруднительным, чем положение директора театра. Помимо трудности удовлетворить двор, публику, прессу, авторов, он еще должен иметь дело с персоналом обоего пола. Он должен бороться с тщеславием, завистью, эгоизмом, самолюбием, самоуверенностью, ревностью, капризами, нахальством, бездарностью, часто даже с глупостью. И ко всему этому еще постоянная забота о деньгах! В глазах подчиненных, как и в глазах публики, хорошего театрального директора вообще не существует. Со всех сторон на него жалуются и все его ругают. И тем не менее мнoгиe ищут этого места.

Уже один тот факт, что существуют люди белые, черные, желтые, красные, делает аксиому о том, что все люди братья, гадательной, а тут еще разнообразие языков! Как могут братья не понимать друг друга? Взять хотя бы лишь одну белую расу, следовательно, Европу: немец не понимает русского, тот англичанина, тот испанца и т. д. Даже наречия одного и того же языка делают так, что люди одной и той же нации едва понимают друг друга. Каков же вывод из всего этого? Люди не понимают друг друга - это грустно, но правдиво - но все направлено тем не менее к тому, чтобы они понимали только одно, - что они имеют одного Творца. Божественно ли это?

Я думаю, что в непродолжительном времени нам предстоят два переворота: один в политической области - война, которая изменит карту Европы; другой в социальной сфере - развитие социализма, который делает сомнительным даже частное владение. Я не так уж привязан к жизни, но тот или другой переворот я хотел бы пережить, ибо убежден, что результатами их будет нечто совершенно новое в области человеческого мышления во всех его областях (и в области искусства) и, вероятно, нечто более интересное, чем то, что нам предъявляется сегодня как новое.

Правильная декламация положенных на музыку слов является насилованием мелодии. Стихотворение при этом выигрывает, а музыка - не всегда. И это еще вопрос, что именно предпочел бы слушатель.

Для того чтобы лишить себя жизни, необходимо большее мужество, чем для того, чтобы выносить отвратительный образ жизни (оставляя в стороне физическое страдание). Потеря же всякой надежды, которая заставляет даже преступника предпочитать смертной казни вечное заключение, требует мужества, хотя бы и мужества отчаяния.

Я знаю людей, которые, при весьма значительных успехах в своей специальности, имеют противно униженные и вкрадчивые манеры, но я избегаю этих людей, так как мне кажется, что это основано скорее на иезуитстве, чем на наивности характера или ребячестве духа.

Придворный театр казался бы мне естественным, если бы публика была приглашенная, а не платящая. При платящей публике мне это прилагательное придворный - непонятно. Если театр учрежден для развлечения двора, то публика теряет право на критику. Если же для удовольствия и образования публики - то это право теряет двор. Если же это пожизненный ангажемент для артистов, то в артистическом смысле это негодное учреждение. Если это государственная служба для артистов, то артистический контроль должен быть очень требовательным и строгим (чего мы не видим ни при каком придворном театре). Если же это пенсионное заведение, то таковое может быть устроено при любом учреждении. Кроме того, интенданту каждого придворного театра вменяется в обязанность самая тщательная экономия (как будто вообще допустимо понятие об экономии в области искусств и оно может быть применено к придворному театру). И если окажется дефицит, то интендант рискует потерять место. Следовательно, чем характеризуется придворный театр? Единственно только уверенностью в своем существовании даже при неизбежном дефиците. Весьма гадательная выгода для искусства!

Игнорируемый ныне композитор должен утешаться надеждой, что когда-нибудь и на музыкальном поприще будут производиться раскопки.

Прежде везде были (большей частью) маленькие, некрасивые концертные залы и театры, но великие артисты. Теперь же везде (большей частью) громадные, блестящие концертные залы и театры, но...

Разделение людей на благородных и неблагородных является ненормальностью, санкционированной веками, от которой не могут освободиться даже республики, где также существуют патриции и т. п. Но что особенно удивительно - это то, что благородные допускают в своей среде еще и степени сравнительные и превосходные, как то: благородный, более благородный и самый благородный посредством возвышения титула, не связанного с усилением власти или увеличением земельных владений! Барон, например, чувствует себя польщенным, получив графский титул, граф - получив княжескую корону и т.д. Так что, будучи бароном, он принадлежал все же еще к категории "minorum gentium"*, хотя бы он был при этом министром... Удивительно, как все это комично!

Существуют мужчины и женщины семидесяти и более лет, столь бодрые в своих движениях и в своем внешнем облике, что им едва можно дать пятьдесят лет. Но если бы на сцене актер так изобразил семидесятилетнего, его за это притянули бы к ответу и публика и пресса. Вот доказательство, что не всякая реалистичность допустима на сцене.

Как получается, что человек должен платить за свою пищу и, если он не может этого сделать - должен умереть от голода? Между тем, все остальные живые существа имеют пищу даром. Он должен также платить за свое рождение и даже за свою смерть. Значит, деньги являются главным условием, дающим право быть человеком. Но как это относится к сотворению мира? Уж не показала ли сатанинская змея нашей прародительнице Еве кроме яблока еще и блеск золота?

К вопросу о природе в искусстве: виноград - это природа, вино искусство. Дальнейшие комментарии, думаю, излишни.

До 1848 года, когда большинство европейских государств были монархическими, пресса была малочисленнее и менее значительна, так как ей было запрещено заниматься политическими и государственными вопросами. Кроме того, общество, подчиненное тем же запретам, имело больше времени заниматься искусством и артистами. Тогда никакая печать не могла маленького артиста сделать большим, а большого - маленьким, потому что общество само могло себе составить понятие о нем и оставить прессу без внимания или ее заглушить. Но с тех пор, как большинство правительств сделались конституционными, пресса превратилась в великую державу, общество стало заниматься политикой, администрацией, выборами, союзами, партиями и многим другим, у него уже не хватает времени обстоятельно заниматься искусством и артистами, и оно предоставляет прессе высказывать ему свое мнение о них. С этих пор великий артист может быть сделан маленьким, а маленький - великим. И если не навеки, то во всяком случае хотя бы на время его жизни. А отчасти и сверх того. Грустно!

Не все женщины, хорошо играющие комедию, пригодны для театра: им мешает безличие. Охотнее всего они играют на сцене жизни сами - третьей, т. е.: она сама, тот, которого она касается, и тот, который ее касается, или даже в большом обществе, где последние два субъекта ими должны быть скрываемы.

Молодой человек женится в любом городе Европы на девушке и увозит ее после свадьбы в Йокагаму. Мне понятна столь сильная любовь девушки, следующей за ним добровольно, но мне представляются непонятными родители этой девушки.

Случается, что осуждают невинных, хоронят мнимоумерших, людей сажают в сумасшедший дом, иногда только по подозрению, часто даже для преступных целей. Оказывается, что относительно последних экспертиза бывает самой затруднительной. Я однажды играл в сумасшедшем доме в присутствии умалишенных, но была приглашена и посторонняя публика из города. Так как поведение и манеры всех слушателей показались мне вполне нормальными, то я спросил врача, чем это объяснить. Он ответил мне, что я с трудом и едва ли отличу больных от здоровых (буйные помешанные, понятно, допущены не были). И в самом деле, на кого я ему не указывал, как на предполагаемого больного, тот оказывался здоровым, и наоборот. Тут я невольно спросил себя: а ведь возможно, что иной помешанный гуляет на свободе, а иной здоровый сидит в сумасшедшем доме!

Карточная игра - лучшее времяпрепровождение в стране, где запрещено "всякое высказывание". Я также приверженец карточной игры (за исключением, понятно, азартных игр) и для республиканских государств, где дозволяется "высказываться", потому что я поклонник пословицы: "La parole est d'argent, le silence est d'or"*. И эта пословица применима не только к политике.

Меня больше восхищает женская нагота в изображении (картина, изваяниe), чем в натуре. Ибо в первом случае мое воображение возбуждается, а во втором убивается.

Если я теперь слушаю артистов и они меня не удовлетворяют, то я приписываю это не их исполнению, а своему возрасту и притуплению моей чувствительности. Но при этом задаю себе вопрос: произвели бы на меня теперь Лист, Рубини, Вьетан, Сервэ то чарующее впечатление, которое я испытывал, слушая их в дни моей молодости? Если да, то это было бы доказательством их величия в сравнении с теперешними дарованиями. Если нет, то это доказывало бы мою тогдашнюю незрелость.

Я допускаю охоту или на диких зверей, или как необходимость для добычи пищи. Но как удовольствие - она мне непонятна. На какой же собственно земле стоит общество покровительства животным?

Всемирная история преподается детям с раннего возраста наравне с грамматикой, арифметикой и т. п. Но что могут понять из нее дети? Неужели заучивания одних дат достаточно для образования человека? Мне кажется, что этот предмет более других требует понимания и зрелости суждения, а эти качества обнаруживаются у молодежи приблизительно лишь по окончании гимназии. Я бы перенес этот предмет в университетскую программу. Того же мнения я и относительно преподавания закона Божия (относительно Ветхого Завета и мифологии), за исключением Нового Завета, основанного больше на вере и чувстве, которые у молодежи являются раньше, чем понимание и зрелость суждений.

Естественная история не исключает верования в Бога, ибо природу можно всесторонне изучать и постигнуть. Но тем не менее одна тайна всегда, в конце концов, остается не изученной и не постигнутой - Творец.

Глаз так привыкает к горным вершинам, что теряет масштаб. Точно так же привыкает глаз и к разным модам дамских туалетов, нёбо привыкает к пряностям, так что простая пища ему перестает нравиться, ухо так привыкает к шумным инструментациям и диссонирующим последовательным гармониям, что его перестают привлекать простые инструментации и логически последовательные гармонии. Человек вообще ко всему может привыкнуть, кроме привлекательности полового различия и мерзости себе подобных. Эти две вещи всегда поражают его заново.

Во Франции droits d`auteurs* лучше обеспечены, чем в других странах. Там tantiemes** получает не только оперный композитор за исполнение своей оперы, но каждый композитор за исполнение своего произведения в любом жанре: от танца или песни до симфонии или оратории. Сколько композиторов в других странах могло бы вкусить значительного барыша при подобной организации!

Если на придворном концерте по окончании установленной программы артиста просят исполнить еще что-нибудь, то он отнюдь не должен воображать, что это делается вследствие восторга слушателей, а только потому, что еще не настал момент для разъезда.

Я сужу о городе по количеству имеющихся в нем книжных магазинов.

"Песни без слов" - хорошее название для сочинений. Их можно было бы также назвать "многоговорящими мелодиями". Но встречаются часто песни со словами, которые правильно было бы назвать - "слова без песен".

Распри (даже в искусстве) являются раковой болезнью нашего времени.

Невыносимы живущее друзья умерших великих людей, а в особенности на музыкальном поприще: они не довольствуются никаким исполнением, оттенком, темпом исполнителя, так как они "ведь слышали это в исполнении самого композитора"! Особенно в отношении темпа к ним весьма подходит приговор Шейлоку: "Если хоть одной каплей крови больше или меньше"*.

Игра на фортепиано - движение пальцев. Исполнение на фортепиано движение души. Теперь чаще всего слышишь первое!

"La mort sans phrases"* - считается героическим выражением. А я говорю: "La vie sans phrases"**. Но знаю многих, которые совсем не были бы в состоянии этого вынести. Следовательно, это кажется мне более мужественным.

Виновата ли женщина только тогда, когда она отдалась не своему мужу, а другому мужчине или уже тогда, когда, не отдаваясь, другой мужчина занимает все ее мысли и чувствования? Женщины считают преступным только первое.

Мне не жалко того, кто попадает в несчастье по лени, но чувствую самое большое сожаление к тому, кто ищет работы и таковой не находит. А таких теперь становится все больше и больше. Ответственность за них ложится на государство и общество, которые сильно поплатятся, если скоро не найдут радикального средства против этого положения...

Рассеянность - последствие или слишком сильного мышления, или полного его отсутствия. Следовательно, быть рассеянным имеют право только гении и кретины.

Если мужчина хочет иметь женой женщину, вполне отвечающую его желаниям, то он должен жениться на девушке шестнадцати или семнадцати лет, не имеющей еще своих собственных воззрений. Тогда, при взаимной их склонности, в доме его будет только одно мнение, одна воля. Если же он женится на девушке свыше двадцати лет, имеющей уже свои собственные понятия, то в доме и при взаимной склонности будут уже полтора мнения и полторы воли, а то и два мнения и две воли, т. е. - несогласие.

Скромность мужчин в отношении их связей с женщинами недостаточно оценивается последними. Если бы мужчины (а в особенности артисты) были болтунами, то праздновалось бы гораздо меньше свадеб, а число разводов сильно бы увеличилось.

При часто возбуждаемом ныне вопросе о равенстве и равноправии женщин с мужчинами, по-видимому, совершено упускается из виду тот закон природы, согласно которому женщина обыкновенно три дня ежемесячно или месяц до и месяц после родов бывает неспособной к работе. А между тем уже это ясно указывает на тот факт, что она создана иначе и не может быть приравниваема к мужчине. Я охотно признал бы за женщинами больше прав, чем те, которыми они теперь пользуются. В особенности за одной категорией женщин - за незамужними. За ними государство и общество должны были бы признать права на работу, начиная с тридцатилетнего возраста. Ибо их участь как в обществе, так и в собственной семье невыносима без всякой вины с их стороны. Зато, например, права избирательного, на котором так настаивают женщины, я бы им не давал. Ибо в этом случае необходимо опасаться их личного расположения или нерасположения к данному субъекту и полного игнорирования объективных условий. Столь часто раздающиеся жалобы о невозможности якобы для женщин достичь известного образования кажутся мне не выдерживающими критики. Во все эпохи существовали высокообразованные женщины, а теперь, когда им во многих странах дается возможность стать медиками и юристами, такая жалоба является просто смешной. По всей вероятности, в непродолжительном будущем для них откроются все поприща. Но есть, тем не менее, ремесла и занятия, по отношению которых к женщинам применима немецкая пословица: "Spielet nicht mit Schiess-gewehr, denn"*.

Любовь может возбудить взаимность из сожаления, даже согласие из тщеславия. Но и то, и другое преходяще, так как даже и настоящая взаимная любовь не вечна.

Ношение военными мундира, начиная с офицерских чинов, вне исполнения ими служебных обязанностей является обособленностью от остального общества и оно не имеет никакого логического обоснования. Если бы и все штатские носили мундиры, смотря по роду их занятий? Это ставит военных выше остальных людей. Такое уничижение штатских ничем не объяснимо, в особенности со времени введения всеобщей воинской повинности. В Англии, Франции, Америке и т. д. ношение мундира принято только при исполнении служебных обязанностей, но уважение к военным, тем не менее, там от этого ничуть не страдает.

Мне всегда жаль барышень, которые должны идти на должность воспитательницы (гувернантки). Это тяжелый и неблагодарный кусок хлеба. Первой заботой такой девушки должно быть стремление приобрести расположение воспитанников, чем она возбуждает ревность матери. Если она молода и хороша собой, то возбуждает ревность жены. Если в доме есть взрослый сын, то она возбуждает подозрение родителей: не желает ли она пленить его своим кокетством и т.д. В лучшем случае, если она благополучно минует все препятствия, она все равно увольняется после известного промежутка времени с тем, чтобы на другом месте опять встретиться с теми же камнями преткновения.

Мужчины редко едят сырые фрукты. А те, которые это делают, бывают обыкновенно мягкого характера. Женщины охотно едят сырые фрукты и преимущественно яблоки.

Существовали известные тираны, смерть которых оплакивалась частью народа. Были и любимые монархи, проклинавшиеся после их смерти частью народа. Абсолютно правильная оценка властелинов очень затруднительна. Немецкая пословица: "Was dem Einen recht ist, ist dem Andern billig"* кажется мне совершенно неверной.

⇐ Предыдущая 123 4 5 6 7 Следующая ⇒