ВЫБОР В ЛЮБВИ

(СРАЗУ И НАВСЕГДА) Сопоставление любовных историй Шатобриана и Стендаля с психологическойточки зрения в высшей степени продуктивно и поучительно для тех, ктолегковесно рассуждает об образе Дон Жуана. Вот два человека, наделенныеогромной творческой силой. Никто не назовет их волокитами - нелепый образ, ккоторому был сведен тип Дон Жуана в представлениях примитивных и недалекихлюдей. И тем не менее оба они щедро тратили душевную энергию на то, чтобыкого-то полюбить. Вполне понятно, что им это не удавалось. Видимо,самозабвенное упоение любовью не для возвышенных душ. Тем не менее ониупорно к этому стремились и почти всегда проникались убеждением в своейвлюбленности. Любовные истории значили для них неизмеримо больше, чемтворчество. Любопытно, что только творчески бесплодные люди убеждены, что кнауке, искусству или политике следует относиться серьезно, а любовныеистории презирать, как нечто низменное и пустое. Мне в данном случае всеравно: я ограничиваюсь констатацией того факта, что великие умы человечествабыли, как правило, людьми не слишком серьезными, если исходить изpetite-bourgeoise[14] точки зрения на эту добродетель. Однако для осмысления донжуанства немаловажны отличия между Стендалем иШатобрианом. Именно Стендаль окружал женщину неослабным вниманием. Между темистинный Дон Жуан - полная его противоположность. Дон Жуан не таков; он вышетреволнений, погружен в меланхолию и, вероятнее всего, ни одну женщину неудостаивал вниманием. Самое большое заблуждение, в которое можно впасть, - это искатьсходства с Дон Жуаном в мужчинах, которые всю жизнь домогаются женскойлюбви. В лучшем случае так будет определен пошлый и вульгарный тип ДонЖуана, однако куда вероятнее, что эти наблюдения выведут нас на совсем инойчеловеческий тип. Что если, желая дать определение поэту, мы сосредоточимвнимание на плохих поэтах? Коль скоро плохой поэт не поэт, ничего, кромебесплодных потуг, усердия, бешеной активности и рвения, мы в нем необнаружим. Плохой поэт компенсирует отсутствие вдохновения привлекающейвнимание мишурой - шевелюрой и экстравагантными галстуками. Точно так же ДонЖуан - труженик, который ежедневно подвизается на ниве любви, этот Дон Жуан,как две капли воды "похожий" на Дон Жуана, в действительности лишь егоотрицание и его оболочка. Дон Жуан не тот, в ком женщины пробуждают страсть, а тот, ктопробуждает страсть в женщинах. Вот она, одна из бесспорных истин о природечеловека, над которой следовало бы поразмыслить писателям, обратившимся впоследнее время к столь важной теме донжуанства. Не секрет, что некоторыхмужчин женщины одаривают особо благосклонным и неослабевающим вниманием. Вотгде богатая пища для размышлений. Чем объясняется столь удивительный дар?Какая тайна жизни кроется за этой притягательностью? С другой стороны,наивно, да и непродуктивно критиковать тот или иной неясный образ Дон Жуана,плод чьей-то досужей фантазии. У проповедников есть одна давняя слабость -придумывать глупого манихейца, дабы без труда опровергать манихейство кактаковое. Стендаль сорок лет посвятил разрушению бастионов женского пола. Онвыпестовал целую стратегическую программу с первопричинами и отдаленнымиследствиями. Отступая, он снова шел вперед, упорствовал и отчаивался, упрямопреследуя цель. А результат равен нулю. Стендаль не снискал любви ни однойженщины. И это не должно особенно удивлять. Такова участь большинствамужчин. Хотя часто, скрадывая горечь неудач, сплошь и рядом за большуюлюбовь склонны принимать весьма пресную женскую преданность и покорность,результат многих и многих усилий. Схожее происходит и в области эстетическихвпечатлений. Мало кто из живших на свете людей знает подлинную радость отвстречи с искусством. И потому готовы видеть ее в той дрожи, котораяохватывает нас во время вальса, или интересе к интриге, возбуждаемом чтивом. Любовные истории Стендаля были псевдолюбовью подобного рода. АвельБоннар в своей книге "Интимная жизнь Стендаля" на этом особенно ненастаивает, что побудило меня написать эти строки. Подобные уточнениянемаловажны, поскольку они объясняют коренной просчет стендалевской теориилюбви. В основу этой теории был положен ложный опыт. Стендаль полагает - в соответствии со своим опытом, - что любовь"создается" и умирает. И то и другое свойственно псевдолюбви. Для Шатобриана же, наоборот, любовь - это некая "данность". Ему неприходится прилагать усилий. Стоит женщине познакомиться с ним, как онасразу оказывается во власти некой таинственной электризующей силы. Онаотдается безоговорочно и всецело. Почему? Вот загадка, которую должны былибы разгадать исследователи донжуанства. Шатобриан некрасив. Невысокий исутулый. Вечно раздраженный, мнительный и замкнутый. Его привязанность клюбящей его женщине длилась восемь дней. Между тем женщина, испытавшаястрасть в двадцать лет, до восьмидесяти хранила любовь к "гению", хотя ей несуждено было больше его видеть. Тому есть немало доказательств. Один из многих примеров: маркиза де Кюстин[15], "самые роскошныеволосы" Франции. Она принадлежала к одной из знатнейших семей и отличаласьредкой красотой. Во время революции ей, почти ребенку, грозит гильотина. Ееспасает любовь, вспыхнувшая в неком сапожнике, члене Трибунала. Онаэмигрирует в Англию. Время возвращения на родину совпадает с публикацией"Аталы" Шатобриана[16]. Она знакомится с автором, и тотчас ее охватываетбезумная любовь. Следуя прихоти Шатобриана, известного своими причудами, онадолжна была купить замок Фервак, старую родовую усадьбу, в которой Генрих IVпровел одну ночь. Маркиза, кое-как поправив свои дела, расстроенные за годыэмиграции, собирает необходимую сумму и покупает замок. Однако Шатобриан неторопится ее навещать. В конце концов он проводит там несколько дней - часы,исполненные блаженства для этой охваченной страстью женщины. Шатобрианчитает двустишие, нацарапанное Генрихом IV на камине охотничьим ножом: "La dame de Fervaques merite de vives attaques"[17]. Счастливые часы проходят быстро и невозвратно. Шатобриан уезжает, чтобыбольше, в сущности, и не возвращаться: его влекут новые острова любви.Проходят месяцы, годы. Маркиза де Кюстин близка к семидесяти. Она показываетзамок некому посетителю. Оказавшись в комнате с огромным камином, тотспрашивает: "Так вот оно, то место, где Шатобриан был у ваших ног?" Она же,вспыхнув, изумившись и даже как будто оскорбившись, в ответ: "Да что вы,сударь, что вы, нет: я - у ног Шатобриана!" Эта разновидность любви, при которой человек раз и навсегдарастворяется в другом человеке, Стендалю была неизвестна. Поэтому он былубежден, что любовь всегда со временем убывает, хотя в действительности всеобстоит как раз наоборот. Истинная любовь, рожденная в сокровенных глубинахчеловека, по-видимому, не может умереть. Она навсегда остается вчувствительной душе. Обстоятельства - к примеру, разлука - могут лишить еепитательной среды; и тогда эта любовь будет чахнуть и превратится втрепещущую ниточку, в едва ощутимо бьющийся в подсознании ключ сердечнойпривязанности. И все же она не умрет. Ее эмоциональный состав не изменится.Благодаря этой неизменной основе человек, который любил, будет и впредьчувствовать себя связанным нерасторжимыми узами с возлюбленной. Судьба можетразвести его с любимой, изменив его положение в физическом или социальномпространстве. Что с того - любовь остается в нем. Таков высший, наивернейшийпризнак подлинной любви: как бы находиться рядом с любимым, быть в общенииболее тесном, близости более сокровенной, чем пространственные. Это значитпребывать в истинно жизненном контакте. Есть и более точное слово, хотя и несколько специальное, научное: бытьонтологически вместе с любимым, верным его изменчивой судьбе. Женщина,любящая преступника, где бы она ни находилась, душою будет с ним в тюрьме.

III

(ЛЮБОВЬ К СОВЕРШЕНСТВУ) Широко известна метафора, которая позволила Стендалю определить своютеорию любви словом "кристаллизация". Если в соляные копи Зальцбурга броситьветочку и вытащить ее на следующий день, то она оказывается преображенной.Скромная частица растительного мира покрывается ослепительными кристаллами,вязь которых придает ей дивную красоту. Согласно Стендалю, в душе,наделенной даром любви, происходят сходные процессы. Реальный облик женщины,запав в душу мужчины, мало-помалу преображается вязью наслаиваемых фантазий,которые наделяют бесцветный образ всей полнотой совершенства. Эта известная теория всегда казалась мне в высшей степени ложной.Пожалуй, единственно продуктивным в ней является вывод (пусть даже скорееугадываемый, чем сформулированный), что любовь в известном смысле - этостремление к совершенству. Исходя из этого, Стендаль вынужден допустить, чтосовершенства - плод нашего воображения. Однако специально он на этом неостанавливается, поскольку для него это - самоочевидная вещь, занимающая вего теории весьма скромное место; он ни в коей мере не ощущает, что речьидет о самой значительной, самой глубокой, самой загадочной особенностилюбви. Теорию "кристаллизации" волнуют главным образом причины разочарованийв любви, утраты иллюзий; то есть почему охладевают, а не почему влюбляются. Стендаль, как настоящий француз, становится поверхностным, как толькопереходит к общим рассуждениям. Он проходит мимо грандиозного,первостепенной важности явления, скользнув по нему взглядом и не удивившись.Между тем способность удивляться тому, что принято считать очевидным иестественным, дана именно философу. Вспомним, как Платон идет напрямик, безколебаний затрагивая болезнетворный нерв любви. "Любовь - это вечная страстьпорождать себя в красоте"[18]. "Какая наивность!" - скажут дамы, докторалюбовных наук, за коктейлем в отеле "Ритц", в любом уголке мира. Дамы неподозревают, какую радость они доставили философу, с улыбкой про себяотметившему, что его слова вызвали снисхождение в прелестных женскихглазках. Им и невдомек, что, когда философ говорит им о любви, он не тольконе флиртует с ними, но абсолютно к ним безразличен. Как заметил Фихте,философствовать - это не что иное, как не жить, точно так же как жить - этоне что иное, как не философствовать. Сколь сладостен дар выключаться изжизни, исчезать в некое скрытое от глаз измерение! И чем лучше философвладеет этим даром, тем скорее женщина сочтет его наивным. В теории любвиее, равно как и Стендаля, интересуют психологические тонкости и анекдоты,которые, конечно же, заслуживают внимания, лишь бы при этом не выпадали изполя зрения коренные проблемы сердечных чувств, и среди них наиважнейшая -та, которую Платон сформулировал двадцать пять веков тому назад. Отклоняясь от темы, коснемся вкратце этого кардинального вопроса. В платоновском словаре под красотой подразумевается то, что мы привыклиназывать "совершенством". С известной осторожностью, при этом неукоснительнооставаясь в кругу рассуждений Платона, можно сказать, что суть его концепциисводится к следующему: любовь непременно включает в себя стремление любящегосоединиться с другим человеком, которого он считает наделенным каким-тосовершенством. Другими словами, это - влечение нашей души к чему-то визвестном смысле замечательному, превосходному, высшему. Сердечные чувства -а точнее, любовная страсть - порождаются не нами, а вызвавшим нашевосхищение объектом. При этом то обстоятельство, что он может быть.совершенным как от природы, так и лишь в нашем представлении, не имеетникакого значения. Пусть читатель представит себе состояние влюбленности,при которой объект любви лишен для любящего малейшего оттенка совершенства,и он увидит, что это невозможно. Итак, влюбиться - значит почувствовать себяочарованным чем-то (ниже мы проиллюстрируем, что это означает); в то жевремя нечто может очаровать, если оно является или кажется совершенным. Я неутверждаю, что любимый должен казаться во всех отношениях совершенным, -ошибка Стендаля именно в этом. Достаточно, чтобы он был совершенным вкаком-либо смысле, поскольку совершенство в человеческих представлениях -это не абсолютно идеальное, а то, что отличается особенно высокимидостоинствами, что превосходит окружающее. Но это лишь одна сторона вопроса. Вторая заключается в том, что мыначинаем стремиться к близости с человеком, наделенным этими высокимидостоинствами. Что понимать под словом "близость"? По искреннему признаниюсамых истовых влюбленных, они не испытывали - во всяком случае, как нечтопоглощающее все их помыслы - потребности в физической близости. Это оченьделикатная тема, требующая полной определенности. Речь не о том, что любящийне жаждет также и интимной близости с возлюбленной. Однако раз он ее "также"жаждет, было бы неверным сказать, что только этого он и жаждет. Пора отметить еще одно немаловажное обстоятельство. Никем отчетливо неосознавалось - пожалуй, лишь за исключением Шелера - различие между"любовной страстью" и "любовным инстинктом", отчего под первой, как правило,подразумевается второе. Бесспорно, в человеке почти всегда инстинктыпереплетены с внеинстинктивными проявлениями душевного и даже духовногосвойства. С инстинктом в чистом виде мы встречаемся в редчайших случаях.Распространенное представление о "плотской любви", на мой взгляд, не вполнеобоснованно. Испытывать исключительно физическое влечение трудно, и не частоэто встречается. Как правило, чувственности сопутствуют и сочетаются с нейпроявления эмоционального подъема, восхищение телесной красотой, симпатия ит. д. Тем не менее случаев абсолютно чувственного, инстинктивного влеченияболее чем достаточно, чтобы отличать его от "любовной страсти". Отличиеоказывается особенно явственным в двух крайних ситуациях: когда плотскоевлечение подавляется доводами морали или обстоятельствами или когда,наоборот, преизбыток его вырождается в сладострастие. Ясно, что в обоихслучаях, в отличие от любви, крайняя похоть - точнее, даже бескрайняя похоть- существует независимо от объекта. Влечение томит до появления человека илиситуации, способных его удовлетворить. В результате ему безразлично, ктоименно послужит удовлетворению. Инстинкт не знает предпочтений, когда он неболее чем инстинкт. Поэтому-то он и не является порывом к совершенству. Если любовный инстинкт и гарантирует сохранение рода, то он необеспечивает его совершенствование. И наоборот, истинная любовная страсть,восхищение другим человеком, его душой и телом, в нерасторжимом единстве,испокон веков не могла не быть великой силой, способствующейсовершенствованию рода человеческого. Вместо того чтобы существоватьнезависимо от объекта, она неизменно получает жизненный импульс отвозникающего на нашем пути человека, отличающегося некими выдающимисядостоинствами, способными вызвать сердечный порыв. Стоит только его ощутить, как любящий испытывает необъяснимуюпотребность растворить свою личность в личности другого человека и,наоборот, вобрать в свою личность личность любимого. Загадочное стремление!В то время как в остальных жизненных проявлениях для нас нет ничего болеенеприемлемого, чем вторжение другого в наше индивидуальное бытие, отрадалюбви состоит в том, чтобы почувствовать себя в метафизическом смыслеспособным впитать как губка чужую личность в такой степени, чтобы лишь вединстве, являя "личность в двух лицах", находить удовлетворение. Этонапоминает доктрину сенсимонистов, согласно которой реальная человеческаяособь представляет собой мужчину и женщину одновременно. Впрочем, в этойдоктрине никак не отражена неодолимая потребность в слиянии. Когда любовьнеподдельна, она претворяется в более или менее осознанное желание видеть вребенке некий символ и вместе с тем реальное воплощение достоинств любимого.Это третье звено, берущее начало в любви, по-видимому, отражает во всейизначальной чистоте ее суть. Ребенок - это и не отец и не мать, а ихперсонифицированное единство и безграничное стремление к совершенству,ставшее физической и духовной реальностью. Наивный Платон был прав: любовь -это вечная страсть порождать себя в прекрасном, или, как выразил это один изнеоплатоников, Лоренцо де Медичи, appetito di bellezza. Теоретическая мысль нового времени охладела к космологии и проникласьпочти исключительно психологическими интересами. Тонкости психологии любви,нагромоздившей казуистические арабески, отвлекли наше внимание от этогокоренного и одновременно вселенского аспекта любви. Итак, мы вступаем вобласть психологии, хотя и вразрез с ее принципами, памятуя, что пестраяистория наших любовных переживаний, со всеми их виражами и казусами,представляет собой не более как результат действия этой коренной ивселенской силы, которую наш душевный мир - примитивный или утонченный,бесхитростный или изощренный, той или иной эпохи - способен был лишьосваивать и воплощать в различные формы. Погружая турбины и иные, маленькиеили большие, механизмы в поток, не стоит забывать о его первозданнойдвижущей силе.

(РАЗНООБРАЗИЕ ЛЮБВИ) Нельзя отрицать, что теория "кристаллизации" на первый взгляд содержитв себе одну бесспорную истину. Действительно, в сфере любовных дел у нассплошь и рядом открываются глаза на собственные ошибки. Мы наделили любимогочеловека отсутствующими у него достоинствами и совершенствами. Не признатьли в таком случае правоту Стендаля? Пожалуй, не стоит. Случается, что одинтолько преизбыток правоты не позволяет быть правым. Было бы более чемстранно, если, ошибаясь на каждом шагу во взаимоотношениях с реальностью, влюбви мы оказались бы абсолютно прозорливыми. Мы то и дело усматриваемиллюзорные свойства у вещей вполне реальных. Для человека видеть что бы тони было, а особенно оценивать - значит непременно дополнять его. Еще Декартотметил, что, выглядывая в окно и думая, что видит людей, он заблуждался.Что же он видел на самом деле? Chapeaux et manteaux: rien de plus[19]. (Неправда ли, это наблюдение вполне могло принадлежатьхудожнику-импрессионисту: на ум невольно приходит картина Веласкеса "Lespetits chevaliers"[20], хранящаяся в Лувре, с которой Мане сделал копию).Строго говоря, никто не видит реальность такой, какая она есть. Если бы этопроизошло, то день великого прозрения был бы последним днем жизни на Земле.Тем не менее мы полагаем, что наше восприятие адекватно отражает реальностьи позволяет сквозь призрачный туман вскрыть скелет мира, великиетектонические складки. Многим, пожалуй даже большинству, недоступно и это:они довольствуются словами и намеками, как сомнамбулы, бредут по жизни,ограничив себя набором условностей. То, что мы называем гениальностью, насамом деле всего лишь редко встречающаяся чудесная способность расширятьпросвет в этом тумане фантазий и воочию видеть новый, дрожащий отпронзительной наготы сколок доподлинной реальности. Итак, то, что кажется верным в теории "кристаллизации", является лишьчастным проявлением общей закономерности. В известном смысле вся нашадуховная жизнь - это кристаллизация. А значит, данная особенность любви -явление общего порядка. В конце концов, можно было бы допустить, что вовремя влюбленности процесс кристаллизации значительно усиливается. Ноподобное предположение в корне ошибочно, и уж во всяком случае, ложностендалевское понимание. Представления влюбленного не более иллюзорны, чемнаше мнение о политике, артисте, бизнесмене и т. д. Судя по всему, люди ввопросах любви столь же недалеки или прозорливы, как и вообще в своихсуждениях о ближнем. Почти все мы близоруки в своей оценке людей - самогосложного и тонкого явления в мире. Чтобы покончить с теорией кристаллизации, достаточно вспомнить теслучаи, в которых она очевиднейшим образом отсутствует: это наиболеераспространенные случаи любви, когда оба любящих не теряют рассудка и,насколько это возможно, не впадают в ошибку. Теории любовных влеченийследовало бы начать с прояснения наиболее типичных форм, вместо того чтобы ссамого начала сосредоточиваться на исключительном в исследуемом явлении.Дело в том, что подчас, вместо того чтобы искать женщину, наделенную некимидорогими его сердцу достоинствами, мужчина вдруг обнаруживает в какой-нибудьженщине свойства, о которых он до сих пор и не подозревал. Заметьте, чторечь идет исключительно о женских свойствах. Как могут они, стольнепредсказуемые, быть плодом воображения мужчины? И наоборот, как могут бытьмужские достоинства плодом воображения женщины? Доля истины, заключающаяся всамом факте предчувствий и как бы выдумывании достоинств, еще необнаруженных в реальности, не имеет ничего общего с идеей Стендаля. Мы ещеостановимся на этом скрытом от глаз аспекте. Прежде всего, в наблюдении, лежащем в основе этой теории, допущенагрубейшая ошибка. Предполагается, судя по всему, что состояние влюбленностисопряжено со сверхактивностью сознания. Стендалевская кристаллизациясопровождается всплеском душевной энергии, обогащением внутреннего мира.Между тем следует признать, что влюбленность - это состояние душевногоубожества, при котором наша внутренняя жизнь скудеет, нищает и парализуется. Я сказал "влюбленность". Во избежание трюизмов, изобилующих врассуждениях о любви, необходимо внести известную ясность в употреблениетерминов. Словом "любовь", столь простым и коротким, покрывается массазначений, настолько различных, что впору отказаться видеть в них что-либообщее. Мы говорим о "любви к женщине"; но также и о "любви к Богу", "любви кродине", "любви к искусству", "сыновней любви" и т. д. Одно и то же словоопекает и окликает столь многоликий и беспокойный мир. Можно оспаривать употребление слова, если за ним стоят понятия, несвязанные между собой, коренным образом лишенные общей для них основы. Так,слово "лев", употребляемое для обозначения царя зверей, являетсяодновременно именем римских пап и названием испанского города. По волеслучая одна фонема обременена различными значениями, которые отсылают нас кразличным характеризуемым ими объектам. Лингвисты и логики говорят вподобных случаях о "полисемии", поскольку слово имеет множество значений. Имеем ли мы дело с одним и тем же явлением, когда слово "любовь"встречается нам в приведенных выше выражениях? Есть ли какая-то органичнаясвязь между "любовью к науке" и "любовью к женщине"? Сопоставив оба душевныхсостояния, мы обнаруживаем, что почти во всем они отличаются. Однако же естьодна общая для них особенность, которую позволяет выявить детальный анализ.Сосредоточив внимание только на ней, абстрагировавшись от остальных свойств,присутствующих в обоих душевных состояниях, можно было бы определить, чтоже, собственно говоря, надо понимать под "любовью". В свойственной намложной манере раздвигать границы частного явления мы определяем этим словомсоответствующее состояние души как таковое, в то время как оно являетсяследствием целого ряда факторов, а не только "любви" и даже не толькопереживаний. К сожалению, последние сто лет психология не воспринималась как частькультуры, а усилия психологов сводились, как правило, к разглядыванию вувеличительное стекло, используемое и поныне для изучения человеческойпсихики. Любовь, если быть предельно точными[*Имеется в виду именно любовь, а нето состояние, в котором находится любящий], - это самодостаточнаяэмоциональная деятельность, направленная на любой объект, одушевленный илинеодушевленный. Будучи "эмоциональной" деятельностью, она, с одной стороны,отличается от функций интеллекта - осознавать, внимать, размышлять,вспоминать, воображать, а с другой - от желания, с которым ее сплошь и рядомпутают. Испытывая жажду, хотят выпить воды, однако ее при этом не любят.Любовь, бесспорно, порождает желания, однако сама по себе любовь и желаниене одно и то же. Мы хотим жить на родине и желаем ей процветания, "потомучто" ее любим. Наша любовь предшествует этим желаниям, прорастающим из нее,как ростки из семени. Будучи эмоциональной "деятельностью", любовь отличается от пассивныхчувств, таких, как радость или грусть. Последние напоминают краски, которымирасцвечивается наша душа. Грусть и радость - "состояния", и пребывают в нихв полной прострации. Радость сама по себе бездеятельна, однако она можетслужить причиной действий. Между тем любовь не просто "состояние", нодеятельность в направлении любимого. Я имею в виду не порывы тела и духа,вызываемые любовью, а то, что в самой природе любви заложена потребностьчеловека преодолевать границы своего "я" в стремлении к тому, что он любит.И за тридевять земель от объекта, не помышляя о нем и о встрече с ним, еслитолько мы любим, мы будем обволакивать его на расстоянии теплым,жизнетворящим потоком. Со всей определенностью это докажет сравнение любви сненавистью. Ненависть к кому-либо или чему-либо не пассивное "состояние",как состояние грусти, а некое действие, жуткое отрицающее действие,разрушающее в воображении объект ненависти. Признание факта существованияспецифической эмоциональной деятельности, отличной от любой инойдеятельности нашего тела или нашей души, будь то интеллектуальная,чувственная или же волевая, представляется мне чрезвычайно важным дляподлинной психологии любви. Касаясь этого вопроса, как правило,ограничиваются описанием результатов. Крайне редко в ходе анализа цепкоухватывается сама любовь в ее своеобразии и отличиях от другихпсихологических явлений. Теперь не кажется уже столь неприемлемым предположение, что между"любовью к науке" и "любовью к женщине" есть нечто общее. Эта эмоциональнаядеятельность, этот наш теплый, жизнетворящий интерес к некому явлению можетс равным успехом быть обращен к женщине, участку земли (родине) или родучеловеческой деятельности - спорту, науке и т. д. Стоит также добавить, что,вне всякого сомнения, в "любви к науке" или в "любви к женщине" все, что неотносится к собственно эмоциональной деятельности, непосредственно с любовьюне связано. В очень многих "любовных историях" истинная любовь почти отсутствует.Есть желание, любопытство, настойчивость, одержимость, непритворный обманчувств, но не этот жар утверждения существования другого, каким бы ни былоего отношение к нам. Что же касается "любовных историй", то не стоитзабывать, что они включают в себя кроме любви sensu stricto немало иныхэлементов. В широком смысле слова мы привыкли называть любовью "влюбленность" -чрезвычайно сложное душевное состояние, в котором собственно говоря любовьиграет второстепенную роль. Именно ее имеет в виду Стендаль, расширительноназвавший свою книгу - "О любви", продемонстрировав тем самым ограниченностьсвоего философского кругозора. Итак, эта "влюбленность", которую теория кристаллизации представляеткак душевную сверхактивность, на мой взгляд, является скорее оскудением ичастичным параличом жизни нашего сознания. Подчиняясь ей, мы кое-чтоутрачиваем по сравнению с обычным состоянием, а не приобретаем. Этовынуждает нас обрисовать в самых общих чертах психологию сердечного порыва.

(ЗАИНТЕРЕСОВАННОСТЬ И ОДЕРЖИМОСТЬ) Прежде всего отметим, что "влюбленность" непосредственно связана сзаинтересованностью. Стоит обратиться к жизни нашего сознания, как мы обнаруживаем таммножество явлений мира внешнего и внутреннего. Эти явления, которые, одно задругим, удерживаются в памяти, не свалены там беспорядочной грудой. Онирасположены в известном порядке, некой иерархии. В самом деле, что-либо однонеизменно выделено, предпочтено другому, особым образом высвечено, как еслибы наш внутренний свет, озаряя его, придавал ему особый смысл. Наш интересвсегда избирателен: уделив чему-то внимание, мы неизбежно обделяем вниманиеммногое другое, отходящее тем самым на второй план, подобно хору или фону. Поскольку явлений, составляющих внутренний мир каждого из нас,бесконечно много, а сознание отнюдь не безгранично, между ними происходитнечто вроде борьбы за наше внимание. По сути дела, вся наша душевная идуховная жизнь проходит в этой зоне особой освещенности. Остальное - зонаосознанного невнимания, не говоря уже о подсознании и т. д., - всего лишьзаявка на жизнь, ее подготовка, склад, резерв. Можно представить себе чуткоесознание в качестве жизненного пространства нашей личности. Как правило, любая вещь, заинтересовав нас ненадолго, уступает вскореместо другой. Итак, заинтересованность переходит от одного объекта кдругому, на некоторое время задерживаясь на каждом из них в зависимости отих жизненной ценности. Представим себе, что в один прекрасный день нашевнимание парализуется и замрет на одном из объектов. Все остальное в миреокажется изгнанным, отторгнутым, как бы не существующим, и за отсутствиемкакого бы то ни было сравнения объект, в полном смысле приковавший к себенаше внимание, приобретет немыслимые масштабы. Тогда он действительнораспространится по всей сфере нашего рассудка и один будет заменять для насвесь мир, отвергнутый из-за нашего упорного невнимания. По существу, нечтоподобное происходит, когда мы подносим руку к глазам: сколь она ни мала, еетем не менее хватает, чтобы скрыть весь кругозор и заполнить собой все полезрения. То, что привлекло наше внимание, наделено для нас ipso facto[21]большей реальностью, бытием более полноценным, чем то, что не привлекло, -нечто почти иллюзорное и безжизненное, дремлющее на подступах к нашемусознанию. Вполне понятно, что, обладая большей реальностью, оно оказываетсяболее весомым, более ценным, более значительным и заменяет собой затененнуючасть мира. В том случае, если один объект привлекает наше внимание чаще и дольшеобычного, мы имеем дело с "одержимостью". Одержимый - это человек сненормальными проявлениями заинтересованности. Почти все великие люди былиодержимыми, только последствия их одержимости, их "навязчивой идеи"представляются нам полезными и достойными уважения. Когда Ньютона спросили,как ему удалось открыть законы всемирной механики, он ответил: "Nocte diequeincubando" ("Думая об этом денно и нощно"). Это - признание в одержимости.По сути дела, ничто нас так не отличает друг от друга, как проявлениязаинтересованности. В каждом человеке она выражается по-разному. Так,человека, привыкшего размышлять, упорно пытающегося дойти до потаеннойсущности каждой проблемы, раздражает та легкость, с которой вниманиечеловека толпы перескакивает с объекта на объект. И наоборот, человека толпыутомляет и удручает медлительность мыслителя, внимание которого подобноневоду, цепляющемуся за бугристое морское дно. Наконец, каждого из насдостаточно полно характеризуют его пристрастия и влечения. У одного, стоитему только услышать экономические выкладки, начинается головокружение, какбудто он падает в люк. Заинтересованность другого движется стихийно, как соткоса, в направлении искусства или амурных дел. Стоило бы принять следующуюформулу: скажи мне, чему ты оказываешь внимание, и я скажу тебе, кто ты. Итак, я убежден, что "влюбленность" - это проявлениезаинтересованности, ненормальное ее состояние, возникающее у нормальногочеловека. Подтверждением тому является уже первая стадия "влюбленности". Обществосостоит из множества женщин и множества мужчин, живущих в тесном общении. Виндифферентном состоянии внимание каждого мужчины - равно как и каждойженщины - переходит от одного представителя противоположного пола к другому.Из-за давней симпатии, особой близости и т. д. женщина уделит этому мужчинечуть больше внимания, чем другому; однако несоразмерность между вниманием кодному и невниманием ко всем остальным не столь уж велика. В сущности говоря- если оставить в стороне весьма незначительные отличия - все мужчины,которых женщина знает, находятся от нее на равном по отношению к ее интересурасстоянии, в одном ряду. Однако в один прекрасный момент принциподинаковости в распределении внимания нарушается. Внимание женщинынепроизвольно начинает приостанавливаться на одном из этих мужчин, и вскореона уже не без труда отрывается от него в своих помыслах, чтобы проявитьинтерес к кому-либо и чему-либо иному. Однообразный ряд прерван: один измужчин перемещен вниманием женщины на минимальное расстояние. "Влюбленность" при своем зарождении - это всего лишь чрезмернаязаинтересованность другим человеком. Если мужчине удастся воспользоватьсясвоим привилегированным положением и умело поддерживать этот интерес, всеостальное произойдет с удручающим автоматизмом. С каждым днем он будет всебольше отрываться от общего, безликого ряда; с каждым днем все с большимразмахом обосновываться во влекущейся к нему душе. Женщине будет все труднееобходить вниманием своего избранника. Постепенно все другие люди и вещиокажутся вытесненными из ее сознания. Где бы ни находилась "влюбленная", чембы ни была она занята, точкой притяжения ее внимания будет этот мужчина. Ейбудет непросто переключить внимание на житейскую суету. Августин Блаженныйтонко подметил предрасположенность любви к преувеличениям: "Amor meus,pondus meum; illo feror, quocumque feror" ("Любовь моя - бремя мое; влекомыйим, я иду повсюду, где я иду"). Причем речь идет не о том, что наша душевная жизнь становится богаче.Как раз наоборот. Налицо резкое сужение крута вещей, которые ранее насволновали. Сознание сворачивается и вмещает ныне только один объект.Внимание парализуется: оно не переходит от одной вещи к другой. Оно сковано,заторможено, присвоено одним-единственным человеком. Theia mania("божественная одержимость"), согласно Платону[22]. (Нам еще предстоитвыяснить, чем обусловлена эта "Божественность", столь поразительная инепомерная). Однако влюбленному кажется, что жизнь его сознания становится богаче.Стягиваясь, его мир теряет многомерность. Все душевные силы влекутся к однойточке, создавая ложное впечатление напряженной духовной жизни. В то же время подобная однобокость придает особо выделенному объектучудные свойства. Дело не в том, что ему приписываются несуществующиедостоинства (я уже останавливался на такой возможности; однако это не самоеважное и неизбежное, как ошибочно полагал Стендаль). Буквально осаждаяобъект вниманием, сосредоточившись на нем, мы позволяем ему занять в нашемсознании исключительное место. Он существует для нас ежесекундно; онпостоянно рядом, в непосредственной близости от нас, реальнее всего иного.За всем остальным нужно отправляться в поиск, с трудом высвобождая для этогонаше внимание, само себя приковавшее к предмету любви. Тут мы обнаруживаем немалое сходство между влюбленностью и мистическимпорывом, в описаниях которого обычны ссылки на "присутствие Бога". И это непустая фраза. Она отражает истинное положение вещей. Благодаря молитвам имедитациям мистика Бог, преисполнившись доподлинным бытием, становитсянеотделимой частью его внутреннего мира. Отныне и до тех пор, пока вниманиене ослабеет, мистик нерушимо связан с Богом. Любое сильное внутреннеепобуждение приводит его к Всевышнему, то есть вновь возвращает кпредставлению о Нем. Впрочем, в этом нет ничего исключительно религиозного.Любая вещь может так же всецело подчинить себе человека, как идея Богаподчиняет себе мистика. Это состояние знакомо ученому, годами размышляющемунад некой проблемой, романисту, мысли которого неотвязно заняты создаваемымперсонажем. Вспомним Бальзака, прервавшего деловой разговор словами:"Давайте вернемся к реальности! Поговорим о Цезаре Биротто"[23]. Так же идля влюбленного присутствие его возлюбленной извечно и вездесуще. Она как бывобрала в себя весь внешний мир. В сущности говоря, для влюбленного мир несуществует. Возлюбленная вытеснила его и заменила собой. Потому влюбленный водной ирландской песне поет: "Любимая, ты моя часть света".

ДОБРОВОЛЬНО И НЕМИНУЕМО Воздержимся от романтических жестов и согласимся, что "влюбленность" -повторяю, речь идет не о любви sensu stricto[24] - это состояние душевнойдеградации, некое временное отупение. Не будь этого закоснения ума, сужениянашего привычного мира, мы не могли бы влюбляться. Подобное описание "любви" очевиднейшим образом противоположно тому,которым пользуется Стендаль. Вместо того чтобы копить в объекте множествовсяких качеств, как следует из теории кристаллизации, на самом деле мынеестественн

⇐ Предыдущая 1 234 5 6 Следующая ⇒