Хосе Ортега-и-Гассет. Этюды о любви

Хосе Ортега-и-Гассет. Этюды о любви

ПРИМЕТЫ ЛЮБВИ

Поговорим о любви, условившись, что о "любовных историях" мы говоритьне будем. "Любовные история", самого неожиданного свойства, то и делослучаются между мужчинами и женщинами. Им сопутствует множествообстоятельств, усложняющих их развитие до такой степени, что более всего"любовным историям" можно отказать в том, что действительно стоит называтьлюбовью. Что может быть заманчивее для исследователя, чем психология"любовных историй", со всей их пестрой казуистикой, однако нам будетнепросто во всем разобраться, если сначала мы не определим, что же такоелюбовь сама по себе и как таковая. Кроме того, мы сузили бы тему, сведя ее крассмотрению любви, которую испытывают друг к другу мужчины и женщины. Теманеизмеримо шире, и Данте полагал, что любовь движет солнце и другие светила. Даже если мы воздержимся от столь вселенского охвата, нам следуетучесть все многообразие проявлений любви. Не только мужчина любит женщину, аженщина любит мужчину; мы любим также искусство и науку, мать любит своегоребенка, а верующий любит Бога. Огромное множество и разнородность объектов,подчиняющихся законам любви, сделают нас осмотрительнее и не позволят счестьприсущими любви те особенности и свойства, суть которых, скорее, в природевсевозможных любимых кем-либо объектов. Последние двести лет очень много говорили о любовных историях и оченьмало - о любви. И если все эпохи начиная с добрых времен Древней Грециисоздавали свои великие теории сердечных чувств, два последних столетия еелишены. Античный мир вначале предпочел всем другим доктрину Платона, затем -стоистическую. Средневековье освоило теории Фомы Аквинского и арабов;восемнадцатый век усердно штудировал теории душевных волнений Декарта иСпинозы. Все дело в том, что в прошлом не было ни одного великого философа,который не считал бы себя обязанным предложить собственную доктрину. Вновейшее же время не предпринято ни одной выдающейся попытки систематизациичувств. И лишь недавние труды. Пфендера и Шелера[1] достойно продолжаюттему. Между тем наш духовный мир становится все сложнее, а эмоциональныепереживания - острее. Поэтому-то мы не можем уже довольствоваться этими старыми теориямиаффектов. К примеру, то определение любви, впитавшее древнегреческуютрадицию, которое мы находим у Фомы Аквинского, очевиднейшим образомошибочно. Согласно ему, любовь и ненависть - два проявления желания,влечения, стремления к чему-то. Любовь - это стремление к чему-то хорошему,к хорошему в нем - concupiscibile circa bonum; ненависть, илиантистремление, - это неприятие чего-то злого, именно злого в нем -concupisobile circa malum. Мы видим здесь смешение влечения и желания счувствами и эмоциями, которым грешила вся старая психология вплоть до XVIIIстолетия. Смешение, которое напомнит о себе в эпоху Возрождения, впрочемпретворившись уже в эстетическую категорию. Так, Лоренцо Великолепныйутверждал, что 1'amore е un appetito di bellezza[2]. Это и есть одно из существеннейших отличий, которое надлежит осмыслить,чтобы от нас не ускользнуло то, в чем заключается своеобразие любви и еесущность. Наш душевный мир особенно щедр на любовные порывы; не будетпреувеличением даже счесть их символом щедрости как таковой. К любвивосходит многое из того, что присуще человеку: желания, мысли, волевые акты,поступки - все это, порождаемое любовью, как урожай семенами, самой любовьюне является, однако подтверждает ее существование. Бесспорно, что так илииначе нас влечет то, что мы любим; однако столь же очевидно, что нас влечети то, чего мы не любим, что не затрагивает наших чувств. Хорошее вино влечетнас, но любви не вызывает; наркомана влечет наркотик и в то же времявызывает отвращение связанными с ним опасными последствиями. Но есть еще одна, более веская и тонкая причина разграничивать любовь ижелание. Собственно говоря, желать чего-либо - это значит стремитьсяобладать им, причем под обладанием так или иначе понимается включениеобъекта в нашу жизненную сферу и превращение мало-помалу в часть нас самих.Именно поэтому желание умирает тотчас после того, как удовлетворено;обладание для него смерть. Напротив, любовь - это вечнаянеудовлетворенность. Желание пассивно, и желаю я, в сущности, одного - чтобыобъект желания устремился ко мне. Я живу в надежде на притяжение ко мневсего сущего. И наоборот, в любви, как мы еще убедимся, все проникнутоактивным началом. Вместо того чтобы объект приближался ко мне, именно ястремлюсь к объекту и пребываю в нем. В любовном порыве человек вырываетсяза пределы своего "я": быть может, это лучшее, что придумала Природа, чтобывсе мы имели возможность в преодолении себя двигаться к чему-то иному. Неоно влекомо ко мне, а я к нему. Августину Блаженному, одному из тех людей, раздумья которых о любвиотличались особой глубиной, по своему душевному складу, быть может,наделенному наивысшей силой любви, подчас удавалось преодолевать пониманиелюбви как желания и влечения. В минуту вдохновения он сказал: "Amor meus,pondus mewm; illo feror, quocumque feror" - "Любовь моя, бремя мое; влекомыйим, я иду повсюду, где я иду". Любовь - это притяжение к любимому. Спиноза попытался избежать ошибки и, оставив в стороне влечения, искаллюбовным порывам и ненависти эмоциональное объяснение; согласно ему, любовь- это радость познания предмета любви. Любовь к чему-то или к кому-то - этоякобы не более чем радость и одновременно сознание, что рады мы благодаряэтому чему-то или кому-то. И снова перед нами смешение любви с ее возможнымипоследствиями. Разве кто-нибудь сомневается, что предмет любви можетпринести радость любящему? Однако столь же верно, что любовь бываетпечальной, как смерть, безысходная смертная мука. Более того, истиннаялюбовь лучше познает саму себя и, если угодно, свою цену и свои масштабы встрадании и мучениях, которые она приносит. Влюбленной женщине огорчения,причиняемые ей любимым, дороже бесстрастного прозябания. В письмах МарианныАлькофарадо, португальской монахини[3], встречаем следующие признания,адресованные ее неверному соблазнителю: "...в то же время я благодарю вас вглубине сердца за отчаяние, которому вы причина, и я ненавижу покой, вкотором я жила, прежде чем узнала вас". "...Я нашла хорошее средство противвсех этих зол, и я быстро освободилась бы от них, если бы не любила васболее; но, увы! что за средство! Нет, я предпочитаю страдать еще более, чемзабыть вас. Увы! От меня ли это зависит? Я не могу упрекнуть себя в том,чтобы я хоть на одно мгновение пожелала не любить вас более; вы болеедостойны сожаления, чем я, и лучше переносить все те страдания, на которые яобречена, нежели наслаждаться убогими радостями, которые дают вам вашифранцузские любовницы". Первое письмо кончалось словами: "Прощайте, любитеменя всегда и заставьте меня выстрадать еще больше мук". Минуло два века, исиньорита де Леспинасс[4] писала: "Я люблю вас так, как только и стоитлюбить, - безнадежно". Спиноза ошибался: любовь и радость не одно и то же[5]. Тот, кто любитродину, способен отдать за нее жизнь, и верующий идет на мученическуюсмерть. И наоборот, ненависть и злоба нередко находят удовлетворение в самихсебе и хмелеют от радости при виде беды, обрушившейся на ненавистногочеловека. Учитывая, что эти известные определения полностью нас не удовлетворяют,думаю, стоит попытаться проанализировать чувство любви столь женепосредственно и скрупулезно, как это делает энтомолог с пойманным в лесунасекомым. Надеюсь, что читатели любят или любили кого-то либо что-то испособны ныне взять свои ощущения за трепетные крылышки и устремить на нихнеторопливый внутренний взор. Я перечислю основные, самые общие признакиэтой жужжащей пчелы, которая умеет собирать мед и жалить. Читатели самирешат, насколько мои выкладки соответствуют тому, что они познали,вглядываясь в себя. Для начала согласимся, что у любви действительно много общего сжеланием, поскольку его объект - предмет или человек - действует на неговозбуждающе. Волнение, которым охвачен объект, передается душе. Такимобразом, это волнение по сути своей центростремительно: оно направлено отобъекта к нам. Что же касается чувства любви, то возбуждение предшествуетему. Из ранки, нанесенной нам стрелой волнения, пробивается любовь, которуюнеудержимо влечет к объекту: а значит, движется она в обратном по сравнениюс возбуждением и любым желанием направлении. Путь ее - от любящего клюбимому, от "меня к другому, то есть центробежен. В этом - в постоянномдушевном порыве, в движении к объекту, от моего "я" к сокровенной сутиближнего - любовь и ненависть сходятся. Ниже речь пойдет о том, в чем ониотличаются. При этом не нужно думать, что в нашем стремлении к предметулюбви мы добиваемся лишь близости и совместной в бытовом плане жизни. Всеэти проявления как следствия любви и в самом деле порождены ею, однако длявыяснения ее сути не представляют особого интереса, и посему в ходе нашегоанализа мы будем полностью их игнорировать. Мои размышления касаются чувствалюбви в его душевной сокровенности как явления внутренней жизни. Любящий Господа устремляется к нему не телом, а все же любить его -значит стремиться к нему. В любви мы забываем о душевном покое, теряемрассудок и все свои помыслы сосредоточиваем на любимом. Постоянство помыслови есть любовь. Дело в том - отметим это, - что мыслительный и волевой акты мгновенны.Мы можем замешкаться на подступах к ним, но сами-то они промедлений нетерпят: все происходит в мгновение ока; они молниеносны. Если уж я понимаюфразу, то я понимаю ее сразу, в один миг. Что же касается любви, то онадлится во времени. Любят не вереницей внезапных озарений, которые вспыхиваюти гаснут, как искры в генераторе переменного тока; любимое любят непрерывно.Этим определяется еще одна особенность анализируемого нами чувства: любовьструится как родник одухотворенного вещества, как непрерывно бьющий ключ.Употребив метафору, на которые столь щедра интуиция и которые столь близкиприроде интересующего нас явления, можно сказать, что любовь не выстрел, анепрерывная эманация, духовное излучение, исходящее от любящего инаправленное к любимому. Течение, а не удар. Пфендер с исключительной проницательностью подчеркивал текучесть идлительность, присущие любви и ненависти. Любовь и ненависть одинаково центробежны, в мыслях они движутся кобъекту, наконец, они текучи и непрерывны, - таковы три общие для нихприметы или черты. Теперь можно определить и коренное отличие между любовью и ненавистью. Устремленность у них общая, коль скоро они центробежны и человек в нихстремится к объекту; при этом они проникнуты противоположным смыслом,преследуют различные цели. В ненависти стремятся к объекту, но стремятся емуво зло; и смысл ее разрушителен. В любви также стремятся к объекту, но емуво благо. Размышление и желание лишены того, что можно назвать душевным жаром, водинаковой степени присущим любви и ненависти. В отличие от раздумий надматематической задачей от любви и ненависти исходит тепло, они пылают, болеетого, накал их бывает различным. Не случайно в быту весьма метко об одномговорят, что он, влюбившись, охладел, а другой жалуется, что возлюбленнаяхолодна и бесчувственна. Эти рассуждения о теплоте чувств невольноприоткрывают завесу над любопытнейшими сферами психологическихзакономерностей. Мы могли бы обратиться к отдельным аспектам всемирнойистории, если не ошибаюсь, обойденным до сих пор вниманием в области этики иискусства. Речь могла бы идти о неодинаковом накале различных великихцивилизаций и культурных эпох - о холоде Древней Греции, Китая или XVIIIстолетия, о жаре средневековья или романтизма и т. д. Речь могла бы идти ороли в человеческих взаимоотношениях различной для разных людей степени ихдушевного горения: первое, что ощущают при встрече два человека, - этоприсущий каждому из них эмоциональный накал. Наконец, мы могли бы обратитьвнимание, что теплотой в той или иной степени характеризуются различныехудожественные, в частности литературные, стили. Однако было бы опрометчивомимоходом затрагивать столь обширную тему. Не удастся ли нам приблизиться к пониманию этой теплоты, присущей любвии ненависти, если в поле нашего зрения попадет также объект? Каквоздействует на него любовь? Издалека или вблизи, чем бы ни был предметлюбви - женщиной или ребенком, искусством или наукой, родиной или Богом, -любовь печется о нем. Желание упивается тем, что ему желанно,удовлетворяется им, но не одаряет, ничем не жертвует, ничем не поступается.У любви же и ненависти нет ни минуты покоя. Первая погружает объект, накаком бы расстоянии он ни находился, в благоприятную атмосферу ласки,нежности, довольства - одним словом, блаженства. Ненависть погружает его сне меньшим пылом в атмосферу неблагоприятную, вредит ему, обрушивается нанего как знойный сирокко, мало-помалу разъедает его и разрушает. Вовсе необязательно, как я уже говорил, чтобы это происходило в действительности;речь идет о намерении, которым проникнута ненависть, том ирреальном деянии,которое лежит в основе самого чувства. Итак, любовь обволакивает предметлюбви теплотой и довольством, а ненависть сочится едкой злобой. Эти противоположные намерения в их действиях дают о себе знать и инымобразом. В любви мы как бы сливаемся с объектом. Что означает это слияние?По существу, это слияние не в телесном смысле, да и вообще не близость. Кпримеру, наш друг - определяя качества, присущие любви, не забудем и дружбу- живет вдали от нас и мы ничего о нем не знаем. Тем не менее мы с нимсвязаны незримой нитью - наша душа в, казалось бы, всеобъемлющем порывепреодолевает расстояния, и, где бы он ни был, мы чувствуем, что сокровеннымобразом соединились с ним. Нечто подобное происходит, когда мы в труднуюминуту говорим кому-нибудь: можете рассчитывать на меня - я целиком в вашемраспоряжении; иными словами, ваши интересы для меня превыше всего,располагайте мною как самим собой. И наоборот, ненависть, несмотря на свою неизменную направленность кпредмету ненависти, отдаляет нас от объекта в том же символическом смысле -она, разверзнув между нами пропасть, делает его для нас недосягаемым. Любовь- это сердца, бьющиеся рядом, это согласие; ненависть - это разногласие,метафизическая распря, абсолютная несовместимость с предметом ненависти. Теперь мы имеем некоторое представление о том, в чем заключается этаактивность, эта ревностность, которую мы, смею думать, выявили в любви иненависти и которая отсутствует в пассивных эмоциях, таких, как радость илигрусть. Не зря говорят: быть радостным, быть грустным. Это и в самом деле неболее чем состояние, а не деятельность, не радение. Грустный, будучигрустным, пребывает в бездействии, равно как и веселый - будучи веселым.Любовь же в мыслях достигает объекта и принимается за свое незримое, носвятое и самое жизнеутверждающее из всех возможных дело - утверждаетсуществование объекта. Поразмыслите над тем, что значит любить искусство илиродину: это значит ни на одно мгновение не сомневаться в их праве насуществование; это значит осознавать и ежесекундно подтверждать их право насуществование. Не так, впрочем, как это делает судья, знающий законы,приговоры которого поэтому бесстрастны, а так, чтобы оправдательный приговорбыл одновременно и поиском и итогом. И наоборот, ненавидеть - это значит вмыслях убивать предмет нашей любви, истреблять его в своих помыслах,оспаривать его право на место под солнцем. Ненавидеть кого-либо - значитприходить в ярость от самого факта его существования. Приемлемо лишьисчезновение его с лица земли. Думаю, что у любви и ненависти нет признака более существенного, чемтолько что отмеченный. Любить что бы то ни было - значит упорно настаиватьна его существовании; отвергать такое устройство мира, при котором этогообъекта могло бы не быть. Заметьте, однако, что это, по существу, то жесамое, что непрерывно вдыхать в него жизнь, насколько это доступно человеку- в помыслах. Любовь - это извечное дарение жизни, сотворение и пестование вдуше предмета любви. Ненависть - это истребление, убийство в помыслах; ктому же, в отличие от убийства, совершаемого один раз, ненавидеть - значитубивать беспрерывно, стирая с лица земли того, кого мы ненавидим. Если на этой высокой ноте обобщить те особенности, которые намивыявлены, то мы придем к выводу, что любовь - это центробежный порыв души,которая непрерывным потоком устремляется к объекту и обволакивает еготеплотой и довольством, превращая нас с ним в единое целое и утверждаябесспорность его существования (Пфендер).

12 3 4 5 6 Следующая ⇒