Глава VII. КРЕПОСТЬ ФРОНТЕНАК

Глава VII

КРЕПОСТЬ ФРОНТЕНАК

Когда Жан выбежал из «Запертого дома», он словно обезумел. Покров над тайной его происхождения был грубо сорван, убийственные слова Рипа услышаны Кларой, теперь барышня де Водрель знает, что она и ее отец нашли убежище у жены и сына Симона Моргаза, скоро об этом узнает и де Водрель, если уже не узнал, услыхав все из своей комнаты, — такие отчаянные мысли вертелись в его голове. Оставаться в этом доме он больше не мог — даже на одну минуту. Не беспокоясь уже о том, что станет с де Водрелями, не спрашивая себя, защитит ли их бесславное имя его матери от дальнейших преследований, позабыв о том, что Бриджета не захочет больше оставаться в этом селении, где ее тайна скоро станет известна всем и откуда ее, без сомнения, прогонят, он бросился в чащу леса; он бежал всю ночь, стараясь очутиться как можно дальше от тех, для кого теперь мог быть лишь объектом презрения и отвращения.

Однако дело его жизни не было завершено! Его долг, раз он еще жив, — сражаться. Надо подставить себя под пули прежде, чем откроется его настоящее имя. Отдав жизнь за свою страну, он, возможно, получит право если не на уважение, то хотя бы на сострадание людей.

Однако, как ни потрясен был молодой человек, рассудок все же одержал верх, а вместе с самообладанием к нему вернулись силы.

И он ускорил шаг, направляясь к границе, чтобы примкнуть к патриотам и снова встать во главе восстания.

В шесть часов утра Жан был уже в четырех милях от Сен-Шарля, у правого берега реки Св. Лаврентия, на пограничных землях графства Монреаль.

Эта территория, патрулируемая кавалерийскими отрядами, кишела полицейскими агентами, и важно было покинуть ее как можно скорее. Но добраться напрямик до Соединенных Штатов оказалось делом невыполнимым: приходилось обойти графство Лапрери, где полицейских было не меньше, чем в монреальском. Лучше всего было идти вверх вдоль реки до озера Онтарио, а затем через восточные территории спуститься вниз до первых американских деревень.

Так Жан и сделал. Ему следовало действовать очень осторожно. Пробраться будет нелегко, однако не стоило отчаиваться, если понадобится в зависимости от обстоятельств вносить изменения в свой план.

Действительно, в этих примыкающих к берегу реки графствах были подняты на ноги волонтеры, полиция неустанно рыскала здесь, разыскивая главарей повстанцев, в том числе и Жана Безымянного, — ему случалось видеть на стенах афиши с указанием суммы, которую правительство предлагало за его голову.

Поэтому беглец был вынужден идти только по ночам, а днем — прятаться в заброшенных лачугах либо в непроходимой чаще лесов, с величайшим трудом добывая себе кое-какое пропитание.

Жан неминуемо погиб бы от голода, если бы не милосердие окрестных жителей, которые, рискуя навлечь на себя неприятности, даже не спрашивали у него, кто он и откуда идет.

Время от времени неизбежно приходилось останавливаться и пережидать опасность. За пределами графства Лапрери, когда он пойдет через провинцию Онтарио, Жан надеялся наверстать потерянное время.

В течение 4, 5, 6, 7 и 8 декабря Жану едва удалось проделать двадцать миль. В эти пять дней (было бы вернее сказать — пять ночей) он почти не удалялся от берега реки Св. Лаврентия, продвигаясь по центральной части графства Богарне. Самое трудное, в сущности, осталось позади, ибо приходы западной и южной части Канады, удаленные от Монреаля, контролировались меньше. Однако для Жана опасность возросла: бригада агентов напала на его след у границы графства Богарне. Несколько раз благодаря самообладанию ему удалось сбить их со следа, но в ночь с 8 на 9 декабря он был окружен десятком людей, имевших приказ взять его живым или мертвым. Жан отчаянно защищался, тяжело ранив нескольких полицейских, но силы были неравны — его схватили.

На этот раз Жана Безымянного поймал не Рип, а начальник полиции Комо. Выгодное и громкое дело ускользнуло от руководителя фирмы «Рип и К°»; в графу доходов его коммерческой конторы так и не пришлось вписать шесть тысяч пиастров.

Весть об аресте Жана Безымянного тотчас разнеслась по всей провинции: англо-канадские власти были весьма заинтересованы в ее распространении. На следующий же день она дошла до приходов графства Лапрери, а днем 9 декабря была принесена в деревню Вальгатта.

На северном берегу Онтарио, в нескольких милях от Кингстона, стоит укрепление Фронтенак. Оно возвышается над левым берегом реки Св. Лаврентия, в которую вытекают воды озера; ее русло отделяет в этом месте Канаду от Соединенных Штатов.

Укрепление находилось в ту пору под командованием майора Синклера, имевшего в своем подчинении четырех офицеров и около сотни солдат 20-го полка. Своим расположением оно довершало оборонительную систему укреплений, включающую форты Освего, Онтарио и Левис, построенные для обеспечения защиты этих отдаленных территорий, подвергавшихся некогда набегам индейцев.

В эту-то крепость и был препровожден Жан Безымянный. Генерал-губернатор, которого немедленно известили о его аресте, решил, что не следует везти повстанца в Монреаль или в какой-нибудь другой крупный город, где его присутствие могло спровоцировать народные волнения. Поэтому из Квебека поступил приказ направить арестованного в крепость Фронтенак, посадить его там под стражу и отдать под суд — что было равнозначно смертному приговору.

При таком стремительном развитии событий Жана должны были казнить в двадцать четыре часа. Однако военный суд под председательством майора Синклера пришлось отложить, и вот почему.

В том, что арестованный являлся легендарным Жаном Безымянным, активным агитатором, ставшим вдохновителем восстаний 1832, 1835 и 1837 годов, никаких сомнений не было. Но какое имя скрывалось на самом деле под этим псевдонимом, под этой боевой кличкой — вот что хотело знать правительство. Это позволило бы, вернувшись назад в прошлое, сделать какие-то новые открытия, быть может, обнаружить какие-то тайные деяния, какие-то неизвестные общества, имевшие связь с восстанием.

Важно было установить если не личность, то, по крайней мере, происхождение этого человека, настоящее имя которого оставалось неизвестным, человека, имевшего какие-то особые основания скрывать его. Таким образом, военный трибунал пока не приступал к процессу, а Жана подвергли допросу с пристрастием.

Но он не выдал себя — он отказался даже отвечать на вопросы о своей семье. Пришлось отступиться, и 10 декабря арестованный предстал перед судьями.

Процесс не давал повода для дискуссий. Жан признался в том, что принимал участие как в первых мятежах, так и в последних. На суде он во всеуслышание, смело потребовал от Англии прав для Канады. Молодой патриот высоко держал голову перед притеснителями и говорил так, будто его слова могли проникнуть сквозь стены форта и быть услышаны всей страной.

Когда майор Синклер задал ему вопрос о его происхождении и его семье, он ограничился таким ответом: «Я — Жан Безымянный, франко-канадец по рождению, и вам должно быть достаточно этого. Совсем не важно, как зовут человека, который сейчас будет сражен пулями ваших солдат! Зачем вам знать имя покойника?»

Жана приговорили к смертной казни, и майор Синклер приказал увести его обратно в камеру. Одновременно, исполняя предписание генерал-губернатора, он послал нарочного в Квебек с извещением, что происхождение узника Фронтенака установить не удалось. Следует ли при этих обстоятельствах действовать дальше или нужно отсрочить приведение приговора в исполнение?

Уже целых две недели лорд Госфорд принимал активное участие в изучении материалов, относящихся к мятежам в Сен-Дени и Сен-Шарле. Сорок пять самых видных повстанцев содержались в тюрьмах Монреаля, одиннадцать — в тюрьме Квебека. Окружной суд готовился приступить к работе в составе трех судей, генерального прокурора и ходатая, представлявшего Британскую Корону. Был также созван военный трибунал под председательством генерал-майора, состоящий из пятнадцати старших офицеров-англичан, главным образом — из тех, кто помогал в подавлении восстания.

В ожидании приговора заключенные содержались в ужасных условиях, которые нельзя было извинить никакими политическими соображениями. В Монреале — в тюрьме Пуэнта-Кальер, в старой тюрьме, расположенной на площади Жака Картье, и в новой тюрьме, у подножия Курана, в страшной тесноте, в лютом холоде сидели сотни несчастных людей. Мучимые голодом, они едва перебивались выдававшимися им пайками хлеба — единственной их пищей. Они дошли даже до того, что умоляли о скорейшем суде, а, следовательно, и вынесении приговора, каким бы суровым он ни был. Однако, прежде чем позволить им предстать перед окружным или военным судом, лорд Госфорд хотел подождать, пока полиция покончит с обысками, чтобы все повстанцы, которых она сможет обнаружить, оказались в его руках.

Вот при каких обстоятельствах весть об аресте Жана Безымянного и о заключении его в крепость Фронтенак дошла до Квебека. Все поняли: делу независимости нанесен смертельный удар.

Было девять часов вечера, когда 12 декабря аббат Джоан и Лионель прибыли в расположение форта. Точно так же, как перед тем Жан, они поднялись вверх по течению вдоль правого берега реки Св. Лаврентия, затем переправились через нее, рискуя в любой момент быть задержанными. Правда, Лионелю ничто особо не угрожало за его поведение на ферме «Шипоган», зато аббата Джоана разыскивали агенты Джильберта Аргала, Поэтому путники вынуждены были принимать некоторые предосторожности, тормозившие их продвижение.

Кроме того, была ужасная погода. Уже сутки бушевал один из тех сильнейших ураганов, которым метеорологи края дали прозвище «blizzard»[194]. Иногда во время этих метелей температура воздуха падает до тридцати градусов, то есть мороз становится столь сильным, что многие жертвы его погибают от удушья[195].

На что надеялся аббат Джоан, подойдя к укреплению Фронтенак? Какой выработал план? Был ли способ связаться с узником и помочь ему бежать? Во всяком случае, для него сейчас важно было добиться разрешения пройти сегодня же ночью в камеру к Жану.

Лионель тоже был готов пожертвовать собой ради спасения Жана Безымянного, но как действовать? Они находились уже в полумиле от крепости Фронтенак, которую им пришлось обогнуть, чтобы достичь леса, опушка которого спускалась прямо к озеру. Под оголенными зимними ветрами деревьями их время от времени обдавал ледяной «самум»[196], снежные вихри которого закручивались над поверхностью Онтарио.

Там Джоан сказал юному клерку:

— Останьтесь здесь, Лионель, спрячьтесь и ждите моего возвращения. Надо, чтобы солдаты караульной гвардии не заметили вас с крепости. А я попытаюсь проникнуть в форт и увидеться с братом. Если мне это удастся, мы вместе с ним обсудим возможность побега. Если бежать совершенно невозможно, посмотрим, не могут ли патриоты атаковать крепость; быть может, в гарнизоне Фронтенака мало солдат.

Само собой разумеется, что для такой атаки потребовались бы довольно длительные приготовления. Аббат Джоан не знал, что уже два дня тому назад состоялся суд и что приказ о казни ожидался с часу на час. Впрочем, попытку нападения на форт Фронтенак молодой священник считал крайним средством. Чего он желал сейчас, так это дать Жану возможность бежать, и как можно скорее.

— Господин аббат, — спросил Лионель, — а у вас есть надежда увидеть брата?

— Лионель, разве можно запретить пройти в крепость священнослужителю, который пришел дать утешение узнику, ожидающему смертного приговора?

— Нет, это было бы недостойно!.. Это было бы низко! — воскликнул Лионель. — Вы не должны встретить отказ!.. Идите, господин аббат!.. Я буду ожидать вас на этом самом месте.

Аббат Джоан пожал руку юному клерку и скрылся за опушкой леса.

Менее чем через четверть часа он достиг ворот крепости Фронтенак.

Крепость эта, возвышающаяся на берегу Онтарио, состояла из Центрального блокгауза[197], окруженного высокими стенами. У основания стены со стороны озера расстилалась узкая, лишенная растительности прибрежная полоса, которая в эту пору была покрыта толстым ковром снега и сливалась с поверхностью озера, замерзшего у берега. На противоположной стороне ютилась деревушка в несколько дворов, население которой составляли в основном рыбаки.

Возможен ли побег из тюрьмы на эту сторону, а потом — через деревню? Как удастся Жану выйти из камеры, перелезть через стену, обмануть бдительность часовых? Это и предстояло выяснить вместе с братом аббату Джоану, если его пропустят в крепость. Как только Жан очутится на свободе, они втроем, вместе с Лионелем, отправятся не к американской границе, а к Ниагаре, на остров Нейви, где сосредоточились повстанцы, чтобы попытаться предпринять последнее усилие.

Аббат Джоан пересек наискось прибрежную полосу, подошел к воротам, у которых стоял часовой, и попросил, чтобы его пропустили к коменданту форта.

Из караульни, расположенной внутри обнесенного стеною двора, вышел сержант в сопровождении солдата. Он нес большой фонарь, так как было уже совсем темно.

— Что вы хотите? — спросил сержант.

— Поговорить с комендантом.

— А кто вы такой?

— Священник, который пришел предложить свои услуги заключенному Жану Безымянному.

— Можете сказать: осужденному!..

— Разве приговор уже вынесен?..

— Еще позавчера, и Жан Безымянный приговорен к смертной казни.

Несмотря на все свое волнение, аббат совладал с собой и в ответ лишь промолвил:

— Тем больше оснований не отказывать осужденному в посещении священника.

— Я доложу об этом коменданту форта майору Синклеру, — сказал сержант и направился к блокгаузу, приказав пропустить аббата Джоана в караульню.

Тот присел в темном углу, размышляя над тем, что сейчас услышал. Раз приговор уже вынесен, не слишком ли мало осталось времени для осуществления его планов? Однако приговор, вынесенный более суток назад, еще не приведен в исполнение — не потому ли, что майор Синклер получил приказ отсрочить казнь? Аббат Джоан ухватился за эту спасительную мысль. Но сколько продлится отсрочка, хватит ли ее на то, чтобы подготовить побег узника? И разрешит ли ему майор Синклер пройти в тюрьму? Наконец, как быть, если он согласится допустить священника лишь в тот момент, когда Жан уже пойдет на казнь?

Мучительная тревога терзала аббата Джоана.

Через некоторое время в караульню вернулся сержант и, обратясь к молодому священнику, сказал:

— Майор Синклер ждет вас!

Вслед за сержантом, освещавшим ему фонарем дорогу, аббат Джоан пересек внутренний двор, посреди которого стоял блокгауз. Насколько это позволяла темнота, он постарался определить размеры двора, расстояние, отделяющее караульню от ворот, — единственный путь, по которому будет возможно выйти из форта, поскольку через стену вряд ли удастся перебраться. На случай, если Жан не знает плана расположения крепости, Джоан постарается ему его описать.

Дверь блокгауза была открыта. Сержант, а вслед за ним Джоан прошли внутрь, и дневальный закрыл ее за ним. Они стали подниматься по ступенькам узкой лестницы, которая вела на второй этаж, расширяясь по мере утолщения стены. Поднявшись на площадку, сержант отворил дверь, находившуюся прямо напротив, и аббат Джоан вошел в комнату коменданта.

Майор Синклер оказался человеком лет пятидесяти, плотного сложения, с грубыми манерами, настоящий англичанин по выправке, настоящий саксонец по почти полному отсутствию сочувствия к человеческим страданиям. Вероятно, сам он с удовольствием отказал бы осужденному в напутствии священника, если бы не получил на этот счет указаний, ослушаться которых не мог. А потому он принял аббата Джоана довольно холодно: даже не привстал с кресла, не вынул изо рта трубки, дым которой наполнял комнату, тускло освещенную единственной лампой.

— Так вы — священник? — спросил он аббата Джоана, оставшегося стоять в нескольких шагах от него.

— Да, господин майор.

— Вы пришли напутствовать осужденного?

— Если позволите.

— Откуда вы явились?

— Из графства Лапрери.

— Это там вы узнали о его аресте?

— Да, там.

— И о приговоре?

— Нет, это я узнал только что, по прибытии в крепость Фронтенак, и я подумал, что майор Синклер не откажет мне в свидании с узником.

— Пусть так! Я уведомлю вас, когда придет пора, — ответил комендант.

— Разве исповедаться может быть слишком рано, — возразил аббат Джоан, — если человек осужден умереть?..

— Я же сказал вам, что я вас уведомлю. Идите и ожидайте в деревне Фронтенак, за вами туда придет мой солдат.

— Извините, что я настаиваю, господин майор, — снова заговорил аббат Джоан, — но может случиться, что меня не окажется на месте в тот момент, когда осужденному понадобятся мои услуги. Соблаговолите разрешить мне увидеться с ним теперь же...

— Я вам еще раз повторяю, я вас уведомлю, — ответил комендант. — Мне запрещено пускать к заключенному, кого бы то ни было до момента казни. Я ожидаю приказа из Квебека, и когда этот приказ поступит, у осужденного останется еще два часа. Черт побери! Этих двух часов вам вполне будет достаточно, вы сможете использовать их по вашему усмотрению для спасения его души. Сержант проводит вас до ворот.

После такого ответа аббату Джоану ничего не оставалось, как уйти. Однако он никак не мог решиться на это. Не увидеть брата, не условиться с ним значило отказаться от всякой попытки устроить побег. Поэтому Джоан уже был готов даже пойти на унижение, чтобы добиться от коменданта пересмотра его решения, но тут отворилась дверь.

На пороге стоял сержант.

— Сержант, — сказал ему майор Синклер, — проводите этого священника из форта, он не должен иметь доступ сюда, пока я не пошлю за ним.

— Такое распоряжение будет отдано, комендант, — ответил сержант. — Но я должен вам сообщить, что в крепость только что прибыл нарочный.

— Из Квебека?

— Да, он привез вот этот пакет...

— Дайте сюда, — сказал майор Синклер.

И он не взял, а выхватил пакет, который ему протянул сержант.

Растерянность и бледность аббата Джоана показались бы весьма подозрительными майору, если бы тот взглянул на него в эту минуту.

Но он этого не сделал. Внимание коменданта было приковано к письму, скрепленному печатью лорда Госфорда.

Он быстро вскрыл конверт и прочел письмо. Затем, обратившись к сержанту, сказал:

— Проводите этого священника в камеру Жана Безымянного. Вы оставите его с осужденным наедине, а когда он попросит выпустить его, проводите к воротам.

Итак, это был приказ об исполнении приговора, который поступил в крепость Фронтенак от генерал-губернатора. Жану Безымянному оставалось жить только два часа.

⇐ Предыдущая 14 15 16 17 181920 21 22 23 Следующая ⇒