Александр Владимирович Островский 30 страница

А на следующий день в России состоялись новые выборы в Государственную Думу и референдум по новой конституции.

Итак, Коммунистическая партия была распущена, Советский Союз больше не существовал. Дружными усилиями партийных реформаторов, чиновников, КГБ, вышедшей из подполья криминальной буржуазии, диссидентов и заокеанских союзников советская система была уничтожена. Расхищена государственная собственность, обобраны и лишены будущего миллионы людей, преступность и коррупция приобрели такие размеры, которые до этого даже трудно было вообразить. Обустроенная подобным образом Россия, превратившаяся в полуколонию, переживала такой кризис, при котором прежние времена многим стали казаться потерянным раем.

Дело жизни было сделано. Карфаген лежал в руинах.

Можно было возвращаться домой.

На родное пепелище.

В разрушенном Карфагене

Изображая в романе «Москва, 2042 год» писателя Сим Симовича Карнавалова, в котором читатели сразу же узнали А. И. Солженицына, В. Н. Войнович нарисовал картину, как, оказавшись на чужбине, писатель-эмигрант обучался верховой езде. Домой он собирался вернуться на белом коне (1).

И вот наступил момент, когда Сим Симыч мог отправиться на конюшню, чтобы вывести оттуда своего белого рысака и как победитель вернуться в, наконец, освобожденную Россию, освобожденную от всего: от «коммунистов», от советской власти, от имперского величия, от независимости, от скромного благополучия ее населения и даже от уверенности в будущем.

О скором возвращении изгнанника, который уже давно «рвался» домой и никак не мог позволить себе этого — удерживали пока неведомые нам дела, заранее был оповещен весь мир. Газеты, журналы, радио и телевидение дружно кинулись обсуждать предстоящее событие. Вот заголовки только некоторых статей: «В ожидании Солженицына» (2), «Солженицын возвращается» (3), «Кого везет к нам белый конь?» (4), «Я готов отдать ему свой голос» (5), «Господин президент, к Вам едет ревизор» (6), «Уполномоченный Бога по Росийской Федерации» (7).

Желая собственными глазами увидеть, как удалось «обустроить Россию», «уполномоченный Бога» и одновременно его разящий «меч», действительно решил произвести «ревизионную проверку».

27 мая 1994 г. мы узнали, что вылетевший с членами семьи из Анкориджа на самолете «Аляска Эрлайн» писатель приземлился не в Москве, а в Магадане. (8).

Конечно же, он, бывший зэка и автор «Архипелага», должен был начать со столицы ГУЛАГа, чтобы напомнить русским людям, от чего их избавила «демократия», чтобы они могли правильно оценить те блага, которые они, наконец, получили.

В Магадане А. И. Солженицын приземлился только для того, чтобы показаться перед телекамерами. В тот же день он уже был во Владивостоке (9).

«Из своих друзей, — сообщали «Известия», — встречать его во Владивостоке Солженицын попросил только двоих — писателя Бориса Можаева и кинооператора Юрия Прокофьева[49] (соавтора нескольких фильмов Станислава Говорухина, в том числе фильма об Александре Солженицыне)» (10). Так началось его многодневное путешествие по сибирской магистрали к Москве (11).

Для этого Александру Исаевичу и Наталье Дмитриевне вполне могло хватить одного-двух купе. Однако, как пишет Р. А. Медведев, принявшая на себя «все финансовые издержки телекорпорация Би-Би-Си» взяла «в аренду у МПС два специальных вагона-салона — один для семьи писателя, другой для нужд операторов и редакторов корпорации». Кроме того, был заказан «спец-вагон с отдельной кухней и рестораном» (12). В. Н. Войнович утверждает, что А. И. Солженицын и его свита заняли четыре вагона (13). Добавьте к этому свыше 150 журналистов (две трети иностранных), которые прибыли во Владивосток, желая сопровождать писателя в пути и фиксировать каждый его шаг, каждый его жест, каждое слово (14), получится целый поезд, который В. Н. Войнович сравнил со знаменитым поездом Троцкого времен гражданской войны (15).

По пути следования на железнодорожных станциях толпы народа. Каждый шаг писателя снимают британские телевизионщики, обо всех его встречах сообщает радио, об этом пишут газеты и журналы. Люди ждали от него откровений. Люди ждали от него рецептов. Услышали то, что видели вокруг себя собственными глазами. В былые времена, когда говорить правду требовалось мужество, его слова были бы встречена на ура, теперь, когда писать и говорить дозволено все, что угодно, откровения писателя никого уже тронуть не могли.

«И — в четырех вагонах, — пишет В. Н. Войнович, — через нищую Россию с пустыми речами. С трибун, где рядом плечом к плечу стояли местные сатрапы и кагэбэшники… Один остроумец сказал, что Солженицын разочаровал публику тем, что вообще говорил слова. Ему бы на станциях молча, возникая из тамбура, поднимать руку на несколько секунд, обводить народ загадочным взором и тут же, скрывшись из глаз, двигаться дальше. Тогда был бы он похож не на Троцкого, а на корейского великого чучхе Ким Чен Ира, чей приезд тем же путем через шесть лет после Солженицына парализовал все железнодорожное движение» (16).

Однако задуманное шоу развивалось по своему сценарию. 21 июля А. И. Солженицын и его поредевшая свита, наконец, прибыли в Москву (17).

«Кто придет его слушать? — вопрошал редактор газеты «Завтра» А. Проханов, — Он не будет встречаться с коммунистами… К нему не придет партия Гайдара… Он будет искать поддержки националистов… Но с чем он туда придет?.. У этой оппозиции появились свои лидеры, свой горький опыт, своя трагедия — трагедия октября прошлого года. Трагедия, которую Солженицын принимает. Он оправдал расстрел у „Белого дома“…» (18).

Ряды поклоников писателя еще были велики, и на Ярославском вокзале его встречало около 20 тыс. человек во главе с членом Клуба Ротари мэром города Ю. М. Лужковым (19).

К этому событию была приурочена публикация в июльском номере «Нового мира» солженицынской статьи «Русский вопрос к концу XX в.». В ней А. И. Солженицын сделал попытку ответить на вопрос: кто виноват в переживаемой трагедии? С надеждой услышать новое слово открывали многие этот номер журнала. И что же они узнали? Оказывается, главные виновники переживаемых бед — это Петр I, большевики и сам русский народ. Петр I, потому что триста лет назад нарушил естественное развитие страны и пожелал, чтобы она, преодолев свою отсталость, поднялась на уровень европейских государств как в военном, так и культурном отношении. Большевики, потому что в 1917 г. подобрали шедшую им в руки власть, сохранили Россию от распада и варварскими методами вернули ей имперское величие. А народ, потому что позволял делать все это. И хотя в своей статье А. И. Солженицын отмечал, что Западу не нужна сильная и здоровая Россия, но пытался уверить читателя, что к нашей трагедии он не имеет никакого отношения. Где же выход из создавшегося положения? Путь, по мнению писателя, только один — самоограничение и нравственное совершенствование (20).

Обвинять обманутых и обобраных людей в том, что во всем случившемся виноваты они сами да их прошлое — верх непорядочности. Еще более непорядочно призывать этих людей не к борьбе с нечеловеческими условиями, в которых они оказались, не к борьбе с теми, кто несет ответственность за их страдания, а к самоограничению. Это очень напоминает прежние рассуждения нашего праведника о свободе внешней и внутренней, согласно которым человек может ощущать себя свободным даже в тюрьме, главное не замечать решеток на окнах и в надзирателях видеть братьев.

Можно было бы ожидать, что указав своим соотечественникам тот путь, по которому они должны двигаться дальше, сторонник морального совершенствования подаст пример самоограничения, однако он уединился на своей скромной трехэтажной вилле, снова за высоким забором и среди подобных вилл таких же, как он, сторонников самоограничения и нравственного совершенствования.

Проведя некоторое время в Москве, А. И. Солженицын уже в августе отправился в новое путешествие: посетил Рязань, Георгиевск, Кисловодск, Ростов-на-Дону (21). 20 сентября выступил в ростовском университете (22). В конце месяца совершил еще одну небольшую поездку — в деревню Мильцево Владимирской области (23).

Вернувшись в середине октября в Москву, писатель начал готовиться к выступлению в Государственной думе (24), которое состоялось 28 октября. Здесь, вероятно, забыв, что Государственная дума это не очередная железнодорожная станция, он в расширенном варианте повторил то, что уже говорил четвертый месяц подряд. Выступление прошло весьма скромно (25).

Депутат И. Дедков записал в своем дневнике: «Могли бы ведь и встать, подумал я, когда Солженицын поднимался на трибуну Государственной думы… Могли бы и встретить его приветственной речью председателя Думы. Встречали жидкими аплодисментами, слушали с кислыми лицами и проводили теми же жидкими хлопками» (26).

16 ноября 1994 г. Александр Исаевич встретился с президентом страны Борисом Николаевичем Ельцыным. О содержании их беседы ничего не известно, известно лишь, что «они проговорили четыре часа и даже выпили вместе водки» (27).

Еще в сентябре Александр Исаевич был приглашен на телевидение и по возвращении из своих поездок получил возможность регулярно выходить в телеэфир (28). И несколько месяцев подряд раз в неделю начал вещать на всю Россию, а газеты кинулись комментировать его выступления. Получилось так, как если бы голодного человека вдруг стали кормить делекатесной селедкой, да каждый день, да на дню по три раза, да от случая к случаю забывая подавать хотя бы хлеб и воду. И так накормили изголодавшихся, что уже к началу следующего года даже у некоторых поклонников Великого писателя земли русской при одном упоминании его фамилии рука невольно тянулась переключить телевизор.

«С весны 1995 года, — пишет Р. А. Медведев, — передачи Солженицына уже никто не комментировал и почти никто не смотрел» (29). Появились иронические и критические отклики в печати. «Подобные отклики позволили руководству ОРТ прекратить выступления Солженицына уже на два-три месяца вперед», осенью 1995 г. (30).

Между тем началась предвыборная кампания. Стране предстояло выбрать нового президента. Многие поклоники А. И. Солженицына ждали его слова, однако он хранил молчание и только в начале 1996 г. дал небольшое интервью «Аргументам и фактам», в котором на вопрос о Б. Н. Ельцыне заявил: «Я знаю, что истинную оценку политическим деятелям можно дать только тогда, когда обнаружатся все скрытые от глаз обстоятельства. Лишь через полвека я добрался до истинной сути и психологии деятелей 1917 года — и написал эпопею „Красное колесо“. Я думаю: пройдет время, и другой русский писатель, хорошо ознакомясь со всеми тайнами десятилетия 1985–1995 годов, напишет о нем другую эпопею — „Желтое колесо“» (31).

После этого Александр Исаевич снова замолчал. Между тем первая половина 1996 г. характеризовалась предвыборной ожесточенной борьбой, в которой столкнулись две главные силы: «демократы» во главе с Б. Н. Ельцыным и «коммунисты» во главе с Г. Н. Зюгановым. Как известно, в первом туре ни один из них не набрал необходимой половины голосов. «На протяжении всей избирательной кампании, — пишет о А. И. Солженицыне Р. А. Медведев, — он не критиковал Ельцина, но и не высказывался в его пользу. Перед вторым туром Солженицын не слишком внятно, но призвал все же избирателей голосовать сразу против двух кандидатов» (32).

Как известно, во втором туре победил Б. Н. Ельцын. 9 августа 1996 г. состоялась его инаугурация. Несмотря на обилие приглашенных, журналисты обратили внимание, что среди них не было двух лауреатов Нобелевской премии: М. С. Горбачева и А. И. Солженицына (33).

Вероятно, в следующем 1997 г. А. И. Солженицына стали бы уже забывать. Но в мае после очередных выборов в Российской Академии наук мы вдруг увидели его фамилию среди фамилий академиков по Отделению языка и литературы (34). Это избрание поразило многих прежде всего потому, что новый академик не был ни членом-корреспондентом Академии наук, ни доктором, ни кандидатом наук, вообще не имел научных трудов. А впрочем стоит ли удивляться. Римский император Калигула назначил в Сенат свою лошадь.

«С весны 1998 года, — пишет Р. А. Медведев, — А. И. Солженицын возобновил свои поездки по российской провинции. Он провел больше двух недель в Калужской области, посетив здесь не только Обнинск, но и такие старинные русские города, как Малоярославец, Боровск, Балабаново, Медынь, Мосальск, Мещерск, Юхнов, Козельск» (35).

В июне 1898 года вышла в свет новая книга А. И. Солженицына «Россия в обвале», которая рисовала мрачную картину России под управлением «демократов» (36). Книга была издана довольно скромным тиражем и названа кем-то из ее критиков «Словом о погибели земли русской» (37). Много в этой книге справедливого. Однако негодуя по поводу бед, обрушивщихся на Россию, автор почему-то винил в них только «бояр» и не бросал даже тени на «царя Бориса».

Едва только этот труд нового академика появилась на прилавках, как разразился скандал. Главный редактор журнала «Молодая гвардия» А. А. Кротов дал интервью газете «Русский вестник», которое было опубликовано под названием «Что позаимствовал А. И. Солженицын из „Русской смуты“». В этом интервью А. А. Кротов заявил, что книга Александра Исаевича «Россия в обвале» представляет собою ничто иное как пересказ его очерков, публиковавшихся на страницах «Молодой гвардии» под названием «Русская смута» (38).

А. И. Солженицын никак не отреагировал на это интервью, тем самым признав справедливость высказанного обвинения. Но я готов взять академика под защиту. Скорее всего, в этом виноват не он сам, а его помощники. Главное же, на мой взгляд, в этой истории заключается в другом. С одной стороны, она лишний раз подтверждает эпигонство нашего мыслителя, с другой стороны, свидетельствует об определенном родстве душ между ним и попираемой им «Молодой гвардией». Не так ли было с «образованщиной», по сути дела представляющей собой перелицованное лобановское «просвещенное мещанство»?

Однако несмотря на сходство между книгой А. И. Солженицына и очерками А. М. Кротова, нетрудно заметить тот водораздел, который разделяет их авторов. Если для А. А. Кротова одна из важнейших причин переживаемой нами трагедии — это вмешательство в наши дела внешних сил (по-маркистски, иностранного капитала), то А. И. Солженицын все сводит к нашему собственному несовершенству и дурному историческому наследству.

Но, может быть, в самом деле, никто кроме нас, в наших бедах действительно не виноват? Послушаем на этот счет мнение совершенно постороннего человека.

Вот что сказал 25 октября 1995 г. на закрытом Совещании Объединенного комитета начальников штабов США тогдашний американский президет Билл Клинтон: «…Последние десять лет политика в отношении СССР и его союзников убедительно доказала правильность взятого нами курса на устранение одной из сильнейших держав мира, а также сильнейшего военного блока. Используя промахи советской дипломатии, чрезвычайную самонадеянность Горбачева и его окружения, в том числе и тех, кто откровенно занял проамериканскую позицию, мы добились того, что собирался сделать президент Трумэн с Советским Союзом посредством атомной бомбы. Правда, с одним существенным отличием — мы получили сырьевой придаток, а не разрушенное атомом государство… Расшатав идеологические основы СССР, мы сумели бескровно вывести из войны за мировое господство государство, составляющее основную конкуренцию Америки» (39).

Далее им были названы очередные задачи американской власти: «окончательный развал ВПК России и армии» и «расчленение России на мелкие государства» (40).

Осенью 1998 г. Александр Исаевич начал печатать продолжение своих литературных воспоминаний «Угодило зернышко промеж двух жерновов» (41). Их появление в печати было явно приурочено к приближающемуся юбилею писателя.

11 декабря писателю исполнилось 80-лет. Этот день был отмечен в нашей стране более широко, чем его 75-летие. Не остался в стороне и президент, который пожаловал его орденом Андрея Первозванного. Однако Александр Исаевич принять эту награду отказался (43).

После этого он уже никуда не ездил, редко появлялся на публике, говорили, что «он нездоров» (44). О своем существовани он напоминал продолжавшим печататься в 1998–2001 гг. «Зернышком», своими литературными заметками, «двухчасовыми рассказами» и даже «односуточной повестью» (45). Однако за этими шедеврами никто не стоял в очереди. Они не только не вызвали споров в печати, в аудиториях и на кухнях, но и не позволили увеличить тираж «Нового мира».

«…весной 2000 года, — пишет Р. А. Медведев, — Александр Исаевич прервал долгое молчание. Только в первой половине мая он дал два больших телевизионных интервью на НТВ, а затем при большом стечении публики и корреспондентов встретился с читателями и работниками Российской государственной библиотеки» (46).

И раздалась резкая и непримиримая критика Б. Н. Ельцына: «В результате ельцинской эры разгромлены все основные направления нашей государственной, народохозяйственной, культурной и нравственной жизни». И далее: «Снятие с Ельцина ответственности я считаю позорным. И Ельцин, и еще сотня-другая с ним должны отвечать перед судом» (47).

Вот она гражданская смелость. Наконец-то, проснулась.

Правда, к этому времени Борис Николаевич уже стал пенсионером, а в его кресле восседал другой президент.

То ли опасаясь, что Александр Исаевич потребует привлечь к суду и его, то ли не желая, чтобы он заклеймил его своим молчанием, 20 сентября 2000 г. новый президент Владимир Владимирович Путин посетил в Троице-Лыково уединившегося там от мирской суеты писателя. Узнав от него, что в истории дореволюционной России было только две заслуживающих внимания исторических личности: П. А. Столыпин и А. В. Колчак, президент получил заверения, что писатель еще порадует его своими литературными трудами (48).

Опять евреи

Ждать пришлось недолго.

В 2001–2002 гг. появился новый двухтомный труд писателя «Двести лет вместе», посвященный взаимоотношениям русского и еврейского народов (1).

Объясняя свое обращение к этой теме, А. И. Солженицын пишет, что стремился дать «такой показ или освещение взаимной нашей истории, который встретил бы понимание с обеих сторон» (2). Провозглашая своей целью желание примирить два народа, А. И. Солженицын способствовал лишь обострению отношений между ними.

Как уже было отмечено в печати, «в общем получается так, что, осуждая русскую сторону, Солженицын ее, тем не менее, оправдывает. Вместе с тем, сочувствуя евреям, он их, тем не менее, осуждает. Декларированная идея обоюдной ответственности русских и евреев в конечном итоге сводится к рассказу о еврейской истеричности и неблагодарности по отношению к стране, которая так много этим евреям дала» (3).

Хотя четко сформулированная авторская позиция в книге отсутствует, нетрудно заметить, что, обращая внимание на особую роль евреев в революционном движении (это хотя и не доказано, но очень похоже на правду), автор стремится показать, что антиеврейские ограничения, которые обычно рассматриваются как одна из пружин революционной активности евреев, во-первых, были не так уж значительны, как представляется, во-вторых, постепенно сокращались или же вообще ликивидировались, а в-третьих, чаще всего существовали только на бумаге.

Но если участие евреев в революции не было связано с антиеврейской политикой правительства, что же питало их революционную активность? Уж не стремление ли занять в стране господствующее положение? Ответ на эти вопросы автор не дает, но во второй книге показывается, что в результате революции евреи оказались на всех этажах власти, а в самых ответственных учреждениях играли даже решающую роль.

В связи с этим никак нельзя обойти стороной появившуюся в 2000 г. книгу в ярко-желтой обложке, на титульном листе которой значится: «Александр Солженицын. Евреи в СССР и в будущей России. Анатолий Сидорченко. Soli deo Gloria. Тиходонская трагедия писателя Федора Крюкова». (Славянск, 2000). Несмотря на совершенно разную тематику оказавшихся под одной обложкой произведений, их объединяет одно — антисемитизм: в первом случае стыдливый, во втором — откровенный.

Касаясь этой публикации, А. И. Солженицын в своем интервью газете «Московские новости» заявил: «Это хулиганская выходка психически больного человека. В свою пакостную желтую книжицу он рядом с собственными окололитературными упражнениями влепил опус под моим именем. Ситуация настолько вываливается за пределы цивилизационного поля, что исключается какой бы то ни было комментарий, а от судебной ответственности этого субьекта спасает только инвалидность» (4).

Реакция весьма двусмысленная. С одной стороны, Александр Исаевич осудил названную публикацию и даже отмежевался от нее, но с другой — не отказался от авторства опубликованной под его фамилией статьи.

Прошло совсем немного времени, и появилось интервью с Н. А. Решетовской, в котором она заявила: «…идея книги возникла у Александра Исаевича еще в 60-х годах. Тогда мы активно общались с семьей профессора Николая Кобозева, жена которого Эсфирь Ефимовна — еврейка. В огромной библиотеке профессора, где любил проводить время Солженицын, существенная часть книг была посвящена еврейским вопросам» (5).

А далее, как утверждала Н. А. Решетовская, «где-то в конце 80-начале 90-х годов» сын Н. И. Кобозева Алексей предложил ей купить сохранившуюся у него рукопись статьи А. И. Солженицына о евреях. «Я, — читаем мы в интервью Натальи Алексеевны, — даже не знала о ее существовании, но, конечно, выкупила рукопись… за достаточно большую сумму и отдала на хранение в Пушкинский дом в отдел секретных рукописей» (6). «…это состоящее из нескольких десятков страниц научное исследование», по ее словам, и «разрослось до двух томов „Двести лет вместе“» (7).

Тем самым Наталья Алексеевна признала, что специальная статья А. И. Солженицына по еврейскому вопрсу все-таки существовала. Открытым оставался лишь вопрос: ее ли опубликовал А. И. Сидорченко? Ответ на этот вопрос дал сам Александр Исаевич изданием второго тома своей книги «Двести лет вместе». Как уже отмечено в печати, между этим томом и статьей «Евреи в СССР и в будущей России» имется целый ряд текстуальных совпадений, а глава о лагерях вошла в книгу почти полностью. Вот только одно сопоставление (текстуальные расхождения выделены жирным шрифтом):

Евреи в СССР и будущей России

Если б я там не побывал — не написать бы мне этой главы (как и всех моих книг). До лагерей и я так думал: наций не надо замечать, никаких наций вообще нет, есть человечество. До лагерей я был интернационалистом — энергично наивным, неистовым. А в лагерях присылаешься и узнаешь: если у тебя удачная нация — ты счастливчик, ты обеспечен, ты выжил. Если общая нация — не обижайся. Ибо национальность — едва ли не главный признак, по которому зэки отбираются в спасительный корпус придурков (С.45).

Двести лет вместе

Если б я там не побывал — не написать бы мне этой главы. До лагерей и я так думал: наций не надо замечать, никаких наций вообще нет, есть человечество. А в лагерях присылаешься и узнаешь: если у тебя удачная нация — ты счастливчик, ты обеспечен, ты выжил. Если общая нация — не обижайся. Ибо национальность — едва ли не главный признак, по которому зэки отбираются в спасительный корпус придурков (Т.2. С.330).

После этого все сомнения относительно авторства статьи «Евреи в СССР и в будущей России» рассеялись. В связи с этим в феврале 2003 г. главный редактор газеты «Еврейские новости» Н. Попирный обратился к А. И. Солженицыну с открытым письмом, предлагая ему дать разьяснения (8). С тех пор прошло уже много времени, но Александр Исаевич хранит молчание. Да, и что тут скажешь.[50]

С изданием книги «Двести лет вместе» была поставлена последняя точка в затянувшемся споре об отношении великого гуманиста к евреям. На память невольно приходит знаменитый Альхен — голубой жулик, который воровал и стыдился, стыдился и все равно воровал.

А ведь все началось гораздо раньше, еще тогда, когда А. И. Солженицын написал «Республику труда» и наделил самого отрицательного героя еврейской фамилией. И хотя он уверял потом, что взял этот образ из жизни, такое объяснение никак нельзя признать серьезным. Ведь он же писал не историю конкретного лагеря. Затем появился роман «В круге первом», в котором некоторые читатели тоже увидели элементы скрытого антисемитизма (9).

Видимо, желая, чтобы его правильно поняли, в 1966 г. Александр Исаевич открыто встал на защиту евреев и в очерке «Пасхальный крестный ход» написал: «Евреев мы все ругаем, евреи нам бесперечь мешают, а оглянуться б добро: каких мы руских тем временем вырастили? Оглянешься — остолбенеешь» (10). Вот, ведь, как: евреев ругаем, а сами не лучше. Одно утешает, евреи евреями были всегда, а русских, от которых «столбенеешь», вырастили недавно, «тем временем». Значит, когда-то мы были не как евреи, все-таки лучше.

А вот возмущенные слова Александра Исаевича по поводу реконструкции Москвы из «Письма к вождям»:

Окончательный вариант

«Мы сделали все наоборот: измерзопакостили широкие русские пространства и обезобразили сердце России, дорогую нашу Москву: какая ошалелая несыновья рука разорвала бульвары, так что нельзя уже ими пройти, не ныряя в унизительные каменые тонели? Какой злой чужой вырубил Садовое кольцо, заменил его бензино-асфальтовой отравленной зоной» (Публицистика. Т.1. С.162).

Первоначальный вариант

«Мы сделали все наоборот: измерзопакостили широкие русские пространства и обезобразили сердце России, дорогую нашу Москву: какая нерусская рука разорвала бульвары, так что нельзя уже ими пройти, не ныряя в унизительные каменые тонели? Какой нерусский топор вырубил Садовое кольцо, заменил его бензино-асфальтовой отравленной зоной» (Кремлевский самосуд. С.267).

Комментируя эти высказывания, А. Флегон ехидно спрашивал их автора: какие же нерусские архитекторы могли это сделать? чуваши? тунгусы? или, может быть, чукчи? (11).

Конечно, нет. Хорошо известно, что реконструкция Москвы осуществлялась под руководством Лазаря Моисеевича Кагановича, а главными его помощниками были архитекторы Н. Гинзбург и А. М. Заславский (12).

Это значит и «ошалелая несыновья рука» была еврейской, и еврейским был «злой чужой топор». Как тут не вспомнить известную частушку: «Если в кране нет воды, значит выпили жиды» (13).

Но разве генеральная реконструкция Москвы осуществлялась бы по другому, если бы ею руководил Н. С. Хрущев или какой-нибудь другой человек с русской фамилией? Тем более, что Генеральный план реконструкции Москвы был разработан под руководством русского архитектора В. Н. Семенова (14).

Полемизируя в свое время с А. Д. Сахаровым, А. И. Солженицын счел необходимым отметить, что его недавний союзник игнорирует такое важное явление как нации, которые, по его мнению, были, есть и будут, отвлекаться от них было бы ошибкой, а оправдывать их изживание — преступлением (15). Можно по-разному оценивать подобные взгляды, но в них нет ничего предосудительного. Предосудительный характер они начали приобретать тогда, когда Александр Исаевич счел возможным сравнить нации с людьми, что позволяет подразделить их на хорошие и плохие (16). И хотя сам А. И. Солженицын считает, что нет абсолютно плохих, и абсолютно хороших людей, и что в разные периоды жизни человек может вести себя по-разному (17), однако в жизни любого человека, что-то преобладает. А значит, у отдельных наций тоже могут преобладать положительные или отрицательные черты.

Кто же относится к хорошим нациям? Прежде всего, почему-то эстонцы (18). Но самое главное — щедрые американцы. А кто — к плохим? Ответ на этот вопрос А. И. Солженицын оставляет открытым, но мы, с его слов, уже знаем — евреи хуже русских. И не только русских, но и украинцев (19).

Не случайно, видимо, как пишет В. Н. Войнович, среди тех, кого он почитал, был В. Солоухин, а «среди особо ценимых им друзей, кому он посвятил самые высокие комплименты — Игорь Шафаревич. Не просто антисемит, а злобный. Таких называют зоологическими. Владимир Солоухин в книге, написанной перед смертью, сожалел, что Гитлеру не удалось окончательно решить еврейский вопрос. Александр Исаевич уважал Солоухина и почтил приходом на его похороны» (20).

Что же заставило А. И. Солженицына взяться за свой труд?

Неужели евреи виноваты в тех бедах, которые мы сейчас переживаем?

Разве М. С. Горбачев — еврей? А Н. И. Рыжков? А. И. Лукьянов? А В. А. Крючков? А Б. Н. Ельцын? А Е. Т. Гайдар? А В. С. Черномырдин? И прочие, и прочие…

Я знаю, найдутся читатели, которые скажут: не евреи, но орудие в руках евреев. И это — неправда. Неправда, хотя бы потому, что одно дело — еврейский народ, другое — еврейская буржуазия. Еврейский сам народ — заложник той борьбы, которую вела и ведет еврейская буржуазия со своими конкурентами. Когда эта борьба достигает особого накала, то жертвами ее прежде всего становятся простые евреи, не имеющие к ней никакого отношения.

Современным миром правят деньги, и хозяином общества является капитал. Он несет ответственность за все беды и преступления, которые творятся сейчас на планете. Роль евреев в сфере капитала как у нас, так и за границей велика. Но почему на основании этого нужно осуждать весь народ. Разве все евреи — капиталисты? И какая разница для нас, являются ли нашим хозяином американский, еврейский, немецкий, русский, французский или другой капитал, если мы сами — не хозяева своей страны?

Величайшая ложь, которая распространялась в мире на протяжении многих десятилетий, будто бы главное зло на планете — это социализм или коммунизм. Почти всю свою жизнь распространению этой лжи посвятил А. И. Солженицын. Между тем идея коммунизма — это благородная, но так и не осуществившася мечта, неосуществившаяся, как и мечта о демократии.

⇐ Предыдущая 25 26 27 28 293031 32 33 34 Следующая ⇒