ОТКРОЙ ДВЕРЬ

Холодно.

Как же здесь холодно, черт возьми.

Видимо они еще не включили отопление.

А я снова торчу здесь, сижу и протираю свои штаны, свой зад.

Я хожу сюда, только потому, что это бесплатно – бесплатная психологическая помощь. Здесь всегда на маленьком столике есть свежие круасаны, кофе и, чай.

Я сижу с асоциальными чудиками, и такими же неудачниками, как и я.

Сидя в кабинете, я окруженный головами и телами. Моя поза сознательно копирует форму стула. Надеюсь, я выгляжу сдержанно, возможно даже дружелюбно.

Я пытаюсь скрестить ноги как можно аккуратнее, одна на другую, руки держу на коленях. Я сцепил пальцы в замок, они похожи на серию букв Х. (Справа на подбородке у меня жировик, он чешется, и я раздумываю - стоит ли сейчас к нему прикасаться?)

Я хожу в эту проклятую группу раз в неделю, по воскресеньям.

Все присутствующие молчат. Я сижу на стуле и смотрю в пол.

На самом деле каждый просто ждёт своей очереди, чтобы высказаться. (всем нравиться ныть и сгущать краски)

За возможность излить кому-то душу приходится платить выслушиванием чужих откровений.

Каждый присутствующий здесь моральный эксгибиционист, который ждёт не дождётся возможности скинуть свою одежду и предстать перед другими в своей отталкивающей душевной наготе.

Девушка по имени Вероника всё тыкает своим пальцем в чёртов экран мобильного телефона. В одном её левом ухе торчит наушник, который, по всей видимости, передают радость её несбывшихся надежд, тем временем как ее правое ухо слышит ярлыки раздражения. (Когда я смотрел на ее потрескавшиеся руки, мне становилось больно; если бы она хоть немного за ними ухаживала, то ее руки были бы очень красивыми).

Там, где мы находимся, принято отключать телефоны, чтобы не мешать своим друзьям. По край не мере, так принято говорить, так принято считать, в это принято верить, когда приходишь сюда.

В комнату зашел мозг оправ. Он всех поприветствовал, и сразу приступил к нормализации наших мозгов.

— Итак, я вижу все на месте, замечательно. Почему бы нам не начать с тебя, Георг, ты не хочешь рассказать группе как прошел твой день? – У мозгоправа была странная манера говорить, стоя боком к собеседнику, он дергал головой, словно это движение помогало ему извлекать наружу собственный голос.

— О, да, спасибо мистер, Пиниган, я расскажу вам. В целом мой день прошел неплохо, я сегодня даже съел весьма вкусного жареного цыпленка. Вообщем, группа меня хорошо знает. Моя жизнь напоминает мне театр одного актера. Актера, который в своём роде и не актёр даже. Актера, который забыл свои нелепо заученные слова, который осознаёт, что весь спектакль держится лишь на его дрожащих плечах и подкашивающихся коленях. Возможно, это самый важный момент в его жизни. Из зала наблюдает лишь один человек и вместе с ним тысячи людей, которые также отвратительны и плохи в своих ничтожных ролях. Но им нравится наблюдать из темноты зала за тем, как кто-то справляется хуже, чем они. Зрители мерзко похихикивают, когда дрожащим голосом актеришка озвучивает свои мысли, все больше включая импровизацию в свой постыдный монолог, корчась и выворачивая свои внутренности наизнанку, сломав практически все рёбра. И я это чувствую. Я чувствую, что конец спектакля настанет лишь тогда, когда все декорации встанут на свои места, а я буду лучшим в своём роде актером одной театральной постановки…

В это же мгновение он присел на стул, но своим кривым тазом он промахнулся и упал на пол. Как же этот феерический долбоеб меня бесит. Его язык работает быстрее мозга.

— Браво! Великолепно! Это великолепно!

Раздался гул аплодисментов, хлопаний в ладоши.

Мной вдруг овладело страшное раздражение.

— Ладно, Георг, мне кажется с тебя достаточно. Хорош! Ну хватит, перестаньте аплодировать. Имейте совесть. – Сказал мозгоправ, помогая ему встать. Во взгляде мозгоправа было выражено пристальное внимание и искреннее недоумение.

На миг в кабинете воцарилось неловкое молчание.

Я уже давненько научился игнорировать подобные ситуации. У меня есть свой метод, как избавляться от печали или скуки, это удается, но не всегда. Метод состоит в том, чтобы как можно внимательнее разглядывать вещи и людей вокруг, то есть, проще говоря, сконцентрироваться на них.

И на кой черт я торчу здесь?

В глубине моего усталого сердца есть лишь один ответ; я хожу в эту группу только для того, чтоб увидеть Веронику. Наверное.

— Мистер, Эммануэль, вы что-то желаете сказать? – Спросил мозгоправ.

Черт возьми, почему я? – бормотал я, прекрасно зная почему. Нужно выкарабкаться из этой дыры неловкости.

— Нет-нет это я так, мысли вслух, продолжайте не отвлекайтесь.

Неужели, я так разговорился сам с собой, что некоторые мысли прозвучали вслух.

Такое со мной иногда бывает. Но хоть они и прозвучали вслух, они были настолько тихи, что слышан были лишь один бубнёж – это основная моя проблема, да и по сути это не проблема, а мой личный недостаток. Наверное.

Приятно поговорить с умным человеком. Особенно, если этот умный человек – ты сам. Но на самом деле давайте будем честны: больше, чем с самими собой, мы не разговариваем ни с кем.Наверное.

— Проблемы у людей возникают в основном от фантазии и чрезмерно надуманных мыслей. Вы не цените что имеете, и вы обесценивайте что имеете. К примеру, если бы у вас не было фантазии, у вас не было проблем, потому что вы бы принимали жизнь такой, какая она есть. Естественно, душе человеческой тесно в оковах общественности. Георг, поймите, у вас болезнь, которая, к сожалению, теперь в моде. Ее можно назвать также индивидуализмом или воображаемым одиночеством. Тому, в ком уже сидит эта болезнь, достаточно нескольких разочарований впасть в беспричинное отчаяние. А теперь то что касается вас всех. Я утверждаю, что замкнутая на себе личность не способна дать окружающим ничего, а только боль, апатию и пароною. Сегодняшняя тема нашего сеанса посвящается итальянскому психиатру "Роберто Ассаджиоли" и его методу терапии "психосинтез".

Мозгоправ, всё разглагольствует и разглагольствует, всё увереннее и увереннее.

Он что думает, что он самый умный и нормальный? Это же два несовместимых понятия!

Внезапно мозгоправ потерял нить мыслей, он замолчал и досадливо потёр лоб.

В данный момент я просто тупо смотрю в квадратное серое пятнышко, что по всей видимости осталась от когда-то висячей здесь картины – и зачем они её сняли?

Никто из присутствующих в группе не знал, что с ним будет дальше. Как и я сам.

Все мы сидим полукругом в уютных креслах и не знаем, зачем и как проживать завтрашний день. Но самое главное; мы не знаем для чего. На самом деле никто ничего не знает, как получить все эти "человеческие штучки" –счастье, радость, удовлетворение, уверенность в завтрашнем дне и просто любовь.

Завтра в этом проклятом кабинете, соберутся люди с зависимостями. Наверное.

Послезавтра - мужчины и женщины с различными фобиями. Наверное.

Ещё через два дня люди с синдромом суицида. Потом люди с низкой самооценкой.

А сегодня МЫ, люди с синдромом ЭТОГО. Да-да… ТОГО САМОГО.

Ах, ну и группа людей, которые утверждают, что их дом посещают инопланетяне и без их ведома ставят на них эксперименты тем самым контролируя их разум через анальный зонт. Их группа, кстати говоря, собирается в соседнем кабинете, почти в тоже время, что и наша (Кто там знает, может эти маразматики и правы, может всех нас просто контролируют через анальные электрические сигналы и прочие вибрации?)

На самом деле большинство пациентов данных групп настолько банальные сукины дети, что любой мозгоправ в силах помочь им. Эти лохи основной доход всех бездарных психотерапевтов (Но в основном весь доход, как обычно, с одиноких пожилых женщин)

* * *

Я проживаю один в однокомнатной съёмной квартире.

Я упорный лентяй! Я существую по принципу невмешательства.

Поначалу, мой отец, каждый месяц присылал мне деньги.

Но вскоре перестал это делать. Естественно я работал, точнее подрабатывал.

Я не задумываюсь о своём будущем.

Какой смысл заботится о будущем, если это будущее отвратительно и прискорбно,противно, отвратительно, не интересно, уныло, местами безумно, иногда неадекватно.

Не то чтобы, я не хотел работать. Просто зачем? Это так неприятно, черт возьми.

Я работал официантом в разных заведениях (Не самый приятный опыт).

Примерно каждые шесть месяцев я увольнялся (Иногда каждые два, а то и один месяц). Пару недель ничего не делал, а потом снова находил себе эту же роботу, только в другом заведении и так по кругу.

Знаете, когда тебе всего двадцать два, ты не имеешь ни малейшего понятия о том, как низко можно пасть, но в двадцать девять ты уже ощущаешь это на себе.

Работая, стараясь, каждый день, мы не приобретаем ничего, а биологические часы тикают – все мы стараемся, но не в ту сторону.

Я же всего лишь подрабатываю, чтобы мне хватало на прожиточный минимум.

Я работаю без выходных, беру все смены, не из-за того, что я трудолюбив, боже, нет, а из-за того, чтобы не думать о своей жизни, чтобы заглушить, затупить мысли о существовании и о чем-то еще.

Я в жизни еще по сути ничего не сделал. Но уже так за́ебался!

Человек продаёт не только товары, он продаёт самого себя и ощущает себя товаром.

Рабочий продает свою физическую энергию; предприниматель, врач, наёмный служащий продают свою «личность». Но прежде они должны иметь эту «личность», если хотят продать свои товары или услуги; эта личность должна быть привлекательной, а кроме того, её обладатель должен соответствовать целому ряду других требований: например, он должен быть энергичен, инициативен и так далее.

И как со всяким другим товаром, рынок решает, сколько стоят те или иные человеческие качества, и даже определяет само их существование.

Если качества, которые может предложить человек, не пользуются спросом, то у него нет вообще никаких качеств; точно так же товар, который нельзя продать, ничего не стоит, хотя и обладает потребительной стоимостью (труд сделал из обезьяны человека, а из человека лошадь). Я предаюсь ему с увлечением, доходящим до сумасбродства и вызывающим смех у меня самого, когда я думаю об ЭТОМ…

Неожиданно ко мне на сотовый приходит сообщение: «ОТКРОЙ ДВЕРЬ».

Сообщение было от Вероники. Я оторвал свой зад от дивана, похоже, я тут довольно долго сидел и пялился в стену. Иногда я впадаю в ступор, впрочем, неважно.

Я по-волочился к двери с мыслями: «Какого чёрта она приперлась?»

Она очень редко приходит ко мне, тем более в будничный вечер.

Вероника прекрасно знает, что я не люблю, когда кто- либо звонит мне. (Поэтому она и отсылает мне это проклятые сообщения)

Я открыл дверь.

Вероника,молча, стояла с восьмигранной картонкой в руках (Чую запах пиццы)

Конечно, я впустил её, и она сразу без слов прошла в гостиную.

Я так голоден, вот она прям угадала!

Еда всегда вкуснее, когда ты для нее ничего не делал.

Красота Вероники была не как у всех девушек. Я имею в виду её внешность, что идеально подходила моему вкусу. Я с трудом представляю себе красоту без печали. Вероника красива настолько, что при одном взгляде на неё хочется умереть от тоски. Или, может это только мне так кажется? Её лицо не только безжизненно, оно неприметно, оно совершенно не оставляет следа в памяти. Это то, что мне и нужно – отсутствие воспоминаний. Наверное.

Вероника ещё та тварь! Но я вижу ее насквозь, знаю все ее придуманные странности.

Она игнорирует того, кого обожает, она обожает того, кто ее игнорирует.

Это что-то вроде неосознанного мазохизма, замкнутая цепочка, ты вроде хочешь быть счастливым и получать удовольствие, но при этом испытываешь удовольствие только от негативных эмоций: боли, разочарования, чувства отверженности.

Вероника частенько ноет мне то, что она хочет вскрыть себе вены, но я не воспринимаю ее в серьез, это ее очередная игра в жертву- очень удобная позиция.

Ее тонкое лицо с прозрачной кожей мелькает в глазах моих, и где-то еще...

Тем временем мы молча съели пиццу (Точнее я сам почти все съел, почти)

Вероника не говорила, не произнесла ни единого слова. Просто, молча, ела.

Я посмотрел на нее, и увидел лишь чавкающую пустоту.

Она посмотрела на меня. (Она похожа на хомяка, что нарочно прячет, пишу за щеки)

Несколько секунд мы смотрели друг на друга прикидываясь близорукими.

Я решил начать любой диалог, но как только я открыл свой рот . Вероника сорвалась со стула и поцеловала меня. Кусочек огурца попал мне в рот. Наверное, она хотела заткнуть меня этим (Или это не огурец, а-а…– да что это?!)

Но вдруг, мы словно обезумевшие, словно больные на нестерпимый зуд, начали срывать друг с друга одежду. На тот миг в нас обоих вселился бес похоти и блуда.

Дальше был секс.

Полагаю, я еще никогда не испытывал таких прекрасных чувств. Таких прекрасных и взаимных светлых чувств. В этот момент мне вдруг показалось, что я создан именно для того, чтобы чувствовать всё это. Чувствовать все эти чувства своим телом. Это был единственный способ утолить нестерпимую боль и голод своего тела и души.

Вот только Вероника так неудачно симулирует оргазм, как я симулирую гуманизм.

После окончания наигранной любви я потянулся за сигаретой.

Вероника и Я не были влюблены друг в друга, мы просто предавались любви с отстраненной и критической изощренностью и вслед за тем впадали в страшное молчание, и пена от пива отвердевала в стаканах и становилась теплой, пока мы игнорировали друг друга, делая вид что ничего только что не произошло.

В конце концов, Вероника вставала и начинала слоняться по комнате. Не раз я видел, как она с восхищением разглядывала в зеркале свое тело, приподнимая груди ладонями.

— Знаешь, я сейчас увлекаюсь хиромантией. Это мое новое хобби. – Произнесла она.

— Это что-то типо вязания? – Спросил Я. (Ну, конечно, я знаю, что такое эта хиромантия, просто хочется ее раздражать или намеренно сделать заинтересованный вид)

— Нет, идиот! Ну ты странный.

— Это я странный?! Это ты странная!

— Ладно-ладно, я тебя прощаю, дай-ка мне свою руку. – Сказала она и вмиг схватилa меня за кисть и начала внимательно и хмуро рассматривать мою левую ладонь.

— Так-так, это линия жизни. Нет. Не то. Это вроде бы линия судьбы? Или жизни?

— И с каких пор ты увлекаешься этой темой? – Спросил Я, просто из вежливости.

— Ну, давненько. Я же тебе это уже говорила. – Она мне это уже говорила?!

— Когда-то давно моя мать отвела меня к гадалке. Моя мама и мой отчим что-то вбили себе в головы, что я странная, замкнутая, неразговорчивая и что-то ещё. В общем, в подростковом возрасте мои родители меня отвели к гадалке. Она страшно посматривала на меня и схватила за руки и начала разглядывать мои ладони. Короче, гадалка несла какую-то чепуху и ничего конкретного не сказала. Сказала только, что у меня линия безбрачия и что-то еще.

— Ага, понятно. Так ну хватит! Прекращай. Отпусти руку.

— Погоди! Я уже все прочла.

— Прочла? В каком смысле, черт возьми?

— У тебя такая простая и примитивная рука. Ее легко распознать по квадратной ладони и коротким, толстым, бесформенным пальцам. Кожа твоя груба и шершава на ощупь. Знаешь, Эммануэль, люди с примитивными руками могут быть очень упрямыми и мало чем интересуются. Им трудно выразить свои мысли и чувства словами, поэтому время от времени, впадая в отчаяние, они становятся агрессивными. Ты неосознанно привлекаешь к себе все то, что ты всю жизнь старался отрицать и чего всегда избегал. Жизнь обрекает тебя на повторение всего, что у тебя, не хватило мужества довести до конца. Словом, все, что не завершено в твоей прежней жизни, будет представать перед тобой постоянно.А теперь дай мне правую руку.

Я протянул ей свою правую руку.

Не как не могу понять, Вероника прикалывается с меня сейчас или нет?

Вероника же все продолжала ебать мне мозги, используя мои грязные ладошки.

— Иногда у самого конца линии сердца можно заметить тонкую параллельную линию. Это говорит о том, что человек сумеет построить продолжительный, крепкий любовный союз, который сохранится до самой старости. Но я вижу у тебя короткую линию жизни. А вот это линия любви. Она очень загадочна. Даже чересчур. Слушай, а ты не бисексуал?

— Так хватит чепухой заниматься! Погоди, а разве гадают не на правой руке?

— Гадают по обеим рукам, на левой, то, что тебе дано от рождения, а на правой, то, как ты этим распоряжаешься и меняешь свою жизнь в ту ли иную строну. К слову говоря, не стоит показывать хироманту правую руку, если хочешь остаться при своей судьбе.

— Ну, всё хватит, отпусти. Это всё полный бред! Это просто складки на коже! Не стоит придавать им значения. – Ну, серьезно, это просто складки на руке и не более того.

Тем временем Вероника начала одеваться.

Но я не хочу, чтоб она уходила.

Хочу, чтоб она осталась. Наверноe нас с ней нельзя назвать парочкой.

Скорее просто любовники или, как говорится: у нас секс по дружбе.

Вероника была моим единственным близким человеком, хотя сама наверноe никогда об этом и не думала. Не хочу, чтоб она уходила. Что может дать один человек другому, и что может быть больше этого? Мне нужно больше душевного тепла, чем я заслуживаю!

— Как на cчет кружечки кофе?

— Нет, спасибо. Да и я не люблю кофе. И вообще у меня дела, я спешу. – Ах-а, это была откровенная ложь! Ну, какие у нее могут быть дела, куда она может вообще спешить?! Этой пакостнице лишь бы поогрызаться. Нет, уж, просто ответить; да, спасибо, я не откажусь от твоего прекрасного, мастерски приготовленного кофе.

Я оторвал свой зад и направился на кухню. Сейчас она сама попросит кружечку кофе, как только учует этот божественный аромат кофейных зерен. Вот-вот она попросит меня сделать ей кофе. Я чувствую это.

— Ну, ладно. Мне пора. (Она, что хочет поскорее избавиться от меня?)

— Куда ты собралась так поздно? Там же дождь моросит. Останься на ночь, а завтра уйдешь.

— Нет, я пойду. – В её голосе я расслышал, некую странность. Словно она чего-то боится. (Она запирает свою боль в своем маленьком теле). Я знаю, что Вероника живёт с матерью, знаю, что они не ладят друг с другом, знаю что…

— Что? Ты что-то говоришь?

— Не-е, это я так. Не обращай внимания.

— Ну, ладно, мне и в правду пора.

— Ты как-то странно говоришь. Что-то случилось? – Я хромая добрался до дивана и прилег.

— Нет, ничего. – Она принужденно покачала головой.

— Мне кажется, что все же что-то случилось.

— Да, ничего не случилось! Чего ты пристал?!

— Ну, я подумал, что может у тебя какие-то проблемы.

— Нет, у меня проблем! Как же ты достал!

— Я просто хотел помочь.

— Что за бред? И чем ты можешь мне помочь?! Зачем тебе помогать мне?

— Я хочу помочь всем. Ты не какое-то счастливое исключение. Понимаю, тебе трудно поверить, что человек хочет бескорыстно помогать всем, кто встречается у него на пути. Но это так. Просто пока еще ты не осознаешь, что все мы на самом деле братья и сестры. Дети, брошенные своими родителями на произвол судьбы…

— Ха-ха, это совсем не остроумно! Прекращай маяться ерундой, тебе же уже тридцать лет, черт возьми. И вообще, если хочешь помочь, то просто заткнись. – Сказала она и улыбнулась. Ироническая улыбка, игравшая в изгибе ее полных губ, выражала все, ради чего мужчина должен любить ее, и чего он должен в ней бояться. В этой улыбке была гордость, а в очертаниях ее тонкого носа – спокойная уверенность. Наверноe.

Что?! Мне тридцать лет? Черт возьми, а я думал, что мне только двадцать девять!

Память моя заработала, я осознал, что Вероника права, мне и правда тридцать лет.

Хочется cдохнуть. – cдохнуть по той причине, что я вспомнил, что у меня через пару месяцев день рождения, и мне исполнится тридцать один. (Kак время может так лететь?!)

— Ты хочешь уйти подальше от меня? Что ж, это решение не хуже любого другого. Но, куда ты направишься? Где будет «подальше от меня»? Может, лучше сядешь в уголке, выпьешь кофе и помолчишь со мной? Разве так не будет лучше?

— Ну-у, что за чушь ты несешь, ты хоть слышишь себя?! Первые пару раз это было смешно, а теперь это скорее раздражает, так что прекращай. К тому же знаешь, как глупо слушать это от такого человека как ты? Ты же безответственный лентяй, оболтус, моя восьмилетняя племянница куда более ответственная, чем ты. Ты говоришь одно, а делаешь ничего, ты самый противоречивый парень в Мире! Кому, как ни тебе знать, что жизнь скучная и бессмысленная штука. Наша с тобой юность была скучной, мы не знали счастья и так не научились делать счастливыми других. Мы понимаем, что все мы умрём, так и не найдя ответа на самые главные вопросы. Мы развиваем все эти заумные идеи, которые просто по-разному объясняют нашу жизнь, но не дают нам никаких ценных знаний. По сути, мы проживаем короткую жизнь, полную разочарований, а потом умираем. Мы заполняем её всяким дерьмом; карьерой и браком, чтобы создать для себя иллюзию, будто в этом есть какой-то смысл. Все мы закрыты в собственном вакууме и не хотим из него вылизать. – Говорила она.

Всё её поведение представляло ряд несообразностей. Я не особо вслушивался в ее слова, так как я просто игнорировал ее болеe важными мыслями.

А где мои сигареты?! Черт возьми, они точно лежали здесь, кто, сука, перекладывает их, наверняка это все ее вина. А-а вот они, маленькие ядовитые твари. (Как так получается, что вещи, лежавшие на самом видном месте, вдруг внезапно исчезают и появляются в другом месте?!)

Я улыбнулся и достал одной рукой сигарету из полупустой пачки, лежащей на столике у кровати. Вероника всё что-то там говорила о безответственности и вязании, но я не слушал, так как искал сигареты.

— Ты чего там бубнишь себе под нос? – Спросила она.

— Да я это так, не обращай внимания.

Веселые и всезнающие глаза Вероники заплясали с особым удовольствием.

— Эти твои намеки, сплошная хуйня! Пожалуй, отправлюсь я в "психподдержку" и сдамся на воздержание и буду лечиться и жить. Это лучше, чем иметь дело с таким загадочным шизиком, как ты, которого я до сих пор никак не могу понять. Хочешь, я расскажу тебе твои сны? Тебе снится пустота мира. Ты идешь, идешь, ты выходишь в долину с известняковыми склонами, а там ничего, пусто. Ты заглядываешь в пропасть, оттуда тянет холодом. Ты просыпаешься весь иззябший. Тебе кажется, ты уже не согреешься никогда. И повсюду — пустота, я поц, я устал работать, наверно, — но эта наверно и вся эта пустота смеется, точно в пустоте лязгают зубы. Ты открываешь дверь комнаты, дверь чулана — и нигде ничего, только лязгающий смех бога. И пол — не пол, и стены — не стены. Ты просыпаешься и дрожишь и не можешь унять эту дрожь. Нет смысла в жизни. Жизнь — смех слабоумного в пустоте...

Вероника начала в спешке одеваться.

Но я хочу задержать её, хотя бы еще на чуть-чуть.

Я схватил ее и развернул к себе.

Вероника не шевельнулась и даже не моргнула. Она уставилась мне в глаза и медленно положила свои руки мне на плечи.

Какие же у нее холодные ладони, наверное, из-за курения у нее нарушено кровообращение (Парадокс в том; что ее холодные руки почему-то меня всегда согревали). Эти два глаза некоторое время смотрели вглубь меня, разрушая остатки моей зоны комфорта (Глаза ее, оказались слишком тёмными, чтоб их понять).

— Ах, Эммануэль, ты всё ещё не избавился от этой страной привычки говорить с самим с собой.Не оставайся тридцатилетним подростком, Эммануэль.

Как только она договорила, она внезапно присела на кровать и слегка прижалась к моей щеке, нежно поцеловав меня. Это было так горячо, что у меня перехватило дыхание, и появились мысли о чувствах, на которые мне ещё предстоит ответить самому себе.

Лучше быть тридцатилетним подростком, чем тридцатилетним стариком!

Вероника уже оделась и прежде, чем раздражительно и громко хлопнуть дверью, она сказала мне напоследок:

— Ну, пoка! Увидимся в воскресение! А ты не сиди тут и задыхайся, а иди и живи!

Вдруг Я почувствовал убийственную апатию, в ее словах

Вот я основа остался один, и только шепчет тишина и мой внутренний голос.

В последнее время меня беспокоят эти ее мимолетные "увидимся", приносящие в жизнь все больше одиночества. (самое хреновое, это быть в отношениях и при этом чувствовать одиночество).

И что это значит, черт возьми - "иди и живи?" Не понимаю ее выражения и подколы.

Я планирую проваляться в кровати (на диване) весь проклятый день и не черта не делать, лишь спать. Спать, потому что страшно. Страшно, но почему?

Вот и окутало небо ночная пелена, и появились вечерние звезды...

Холодно! Hадо пойти лечь в кровать, тогда я смогу согреться. Наверно.

«Утро начало нового дня. Начало ещё одного ужасного дня»

«Не хочу чтобы так было»

«Голубое небо. Тёплый воздух»

«Что-то тёплое. Что-то незнакомое. Оно вселяет ужас»

«Не хочу чтобы так было»

Утром я проснулся с привкусом одиночества во рту и холодными ногами.

Хочу спать дальше! Не вижу смысла вставать с постели. ЗАЧЕМ?

Хочу спать, a лень вставать.Хочу проспать всю жизнь – звучит неплохо.

Небытие справедливое.Небытие самый светлый проблеск в человеческой жизни.

Что происходит, когда человек просыпается ночью и испуганно думает, что пора на работу ,а потом смотрит на часы и видит, что до утра ещё далеко? Он испытывает счастье. Можно спать ещё три часа! Почему он с таким облегчением валится на подушки? Да просто потому, что у него есть возможность исчезнуть ещё на несколько часов.

Перестать быть последовательностью этих истекающих болью моего «Я».

Но даже сон без сновидений не является свободой – это просто завод пружины перед новым рабочим днём на фабрике страдания.

Может я просто бракованный? – Да, что со мной не так, черт возьми?!

Больше всего меня поражает, что я не хочу делать решительно ничего, страстно при этом, желая сделать хоть что-нибудь.

Подняв зад, первым делом я закурил сигарету и решил сварить себе кофе.

Тем временем пока кофе варилось, я курил сигарету и наблюдал, как она тлеет вместе с моей жизнью.

Сегодня пятница? Точно пятница? Или же нет? Я похож на человека, который проспал полжизни, а теперь пытается узнать, кем он был, пока спал.

Ну-у, вообщем, весь день я занимался херней, абсолютно бессмысленной чепухой.

Настолько бессмысленной, что я даже точно не помню, чем именно я и занимался.

Я без удивления обнаруживаю, что что-то не так.Я все еще не научился жить?

Солнце жарит по листовому железу моего подоконника.

Жара в моей каморке невыносима. Потолок этой коморки низкий и тяжелый, проходя по комнате, я невольно пригибаю голову, словно тяжесть нависает сверху и давит на плечи.

В данный момент я сижу втиснувшись между диваном, а у меня на коленях раскрытая книга. Я уже давно ее не читаю. Мой взгляд прикован к белой батарее, на которой мокнут, точнее сушатся шесть носков.

Дым забытой сигареты поднимается прямо или почти прямо, стелется зыбкой пеленой под потолком, размеченными, крохотными трещинами.

Все кажется ненастоящим, меня окружает картонная коробка, которую можно передвинуть. Наверноe.

Я пересел на диван, он слишком короткий, чтобы ночью вытянуться во всю длину, слишком узкий, чтобы свободно повернуться; я смотрю теперь уже почти завороженным взглядом на белую батарею, которая хранит все те же шесть, и никак не меньше, пар замоченных носков.

Кофе перекипел и залил мою плиту. Эх, в следующий раз я заварю чай.

Так и прошло еще несколько неопределенных дней. Наверноe.

Я лентяй, бездельник, поневоле. Так же поневоле я сгораю от жажды действовать, но ничего не делаю, потому что лишен возможности действовать, потому что заключен в тюрьму, потому что у меня нет того без чего нельзя трудится плодотворно, потому что меня довело до всего этого раковое стечение обстоятельств. Наверноe?
Эх-х. Я устал вздыхать. Я лишь могу точно подсчитать свое жалкое имущество, четко подытожить свою первую четверть века. Мне двадцать девять, у меня двадцать семь зубов. Чем дольше я живу, тем больше понимаю, что я ни черта не интегрирован в общество. И что я тут всегда был чужой. Из плохой интеграции в социум вытекает следующее – полная невозможность чего-либо добиться. Потому что помогают только связи. Твои таланты и умения ни при чём. (Oсобенно, когда у тебя и не было ни каких умений и талантов). Поэтому абсолютно неважно, как я буду стараться и оттачивать те или иные скиллы. Все равно результат один и тот же – проигрыш.

Я чувствую себя избранным героем, но только в другую сторону.

О, нет! Ну, да, конечно. Мне уже тридцать лет. Черт возьми. Это так неприятно.

Чей это взгляд? Какой знакомый взгляд. Этот взгляд. Чей же он?

* * *

Сегодня уже воскресенье, и я снова в этом поганом центре. (Я не помню чем я занимался всю прошлую неделю, но помню что мне было скучно, одиноко, я был голоден, плакал, а еще я бухал)

Кабинет понемногу заполняется людьми, которые плохо справляются с проблемами.

Интересно, а сок сегодня будет? Мне бы не помешало немного витаминов.

Наконец,в комнату заходит Вероника.

Я перестаю набивать брюхо беcплатными круассанами и сажусь на своё место рядом с ней. Все в кабинете о чём-то шепчутся, но мне заранее все равно.

Вероника молча сидела и уставилась в свой телефон. И вновь она затыкает одно своё ухо наушником и включает свой любимый "K-pop".

В кабинете все о чём-то шепчутся. Я же, просто молча, сижу себе. Мне нормально.

Я поздоровался с Вероникой.

Она промолчала в ответ. Как же это в её стиле! Вот же шутница.

Вероника манипулятор, ее молчание каким-то образом влияет на атмосферу в кабинете, пыль и катышки с одежды завихляются у кондиционера и танцуют в косом луче света. Я наблюдал, как Вероника долго копается в своей сумке, из которой она достаёт целую горсть упаковок. Она пристально читала, прищурив глаза. Мелипрамин. Анафранил. Пиразидол. Все это антидепрессанты. Такими препаратами кормят при классической депрессии. Но я вижу ее насквозь: Вероника даже не принимает все эти таблетки, а носит их так на всякий случай, чтобы все видели как ей плохо. Сейчас она воспринимает то, что ей пришлось оказаться в окружении тупых, серых людей, как некое печальное недоразумение, которое надо перетерпеть.

Вдруг: Вероника прервала мой глубокий анализ, начав рассказывать мне об одном нашем знакомом. Точнее о её знакомом, который ходил в нашу группу. Я сделал вид, что якобы видел его, но на самом деле не помню. Я и так почти всех здесь знаю, но с именами у меня всегда было туговато.

— Помнишь в нашу группу ходил Антуан? – тихим голосом промолвила Вероника.

— Антуан? Да-да, помню. (На самом деле я не помню)

— Он повесился вчера, – Вероника сказала это таким бездушным и бесцветным голосом, таким голосом словно говорил робот, который был запрограммирован лишь изъяснятся, но не сочувствовать.

— Это ужасно. Интересно, с чего это он вдруг? – Спросил я. Но на самом деле я солгал, мне вовсе не интересно, мне вообще плевать, наверняка еще больше, чем ей.

— Понятия не имею. Говорят, что в последнее время он странно себя вел. Он писал стихи.

— Стихи? –Я так и знал. Он скрытый гомосексуалист! Теперь все стало на свои места.

— Ага. Он писал стихи, да так, что рассудок помутился. Странно, что он это сделал, ведь он был женат, имел двух детей. Да и у Антуана был диагноз Дисфория. Наверноe.

Мне так хочется закурить, меня буквально одолевает табачная жажда.

Так вот; скажу вам честно, я не особо и удивился. Мне плевать на Антуана!

Когда заключенный пишет стихи на стене своей камеры, то это нормально, здесь нет ничего такого, и когда этот же заключенный вешается в своей камере, здесь тоже нет ничего такого. (Cуицид, это лучшее на что способен человек).

— Эммануэль, может быть вы и начнёте? – Спросил коварный мозгоправ.

— Что? В смысле? Кто? Я что ли? Ну-у, знаете, я вообще-то тут занят немного.

— Да что вы, давайте-давайте, не стесняйтесь, начинайте... – Говорил мозгоправ.

— Нет-нет, док. У меня голова болит, давайте я последним буду. – Ответил Я.

— Вы уверены, Эммануэль? Вы самый странный мой пациент. По жизни, вы инцел, шизоид, конченый бездельник, латентный гомосексуалист, карп и кто-то еще. У вас особый случай, я сам точно не могу его определить, у вас что-то вроде "НИГРЕДО"?

Мои бессловесные сигналы презрительно игнорируются, и вот я не выдерживаю.

Меня задело, что он говорит обо мне так, словно на мне можно уже поставить крест.

— Я не странный! И я не инцел! Ну-у да, я конченый. Просто конченый! У меня нет депрессии или какого-то там состояния! Это все просто моя жизнь. - Тут Вероника дергает меня за рукав, пытаясь успокоить.

— Послушай. Твои усы?! Ты не хочешь сбрить их? – Прошептала Вероника. Она все же не пытается меня успокоить.

— Нет, не хочу. А что?

— Они меня раздражают, они похожи на обвисшие макаронины. Или на рыбьи усы, как у карпа.

— Мистер Эммануэль, я полагаю вам нужна конструктивная помощь, когнитивной психотерапии...

— А-а ну да да конечно! Когнитивная психотерапия, или просто; подмена смысла жизни. Я рациональный, объективный человек! Мне не нужна ваша терапия! Мне нужны ваши бесплатные круасаны, чай и вот эта девушка.

* * *

Вечером мы с Вероникой вернулись в мою съемную квартиру.

— Ты знаешь, мне начинает надоедать эта психoподдержка. Как же это невероятно уныло. Так бесит , – Сказала она, поспешно снимая свои ботинки.

— Мне она никогда не нравилась. Я хожу туда просто потому, что мне это посоветовали. Ну и еще ради сладостей.

— Пойди и сбрей усы, тебе они не идут. Хватит делать вид, что ты француз, это нелепо.

— Не-е...а. Предложи что-то по лучше.

Как же обидно! Ей лишь бы корейских смазливых парней на блюде подавай.

— Ну, ты и надменный. Ну, что ж,у меня и в правду есть идея лучше. Она нагло завалилась на мой диван, и откуда- то у нее в руке появился пакетик с травой.

— Эй, откуда у тебя это? Ты же знаешь, как я отношусь к этому…

— Хватит быть таким занудным, жизнь и так уныла, так ты еще и пытаешься лишить меня того немного удовольствия, что у меня есть!

— С каких это пор ты стала так часто курить траву?

— С тех самых.

— Это просто вредно для здоровья, да и ты должна, наконец, серьезно задуматься о…

— Не-не-е надо! Просто заткнись.

— То есть как это заткнись?

— Не говори, и все. Оставь меня в блаженном неведении.

— А кто с тобой еще будет говорить о тебе? Чёрт возьми, хоть сделай вид, что тебе не всё равно! Ладно, неважно, но это в последний раз. Я пойду и расстроено сварю кофе.

— Знаешь, что меня бесит больше всего?

— Не знаю. И знать не хочу. И этого достаточно. Интересно, какая усталость наступает раньше та, что от болтовни или та, что от выслушивания?

— Я не рассказывала тебе, как я в прошлом месяце присутствовала на родах моей младшей кузины? Ох, это было ужасно! И зачем я вообще согласилась? Но она меня так упрашивала. А её муж снимал всё на видеокамеру. На кой чёрт такое вообще снимать?! Хорошо, что я хоть обкурилась перед тем как зашла в больницу. По правде говоря, мне всё время казалась, что они всё знают, все врачи вроде бы сразу поняли, что я обкуренная, наверноe. Боже, господи, она так кричала, так громко вопила от нестерпимых мук. Врач потом сделал кесарево сечение. Всё было в крови! И ещё какой-то жидкости. Врач в крови! Моя кузина! Даже какого-то чёрта я была в крови! Всё было в крови! Меня чуть не стошнило, мне стало плохо. И тут! Вопль, крик младенца, он был весь в крови, словно этого ребёнка хотят принести в жертву Сатане.

— Ты слегка перегибаешь, ты просто слишком впечатлительная.

— Ты просто этого не видел! А я видела! Я была там! И что ты думаешь, было дальше? Ничего! Через пару дней её выписали из больницы, а в день ее выписки в больнице собрались все наши родственники с цветами и подарками. Когда моя кузина вышла из больницы с ребёнком на руках, все хлопали и поздравляли. Словно все это было нормально! Все они неосознанные поцы, которые только и следуют какому-то сценарию! Словно в тупом фильм

⇐ Предыдущая 6 7 8 9 101112 13 14 15 Следующая ⇒