|
|||
Часть седьмаяЧасть седьмая - Маргарита Семеновна! Посмотрите, что мне написали! Марсём только что пробилась к классу. Школа возбужденно гудела. Народ высыпал в коридоры и толпился у картонных почтовых ящиков, развешенных на стенах по случаю праздника. Был День святого Валентина. По лестницам сновали озабоченные почтальоны с пачками разномастных валентинок. На груди у них были приколоты значки с английскими словами, а на боку болтались матерчатые мешки на длинных лямках - слабый аналог сумки настоящего почтальона ушедших времен. Марсём прямо в толпе вручили три бумажных сердечка, разрисованных цветными фломастерами, - одно с бантиком, одно с солнышком и еще одно - с цветочком. Она прочитала их прямо на ходу, улыбнулась и покачала головой. Наверняка ей признались в любви. И любовь наверняка была выражена без учета правил орфографии. Что-нибудь вроде: "Дорогая Маргарита Семеновна! Поздравляю с днем светого валинтина". И вместо точки в конце для верности - сердце, проколотое вектором. Теперь она, наверное, решала, стоит ли на первом уроке уделить время на отработку написания имен собственных и поиску безударного гласного в слове "святой". Это слово - "святой" - применительно к людям всегда казалось мне грустным. Конечно, я не очень разбиралась в святых. Но то, что рассказывала нам Марсём, убеждало: жизнь святых была не особенно приятной. Большую часть своего жизненного пути они обычно страдали, а потом умирали в мучениях. Через некоторое время, чтобы как-то компенсировать страдальцам прижизненные муки, их имена вносили в специальные списки. Будто бы эта запись должна была стать пропуском куда-то вроде ложи для почетных гостей в райском театре. Еще святым присваивали особый день. Эта награда и по сей день кажется мне сомнительной. Люди постоянно путаются, что, кто и кому в это время должен: то ли святому вменяется в обязанность защищать оставшихся па земле и выполнять их надоедливые просьбы, то ли оставшиеся на земле должны вспоминать святого со словами благодарности за его мучения. К тому же разные отдельные человеческие представители и целые их группы не перестают делать гадости в дни, записанные на святых. И если гадость немаленькая, потом вспоминают не столько святого, сколько совершенное в его день преступление. Кто что-нибудь знает о святом Варфоломее? Да никто ничего не знает. Зато Варфоломеевская ночь печально известна - гибелью сотен гугенотов, вырезанных рьяными католиками во имя истинной веры. Хорошо святому Варфоломею в его райской ложе, оттого что у него есть свой день? Но День святого Валентина, он все-таки особенный. Он устроен специально для того, чтобы выражать чувства. Даже если ты очень долго терпел и ничего не выражал, в этот день можешь себе позволить. Взять и все изменить. Признаться кому-нибудь в любви. Как моя мама. Она послала В.Г. валентинку. По настоящей почте. Правда, валентинка пришла раньше времени. Но это ничему не помешало. Даже наоборот. Валентинка - это здорово. И я в тот день тоже надеялась получить валентинки. Хотя бы одну. От одного человека. Ради этой валентинки я готова была отказаться от всех остальных. Я готова была проиграть в конкурсе "У кого больше валентинок". Оказаться на последнем месте. Сама я уже написала: "Поздравляю с Днем святого Валентина! Желаю счастья, хороших подруг и друзей!" Сначала я просто написала: "Желаю хороших подруг". Но потом подумала немного и приписала "друзей". Мальчик ведь не может дружить только с девочками? Тем более - с одной девочкой? Ему тогда будет скучно. Свою валентинку я опустила в картонный ящик на втором этаже. Возле того туалета, где недавно оторвали ручку. Теперь на двери была новая ручка, большая и блестящая, золотистого цвета - словно ее позаимствовали в каком-нибудь дворце. - Посмотрите, что мне написали! - Вера настойчиво протягивала Марсём какую-то бумажку. - У меня тоже есть! Видишь? - Марсём весело помахала стопкой сердечек с солнышками и цветочками. Но Вера не хотела поддаваться общему веселью. Она смотрела напряженно, и щеки ее были ярко-красного цвета. - Посмотрите! Марсём развернула записку - сложенную книжечкой, с изображением обязательного сердца на обложке. Автор послания не очень трудился над рисунком. Сердце было нацарапано синей ручкой, явно впопыхах, и выглядело каким-то худосочным: не то сердце, не то капля, вылезающая из плохо завинченного крана. Есть такая фраза: "Улыбка сползла с ее лица". Мне ничего не стоит это представить. Улыбка исчезает так же, как запись на доске, когда по ней проводят мокрой тряпкой - таким широким движением, сразу нарушая всякий смысл написанного. А потом подтирают штрихи и отдельные линии. Уголки губ Марсём еще не успели занять свое место. Но с глазами что-то произошло. И кто-то невидимый уже трудится не тряпкой, а мелом, выбеливая ее лицо. - Кто это написал? Вера дернула головой: - Не знаю. Кто-то из мальчишек, наверное. - А что там написано? - Не твое дело! - Вера злобно одернула Наташку, попытавшуюся заглянуть в записку из-за спины Марсём. - Позовите сюда мальчиков. Всех. Через некоторое время стали появляться мальчишки - парами, тройками, шумно переговариваясь. Но, взглянув на Марсём, они тут же стихли, их празднично-деловитое возбуждение мгновенно улетучилось. Марсём стояла совершенно прямо и крепко держала пальцами записку, чтобы всем было видно худосочное сердце. - Я хочу знать, кто это написал. - Что? Что? - мальчишки испуганно переглядывались. - Вот это. Вот эту записку. - А что там? Что написано? - всех вдруг одолело неудержимое любопытство. Что может сделать валентинку ужасной? - Кто написал, знает. И у меня нет желания это озвучивать. Но я прошу этого человека признаться. Пусть не сейчас - позже. После уроков. Будет очень плохо, если он не признается. Нам всем будет очень плохо. Девчонки переглядывались, мальчишки пожимали плечами и переминались с ноги на ногу. - Разговор закончен, - Марсём вдруг сразу устала. - День святого Валентина отменяется. Больше никаких записок. Пока не найдется автор. Садитесь на места. Жорик попробовал протестующе загудеть. Но большая Настя цыкнула, и стало ясно: дело серьезное. Вечером позвонила Наташка. Я сейчас к тебе приду. У меня важные новости, - заявила она и бросила трубку. Новости, конечно, касались записки. Наташка начала прямо с порога. - Ты знаешь, что было в записке? Знаешь? Там просто ужас! Там такое! - А ты откуда знаешь? Мне Настя рассказала. Она рядом с Веркой стояла, когда записку передали. И все видела. - Ну, и что там? - Ой, ужас! Я даже вслух сказать боюсь! - Наташка принялась зажимать себе рот руками, словно пытаясь засунуть обратно рвущиеся наружу слова. - Да говори же ты! Наташка на секунду замерла, выпучила глаза и выпалила: - "Верка, я хочу тебя трахнуть!" - Ты что - с ума сошла? - Я же говорю - ужас! Верка целый вечер ревет. - Ревет? Угу. А сначала смеялась. Когда записку получила. Развернула - и давай смеяться. Настя спрашивает: "Ты чего?" А она не отвечает - все смеется. Потом говорит: "Сейчас я тебе покажу!" И показала. Только Настя не засмеялась. Настя сказала, это неприличные слова. Верка говорит: "Сама знаю, что неприличные!" - и пошла жаловаться. - А ты думаешь, это кто? Кто написал? Кто, кто! Кравчик, конечно! И Настя так думает. И Жорик с Илюшкой. - А они что - знают про записку? - Да все уже знают. Верка говорит, этому Кравчику не поздоровится. Его завтра из школы выкинут. Веркина мама пойдет и выкинет. И другие родители. Потому что этот Кравчик настоящий развратник. Видимо, на моем лице отразилось сомнение. Заметив это, Наташка перешла в наступление: - Да, развратник. Так Надина бабушка сказала. Ты сама-то знаешь, что такое "трахнуть"? - Думаешь, ты одна такая умная? - А спорим, не знаешь! - Не буду я спорить. - Вот и не спорь. Это гадость, рудименты и атавизмы. Веркина мама сказала Настиной маме, что за такие слова этого Кравчика убить мало. А уж выкинуть - святое дело. Слово "святое" неприятно меня задело. - А Марсём знает, что Кравчика хотят выкинуть? Наташка пожала плечами. Сейчас уже не имело значения, знает ли Марсём. Преступление было налицо. И преступника должно было настигнуть возмездие. Марсём в то утро опаздывала. Она появилась в дверях, на ходу скидывая шубу, и так и замерла у входа, забыв одну руку в рукаве. Мы сидели за партами - как положено. И, быть может, с умными лицами. По крайней мере, сидели мы тихо и слушали внимательно. Говорила Верина мама. Верина мама появилась в классе рано утром, как и обещала. И еще с ней пришли мама Кати и Надина бабушка. У Надиной бабушки оказался очень строгий командный голос, и она велела нам сесть. Мы уже знали, что будет, что должно произойти, и быстро заняли свои места. После этого Верина мама подошла к Кравчику и приказала ему встать перед классом. - Взгляните на этого мальчика! - сказала она, едва сдерживая отвращение. - Его поведение отвратительно. Этот мальчик больше не будет здесь учиться. Наш родительский комитет потребует его отчисления, и сейчас он вместе с нами пойдет к директору. А там расскажет, где он научился разным плохим словам. Может, его мама с папой так воспитывают? Что здесь происходит? - Марсём наконец стянула шубу с плеча и положила ее прямо на парту, за которой должен был сидеть Кравчик. Мы, Маргарита Семеновна, написали коллективное письмо. Мы не позволим, чтобы этот хулиган оскорблял наших детей… - Покиньте, пожалуйста, класс, сейчас же! - Марсём говорила холодно и отчетливо, не допускающим возражения тоном. И, не дожидаясь исполнения своей команды, повернулась к мамам спиной. - Кравчик, пройди на место. На счет "три" открываем тетради по русскому языку. Раз-два-три. Диктант. - Маргарита Семеновна… - До административной работы осталось меньше недели. Все разборки - после уроков. Вороне где-то Бог послал кусочек сыра… Вера, я уже диктую. Мамы взяли сумочки и неловко вышли. - Вороне где-то Бог послал кусочек сыра… Бог мой! Так это ты написал? - голос Марсём вдруг разом изменился. Сейчас в нем звучало неподдельное отчаянье. Кравчик отрицательно замотал головой. - Леша?! - Не писал я. - Леша! - Это Егор написал! - Что? Кто это сказал? - Это Егор написал! - Ромик поднялся с места. В наступившей тишине его тоненький голосок казался оглушительным. - Он мне сам сказал. Он сказал, я Верке записку написал. Сейчас посмеемся. И бросил в ящик. Я сам видел. Все разом обернулись. Егор сидел на последней парте, насупившись и ни на кого не глядя. - Это написал Егор? - зачем-то переспросила Марсём, хотя Егор и не думал отнекиваться. - Он сначала думал признаться, - попробовал заступиться за друга Ромик. - Но потом на Кравчика подумали. И он… Он не стал признаваться. - Не стал признаваться? Ну, да. Конечно. Хорошо. То есть - нехорошо. Но мы должны работать. У нас ведь скоро контрольная. На чем мы остановились? - Марсём зачем-то подошла к окну и ткнула пальцем в горшок с цветком. - Да, а цветы давно поливали? Надо полить цветы. Прямо сейчас. А то земля совсем сухая. Хотя - лучше потом. Сейчас надо писать. На чем мы остановились? На какой вороне?.. Нет, не могу. Я не могу!.. Марсём тяжело опустилась на стул и некоторое время смотрела перед собой. Мы боялись шелохнуться. - Дети, извините! Я правда не могу. Не могу вести урок. Я пойду скажу, вам пришлют кого-нибудь. Да, другого. Она поднялась и потянула к себе шубу, которая так и осталась лежать на парте Кравчика. Шуба, как непослушный зверек, зацепилась застежкой закрай стола. Кравчик протянул руку и выпустил шубу на свободу. Марсём вяло кивнула, взяла вещи и вышла. И больше не вернулась.
|
|||
|