Часть четвертая

Часть четвертая

Когда мы были в третьем классе, кто-то из детей принес в класс маленькую самодельную марионетку с головкой из пластилина и ручками на ниточках. Принес и заставил плясать у всех на глазах. Марсём смеялась, хлопала в ладоши и тут же присвоила кукольному умельцу звание - "наследник папы Карло", а на следующий день выдала ему красивое свидетельство с желтыми и красными буквами.

После этого в классе началась эпидемия кукольного производства. Мы делали кукол из воска и пластилина, из проволоки и тряпочек, из палочек и спичек, приносили в класс и заставляли "оживать". После выступления куклы заселялись в шкаф, на специальную полочку, и там ожидали нового пополнения своих рядов.

Как-то Петя встретил нас на остановке с сияющими глазами и огромным свертком в руках. Он был молчалив, сосредоточен и твердо отказывался отвечать на вопросы любопытствующих до назначенного времени. Когда все, наконец, уселись в круг, Петя еще немного помедлил, а потом неторопливо развернул свою тряпку. Мы ахнули: под оберткой оказался - неужели такое может быть? - настоящий Буратино. Самый настоящий, деревянный, сделанный, как сказал Петя, по всем правилам - из полена. Субботний вечер и воскресенье - все время, отпущенное Пете на общение с папой, - они провели в гараже. Там Буратино и появился на свет. Самое трудное - сделать голову, объяснял Петя, ведь она круглая, ее нужно вытачивать на специальном станке. И Петя позволил себе усомниться, что настоящий папа Карло мог сделать Буратино вручную, без такого станка.

А потом настал мой день. На столе у дедушки лежали два магнитика. К ним цеплялась мелкая канцелярская всячина - кнопки, скрепки, зажимы. Если мама нечаянно роняла на пол иголку, один из магнитиков тут же приходил ей на помощь: ехал, как маленький трактор по полу, разыскивая пропажу. И иголка обязательно находилась - выскакивала из какой-нибудь щели, будто по взмаху волшебной палочки, и прилипала к магниту. Однажды дедушка показал мне фокус: взял листок бумаги, насыпал на него горсточку скрепок, а снизу подложил магнит. Дедушка двигал магнитом и отдавал команды: "Полный вперед! Полный назад!", а скрепки шевелились, словно живые, и перемещались туда, куда он им приказывал. Сначала я просто смотрела и смеялась, а потом меня вдруг осенило:

- Деда! Я сделаю озеро. И лебедей. Лебеди будут скользить. Из-за магнита.

Я трудилась часа три, может быть, больше. Сначала мне не давались лебединые шеи. Ведь они должны красиво изгибаться! Но я их срисовала - из книжки про царя Салтана. Каждый лебедь состоял из двух одинаковых половинок с общим донышком. К донышкам я прицепила скрепки. Потом установила лебедей на поверхность бумажного озера, подложила снизу магнит и стала водить им туда-сюда. Невидимый магнит тянул лебедей за скрепки, и они двигались по бумаге. Будто плыли!

- Деда, правда, как настоящие? Как в "Лебедином озере"! Правда?

Я приклеила по краям картонки камыши и наутро принесла свое изобретение в школу.

Я предчувствовала, что поражу Марсём: она поражалась легко и с радостью. Я знала, что получу свидетельство. Но в тот день на меня обрушилось нежданное счастье: главным поклонником лебединого озера оказался Егор. На перемене у моей парты выстроилась очередь из желающих управлять лебедями. Егор подходил несколько раз, сосредоточенно водил магнитом по листу и приговаривал: "Вот, значит, как он работает! Вот чего может! Вот это да! Сила!"

Будь моя воля, я разогнала бы очередь. Я сказала бы: уйдите. Пусть он играет! Пусть играет только он. Мы теперь будем все время с ним играть. И я ему все разрешу. Как Петя мне разрешает. Я ничего для него не пожалею. Потому что в тот момент - наверное, в тот момент! - что-то случилось с моим взглядом. Он стал первым.

О любви детей почти ничего неизвестно. В отличие от взрослых, в мозгу которых ученые рано или поздно что-нибудь откроют.

Конечно, дети должны любить свою первую учительницу. Это закон. Даже для тех, кто не сошелся с учительницей характерами. Как я - с Татьяной Владимировной. А потом я любила Марсём, очень любила, хотя и не могла решить, какая она учительница - первая или вторая. И может, здесь действует какой-нибудь другой закон.

Еще дети любят маму и папу. Их они любят с самого начала, до всего, что произойдет потом. До того, как станет известно о каких-нибудь законах. Но у меня не было папы. Если папы нет, что происходит с его долей любви? С той долей, которая ему предназначена? Никто не знает.

Как-то я спросила у мамы, бывает ли у детей любовь. Если они учатся в третьем классе. Или в четвертом. Маме вопрос не понравился. Она сказала, это дурацкая тема. Если я хочу дружить с мальчиками, пожалуйста. Никто не запрещает. И я могу пригласить кого-нибудь в гости. Например, Петю. Только при чем тут любовь? Мама даже немного рассердилась. Будто я ее неприятно задела. А вечером, в присутствии дедушки, заговорила об этом сама. Сделала вид, что ей очень смешно, и сказала:

- Пап, вот тут у Алины вопросы. Могут ли мальчики нравиться маленьким девочкам? Бывает так, чтобы они любили друг друга?

Но дедушка не стал смеяться. Он сказал, что всегда любил бабушку и поэтому не знает. Дедушка встретил ее, когда учился в институте. Конечно, он был тогда молод. Но его уже нельзя было считать мальчиком. А бабушку нельзя было считать девочкой. Возможно, встреть он бабушку раньше, в школе, он бы и тогда ее полюбил, потому что бабушку просто нельзя было не полюбить.

- При чем здесь бабушка? - мама опять немного рассердилась. - Алина спрашивает, может ли такое серьезное чувство, как любовь, возникнуть у детей ее возраста.

- Да, да, я понимаю. Ну, почему же - нет? Влюбился же Лермонтов первый раз в пятилетнем возрасте? Это доподлинно известно. Ты же сама зачитывала мне из Ираклия Андронникова…

- При чем здесь Лермонтов? - маму явно не устраивало направление беседы. - Лермонтов - гениальный поэт, классик.

- Но, Оленька, когда ему было пять лет, этого еще не знали. Просто обнаружили, что он влюбился… А почему Алина об этом спросила? Ее что-то тревожит?

- Алину ничего не тревожит. Просто Наташка заморочила ей голову своими россказнями, - подвела неожиданный итог мама, имевшая некоторое представление о Наташкиных проблемах. - Лучше сходи с девочками в театр, чтобы они не забивали себе голову ерундой.

- Конечно, конечно, - дедушка любил ходить со мной в театр. И против присутствия Наташки никогда не возражал.

- Искусство способно дать нам ответы на наши вопросы. Я еще знаешь кого вспомнил? Тома Сойера. Ему было примерно столько же лет, сколько Алине. Может, чуть-чуть больше. Йон во имя своего чувства совершил подвиг. Что-то вроде подвига.

- Папа, ты неисправим! Том Сойер - литературный персонаж. А это - живые дети. Никто не спорит: они влюбляются. Но это игра. Не больше. Вспомни, как Алина рассказывала нам про Соломона. И как ты смеялся.

У нас в классе был мальчик с редким именем - Соломон. Мы все, включая Марсём, звали его просто Саней. Но в некоторых случаях Марсём называла его "полным именем". Например, в день рождения.

У нас был такой обычай. Все усаживались в кружок на ковре, а именинник - в центре, и Марсём рассказывала историю - про какого-нибудь героя с таким же именем.

Имя, говорила она, - связующая нить. Она связывает разных людей аз разных времен. В честь Саниного дня рождения Марсём рассказывала про царя Соломона, про его мудрость и про то, как он строил первый Храм. Но у Соломона, сказала Марсём, был один недостаток. Он имел тысячу жен. И это обстоятельство плохо повлияло на дальнейшую судьбу его страны. Неудивительно. Если у тебя так много жен, ты даже не в состоянии запомнить, как их зовут. Где уж тут уберечься от несчастий!

Марсём рассказывала про царя Соломона три дня подряд. Два дня - про его мудрость, а третий день - про тысячу жен и царицу Савскую. И этот третий день понравился Сане больше всего. Когда мы пошли гулять, он позвал всех девчонок играть в царя Соломона - сказал, будет выбирать из нас самых красивых и жениться. Мы согласились. Все мы тогда (или почти все - включая меня и Наташку) были влюблены в Саню. Он считался самым красивым и всегда высказывал собственное мнение. Марсём считала собственное мнение особым достоинством. Она всегда говорила: смотрите! У Сани на этот счет есть свое мнение! Как интересно! Но если бы Саня никакого мнения не высказывал, мы бы все равно в него влюбились. Вера сказала, он похож на Ричарда Гира. А Ричард Гир - очень красивый. И в кино в него все влюбляются. Когда Вера так сказала, все девчонки быстренько влюбились в Саню. Когда ты в третьем или в четвертом классе, лучше всем влюбляться в кого-нибудь одного. (А потом, через какое-то время, в кого-нибудь другого.) Так гораздо интереснее. Ведь ты должен об этом с кем-нибудь разговаривать - с тем, кто понимает, о чем, собственно, речь. И тогда можно соревноваться: кто больше влюблен, кто раньше займет место в нужной паре.

Мы забрались на крыльцо под окнами сторожа-дворника и стали играть в царя Соломона. У Веры был тонкий прозрачный платок, и она повязала его на голову, как фату. У Наташки платка не было, и она сказала, что фата не нужна. Царь Соломон жил в Африке, и там одевались по-другому. Вот так. И Наташка накрутила на нос и на рот шарф. Тут Вера заметила, что Наташка в шарфе похожа не на невесту, а я какого-то ковбоя, на котором никто ни за что не женится. Только какой-нибудь "голубой". Наташка обиделась. Вера просто не умеет различать ковбоев и бедуинов, сказала она.

А бедуины всю жизнь водились в Африке. Но тут большая Настя предложила всем быть разными, потому что у Соломона жены были из разных стран. И царица Савская, хотя и не была женой, тоже была из другой страны. Все нашли Настино предложение разумным, нарядились, кто как мог, и выстроились в ряд. Саня стал мимо нас ходить и приговаривать: "Так-так-так! Выбираю себе жену! Самую красивую". И пока он мимо нас ходил, у меня внутри все замирало от страха: вдруг не выберет? Но Саня, похожий на Ричарда Гира, был добрым. Саня сказал, мы можем не волноваться, что он вдруг на ком-то не женится. Соломон женился тысячу раз. А нас гораздо меньше. И хотя первой Саня выбрал Веру, следом за ней он выбрал всех остальных. Мы все перешли с одной стороны лесенки на другую. В новом качестве.

Что делать дальше, было непонятно. Вера сказала, теперь Соломон должен выбрать самую любимую жену. Ту, которая будет главной. Много жен - это гарем. А там всегда есть главная жена. Наташка закричала, что Марсём такого не рассказывала - про главную жену и про гарем. А рассказывала только про несчастья. Верка просто хочет покомандовать. Воображает, будто она самая красивая. Тут все начали друг на друга кричать, и Сане стало скучно. Он сказал: "Ну, ладно. Я пошел. Живите тут сами. Все равно всех вас по именам не запомнишь!" И убежал к мальчишкам.

И дедушка с мамой очень смеялись - над тем, как мы играли в царя Соломона. Но это - совсем другое. Не то, о чем я спрашивала. То, о чем я спрашивала, не смешно.

Был день, когда Марсём позвонила и рассказала про Петю, дедушка не смеялся. И мама не смеялась. Мама сказала: "Алиночка! Петя - хороший мальчик. Надо быть великодушной!" А дедушка был очень грустным, но ничего не сказал. Когда Петя пришел к нам на следующий день, он повел его смотреть корабли в энциклопедии и показал один корабль, который раздавило льдами. Но люди, плывшие на корабле, не погибли. Они вылезли на льдины и жили там некоторое время, ожидая спасательной экспедиции.

- Их спасли?

- Да, спасли, - сказал дедушка и подарил Пете пакетик с волшебным порошком.

Этот порошок делали у дедушки на работе, на заводике фармакологических препаратов. Насыпанный в ранку, он останавливал кровь и убивал всех опасных микробов. Порошок может пригодиться, объяснил дедушка, если Петя разобьет коленку или поранит палец. Больше он ничем не мог ему помочь. Но я тоже не могла. Совсем не могла.

- Настя, что с твоими вещами? - Марсём выглядела недовольной. - Я же просила вас аккуратно складывать вещи в шкафчики. И закрывать дверцу. Пожалуйста, приведи все в порядок.

Сконфуженная Настя направилась к шкафу и стала возиться со свитером и шарфом, пытаясь заставить их слушаться.

- А это что валяется?

- Шапка. Это Веры.

- Что Верина шапка делает в проходе?

- Она вывалилась.

- Что значит - вывалилась?

- Ну, она все время вываливается.

- Надо дверцу закрывать. Тогда не будет вываливаться.

Вера встала, засунула шапку в шкаф и прижала дверцей.

Дверца тут же снова распахнулась и снова выпустила шапку на пол, будто кто-то ее заколдовал. Марсём нахмурилась и внимательно оглядела шкафчики. Они сегодня выглядели очень странно. Почти все дверцы были приоткрыты. Некоторые - широко распахнуты. И от этого класс имел вид неприбранного гардероба.

- Я что-то не пойму… Что происходит?

- Маргарита Семеновна! У меня дверца не закрывается. Вчера закрывалась, а сегодня не закрывается. Вот! Смотрите! - Вера продемонстрировала обнаружившийся дефект.

- И у меня!

Класс загудел, выражая жалобщикам солидарность. Гул перекрыл чей-то тоненький голос:

- Это Егор!

- Что - Егор?

- Он магнитики скрутил.

- Что сделал?

- Магнитики скрутил. Со шкафчиков.

- А Илюшка с Жорой ему помогали! - кто-то решил, что справедливости ради надо уличить сразу всех.

- Ничего не понимаю! - что-то мешало Марсём вникнуть в происходящее. Ромик решил объяснить:

- Ну, Егор хотел добыть магниты. Чтобы сделать дома машину. А магниты есть на шкафчиках. И он стал скручивать магниты. А Илюшка с Жориком как раз пришли. Он говорит: во, ребя, где магниты! Хотите? Тогда приносите завтра отвертки. А то ножницами неудобно.

- И что - принесли? - ошарашенная размахом преступления, Марсём все-таки не могла скрыть любопытства.

- Угу! - Егор сидел, насупившись и уставившись в парту. - Принесли.

- Они все трое принесли, - мягко пояснил Ромик. - И вчера свинтили. Вот тут не свинтили. Это мой шкаф. Я не дал. Мне магниты самому нужны.

- И эти люди победили Дрэгона! - Марсём с трудом сдерживала негодование. - Садитесь. Решайте примеры на сто двадцать первой странице. А я пока подумаю, что делать.

Все тихонько сели и открыли учебники, чтобы не мешать Марсём думать. Она тоже села и стала смотреть куда-то мимо нас. Когда прозвенел звонок, она все так сидела. Мы на цыпочках вышли в коридор, а потом вернулись.

- Давайте на ковер! Поговорить надо, - Марсём приняла решение.

Мы сели в кружок, поджав ноги. Все молчали, потому что сказать было нечего. Все понимали: дело плохо.

Я расскажу вам историю, сказала Марсём. Нет, две истории. Первая - из реальной жизни. В одном селе ребята решили устроить дискотеку. Настоящую. Как в большом городе. Когда кругом разноцветные круги вибрируют. Для этого нужны были специальные стекла. Цветные. Ребята стали думать, где их взять. И какой-то умник вспомнил: цветные стекла есть на станции, у светофора. Красное и зеленое. Все взяли отвертки побежали на станцию за стеклами, а вечером устроили дискотеку - как в городе, с цветными кругами. Но утром следующего дня в районе этой станции пассажирский поезд столкнулся с товарняком, и погибло много людей. Об этом писали в газетах. Это первая история.

А вот вторая. Как-то я встретила человека, который каждый день перед заходом солнца начищал до блеска свою лопату. Лопата сияла так, что в нее можно было смотреться - как в зеркало. Я спросила, зачем он это делает. "У каждого из нас есть ангел, - сказал человек. - Тот, что отвечает за наши поступки. Но ангелы не могут заниматься только нами. Если мы что-то делаем правильно - хоть что-то делаем правильно, они улетают по другим важным делам. И тогда одной бедой в мире становится меньше. Если же мы пакостим, ангелы должны оставаться рядом - исправлять наши пакости. Мой ангел знает: вечером я всегда чищу лопату.

В это время он может быть за меня спокоен, может от меня отдохнуть. И он летит спасать кого-нибудь - от бури, камнепада, землетрясения. Летит туда, где нужны усилия многих ангелов. И если хоть один из них не явится в нужный момент, последствия могут оказаться самыми печальными".

Так сказал мне тот человек. Подумайте об этом, ладно?

Это очень важно - узнать про ангелов. Но слова должны за что-то зацепиться. За что-то внутри. Иначе они скользнут мимо.

Как ветер.

Как шум проезжающего автомобиля.

Как чужая кошка, бегущая через двор. Она, такая мягкая и пушистая, бежит по своим делам и не имеет к тебе никакого отношения. Ты, конечно, можешь ее погладить - если она не испугается. И если ты не испугаешься погладить чужую, неизвестную кошку, только что выбравшуюся из подвала, - вдруг она заразная? Но даже если ты ее погладишь, это ничего не изменит в твоей жизни. И в жизни кошки тоже. Она все равно побежит дальше, по своим делам. И ты пойдешь дальше, будто бы никого не гладил.

С ангелами так нельзя. Нельзя поступить с ними так Же, как с этой неизвестной кошкой: все узнать - и пойти по своим делам. Ты должен будешь с этим жить. Дальше - жить с этим.

Вечером я сломала своих лебедей. Достала тихонько с полочки в шкафу, принесла домой и сломала. Внутри меня было тихо и грустно. Я знала: теперь мы не сможем играть с Егором в магнитики. Магнитики теперь нужны для другого. Для шкафчиков. Чтобы шкафчики снова стали закрываться. Я попросила дедушку пойти со мной утром в школу и починить дверцы - мою и Наташкину. Потому что у Наташки, я точно знала, никаких магнитиков нет. И Наташка не знает, где лежит отвертка. Наташкин папа знал, а Наташка не знает.

Когда мы с дедушкой на следующий день пришли в класс, там уже было полно народу: папа Егора, и Илюшкин брат, и еще папы Жорика, Веры, Насти. Даже Петин папа приехал, хотя ему это было очень трудно. Все чинили шкафчики. А мальчишки подавали отвертки и винтики, потому что привинчивать труднее, чем отвинчивать, и у них это плохо получалось, слишком медленно. А девочки просто смотрели или аккуратно складывали вещи - чтобы не вываливались.

Марсём появилась в классе, когда мужчины складывали инструменты и готовились расходиться. Егор собирал в коробку винтики.

- Это запасные, - сказал он вместо "здравствуйте" и показал Марсём несколько магнитных защёлок. - Если отлетит, можно приделать.

- Доброе утро, Маргарита Семеновна! - поздоровался Петин папа. - Работайте спокойно. Ангелы сегодня отдыхают.

⇐ Предыдущая 3 4 5 6 789 10 11 12 Следующая ⇒